День кончался. На западе еще пылала вечерняя заря. Отблеск её падал на молочно-пепельные облака, которые окрашивались в кровавый цвет. Молочно-красные, они плыли по голубой лазури неба, догоняя и сливаясь друг с другом. По направлению к морю они бледнели, становились молочно-розовыми, а дальше, над самой водой, были тёмно-пепельными. Меня охватывало какое-то бескрайное томление. Безмерно страдающая душа привела меня к берегу моря, как видно надеясь найти здесь успокоение.
Но, взор равнодушно оглядывал окружающее пространство. Его не прельщали: ни передвижение по голубому небу, разорванной стаей, молочно-розовых облаков, ни вид берега, который, в одном месте справа, острой косой вонзился в море, ни вода, которая представляла собой в этот момент огромные маслянистые пятна розовых и зелёных, жёлтых и серых, голубых и фиолетовых цветов.
Взор, как бы мимоходом, еще некоторое время скользит по мечтательной поверхности воды и вдруг бросается к полянке, по которой разбросаны, в строгом порядке, деревья.
При виде этой полянки я понял причину моей тоски. Я понял, что это тоска о прошлом.
И вспомнил я, что в этом месте почувствовал я первый светлый, радостный луч, который осмыслил мою жалкую жизнь.
И вспомнилось, что до этого времени я долго блуждал в поисках за ним, и, наконец, когда я очутился у цели и робко прижал его к своей груди, оказалось, что этот светлый, радостный луч представлял из себя лишь воздушный чарующий дворец, который построила моя крылатая мечта. И понял я, что этот чарующий дворец меня вечно будет преследовать и я никогда не сумею освободиться от его влияния.
Вдруг меня что-то подхватило и точно на крыльях, с быстротою молнии, унесло от этой картины прошлого.
— Таня!.. Танечка!.. Танюша!..
Громкий окрик исходил от тёмной фигуры, которая мимо меня очень быстро промчалась, а вернее пронеслась.
Я осмотрелся. Ночь успела прийти и всё окутать своими мрачными крыльями. Грустная луна спокойно плыла между группами тёмных, но по краям серебристых, облаков. По синей лазури неба были разбросаны груды бриллиантовых звёзд. Они, очаровательные, бесконечно далёкие, изредка скрываясь за тёмные тучи, сверкали высоко, высоко надо мной. А внизу, под ними, волновалось огромное водное пространство. Поперёк него легла широкая сверкающая серебряная полоса, которая разделила его на две части. Обе чёрные, обе мрачные, они, казалось, таили в себе какие-то мрачный тайны. А деревья, растущие на берегу, стояли такими же мрачными. С ними шептался прохладный ветерок. Но, его шёпот часто сливался с шёпотом морской волны.
Вдруг в этот нежный шёпот ворвался рыдающий аккорд. Дрожащие звуки мандолины заплакали, как живые существа. Они то стонали, то мятежно роптали. Слышались слёзы, глубокая скорбь. Казалось, в звуках стонала и рыдала душа. Она ныла от безумных желаний. Звуки разбрелись по воздуху и потекли, красиво извиваясь, змейками. Каждая из них изливалась в жалобах на невзгоды жизни. Но вот звуки становятся сильнее и шире. Змейки встречаются, плывут вместе, сливаются в один величественный поток звуков. Из глубины этого потока, казалось, исходил голос юных порывов, который говорил обо всём недоговоренном жалкой действительностью и о чём-то молил...
Поток звуков усиливается, расширяется, начинает проникать и заполнять все атомы ночи и превращается в обширное море звуков. На нём вырастает и начинает плыть среди его звуковых волн тот чарующий дворец, который меня преследует. Вокруг него скорбь и рыдание усиливаются, стоны поднимаются всё выше и выше и с бешенной быстротой они мчатся с ним к звёздам, луне. Последняя от испуга быстро бросается за тучу, звёзды же, которые до сих пор внимательно прислушивались к скорбной мелодии, от горя начинают падать в таинственную глубину воды и исчезать.
Оборвался рыдающий аккорд, исчезло всё; но душа ещё чувствовала рыдающие звуки и вместе с нежным шёпотом волны вопила о счастье, без которого так трудно жить...
[Скрыть]Регистрационный номер 0530582 выдан для произведения:
День кончался. На западе еще пылала вечерняя заря. Отблеск её падал на молочно-пепельные облака, которые окрашивались в кровавый цвет. Молочно-красные, они плыли по голубой лазури неба, догоняя и сливаясь друг с другом. По направлению к морю они бледнели, становились молочно-розовыми, а дальше, над самой водой, были тёмно-пепельными. Меня охватывало какое-то бескрайное томление. Безмерно страдающая душа привела меня к берегу моря, как видно надеясь найти здесь успокоение.
Но, взор равнодушно оглядывал окружающее пространство. Его не прельщали: ни передвижение по голубому небу, разорванной стаей, молочно-розовых облаков, ни вид берега, который, в одном месте справа, острой косой вонзился в море, ни вода, которая представляла собой в этот момент огромные маслянистые пятна розовых и зелёных, жёлтых и серых, голубых и фиолетовых цветов.
Взор, как бы мимоходом, еще некоторое время скользит по мечтательной поверхности воды и вдруг бросается к полянке, по которой разбросаны, в строгом порядке, деревья.
При виде этой полянки я понял причину моей тоски. Я понял, что это тоска о прошлом.
И вспомнил я, что в этом месте почувствовал я первый светлый, радостный луч, который осмыслил мою жалкую жизнь.
И вспомнилось, что до этого времени я долго блуждал в поисках за ним, и, наконец, когда я очутился у цели и робко прижал его к своей груди, оказалось, что этот светлый, радостный луч представлял из себя лишь воздушный чарующий дворец, который построила моя крылатая мечта. И понял я, что этот чарующий дворец меня вечно будет преследовать и я никогда не сумею освободиться от его влияния.
Вдруг меня что-то подхватило и точно на крыльях, с быстротою молнии, унесло от этой картины прошлого.
— Таня!.. Танечка!.. Танюша!..
Громкий окрик исходил от тёмной фигуры, которая мимо меня очень быстро промчалась, а вернее пронеслась.
Я осмотрелся. Ночь успела прийти и всё окутать своими мрачными крыльями. Грустная луна спокойно плыла между группами тёмных, но по краям серебристых, облаков. По синей лазури неба были разбросаны груды бриллиантовых звёзд. Они, очаровательные, бесконечно далёкие, изредка скрываясь за тёмные тучи, сверкали высоко, высоко надо мной. А внизу, под ними, волновалось огромное водное пространство. Поперёк него легла широкая сверкающая серебряная полоса, которая разделила его на две части. Обе чёрные, обе мрачные, они, казалось, таили в себе какие-то мрачный тайны. А деревья, растущие на берегу, стояли такими же мрачными. С ними шептался прохладный ветерок. Но, его шёпот часто сливался с шёпотом морской волны.
Вдруг в этот нежный шёпот ворвался рыдающий аккорд. Дрожащие звуки мандолины заплакали, как живые существа. Они то стонали, то мятежно роптали. Слышались слёзы, глубокая скорбь. Казалось, в звуках стонала и рыдала душа. Она ныла от безумных желаний. Звуки разбрелись по воздуху и потекли, красиво извиваясь, змейками. Каждая из них изливалась в жалобах на невзгоды жизни. Но вот звуки становятся сильнее и шире. Змейки встречаются, плывут вместе, сливаются в один величественный поток звуков. Из глубины этого потока, казалось, исходил голос юных порывов, который говорил обо всём недоговоренном жалкой действительностью и о чём-то молил...
Поток звуков усиливается, расширяется, начинает проникать и заполнять все атомы ночи и превращается в обширное море звуков. На нём вырастает и начинает плыть среди его звуковых волн тот чарующий дворец, который меня преследует. Вокруг него скорбь и рыдание усиливаются, стоны поднимаются всё выше и выше и с бешенной быстротой они мчатся с ним к звёздам, луне. Последняя от испуга быстро бросается за тучу, звёзды же, которые до сих пор внимательно прислушивались к скорбной мелодии, от горя начинают падать в таинственную глубину воды и исчезать.
Оборвался рыдающий аккорд, исчезло всё; но душа ещё чувствовала рыдающие звуки и вместе с нежным шёпотом волны вопила о счастье, без которого так трудно жить...
Эта миниатюра показалась мне незавершенной и осталась до конца непонятой, к сожалению... На фоне такой красоты, описанной автором, душа непременно должна ожить, расцвести, найти новый смысл жизни.