ЭЛЯ ПОЗВОЛЬ МНЕ НА ТВОЕЙ КОНКУРСНОЙ СТРАНИЦЕ ПОДИСКУТИРОВАТЬ И ПОРАЗМЫШЛЯТЬ?.....ВРОДЕ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ РАЗВАЛИЛИ, МОЩНЫЙ ВАРШАВСКИЙ ДОГОВОР УНИЧТОЖИЛИ, СТРАНЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СОДРУЖЕСТВА ПОД АМЕРИКУ ЛЕГЛИ,САНКЦИЯМИ ЗАДАВИЛИ И ОБЛОЖИЛИ ЭКОНОМИКУ, РАЗГОВАРИВАЮТ С ИМПЕРИЕЙ, КАК С ТРЕТЬЕСОРТНОЙ СТРАНОЙ АФРИКИ,НАСМЕХАЮТСЯ, ГЛУМЯТСЯ, В БЕССИЛЬНОЙ ЗЛОБЕ ЗУБАМИ КЛАЦАЮТ, А ПОНЯТЬ РУССКУЮ ДУШУ, СТОЙКОСТЬ ХАРАКТЕРА,БЕЗЗАВЕТНУЮ ЛЮБОВЬ К СВОЕЙ РОДИНЕ СЛАВЯН ТАК И НЕ СМОГЛИ!...ВСЯ ЕВРОПА,ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ, ПРОТИВ РОССИИ ВОЕВАЛА: РУМЫНЫ, ВЕНГРЫ, БОЛГАРЫ, ИТАЛЬЯНЦЫ, ПОЛЯКИ,ФРАНЦУЗЫ НЕМЦЫ ИТД...ВСЕ ХОТЕЛИ РОССИИ , В ЗАДНИХ ПРОХОД ВЛЕЗТЬ ОДНОВРЕМЕННО. ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ?...А НЕ СМОГЛИ! ДРАПАНУЛИ В АМЕРИКУ, ИЗБЕГАЯ НЮРНБЕРГСКОГО ПРОЦЕССА И МАШУТ КРИВЫМИ КУЛАЧКАМИ РОССИИ! СМЕШНО !!!!...А МНЕ НЕТ, НЕ ОЧЕНЬ СМЕШНО! И ПРИЧИН ДЛЯ ЭТОГО БОЛЬШЕ ЧЕМ ДОСТАТОЧНО!
.....ОГЛЯНИСЬ,ПОСМОТРИ НА СТРАНУ,НА ПЕНСИИ, НА РАБОЧИЙ КЛАСС, НА ДЕТЕЙ НАШИХ, ВНУКОВ, ПРОСТЫХ ЛЮДЕЙ И ОЛИГАРХОВ И СТАНЕТ ПОНЯТНО КАК И МНЕ, ЧТО СМЕЯТЬСЯ НЕ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ!
......ВОТ И В ТВОЁМ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ,ЧЁТКО ГОВОРИТСЯ О ПАМЯТИ, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ ИССЯКНЕТ В НАШИХ СЕРДЦАХ!.....А ТЫ УВЕРЕНА? А У МЕНЯ ТАКОЙ УВЕРЕННОСТИ НЕТ!...НУ НЕ БУДУ О ГРУСТНОМ, ВРЕМЯ РАССУДИТ, ВОЗМОЖНО И ПОВТОРИТЬ ЕЩЁ РАЗОК ПРИДЁТСЯ!...ХОЧУ СКАЗАТЬ ,ЧТО ПРОИЗВЕДЕНИЕ ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ И С ГЛУБОКИМ СМЫСЛОМ. ЖЕЛАЮ ТЕБЕ ТВОРЧЕСКИХ УСПЕХОВ, КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ, ПРАЗДНИЧНОГО НАСТРОЕНИЯ И ПОБЕД В КОНКУРСЕ!
А ПОБЕДЫ, НЕ ТОЛЬКО В КОНКУРСАХ ФОРМИРОВАЛИСЬ, НО И НА ПОЛЯХ СРАЖЕНИЙ ,БОЛЬШОЙ И НЕОБЪЯТНОЙ СТРАНЫ!
Когда-то, на островном зимовье в домике охотника промысловика Копытова, попала мне в руки потрепанная ученическая тетрадь, исписанная мелким, не разборчивым почерком . Там, в зимовье, я не успел прочитать ее. Вернувшись в поселок, я сунул тетрадь на книжную полку, вскоре забыл о ней, отвлекли другие дела. Лишь недавно я одним духом прочитал ее и пожалел, что не сделал этого раньше. Это были записи охотника о событиях, которые произошли в 1942 году на одном из островов Заполярья.
Самый черный день в моей жизни- шестое июня 1942 года. В этот день,погибли мои товарищи и я остался один, среди льдов и скал, на диком заполярном острове. До сих пор кипит перед глазами белопенный след уходящей, похожей на касатку, немецкой подводной лодки … Но хочу рассказать все по порядку. В четыре часа утра меня сменил на дежурстве наш радист. Спать не хотелось, я сказал, что пойду прогуляюсь взял бинокль, малокалиберную винтовку и направился вверх по ручью по каменистой ложбине. Солнце сияло во всю мочь, но было морозно,скалы, покрытые инеем,сверкали как новогодние елки. На склонах гор белели ледники,словно молочные реки, берущие начало в тающем полярном небе. Никогда наш остров не казался мне таким прекрасным, как в это утро. Горы после недавнего урагана были величаво-спокойными, мирными. Всем своим видом они говорили: пусть ветер не злит нас,и мы не будем гудеть, грохотать, швыряться обломками скал. Я смотрел на них и думал,скорее бы на фронт! Защищать родные горы ? Нет, они сами себя защитят – встанут в моей душе , вершина к вершине и обрушатся на врага вместе со мной. И вдруг,услышал выстрел. По звуку определил – из нашего карабина. В тот же миг заметил какое-то движение в ложбине между двумя сопками, поднял бинокль и увидел стадо диких оленей. "Наконец-то. – мелькнула мысль, - после всех неудач…".Снова послышались выстрелы, один за другим, и одновременно резкие, частые очереди. "Пулемет ?!" -оторопел я и кинулся, со всех ног, к лагерю. Спотыкаясь, падая, не чувствуя боли, я бежал напрямик через груды камней к ручью. А в ушах все еще гремели леденящие душу очереди.Подводная лодка огибала каменную гряду. Скрылась … Никого! Наш костер догорал. Со стоном я повалился вниз лицом на камни, перевернулся на спину, вскочил и заметался по берегу, сдавленным голосом повторяя имя начальника экспедиции.: Иван Сергеевич...Иван Сергеевич.. Отчаяние охватило меня. Ничего не соображая, я сел возле костра. На куче углей увидел пирамидку из черного пепла, догадался, что это такое – карта, наша драгоценная карта. Иван Сергеевич успел бросить ее в огонь. Я осторожно взял в ладони черный пепел – вот во что превратились все наши труды … Весь день я поддерживал костер, с ним было как то легче. И думал. Думал. Что же мне делать дальше? В этот район должно было прийти гидрографическое судно с материка. Ждать здесь? Можно сойти с ума. От места аварии, где пошла на дно наша рация, мы ушли далеко. Пойду на юг вдоль берега. Увижу судно, подам сигнал. Не увижу, что же за лето доберусь до южной оконечности острова, там близко становище. На пути – птичьи базары, с голоду не умру. У меня больше двадцати патронов, охотничий нож. Захвачу консервную банку – заменит котелок и кружку… Ночью, когда кончились дрова и погас костер, я отправился в путь. .....О своем путешествии много распространяться не буду. Первые дни голодал. Потом убил оленя. Часть мяса нарезал узкими полосками, высушил на скалах.. Остальное съел. Из шкуры вырезал ремни и превратил свою малицу в заплечный мешок. На птичьем базаре собрал полсотни яиц. Пятнадцатого июня. Это был день моего рождения, мне исполнилось семнадцать лет, я прилег отдохнуть у подножия холма и проснулся, как мне показалось от раската грома. В стороне. Над самыми холмами,летел самолет с черным крестом на фюзеляже. Похоже, шел на посадку… Немцы захватили остров ? Что там делается на Большой земле ? Вопросов было много, ответа на них – нет. После потери рации мы часто говорили о войне, пытались угадать, как развиваются события в мире. Все, за исключением Ивана Сергеевича. Были убеждены. Что война закончится в этом году. Мы называли его пессимистом, считали что он не дооценивает наших союзников. Спорили о том, кто раньше дойдет до Берлина – они или мы. Но начальник экспедиции стоял на своем: война кончится в сорок четвертом, второй фронт союзники откроют «под занавес».
Теперь мне не с кем было спорить. Часами я мысленно наблюдал за вели- кой битвой, сотни раз видел в мечтах, как Красная Армия гонит врага все дальше, штурмует Берлин. Конечно, и сам участвовал в сражениях, был танкистом, летчиком, моряком. Артиллеристом, разведчиком. Кидался в гущу боя, первым врывался в кабинет Гитлера и падал на пороге. Сраженный пулями телохранителей. Серьезное, не смертельное ранение было необходимо, иначе я изрешетил бы Гитлера и все испортил. Для него у меня была особая программа. Фюрера брали живым, сажали в железную клетку, возили из города в город, из страны в страну и наконец вешали на какой – нибудь высокой черной горе. Домой я возвращался героем, без руки или без ноги. Пароход останавливался на рейде напротив нашего становища.От берега отчаливал катер, на палубу поднимался "президент" Новой Земли. бессменный председатель островного сельсовета Тыко Вылко и несколько минут пристально смотрел на меня… "Не узнаете, Илья Константинович?"- «Максимка!» И вот я выхожу на берег, и ко мне кидается Нина Выучевская. Наконец-то рассеивался туман, кончились мои сомнения – она любила меня, ждала… Гул мотора оборвался, самолет приземлился где-то недалеко. Я осторожно стал пробираться по склонам холмов и вскоре увидел справа от себя небольшое продолговатое озеро. К его западному концу вплотную подступали каменистые сопки, и я направился туда. С высоты, из узкой расселины, я увидел ровную долину овальной формы, которая протянулась к югу от озера. Дальний ее конец и западная сторона были ограждены скалами. В юго-восточной части естественного аэродрома стоял самолет, недалеко от него виднелось какое-то строение.
.....Солнце было у меня за спиной, я устроился поудобнее и стал наблюдать в бинокль. Вдоль восточного края долины протекал ручей, впадающий в узкий фиорд. По ту сторону ручья громоздились холмы, за ними синело море. У самолета и прямоугольного приземистого сарая никто не показывался. Моя позиция была неудобной, я решил подобраться поближе и направился, прячась за скалистой грядой, на юг вдоль долины. Прямо против самолета снова вылез наверх.
" Отсюда я могу подстрелить летчика, как куропатку"-с этой сладостной мыслью,я поднял к глазам бинокль. Недалеко от устья ручья, на его противоположном берегу, стоял длинный бревенчатый дом с низкой пристройкой и двумя железными трубами на крыше. Видная мне стена дома была слепой, без окон, вдоль нее уложены штабеля дров. Через ручей переброшен мостик – два стесанных сверху бревна. Между ним и крыльцом дома прогуливался часовой в кожаной меховой куртке, унтах, с автоматом на груди. До него было метров двести, и я мог бы запросто всадить в него пулю.
Самолет двухкрылый, нижнее крыло короче верхнего. Как я выяснил позднее,были у немцев такие учебно – тренировочные самолеты. Южный берег фиорда был заграможден плавником, я решил перейти туда, еще раз сменить позицию,чтобы получше рассмотреть дом. Часов у меня не было, судя по солнцу – скоро полночь.
" А может быть, пристрелить этого немца?" - заколебался я, - "..и ходу, в горы!".
Но я отбросил эту мысль и решил продолжать разведку. Спрятав рюкзак в расселине, подполз к груде плавника и стал рассматривать дом. Я находился теперь в устье ручья, мне была видна вся южная сторона дома. Четыре окна – сколько же там жильцов ? От волнения меня прошиб пот. Глянув в сторону сарая, я увидел там еще одного часового. "Надо укрыться где-нибудь" - подумал я, - "..успокоиться, понаблюдать! Установить, сколько их здесь, чем они занимаются".
Я посмотрел направо. Длина фиорда – с полкилометра , вход узкий, с моря его не сразу разглядишь. От мыса на юг тянулась высокая каменная гряда, над нею тучами носились кайры и чайки – птичий базар. Там я и решил укрыться до утра. Успокоиться и выспаться в ту ночь мне не пришлось. С трудом я вскарабкался по расселине на скалистое плато и в небольшой впадине, почти у самого обрыва, наткнулся на свернутые кольцами веревки, небольшой сачок с длинной рукояткой и две кожаные сумки с лямками. Сначала перепугался, залег между камнями, ожидая каждое мгновение, что слева или справа появятся немцы. Прошло полчаса. Я понял, что бояться мне пока нечего. Здесь побывали сборщики яиц. Спускались по обрыву на веревках, сачком поддевали яйца складывали их в сумки. Они по – видимому еще вернутся сюда...Сонливость с меня как рукой сняло, я стал обдумывать план предстоящей операции. Кайра кладет только одно яйцо и начинает высиживать его. Свежим оно бывает короткое время. Выбирать яйца надо через день – через два. Значит… Сегодня, завтра, в крайнем случае, послезавтра сюда явятся любители яйц. Их немного – двое, трое. Не больше. Повиснут на веревках и я сброшу их на рифы. План казался мне великолепным, я решил устроить засаду. Выбрал два подходящих места, надежно упрятал свое барахло и залег на мысу. Сборщики появились через сутки. Меня всего передернуло, когда я увидел резиновую надувную лодку, пересекающую фиорд. В лодке было двое.
Я покинул свой наблюдательный пункт и забился под нависшую каменную плиту шагах в двадцати от места, где лежали веревки и сумки. Полчаса спустя услышал голоса. Один из сборщиков болтал без умолку, голос у него был звонкий, походил на птичий. Второй бурчал низким басом, коротко, как – то лениво, я подумал, что он не выспался. По моим расчетам, они дошли до места, пора бы им приняться за дело, но щебечущий голос не умолкал ни на минуту. Я выглянул. На виду был лишь один немец. Он сидел на корточках у обрыва с веревкой в руках и что – то говорил, говорил беспрерывно своему невидимому спутнику. Стиснув рукоятку ножа, я стал подкрадываться ближе. На веревке спустился один из сборщиков. Значит, он там собирает яйца в сумку, когда она наполнится, второй поднимет ее наверх.Веревочная петля накинута на зубец скалы. С ножом в руке я поднялся и потихоньку подошел к нему сзади. Страха не было, если бы он обернулся, я бы его заколол. " Щебетал бы ты на своем Шварцвальде", - подумал я и изо всей силы ударил его ногой в зад. В жизни не слышал такого жуткого визга. Один есть…Я ожидал, что голова второго немца вот-вот появится над обрывом. Перерезать веревку? Или сдернуть ее со скалы? Лучше сдернуть. Там, в доме, не будут знать об этом и обо мне.Подумают, что грохнулись сами, без посторонней помощи. Сердце колотилось в груди, я потерял ощущение времени, казалось, что стою так очень долго .Не выдержал, глянул вниз… Немец удобно сидел на выступе скалы, свесив ноги, держался одной рукой за веревку, обвязанную вокруг пояса, сосал яйцо. До него было метров пять. Я облегченно перевел дух – можно не торопиться. Выбрал подходящий камень, с полпуда весом, и опустил его немцу на макушку. Не глядя вниз , снял петлю со скалы, веревка не натягивалась. Сильно дернул в сторону, и она вырвалась из рук … "Второй !" Захватив винтовку, рюкзак, я пошел вдоль берега прочь от мыса. Надо мной оглушительно галдели птицы, я шагал через их базар, и словно какие-то невидимые крылья легко несли мое тело по скалам.
... Километрах в трех от мыса я соорудил берлогу из камней и плавника и проспал в ней до вечера. Съел пару яиц, пожевал сушеного мяса и стал думать, что делать дальше. Я твердо решил не уходить отсюда, пока не уничтожу хотя бы еще одного фашиста. Хорошо бы двоих.Я должен отомстить за своих друзей. За каждого по фашисту – око за око, жизнь за жизнь. Послышался гул самолета, из своего убежища я видел его тень, скользнувшую по воде залива. Ходи здесь да оглядывайся, летчик может обнаружить в два счета. Часов в одиннадцать вечера по моим небесным часам я снова был на мысу. Посмотрел в бинокль. Самолет на месте… Часовой… На левом берегу ручья у подножия холма – два деревянных креста. Вчера их не было – пока я спал, успели похоронить сборщиков яиц. "Надо подобраться поближе, - решил я. – Без разведки не проживешь". Я спустился вниз и, скрываясь за горой плавника, пошел вдоль фиорда. В одном месте между нижними бревнами и землей был просвет, я заглянул туда и увидел что – то вроде небольшой пещеры. Таких пустот в толще плавника оказалось несколько. Одна из них близко располагалась к концу фиорда, я протиснулся в нее и понял, что лучшего наблюдательного пункта мне не найти. Пещера напоминала колодец, и была перекрыта сверху несколькими рядами бревен. В верхней части – отверстие, через него проникала струя света. В ту же ночь я перенес в убежище свои прожитки и стал наблюдать. На крыльцо вышел долговязый детина в черном меховом комбинезоне, с рюкзаком и автоматом в руках, что – то сказал часовому. Я испугался, что он заметит меня, если посмотрит в мою сторону, и отодвинулся от амбразуры. Подумав немного, успокоился: отверстие небольшое, лицо у меня обветренное, загорелое, темное, как скала, заметить меня невозможно, только надо поосторожнее обращаться с биноклем. Долговязый сошел с крыльца и быстро зашагал вверх по ручью. Вскоре я потерял его из виду. Из дома один за другим выходили его обитатели, голые до пояса . Я насчитал шесть человек. Значит с часовым и долговязым – десять. Немцы делали зарядку, мылись в ручье.
" Был бы у меня автомат, - подумал я, наблюдая за ними, - я бы вам всыпал" . Где-то вдали ухнул взрыв, от неожиданности я чуть не выронил бинокль. Но немцы на взрыв не обратили внимание, спокойно продолжали заниматься своими делами. "Долговязый глушит в озере рыбу, - сообразил я. – Можно там устроить засаду. Укокошу еще одного, захвачу автомат!". И гордая мысль, которая раньше едва брезжила в моем мозгу, вдруг засияла как лучик солнца: я всех их уничтожу! Буду считать себя рядовым бойцом Красной Армии. Приказ: уничтожить военную базу противника, обнаруженную на острове. Кто не был в моем положении, вряд ли поймет, как это тяжко не иметь никаких сведений о том , что происходит на свете, потерять связь с людьми, со своей страной в такое трудное время. Чего только не приходило в голову! Моя догадка о том , что долговязый уходил на рыбалку, подтвердилась: он вернулся и вытряхнул на траву у крыльца несколько крупных рыбин. "Омули , наверное или гольцы", - подумал я , и у меня потекли слюнки. Мои запасы продовольствия почти кончились, осталось три яйца и кусочек оленины, но меня это мало беспокоило: кайру на гнезде можно взять хоть руками, голодать не придется... "Десятый", - прошептал я, увидев выходящего из двери немца. Очевидно, это был командир: часовой и долговязый вытянулись в струнку. Он был среднего роста, полный, краснолиций, в черном мундире, стоял сложив руки на нижней части живота, и что-то говорил долговязому. "Двести метров!" - прикинул я расстояние до него. – "Не промахнусь. Ладно живи пока. Не лезь без очереди!" . Он послушно повернулся ко мне спиной и ушел в дом. Вскоре зарокотал мотор – долговязый оказался летчиком, самолет улетел и вернулся часа через два. Я смотрел во все глаза, ради чего немцы высадили здесь свой отряд. После двух суток почти непрерывного наблюдения сделал кое-какие выводы, возможно ошибочные. По моему мнению, это был разведывательный отряд. Состоял он из двенадцати человек: командира, его заместителя, механика и техника, врача, повара, пятерых солдат, несущих охрану. Теперь их десять. Задача отряда – добыть сведения о наших кораблях, проходящих через пролив Красные Ворота, или найти на Новой Земле подходящее место для высадки большого десанта. Может быть отряд выполняет не одну задачу и поддерживает связь не только с каким – то Центром, но и с подводными лодками. Особенно ломать над этим голову я не стал: ясно, что немцы делают какое-то черное дело. Живут они здесь с прошлого года.Самолет вылетает редко, без расписания. В сараи – бочки с бензином. Часовые сменяются каждые четыре часа. ....Я здорово проголодался, хотелось пойти на птичий базар за кайрами, но подумал, что могу упустить удобный случай добыть автомат. Решил сначала "поохотиться" на рыболова, потом сделать перерыв, заняться кайрами. Двадцатого утром я пробрался к озеру, у источника ручья увидел перевернутую резиновую лодку, но не стал подходить к ней. Метрах в двадцати пяти выкопал в песке на склоне холма углубление, из которого удобно было стрелять. Рассчитывать на то, что к озеру опять явится долговязый, я не мог. А с самолета почти наверняка заметили бы меня – пришлось соорудить убежище на скалистом берегу озера и до поры до времени залечь там. Моя предусмотрительность спасла меня: мимо облюбованного мною холма прошли четыре немца, до меня донеслись их голоса. "Куда это они?" – подумал я, скорчившись в своей каменной конуре – "На разведку? На охоту?" Через пол часа издалека донеслись автоматные очереди, одиночные выстрелы. Немцы долго не возвращались, и чуствовал себя скверно: неприятно сознавать, что враг бродит за твоей спиной, а ты ничего не можешь сделать. Наконец снова послышались голоса. Когда немцы обогнули озеро , я навел на них бинокль. Охота была удачной: на двух оленьих шкурах они тащили груды мяса. Подождав немного, я выполз из своей норы, спустился на холмистую равнину и пошел на север, рассчитывая отыскать место, где немцы разделывали оленей, голод становился нетерпимым. Пройдя километра три, я увидел в ложбине веточки рогов и бурые туши. Немцы скосили целое стадо – четырнадцать оленей. Здесь уже пировали песцы, встретившие меня недовольным визгом и лаем… Немцы кое – как разделали лишь четыре туши. У остальных десяти оленей были вырезаны языки. Так охотятся полярные волки: убивают сколько могут, съедают одного, языки вырывают у всех. Я вволю наелся нежного сырого мяса и килограмма два упрятал за пазуху. Вернувшись в убежище, выложил оленину на плоский камень. После сытой еды клонило в сон, глаза слипались. "Придет рыбак, разбудит", - усмехнулся я, - "Как он бросает заряд – с лодки или с берега? Хорошо бы долговязого хлопнуть, для меня – враг номер один , стервятник. Впрочем, может быть в отряде он не единственный летчик…" Спал я не долго, с полчаса… Над ручьем взлетели две утки, и я увидел рыбака. Это был долговязый. Сердце у меня затрепыхалось. Я мог бы стрелять и отсюда, но решил действовать наверняка. Бегом кинулся к своему холму, лег в углубление, осторожно выглянул. Долговязый про- ходил мимо, направляясь к лодке, мурлыкал под нос какую-то песенку. Остановился. Бросил рюкзак. Положил на него автомат. Мушка плавно ходила, повторяя движения его затылка, хотя я и не знал ,когда выстрелю. Летчик наклонился. "Лучшего момента не будет", - решил я и выстрелил. Он выгнулся, растопырил руки и повалился на лодку. – "Третий", - прошептал я, перезаряжая винтовку.- "Отлетался коршун, погасло для тебя красное солнышко!". Можно было взять автомат и уйти. Но я медлил. Было заманчиво, раз уж начал воевать в открытую, остаться здесь. Подождут час- другой, забеспокоятся. Сколько человек может прийти сюда? Двое, может быть один. Если двое, можно уложить их из автомата. Но… беда в том, что я ни разу не держал его в руках. Из своего карабина, я сбивал птиц на лету, лучше меня на острове стреляет только один Сергей Ларетус, из малокалиберки могу выбить глаза всем этим воякам за пятьдесят метров, но черт знает что это за оружие автомат, можно попасть впросак. Рисковать не стоит.
Я подошел к убитому, поднял автомат."«Взять рюкзак?" - подумал я, и меня осенило: можно еще раз попытаться замести следы! Открыв рюкзак, я выложил из него два металлических кубика с короткими, около метра, бикфордовыми шнурами. Подсунув под голову летчика взрывчатку, вставил весла в уключины, поджег шнур. Сильно толкнул лодку, выскочил на берег. Ярко блеснуло пламя, долговязый словно ожил, взметнулся – зрелище было отвратительное. Взрыв оказался сильнее, чем я ожидал. "Салют!", - с трудом выговорил я, сунул за пазуху второй кубик решив использовать его, если удастся, для уничтожения склада или самолета.
.....В своё укрытие, я вернулся поздно вечером. Потерял целый день, устал как собака, но зато разобрался в автомате. Глянул в амбразуру, я невольно вздрогнул: на берегу ручья, чуть выше мостика, лежали носилки с телом убитого, лицо его было закрыто простыней. Впрочем, какое лицо. Самолет немцы закатили в сарай. Трудились вечером вчетвером, один остался на посту, трое пошли вдоль ручья к мостику, я потерял их из виду. И вдруг совсем близко, слева от себя., услышал голоса. Сверху на меня посыпалась пыль – немцы раскидывали плавник, подбираясь к моему укрытию! "Вот и все!", - тоскливо подумал я. – "Выследили… Пришли за дровами? Дров у них полно… Не подобрал гильзу!..." Я сидел, боясь шелохнуться, с автоматом на коленях. Неожиданно возня прекратилась. Немцы перешли мостик, доставив к дому несколько небольших бревен. Закрыв лицо руками, я медленно приходил в себя. Немцы что-то мастерили у крыльца, без особого интереса я наблюдал за ними. Наконец до меня дошло – они делали крест… Погода испортилась: небо наглухо заволокло тучами, дул резкий северный ветер. Все,за исключением часовых,ушли в дом. Похороны, по видимому, состоятся завтра. Тревожно было на душе в эту ночь. Часов в пять, я обратил внимание, на странное поведение часовых. Один стоял неподвижно, прислоняясь к стене между окнами, и смотрел в сторону моря, другой сидел у двери сарая. То ли труп летчика действовал им на нервы, то ли просто укрывались от ветра. Обычно они прохаживались вокруг своих объектов. ...Я вылез из своего укрытия. С автоматом в одной руке и взрывчаткой в другой,прячась за скалами, быстро зашагал в сторону озера. Часовой спал! Или просто сидел с закрытыми глазами.Осторожно спустив затвор, я лихорадочно соображал, чем лучше действовать – ножом или прикладом. ..."Ах, была не была !" С поднятым автоматом я боком вывернулся из-за угла. Сделал шаг, другой – немец не шевелился. На вид ему было лет двадцать, щуплый, курносый. Вся его жизнь была… позади. Изо всех сил я двинул его прикладом по переносице. Оглянулся ,взвел затвор. Послушал, как шумит ветер. Отодвинул засов, приоткрыл дверь, затащил труп в сарай. Принес взрывчатку, положил ее на пол у крайней бочки. Смахнул пот со лба, поджог шнур, подхватил автомат, выскочил из сарая. В несколько прыжков очутился на берегу ручья, вошел в воду. Громыхнул взрыв. Пригнувшись, я добежал до первого холма, остановился. Загрохотали взрывы, над сараем взметнулось пламя . Работая ножом и руками, я буквально похоронил себя заживо под кусками дерна во впадине между двумя холмами, метрах в сорока от кладбища. Штормовой ветер гнал песчаные вихри – они заметут все следы. Я был укрыт с головой, можно было пройти по мне и не заметить. Но тревога в душе росла. Слишком гладко, думалось мне, прошли мои операции. Я ставил себя на место краснолицего и приходил к неутешительному выводу: он должен что-то предпринять против меня. Два человека разбились. Это бывает. Сбор яиц на птичих базарах – занятие опасное, даже опытные люди гибнут. Придраться было не к чему. Но случай с летчиком - Нелепая смерть. Пьяный он был что ли? Я бы осмотрел там каждый камешек. Отыскал бы гильзу. Похоже, они ее не нашли, но должны были насторожиться… Сегодняшний взрыв… Часовой укрылся от ветра, закурил? Могло быть и так , но слишком много случайностей. Скорее всего, мои тогдашние опасения были беспочвенными, о моем существовании немцы не подозревали. Похоронная процессия появилась утром. Двое несли носилки, двое шли по сторонам с автоматами на груди. Краснолицего не было. Сквозь узенькую щель я спокойно наблюдал, как половина поредевшего отряда выстраивается на краю могилы, ждал удобного момента. Автоматчики наклонились, двое взялись за лопаты… Двумя короткими очередями я сбил их наземь.Перевел предохранитель на одиночные выстрелы. Всадил в каждого еще по пуле, приговаривая : "Пятый… Шестой… Седьмой… Восьмой…" Я охотник, знаю, что такое раненый хищник. Сбросив земляное одеяло, я побежал к озеру. Остановился у конуры, посмотрел, нет ли погони. Поминутно оглядываясь,стал пробираться к укрытию. "Ну, краснолицый, как ты себя чувствуешь?" – злорадно подумал я, устраиваясь у амбразуры. – "Теперь выходи…" У мостика был вырыт одиночный окоп, обнесенный со всех сторон земляным валом. Ствол ручного пулемета был направлен на скалы, ограждающие южный край долины, на мой левый фланг. От окопа к крыльцу тянулась узкая траншея. Над валом показалась рыжая меховая шапка. " Меня на эту удочку не поймаешь!", - усмехнулся я.- "Подожди, скоро я тобой займусь. Где другие?".Второй стрелок, тоже с пулеметом, лежал на крыше возле трубы, спиной ко мне и лицом к кладбищу.На виду больше никого не было. Я прицелился сначала ему в затылок, но побоялся,что из-за сильного ветра промажу, выстрелил в спину. Немец заорал и пополз вниз по крыше. Я уже сжимал в руках автомат и смотрел на окно и окоп. Ветер дул на меня, немец, наверно, не расслышал выстрела и повернул пулемет в сторону кладбища. Теперь сверху я видел его голову. Стрелять из автомата и тем самым обнаружить себя – не было смысла. Снова сменив оружие, я быстро прицелился и выстрелил. Услышал или мне показалось, как пуля шлепнула в жирный затылок. "Остальные двое. Где они?"... Краснолиций, конечно в доме… Распахнулось окно, второе от меня, из него показались ноги, потом туловище. Предпоследний получил пулю раньше, чем коснулся земли. Крича диким голосом, поднялся, хватаясь руками за стену. Торопливо перезарядив винтовку, я выстрелил еще раз, но промахнулся – брызнуло стекло. Пришлось выстрелить еще дважды, немец наконец затих. Я обшарил глазами весь дом – краснолицый не показывался. "Теперь твое слово!", - сказал я, взяв автомат. Но " говорить" ему, пока было не с кем. Ветер стал затихать, сквозь амбразуру мне был виден кусочек синего неба. " Проще всего поджечь дом", - размышлял я. – "С той стороны, где дрова. Но пока выбираюсь отсюда, он может выскочить. Притаится где – нибудь, неизвестно, кто кого раньше увидит. Подожду до ночи. Что он сейчас делает, о чем думает ? Слышал крики – и ни одного выстрела! Наверно, ум за разум заходит!" Рывком настежь распахнулась дверь. На крыльцо шагнул последний и застыл, как истукан, со скрещенными, опущенными руками. Я не стрелял, сам не знаю почему. Растерялся. Постояв с минуту, он резко повернулся и ушел в дом, оставив дверь открытой. ..."Идиот!" – обругал я себя, выбрался из укрытия, перешел мост и остановился у крыльца. В глубине дома раздалось подряд три негромкие выстрела. "Из пистолета? Значит, он там не один?"-удивился я. Подошел к двери сбоку, осторожно заглянул внутрь дома. Никого. Переступив порог… увидел краснолицего – он лежал на полу в неестественной позе. У ножки стола - пистолет. Почему-то я думал раньше, что самоубийцам всегда хватает одной пули. В комнате пахло спиртом. На столе лежала записка – четыре строчки, подпись, дата. Я не понял ни одного слова, хотя в школе – интернате изучал немецкий язык. Вот и закончилось сражение!" -подумал я. Ноги у меня подкашивались, кружилась голова , мучила жажда. Я вышел из дома, напился из ручья. Сбросил убитых с обрыва в фиорд. Хотел пойти за краснолицым, но вдруг заметил какое-то движение . Со дна словно били красные родники. Над водной рябью мелькнул темный, изогнутый плавник, потом второй, третий…Касатки.Собрал оружие и не дойдя до дома, прилег на траву, у подножия холма. "Чайку бы горяченького!", - подумал я, засыпая,-"кружек этак десять…» ..
ВОТ ТАК ВОЕВАЛИ В КАЖДОМ УГОЛКЕ НАШЕЙ НЕОБЪЯТНОЙ РОДИНЫ, НА КОТОРУЮ НАПАЛ ВРАГ!
Помочь сайту
Поздравления
