Часовой Ваня

В тот год приближалось празднование  сорокалетия дня Победы. Этот праздник всегда чтим в нашей семье. Мой дедушка – Степан Ильич прошёл путь войны от первого и до последнего дня. Несколько раз был ранен, дважды контужен, но всё же вернулся живым. Дед не любил вспоминать своё военное прошлое, объясняя это так:

«Внученька, там было столько много горя и невосполнимых потерь, что у меня при воспоминании о погибших друзьях-товарищах сердце заходится». И я отступала со своими расспросами.

         Однако всё изменило письмо. Оно пришло ровно 9 мая. Конверт был разукрашен разными марками, показывая, что адресант живёт за границей. Адресовано письмо было деду. Он надел очки и удалился в свою комнату. Видно, что послание его очень взволновало. Вскоре он вернулся к нам. Лицо его светилось от радости.

         - Это написал мне Ганс. Он сейчас проживает в Гановере. - а я потерял его адрес. Он же как-то сохранил мой.

         - Дедушка, а кто такой этот Ганс? – задала я всех интересующий вопрос.

Мы сидели за праздничным столом и ожидали ответа деда. И он впервые рассказал нам о войне и о том, как познакомился с Гансом.

"Наша часть тогда стояла на территории Белоруссии. Звёздная ночь, казалось звенела тишиной – настолько была холодной.

Я вышел покурить из своей штабной хаты. Смотрю недалеко стоит часовой и охраняет всех, кто находится в хате. Мне стало его жаль – уж очень сильный давил мороз. И я решил посочувствовать:

         - Холодно! Да? – часовой повернул ко мне лицо с белыми усами и ресницами, а потом ответил:

         - Холодно!? Нихт ферштейн!

Я остолбенел и даже мороз показался не таким жгучим. Немец зубами стучит от холода, а за плечами у него винтовка. Я, конечно, винтовку забрал и завёл в хату. .Наши - ординария, штаб, спят все, кто по лавкам, кто на соломе, кто на полу. Устроил им разгон, начальнику штаба чуть в ухо не дал, говорю ему:

- Кто нас охраняет?

- Так там часовой.

- Какой часовой, твою мать, немец штаб стережет!

В общем шум поднял. Решаем, что с ним делать. Начштаба говорит: «Расстрелять и всего делов!»

Но остальные не согласились. Короче, мы его обогрели, напоили, накормили, да и спать уложили. А он и не порывался ни сопротивляться, ни уйти. После боёв все так устали, что сон валил с ног. Допрос оставили на утро.

         Поутру начали его допрашивать.  И вот тут мне стало так жаль, что в школе неприлежно учил немецкий. Как бы он мне теперь пригодился. Но кое-как где, подбирая слова, где жесты, всё же поняли, что этот немец автомеханик. Он нам заявил, что воевать не хочет. Сбежал, прятался по лесам, совершенно замёрз, оголодал и очень хотел сдаться в плен. Второго часового видел, но решил стоять в отдалении, чтобы случайно тот не выстрелил в него. Изображал ещё одного  часового.

Я говорю ему: «Гитлер капут?!» и он часто кивая ответил: «Капут-Капут!»

После боёв в бригаде появилось много трофейных машин. "Бюссинги", "Ман-дизели". Наш зампотех, Сергиенко в технике здорово разбирался, но, все-таки с восстановлением трофейных автомобилей часто возникали проблемы. Направили немецкого техника ему в помощь. Надели на него наше обмундирование, только звезду с шапки убрали, и погоны с шинели. «Ну, все, -  говорю, - Ванькой будешь!». Так его и прозвали, Иваном. Настоящее его имя (Ганс) я тогда ещё не знал. Он остался в батальоне, работал, занимался восстановлением трофейной техники. И дальше пошел с батальоном.

Как-то, мы уже приблизились к Румынии, я пошел проверять посты. Это была постоянная практика, что комбат, или замкомбата, или штабные офицеры ходят, проверяют посты. Постоянно, кто-то не спит, ходит патрульным порядком. Накануне наши хозяйственники поехали на трофейный склад, получать продукты, спиртное. Склады, хотя и трофейные, находились уже в ведении армии, имели охрану, заведующих, учет. Иду по расположению батальона, вдруг слышу:

- Хальт!  - возле грузовика стоит Иван с винтовкой.

Говорю ему:

- Я тебе дам, "хальт", твою мать! Ты чего тут, почему с оружием?

Открыл дверь, изнутри вываливаются начпрод и зампохоз, пьяные в дым, ничего не соображают - дорвались до вина. Нахлестал им по щекам, отправил проспаться. Надо же, вооруженного немца поставили в охрану, сами перепились. Подобные проступки, вне боевой обстановки случались, но за пределы батальона информация о них не уходила.

Нашего Ивана перед Яссо-Кишиневской операцией забрали из батальона. Контрразведка бригады знала, что он у нас, и первое время не возражала. Он был ценным специалистом. Потом контрразведчик пришел ко мне:

- Все, Степан, немца нужно отправлять в тыл, дальше ему с нами идти нельзя. В бригаде сделали ему удостоверение, справку о его работе у нас.

Потом он был направлен в немецкую антифашистскую группу Отто Гроттоваля. Как сложилась судьба Ивана-Ганса дальше не знал, но адресами обменялись. Интересно было бы после войны встретиться, посмотреть друг на друга. И я писал ему сразу после Победы. Однако ответа не получил, а потом адрес потерялся где-то в бумагах. Только, насколько я помню, не Гановер он тогда указывал. И сомневался я ещё жив ли он – наш Ваня, ведь по возрасту был несколько старше меня. А сейчас я так рад известию от него!»

Дед закончил свой рассказ и замолчал. Мы не мешали ему вспоминать былое. И самое приятное было в том, что и на войне случались не только трагедии, но и вот такие курьёзные истории.