Барсук и Лисица

   В сумрачном, пропитанном запахом прелой листвы, осеннем лесу, под шатром вековой ели, Барсук, словно одержимый, копал нору. Дни напролёт, не зная сна и отдыха, движимый неутолимой жаждой обустройства, он готовил себе зимний приют. И труд этот был исполинский! 

   Не лопатой, и не киркой, а лишь упрямыми когтями выгрызал он в утробе Матушки-Земли просторную обитель. Разделить её предстояло на несколько покоев: кладовую, где в тишине дожидались бы своего часа запасы еды; укромный уголок для нужд телесных — то есть туалет; и, наконец, самое сердце жилища – просторное логово. Под самым потолком – отдушина, дарящая свежесть лесного воздуха, а на пол – мягкий ковер из мха и опавших листьев. 

   И потрудился Барсук, не щадя сил. Но, что же гнало его, заставляло так неистово вгрызаться в землю? Причина была проста и горька: поздняя осень уже багрянила лес, а он, бедолага, оставался практически без крова. И это уже второе логово, которое ему приходилось возводить в этом году! 

   Было у него, неподалеку отсюда, обжитое место, уютное и надёжное, но кто-то нагло и бесцеремонно покусился на его владения. 

   То постель растреплет, размечет в диком беспорядке, то из кладовой стащит остатки скудных припасов. Стоило лишь на миг покинуть дом, как, вернувшись, он находил полнейший разгром. Подстерегал врага, караулил, выслеживал, гневался – всё тщетно. 

   Случалось, днями напролет не покидал он логово, словно тень, ожидая непрошеного гостя, лишь кончик носа высовывал наружу, настороженно вслушиваясь в лесную тишину. И никого. 

   Но, стоило ему лишь на несколько шагов отдалиться от норы, как, вернувшись, он заставал всё перевернутым вверх дном, словно в жилище похозяйничал лесной ураган. 

   Злился он, мучился, терзался, пока, наконец, не иссякло его терпение, и принял он твердое решение – вырыть себе новое, неприступное жилище. 

   — Эх, поймать бы мне этого озорника! — рычал Барсук сквозь зубы, — я бы ему косточки пересчитал! 

   И, наверное, не пощадил бы, ведь был он силён и страшен в своем праведном гневе.

   Немало сил и времени отняло строительство нового дома, но всё же не удалось ему сделать его столь же уютным, как прежнее. Слишком спешил – зима уже дышала в спину ледяным дыханием. 

   Закончив работу, нужно было как следует подкрепиться – во-первых, потому, что зверски оголодал, а во-вторых, потому, что впереди ждала долгая зимняя спячка, время, когда придётся отказаться от пищи. 

   Надо отдать должное Барсуку, он не был гурманам, и довольствовался всем, что попадалось под лапу: и плодами, и кореньями, и улитками, и рыбой, и птицами, и ужами, и мышами, и кроликами, а когда не было ничего лучшего – даже червями и насекомыми. С такой всеядностью ему не составляло труда добывать себе еду. 

   Однажды, отправившись на поиски еды, Барсук столкнулся с гончими псами, которые с яростным лаем погнались за ним. Он бросился наутёк и, как говорят в народе: — Чудеса случаются! — Совершенно неожиданно на пути возникла его старая нора. Он мигом нырнул внутрь… И к своему величайшему изумлению, повстречал там Лису – воровку и разорительницу его жилища! 

   Ослеплённый яростью, он едва не бросился вслед за юркнувшей из норы Лисой, чтобы преподать ей жестокий урок, но вспомнил о преследовавших его собаках и благоразумно предпочёл остаться в своем убежище. 

   А собаки, не теряя времени, с оглушительным лаем ринулись вслед за рыжей бестией… 

   Лишь поздней ночью решился Барсук проскользнуть в свое новое, ещё не обжитое жилище. Он страшно злился на Лису и поклялся при первой же встрече, если только её не разорвут собаки, переломать ей все кости. 

   Но, к великому счастью Лисицы, она сумела ускользнуть от своих преследователей. А вскоре наступили ранние холода, и Барсук больше не покидал своего логова. 

   Он свернулся клубочком, спрятал голову между передними лапами и уснул крепким, безмятежным сном, отложив свою месть до тёплой весны...