Счастье с горчинкой

18 апреля 2023 - Михаил Заскалько

 
( Совместно с ***)
 
Николай прошёл следом за председателем в горницу, его взору открылась картина простой русской избы. Виднелись следы божницы в углу, осталась просто полочка. Что-то лежало там. Накрытый стол с ужином,  на троих, знать ждала хозяйка. В первые минуты Николай растерялся, смутился как юнец: перед ним стояла не пожилая женщина, как он ожидал, а лет сорок, сорок три не больше. Волосы собраны в пучок на затылке, следы первой красавицы ещё не погасли, а продолжали красить женщину. И как шалуньи на щеках углублялись ямочки, когда та улыбалась. Николай стеснённо опустил глаза в пол, выдавил из себя: 
- Добрый вечер. Николай… Аркадьевич…
- Ладно, Ефимовна, -  вдруг заспешил председатель, кашлянув в кулак, точно поперхнулся, - я пошёл, ты уж тут сама управляйся, и знакомьтесь, а завтра утрясём остальные вопросы. Доброй ночи всем, пошёл, дома заждались, - развернулся и торопливо вышел.
 
Ефимовна показала Николаю комнату, довольно уютную. Красиво убранную. На стене плюшевый коврик с мишками. Скатерть на столе в тон ковру, графин со стаканом, и цветочная ваза. «Зачем она здесь, ведь мужик на постое, не баба..- лихорадочно замельтешило в голове Николая, - пепельница бы не помешала... а может тут курить нельзя,… спросить нужно…»
-  Скажите…, если я вдруг закурю…, где место для курения? - Стараясь не смотреть на женщину, спросил Николай. Этим вопросом он поставил Ефимовну в недоумение: её покойный муж не спрашивал, где можно курить, он и лежа в постели курил.
- Как вам удобно, там и курите, я привычная к табаку. Простите, Вы надолго к нам?
- Пока на месяц, а там как пойдёт…
-Хорошо. Располагайтесь, не буду стоять над душой.
Больше разговоров между ними не было. Николаю понравилось, что хозяйка не докучливая, не пристаёт с расспросами, что да как. «Уживёмся» - заверил себя, как собеседника.  Отказался от ужина, выпил чай и быстро ушёл спать: тряска в телеге от станции до деревни его изрядно вымотала. Так началась его очередная сельская жизнь  вдалеке от дома.
 
***
Началась трудовая неделя у Николая с переживаний: его как нового человека, мало кто привечал, и шел на сделки для поставок запчастей, да и хоть он надел фуфайку рабочую, но всё же видна жилка городского человека, аккуратиста.
Заботы доставляли в основном автомобили ГАЗоны, да председательский уазик, сам Иван Иваныч  добирался телегой. Соседский МТС был ещё бедней, что-либо достать у них не возможно,
Вот и крутился в поездках в главную контору, писать заявки да на склад. Чтобы что-то добыть, нужно быть упёртым и брать »горлом». Теперь понятно, почему это хозяйство уже третий год в отстающих. Николая командировали сюда, чтобы устранил причины, наладил здоровое взаимодействие колхоза и МТС. Не раз, возвращаясь к месту ночлега, выжатый как лимон, Николай посылал в адрес руководства Управления пару-тройку «ласковых» слов.
«Идиоты, думают я старик Хотабыч, вырву волосок, скажу «Тибидох» и появятся запчасти к тракторам, машинам…Там, наверху надо налаживать, а здесь на местах мужики и сами справятся…только дай им, чем работать».
 
Пять месяцев мотается по району, от одного слабого хозяйства к другому. Везде одно и то же: скверное снабжение, техника простаивает, все планы и обязательства летят к чёрту. Ну, приехал он, Николай где-то что-то горлом выбил, заткнул дыру. А дальше что?
Раздражение увеличивало вдвое, втрое усталость как физическую, так и моральную.
 
В запарке, в дикой усталости не заметил, как и этот месяц подходил к концу,  в Управлении пообещали, что это последняя командировка.
 Ефимовна ухаживала ненавязчиво, готовила завтрак и  ужин, стирала бельё, Николай старался все работы оплатить, но она отнекивалась и денег не брала.
Дабы не чувствовать себя неблагодарным нахлебником, по утрам вместо зарядки Николай колол дрова и сразу перетаскивал в дровник.
В пятницу подавая завтрак, Ефимовна как бы между делом сказала:
- Мне бы сено нужно с заимки подвезти, а то, как заметёт и скотинка останется без кормов. Попросим у соседей телегу и вдвоём быстро управимся. А мне одной не с руки. Договорились? - Посмотрела    вопросительно на Николая.
 
Уже на второй день Николай заметил, что за простыми казалось, взглядами хозяйки таилось нечто такое, что без напряжения угадывалось. И это угадывание приводило Николая в крайнее смятение. Поэтому он всякий раз старался говорить торопливо, уводил глаза, спешил ретироваться. Вот и сейчас он быстро, словно скороговорку, проговорил:
- Конечно, хозяйка, все сделаем, привезем, заказывайте на завтра, я буду свободен после обеда, а к вечеру мне снова нужно появиться в МТС…
И метнулся в свою комнату, туда, где стены словно забрала и панцирь защищали от пронизывающих взглядов Ефимовны.
 
***
 
День выдался хмурый, тучи сновали по небу серой массой, пугая дождём. К обеду подул свежий ветерок и тучки сменились на кучевые белые облака, небо посветлело и стало приятно, что дождя не будет.
Николай подошел ко двору, где уже ждала телега и Ефимовна в полном рабочем облачении: фуфайка, сапоги, в платке и выносила из сарая две пары вил. Увидала постояльца и спросила:
- Николай Аркадьевич, обедать будете?
- Нет, спасибо, после, приедем и пообедаем.
 Зашел, попил воды, и они собрались в путь.
 
Дорога на заимку заняла с полчаса или минут сорок. Упряжкой управлял Николай, он уже освоился с этим делом.  Ефимовне казалось, что только сейчас она чётко и ясно рассмотрела постояльца. Дома стены, да и всё вокруг точно протягивали между ними полупрозрачную занавеску, а из каждого угла чудились осуждающие взгляды прошлого - муж, свекровь и прочие шурины, тётки, золовки, слышалось гневное сродни шипению гусынь: « Не смей, бесстыдница, даже и думать отвести занавеску, шагнуть за неё! Проклянём! Ш-ш-ш-ш…» И вот нет этих колких углов, нет злобного шипения, и занавеска тоже растаяла как папиросный дым: можно смотреть-рассматривать сколько душе угодно, и…робко мечтать. Можно расспросить о его семейной жизни, что да как, чтобы увереннее сделать следующий шаг. Но  боялась напугать своими вопросами постояльца, а вдруг закроется и ничего не скажет. Симпатичный мужчина, что примечательно, непьющий, да и хозяйственный. Вот бы мне мужа такого, отлюбила бы за всю испорченную молодость. Тяжело перевела дыхание и отвела взгляд на природу. Николай почувствовал неловкую паузу и какие-то переживания женщины и спросил:
- Что-то у вас случилось, Ефимовна, что загрустили?
- Да, нет, Коля,- женщина либо в задумчивости не заметила, что приблизилась к постояльцу не только физически, либо это намеренно сделала,- я о своём, о девичьем, - и хихикнула так, будто действительно на мгновение стала юной девицей.-  Вспомнилось кое-что,… и загрустила. А ты когда планируешь домой? Поди, твои заждались, сколько уже дочери месяцев?
Николай к своему удивлению принял переход хозяйки с официального «Вы» на чувственное «ты» спокойно, как должное.
- Когда увижу, будет полгода. Жалко подарка для старшей Али не купить, только там в городе. Она уже большая у меня, седьмой годок скоро будет. В школу готовятся, наверное, не представляю, как они справляются без меня,- Лицо его вначале посветлело и улыбалось, а после этих слов, сразу взгляд изменился, заполнился тоской.
- Вот и ты загрустил. Хошь спою тебе, чтобы легче на душе было?- Спросила Ефимовна  и, не дожидаясь ответа, запела:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далёком,
Буду тебе женой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, в краю далёком,
Есть у меня жена.
 
-Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там в краю далёком
Буду тебе сестрой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далёком,
Есть у меня сестра.
 
-Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далёком,
Буде тебе чужой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далёком,
Чужая мне не нужна.
 
Голос у Ефимовны был красивый, сочный, раскатистый, пение брало за душу, да и тема очень близка к сердцу. Теперь Николай еще пуще нахмурил брови и похлестал лошадь. Быстрее к месту приехать бы.
 
***
 
Работали споро,  дружно, как бы подталкивали друг дружку: а вот у меня лучше получилось,  а вот красиво скинул в телегу! Так перехватывая, друг у дружки  сено, наполняли телегу. На ней увеличили борта, она стала высокая, чтобы больше влезло. Николай кинул охапку сена со всего маху,  но рука дрогнула и охапка сбила Ефимовну  там, в телеге, а он, не останавливаясь, уже вновь отправил следующую, та не успела подняться, как очередная охапка придавила её. Ей стало смешно, и она рассмеялась:
- Коля ты меня закопаешь, я не поднимусь никак!
- Ох, мамочки, минуту, сейчас! - откликнулся Николай. Быстро запрыгнул в телегу и стал раскапывать Ефимовну, неосторожно споткнулся за её ногу, не удержал равновесия и упал прямо на женщину. Свежий воздух, запах сена, звонкий смех женщины, дурманили голову, несколько секунд сомнения: можно или нельзя. А потом огромное желание охватило Николая. Он уже не сомневался, а напористо обнял и стал целовать женщину. Её алые губы, пьянили, пьянили, она отвечала страстными поцелуями.  Ещё, ещё… и они поплыли в нежности, восторге, блаженстве… Одиночество слилось и дарило ласку двоим, согревало душу, будоражило сердца…В тот миг разве голова думает о поступках… нет! Ох, как сладок плод запретный! И хочется его вкушать взахлёб…
Между поцелуями, Ефимовна жарко шептала в самые его губы:
-Хочу ребёнка!
 
Они лежали в сене, разомлевшие, счастливые, им нисколечко не было стыдно за совершившийся поступок. Каждый из них понимал, что произошла минутная слабость, и желание любить.
 
Приехали домой. Николай быстро перепряг коня и стащил копну сена с телеги во двор. Коровка сенцом обеспечена, можно спокойно пить молочко, отработал и сам себе усмехнулся. Поймал себя на том, что ему не больно и совесть его не мучает, спит что ли? А как же Софа? Тряхнул головой, будто бы выкинул из головы дурную мысль, и пошёл собираться на работу. На пару часов, чтобы посмотреть, кто вернётся с рейса в исправности, и запланировать работу на завтра. Попозже приду да и спать лягу, чтоб уж сегодня не встречаться с Ефимовной. Ой, господи, а как ее зовут? Сколько тут живу и не задумывался: все Ефимовной кличут, ну и я… Мда уж…привезли сенца!
***
 
Анна осталась дома, готовить ужин, да и по хозяйству управиться. Выйдя во двор, с тоской посмотрела на баньку и решила: была, не была, протоплю, а вдруг захочет попариться… завтра уедет. Она думала о нём с такой нежностью и понимала, что завтра ей останется одна тоска и печаль. А сегодня всё же праздник души. Она проснулась, и ей так было приятно! Наносила дров к топке, чтобы потом не бегать, уложила первые мелкие для затравки огня и зажгла. Пламя вспыхнуло и радостно запрыгало в печи, тяга подхватила и понесла дымок вверх. Ты подумай, и печь радуется - отметила про себя Анна. Зашла в парилку, посмотрела всё ли на месте - и шайка, и веники стояли тоскливо в углу.
- Скоро, скоро, мои дорогие запляшете, я вас подхвачу и попарю! - обратилась Анна к своим атрибутам. Наполнила бак водой доверху, чтоб всем хватило и ей, и ему.
Снова подкинула поленьев в топку и пошла в хату, сообразить, что на ужин. Сегодня проездила (озорно, по-девичьи хихикнула), не готовила. Вчерашние щи на ужин? Не, это не праздник. Начистила картошки, достала курочку, уже распотрошённую, но не промёрзшую, можно готовить.  Лук, морковка, чеснок всё есть. Для женщины, умеющей вести хозяйство, это не проблема, приготовить праздничный ужин. Сходила в погреб, набрала капустки кислой, огурчиков и мочёных яблок, антоновки.  Очень понравились они Коле. Подумала, прихватила с собой банку варенья вишнёвого. Вот это точно праздник! Вернувшись, сняла скатерть со стола и решила, праздник так праздник, постелила белую с букетом роз в центре - вышивка. Давным-давно сама вышивала, готовила приданное своё. Начала сносить еду и расставлять тарелки. Правда здесь не было всех тех приборов, какими пользовались в городе зажиточные семьи, здесь всё было просто и приятно. Стушила курицу и поставила вариться картофель. Достала штофчик с водкой. Держала для оказии, а вдруг пригодится, может сегодня этот случай. Вернулась в баньку, вовремя подкинула новых поленьев, придвинула двери парной, чтобы нагревалась. Попробовала воду: успеет ли согреться в баке, может, нужно было половину налить? Хотя тогда бы не хватило на двоих. Только бы Николай не задержался, пришёл вовремя, а то банька перестоит.
«Ах, Коля…- Анна протяжно вздохнула, чувствуя, как по сердцу пробежала тёплая сладкая волна. - Какая жалость, что ты уже женат…»
 
***
 
Николай вернулся в стан. И сразу пошёл к трактористам, он к ним реже захаживал. Там вроде проблемы меньше тревожили, сейчас самое время навести порядок в движках, траках, если износ большой, то заменить, проверить шпильки, чтобы с началом весенних работ, всё было как в часиках: исправно и на ходу. За полгода, проведённые в хозяйствах, он освоился, стал привыкать к сельской жизни. И понимал, что для него  это почти рай, а вот девочки здесь жить не смогут. Софа, Аличка. Вот о ком больше всего он тосковал. Лидочку он просто не знал. Не успел пообщаться, привыкнуть, узнать друг дружку. Наверное, будет первое время плакать, бояться чужого дядьку.  «Чужого»? Мда…вот дожил…
- Петрович, как успехи, когда ремонт завершите? - обратился Николай к самому старшему из трактористов. Старательный мужичок, не привык без дела сидеть, если у него какой простой из-за запчастей, так помогал тут же своим ребятам. С приходом Николая им всё же меньше приходилось мотаться в поисках запчастей, но он не спешил высказать благодарность новенькому, понимал: скоро уедет и снова пойдет прежний ритм, эх…
- Говорят ты завтра того, уезжаешь от нас? - не смотря в глаза Николаю, спросил Петрович, - Покидаешь, нас. Мы же уже привыкли к тебе. Будем плакать как дитяти без мамки…  - и заулыбался, найдя такое сравнение.
- Так Петрович, там, в городе, дочки и замуж выйдут без меня, вторую путём и не видел, отправляли на неделю, а уже полгода кочую по району, - шутливо ответил Николай, и пошёл в свой «кабинет» к Иван Ивановичу. Какие новости там, среди автомобилистов?
 
Иван Иванович опять зарылся в бумаги. Снова на что-то отвечал, пыхтел, сердился, это было видно по морщинам на лбу. Если бумаги, пришедшие, не давали большой нагрузки на мышление, он сидел и играючи перекладывал в папку не срочных дел. А здесь видно «указивки» свыше! Так дразнил эти бумаги Иваныч.
- Иваныч, вашей головушке добрый вечер! Не пора ли домой? - спросил Николай, и присел на табурет, стоящий у стола.
- Пора, пора, - заворчал Иваныч,- да грехи в рай не пускают!
Тут Николай невольно вздрогнул. Как в точку попал! Грехи…
- А что уж так много грехов накопилось?! – спросил, поперхнувшись. - Пошли на исповедь сходим к соседям.
- Ага, и завтрась на разборки в управление за аморальный образ жизни, руководящего состава, хи… Один сходил… до сих пор на селе глаз не кажет. Жена попросила сходить с ней в церковь на исповедь, детишек у них не было, так сразу донесли, насмешки стали отпускать, мол, ты сам работай по ночам, что на бога то надеяться. Ну и всё в таком духе. Затравили мужика, чуть не повесился. Слава богу, понесла Акулина, и все заткнулись. Но он долго пил. Да ты знаешь, в подмастерьях в кузне ходит, ушёл подальше от сельских глаз. Мальчонка растёт, красивый шалопай, третий годок…
 
Николай слушал и не слышал председателя. Как ни гнал эти мысли, они не уходили, напротив напирали, захлёстывали. Снова и снова спрашивал себя: что же случилось на сене? Минутная слабость? Кого считать виноватым? Два человека относились друг к дружке с симпатией, это могло случиться намного раньше. Ещё вначале месяца. Но они же не переступили грань уважения и жили дружно.
 
Голос Иван Ивановича вывел из размышлений Николая.
- Что загрустил, не охота Ефимовну покидать? Понравилась?
- Да, нет, не угадали, неохота Вас оставлять с вашими проблемами, свыкся вот, что каждый день нужно ждать от ваших подопечных сюрпризов. Не хватать будет вашей заботы, в городе всё распланировано на всю неделю, не бывает таких проблем, как прогул по поводу хмельной головы. Спасибо Иваныч за поддержку, приятно было работать, да и отдыхать с Вами. Пора и своих обрадовать, что у них отец есть.
- Шучу Аркадьич, понимаю, спасибо за труды тебе, подсобил много, довольны и ребята тобой. Поехали. Тебе и подготовиться к дому нужно, машину тебе выделю, отвезут ребятки.
Вышли из сруба, мужички уже толпились возле гнедого, кто покуривал, кто просто стоял, балагурил.
- Айда, ребят, поехали, вороти оглобли в сторону дома, - шутливо скомандовал  Иваныч.
 На дворе быстро темнело, крепчал морозец. Видимо зима стала брать права в свои руки. Пора, давно пора, затянулась поздняя осень.
 
 Прощаясь с ребятами, Николай не сдержал грустного вздоха. Замечательные парни, иные могли бы стать отличными друзьями, но, увы, завтра он уже будет в другом мире в кругу близких, любимых. С чувством пожал  ребятам руки и пошел в сторону хаты Ефимовны. М-да… Как она его встретит?
Николай невольно напрягся, сбавил шаг. Вначале не обратил внимания на дымок, вьющийся из трубы баньки, а когда прошёл  вглубь двора, то понял, что Анна ему приготовила баню и взбодрился. Банька это хорошо! Начнём с чистого листа! И, сбросив напряжение, легко с юношеской радостью переступил порог хаты.
Анна в домашнем халате, как раз вынимала чугунок с картошкой, собиралась пюре делать. Как говорится, поспел к столу.
- Аннушка, что у нас сегодня банный день? Я уже мечтал о домашней ванне. А тут такой подарок.
 Он впервые её так назвал, ласково. Анну изнутри обдало жаром, смутилась и тихо ответила:
- Да, решила тебе подарок сделать, баньку с веничками да вот ужин королевский.
- Точно королевский, этим всё село можно накормить, а я тут один. Или кого позвала? - и посмотрел в глаза женщине, в самую их глубину, в его взгляде был вопрос, был поиск. Какой ответ он хотел увидеть? Что искал? Николай не смог бы ответить, даже напрягшись, всё получалось само собой, словно по велению природы.  Нестерпимо манили, затягивали в дурманящий омут эти глаза, а ямочки на щеках будоражили, заставляли мелко дрожать всё тело.  Хотелось целовать и целовать эти ямочки, нырять и тонуть  в этих омутах. Боже, а как чуден завиток у виска, он словно крючок  проникал в душу, цеплял её и нежно, но властно тянул, тянул…
Ах, если бы он был живописцем, то непременно написал бы картину, не уступающую полотнам великих мастеров и этот дивный завиток, вызывал бы восторг зрителей, как таинственная, загадочная улыбка Джоконды!
 
Грудь Анны колыхалась, то вздымаясь, то опадая, чтобы  снова рвануться вперёд, казалось, ещё мгновение и  с треском отлетят пуговицы халатика и вырвется наружу, ослепив белизной…
Всё это буквально сводило Николая с ума. И он поспешно, словно действительно боясь потерять разум, кинулся в комнату. Присел на кровать, подождал, пока уймётся суматошное сердце и восстановится естественное течение взбудораженной крови. Затем переоделся в домашнее, взял полотенце, завернул в него сменное бельё - трусы, майку, перед выходом шикнул на себя: » Соберись! Что ты как размазня растёкся по тарелке».
 
 Анна стояла у стола, деревянной ступкой толкла картошку, добавляя ложкой из сковороды ещё скворчащие шкварки и доливая из крынки молоко. На её влажных блестящих губах играла улыбка. Услышав шаги Николая, глянула через плечо и словно обволокла незримой сетью, играючи повлекла к себе, ямочка на щеке завибрировала, немо крича: «Иди же, не медли! Увлажни меня поцелуем, а не то высохну, увяну! Не погуби!» Кровь в Николае снова взбурлилась, как закипевшая вода в чугунке, бешено рванулась по жилам, раскаляя их. Едва не задыхаясь от внутреннего жара, Николай уже собрался суматошно выбежать вон, но Анна остановила:
-Погодь,- отшатнулась от стола, вытирая передником руки.- Возьми вон,- показала на табурет, где лежало пёстрое сложенное вчетверо толстое махровое полотенце, - большой рушник, банный. А полотенце твоё постираю, и к утру у печи высохнет, давай. Давай же,- с улыбкой подстегнула замешкавшего Николая.
Шагнул вдруг ослабшими ногами к табурету, смущаясь как юнец, переложил бельё в рушник, а своё полотенце протянул Анне. Взяла, зачем-то прижав к груди, а Николай, в который раз невольно отметил, что руки у неё красивые, пальцы тонкие, длинные совсем не сельской жительницы.  Некому целовать эти волшебные ручки…
 
Не помнил, как оказался на крыльце, облегчённо выдохнул, удивляясь: как это не вспыхнул точно смоляной факел? А в следующее мгновение с ужасом осознал, что на самом деле ему очень паршиво.  Он интуитивно чувствовал это, но не мог понять, ибо всё было слишком глубоко. И вот разом всплыло на поверхность, выпятилось, обступило с немыми укоряющими вопросами. Что это? Новая влюблённость? Или элементарный блуд, который обычно оправдывают заготовленной веками назад отговоркой: « На меня словно затмение нашло, не ведал, что творю»? Внутри проклюнулось, стало стремительно расти, нечто схожее с изжогой. А это ещё что? Неужели угрызения совести?
 
Так терзая себя вопросами, Николай дошёл до баньки. Шагнул в предбанник, дохнул особенный банный дух и все его муки, терзания тотчас растаяли, как дымок от погасшей спички.
 
Зачерпнув ковшом воды из бочонка, Николай плеснул на раскалённые камни, те возмущённо зашипели, заклубились паром, вскоре он заполнил всю площадь парной. Вода в бочонке, похоже, настояна на травах: пар густой, как туман, не жгучий,  от него не пересыхало в горле, во рту, запахло разогретым на солнце лугом. Тело обильно потело, с потом уходила вся накопленная за неделю усталость, а каждая клеточка, казалось, разбухала, жадно впитывая сладостную истому.
Как ни странно, за полгода деревенской жизни Николай только сейчас, в эти вот минуты узнавал, что такое настоящая деревенская баня. В этих краях суббота была банным днём, и Анна, конечно же, топила баню, а когда та была уже готова, почему-то робко звала постояльца:
- Николай Аркадьевич, банька готова. Идите к первому парку.
И Николай тоже почему-то терялся, начинал отнекиваться:
-Нет, нет, спасибо, идите вы, я потом, после вас…
И вроде не было дел, которые бы рвали за руки, но каждый раз Николай долго не мог оторваться от пустяшных занятий. И Анне приходилось по три, а то и по пять раз напоминать про баню:
- Шли бы вы уж…простынет. В холодной будете мыться?
И он, наконец, отправлялся в перестоявшую баню. В печи агонизировали бледными огоньками угольки, камни уже не давали пар, а лишь презрительно фыркали »тфы» и словно с досадой сплёвывали. Пахло отчего-то старой мешковиной и сырыми прелыми досками. Каждый раз, переступая порог бани, Николай испытывал сильное стеснение, неловкость, точно заявился не спросясь и каждую минуту ожидал: вот распахнётся дверь и вломятся хозяева, спросят: »А чего это ты тут самовольничаешь? А ну живо собирай свои манатки и проваливай!»
Поэтому он особо и не размывался: на скорую руку, будто для вида, намылит голову, поёрзает мочалкой по телу и скоренько всё смоет - и всё. Так что до сего дня Николай ходил в баню не мыться, а просто ополаскиваться, как это делал дома под душем после рабочего дня. Правда, дома это называлось «освежиться».
Сейчас же он к собственному удивлению чувствовал себя более чем уверенно, с удовольствием растянулся на полке, лежал, млел, думал с нежностью: »Ах, Аннушка…спасибо за такой подарок!»
Духмяный пар обволакивал, пеленал разгорячённое тело, вместе с потом выжимал всё дурное, нездоровое, время от времени, словно мстя за что-то, жалил то в одно место, то в другое - точно дюжину веточек крапивы прижимали. Может, мстил за то, что уезжает, разбередив душу хозяйки, за её будущие слёзы в подушку в стылой постели?
А глаза то и дело зыркают на тазик, в котором размокали берёзовые веники, и думалось игриво: эх, некому теми веничками пройтись по моей спине. А самому, это ж одна маета, не тот вкус, как жевать сухофрукты вместо того чтобы вогнать зубы в налитой сочный плод, и чтобы тот сок брызгал в стороны, тёк щекоча подбородок.
 
Скрипнула с тяжким вздохом входная дверь. Наверное, Анна что-то принесла, вяло подумал Николай, продолжая лежать. Но в следующее мгновение отворилась дверь парилки и вошла Анна в белой ночной сорочке. 
- Коля, я пришла попарить тебя, ты не против?
- Категорически против, ибо налицо неравенство. Я перед тобой, в чём мать родила, а ты в сорочке! Конечно же против такого неравенства, сымай! - и сам стал снимать с неё сорочку.  Тронул пучок волос и те рассыпались по плечам, преобразив женщину в сказочную прекрасную русалку. Покатые плечи молочной белизны, груди упругие, нерожавшей женщины, напряжённые соски. Жаждущие ласковых прикосновений его рук, губ. Какая же красавица! Куда смотрят мужики этого села? Тьфу, да зачем они сейчас нужны?! Она сегодня моя… моя, самая сладкая ягода!
Её руки легли ему на грудь. Её чарующие очи с тоской и каким-то отчаянием смотрели в его глаза, будто чего-то там искали, зовущие губы, как вишенки в росе, слегка приоткрыты, точно лепестки бутона, трепещущие губы.
- Милый, мой милый, прости меня… - она обвила шею Коленьки руками и ворошила волосы, прижалась всем телом к груди, ей было безумно хорошо, нега разлилась по всему телу. Ноги стали слабыми. Она обрушила волну поцелуев на Николая, разжигая страсть и желание. Парная наполнилась любовью двух сердец - мужчины и женщины…
 
А после была настоящая банька с березовым веничком и прохладным квасом, слабостью до головокружения и немножко грусти и сожаления. Что это последняя ночь их совместного проживания.
 
***
Утром Николай поднялся первым, накинул фуфайку и пошёл в сарай, покормил Бурёнку, поменял ей настил. Это трудная, вообще-то мужская работа, вилами да лопатой настил очищать. Пусть хоть сегодня отдохнет, бедняжка. Опять останется одна, а может снова определят кого на постой. От этой мысли неприятно кольнуло в сердце. Вот Коленька, ты уже как собственник подумал, готов ринуться защищать своё…идиот, не иначе.
 Корова просилась на дойку, мычала, звала хозяйку. Николай похлопал её по крупу, ласково уговаривая:
- Потерпи чуток, голубушка. Дай Аннушке ещё пяток минут поспать, никуда твоё молочко не убежит. Будь умницей.
И Бурёнка, словно соглашаясь, замолкла, коротко вздохнув.
 Николай вышел из сарая, глянул на часы: пора собираться. Да особо собирать то нечего - чемодан всегда стоял наготове, захлопни крышку и поехал.
Рядом с чемоданом он с удивлением обнаружил корзинку, заполненную доверху свёртками, мешочками, баночками. Сало, колбаса домашнего приготовления, сухофрукты из сада, баночки с вареньем и медком. Когда только успела? Вот что значит женщина…
 
Пока Николай одевался, приводил себя в порядок, Анна успела и корову подоить и чай заварить, да ещё и греночки поспели. Будто счастливая отроковица порхала, не чуя ног, и лишь грустинка в глазах, да время от времени пробегавшая тень по лицу, говорили, что счастье-то с горчинкой.
Не успели допить чай, как возле калитки уже семафорил водитель, пора в дорогу. Поблагодарил Аннушку за приют, за заботу, помолчал и добавил: за ласку… Хотел всё сказать бодро, живо, чтобы расставание не было уж таким давяще тягостным, но не получилось: грусть сквозила, сочилась в каждой буковке.  Порывисто привлёк Анну, приник на мгновенье, поцеловал и, резко отпрянув, почти выбежал за дверь. Долго прощаться, только сердце рвать.
 
Уходил быстро, задыхаясь как от бега. Сердце саднило, точно болючий зуб. Николай чётко осознавал, что он сейчас разорвал себя на две кричащие от боли половинки, что вся дальнейшая жизнь его будет в перетягивании этих половинок: одна будет тянуть в семью, к детям, другая – сюда, к Аннушке…
Какая перетянет?

© Copyright: Михаил Заскалько, 2023

Регистрационный номер №0516405

от 18 апреля 2023

[Скрыть] Регистрационный номер 0516405 выдан для произведения: СЧАСТЬЕ С ГОРЧИНКОЙ
 
 
 
Николай прошёл следом за председателем в горницу, его взору открылась картина простой русской избы. Виднелись следы божницы в углу, осталась просто полочка. Что-то лежало там. Накрытый стол с ужином,  на троих, знать ждала хозяйка. В первые минуты Николай растерялся, смутился как юнец: перед ним стояла не пожилая женщина, как он ожидал, а лет сорок, сорок три не больше. Волосы собраны в пучок на затылке, следы первой красавицы ещё не погасли, а продолжали красить женщину. И как шалуньи на щеках углублялись ямочки, когда та улыбалась. Николай стеснённо опустил глаза в пол, выдавил из себя: 
- Добрый вечер. Николай… Аркадьевич…
- Ладно, Ефимовна, -  вдруг заспешил председатель, кашлянув в кулак, точно поперхнулся, - я пошёл, ты уж тут сама управляйся, и знакомьтесь, а завтра утрясём остальные вопросы. Доброй ночи всем, пошёл, дома заждались, - развернулся и торопливо вышел.
 
Ефимовна показала Николаю комнату, довольно уютную. Красиво убранную. На стене плюшевый коврик с мишками. Скатерть на столе в тон ковру, графин со стаканом, и цветочная ваза. «Зачем она здесь, ведь мужик на постое, не баба..- лихорадочно замельтешило в голове Николая, - пепельница бы не помешала... а может тут курить нельзя,… спросить нужно…»
-  Скажите…, если я вдруг закурю…, где место для курения? - Стараясь не смотреть на женщину, спросил Николай. Этим вопросом он поставил Ефимовну в недоумение: её покойный муж не спрашивал, где можно курить, он и лежа в постели курил.
- Как вам удобно, там и курите, я привычная к табаку. Простите, Вы надолго к нам?
- Пока на месяц, а там как пойдёт…
-Хорошо. Располагайтесь, не буду стоять над душой.
Больше разговоров между ними не было. Николаю понравилось, что хозяйка не докучливая, не пристаёт с расспросами, что да как. «Уживёмся» - заверил себя, как собеседника.  Отказался от ужина, выпил чай и быстро ушёл спать: тряска в телеге от станции до деревни его изрядно вымотала. Так началась его очередная сельская жизнь  вдалеке от дома.
 
***
Началась трудовая неделя у Николая с переживаний: его как нового человека, мало кто привечал, и шел на сделки для поставок запчастей, да и хоть он надел фуфайку рабочую, но всё же видна жилка городского человека, аккуратиста.
Заботы доставляли в основном автомобили ГАЗоны, да председательский уазик, сам Иван Иваныч  добирался телегой. Соседский МТС был ещё бедней, что-либо достать у них не возможно,
Вот и крутился в поездках в главную контору, писать заявки да на склад. Чтобы что-то добыть, нужно быть упёртым и брать »горлом». Теперь понятно, почему это хозяйство уже третий год в отстающих. Николая командировали сюда, чтобы устранил причины, наладил здоровое взаимодействие колхоза и МТС. Не раз, возвращаясь к месту ночлега, выжатый как лимон, Николай посылал в адрес руководства Управления пару-тройку «ласковых» слов.
«Идиоты, думают я старик Хотабыч, вырву волосок, скажу «Тибидох» и появятся запчасти к тракторам, машинам…Там, наверху надо налаживать, а здесь на местах мужики и сами справятся…только дай им, чем работать».
 
Пять месяцев мотается по району, от одного слабого хозяйства к другому. Везде одно и то же: скверное снабжение, техника простаивает, все планы и обязательства летят к чёрту. Ну, приехал он, Николай где-то что-то горлом выбил, заткнул дыру. А дальше что?
Раздражение увеличивало вдвое, втрое усталость как физическую, так и моральную.
 
В запарке, в дикой усталости не заметил, как и этот месяц подходил к концу,  в Управлении пообещали, что это последняя командировка.
 Ефимовна ухаживала ненавязчиво, готовила завтрак и  ужин, стирала бельё, Николай старался все работы оплатить, но она отнекивалась и денег не брала.
Дабы не чувствовать себя неблагодарным нахлебником, по утрам вместо зарядки Николай колол дрова и сразу перетаскивал в дровник.
В пятницу подавая завтрак, Никифоровна как бы между делом сказала:
- Мне бы сено нужно с заимки подвезти, а то, как заметёт и скотинка останется без кормов. Попросим у соседей телегу и вдвоём быстро управимся. А мне одной не с руки. Договорились? - Посмотрела    вопросительно на Николая.
 
Уже на второй день Николай заметил, что за простыми казалось, взглядами хозяйки таилось нечто такое, что без напряжения угадывалось. И это угадывание приводило Николая в крайнее смятение. Поэтому он всякий раз старался говорить торопливо, уводил глаза, спешил ретироваться. Вот и сейчас он быстро, словно скороговорку, проговорил:
- Конечно, хозяйка, все сделаем, привезем, заказывайте на завтра, я буду свободен после обеда, а к вечеру мне снова нужно появиться в МТС…
И метнулся в свою комнату, туда, где стены словно забрала и панцирь защищали от пронизывающих взглядов Ефимовны.
 
***
 
День выдался хмурый, тучи сновали по небу серой массой, пугая дождём. К обеду подул свежий ветерок и тучки сменились на кучевые белые облака, небо посветлело и стало приятно, что дождя не будет.
Николай подошел ко двору, где уже ждала телега и Ефимовна в полном рабочем облачении: фуфайка, сапоги, в платке и выносила из сарая две пары вил. Увидала постояльца и спросила:
- Николай Аркадьевич, обедать будете?
- Нет, спасибо, после, приедем и пообедаем.
 Зашел, попил воды, и они собрались в путь.
 
Дорога на заимку заняла с полчаса или минут сорок. Упряжкой управлял Николай, он уже освоился с этим делом.  Ефимовне казалось, что только сейчас она чётко и ясно рассмотрела постояльца. Дома стены, да и всё вокруг точно протягивали между ними полупрозрачную занавеску, а из каждого угла чудились осуждающие взгляды прошлого - муж, свекровь и прочие шурины, тётки, золовки, слышалось гневное сродни шипению гусынь: « Не смей, бесстыдница, даже и думать отвести занавеску, шагнуть за неё! Проклянём! Ш-ш-ш-ш…» И вот нет этих колких углов, нет злобного шипения, и занавеска тоже растаяла как папиросный дым: можно смотреть-рассматривать сколько душе угодно, и…робко мечтать. Можно расспросить о его семейной жизни, что да как, чтобы увереннее сделать следующий шаг. Но  боялась напугать своими вопросами постояльца, а вдруг закроется и ничего не скажет. Симпатичный мужчина, что примечательно, непьющий, да и хозяйственный. Вот бы мне мужа такого, отлюбила бы за всю испорченную молодость. Тяжело перевела дыхание и отвела взгляд на природу. Николай почувствовал неловкую паузу и какие-то переживания женщины и спросил:
- Что-то у вас случилось, Ефимовна, что загрустили?
- Да, нет, Коля,- женщина либо в задумчивости не заметила, что приблизилась к постояльцу не только физически, либо это намеренно сделала,- я о своём, о девичьем, - и хихикнула так, будто действительно на мгновение стала юной девицей.-  Вспомнилось кое-что,… и загрустила. А ты когда планируешь домой? Поди, твои заждались, сколько уже дочери месяцев?
Николай к своему удивлению принял переход хозяйки с официального «Вы» на чувственное «ты» спокойно, как должное.
- Когда увижу, будет полгода. Жалко подарка для старшей Али не купить, только там в городе. Она уже большая у меня, седьмой годок скоро будет. В школу готовятся, наверное, не представляю, как они справляются без меня,- Лицо его вначале посветлело и улыбалось, а после этих слов, сразу взгляд изменился, заполнился тоской.
- Вот и ты загрустил. Хошь спою тебе, чтобы легче на душе было?- Спросила Ефимовна  и, не дожидаясь ответа, запела:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далёком,
Буду тебе женой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, в краю далёком,
Есть у меня жена.
 
-Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там в краю далёком
Буду тебе сестрой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далёком,
Есть у меня сестра.
 
-Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далёком,
Буде тебе чужой.
 
-Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далёком,
Чужая мне не нужна.
 
Голос у Ефимовны был красивый, сочный, раскатистый, пение брало за душу, да и тема очень близка к сердцу. Теперь Николай еще пуще нахмурил брови и похлестал лошадь. Быстрее к месту приехать бы.
 
***
 
Работали споро,  дружно, как бы подталкивали друг дружку: а вот у меня лучше получилось,  а вот красиво скинул в телегу! Так перехватывая, друг у дружки  сено, наполняли телегу. На ней увеличили борта, она стала высокая, чтобы больше влезло. Николай кинул охапку сена со всего маху,  но рука дрогнула и охапка сбила Ефимовну  там, в телеге, а он, не останавливаясь, уже вновь отправил следующую, та не успела подняться, как очередная охапка придавила её. Ей стало смешно, и она рассмеялась:
- Коля ты меня закопаешь, я не поднимусь никак!
- Ох, мамочки, минуту, сейчас! - откликнулся Николай. Быстро запрыгнул в телегу и стал раскапывать Ефимовну, неосторожно споткнулся за её ногу, не удержал равновесия и упал прямо на женщину. Свежий воздух, запах сена, звонкий смех женщины, дурманили голову, несколько секунд сомнения: можно или нельзя. А потом огромное желание охватило Николая. Он уже не сомневался, а напористо обнял и стал целовать женщину. Её алые губы, пьянили, пьянили, она отвечала страстными поцелуями.  Ещё, ещё… и они поплыли в нежности, восторге, блаженстве… Одиночество слилось и дарило ласку двоим, согревало душу, будоражило сердца…В тот миг разве голова думает о поступках… нет! Ох, как сладок плод запретный! И хочется его вкушать взахлёб…
Между поцелуями, Ефимовна жарко шептала в самые его губы:
-Хочу ребёнка!
 
Они лежали в сене, разомлевшие, счастливые, им нисколечко не было стыдно за совершившийся поступок. Каждый из них понимал, что произошла минутная слабость, и желание любить.
 
Приехали домой. Николай быстро перепряг коня и стащил копну сена с телеги во двор. Коровка сенцом обеспечена, можно спокойно пить молочко, отработал и сам себе усмехнулся. Поймал себя на том, что ему не больно и совесть его не мучает, спит что ли? А как же Софа? Тряхнул головой, будто бы выкинул из головы дурную мысль, и пошёл собираться на работу. На пару часов, чтобы посмотреть, кто вернётся с рейса в исправности, и запланировать работу на завтра. Попозже приду да и спать лягу, чтоб уж сегодня не встречаться с Ефимовной. Ой, господи, а как ее зовут? Сколько тут живу и не задумывался: все Ефимовной кличут, ну и я… Мда уж…привезли сенца!
***
 
Анна осталась дома, готовить ужин, да и по хозяйству управиться. Выйдя во двор, с тоской посмотрела на баньку и решила: была, не была, протоплю, а вдруг захочет попариться… завтра уедет. Она думала о нём с такой нежностью и понимала, что завтра ей останется одна тоска и печаль. А сегодня всё же праздник души. Она проснулась, и ей так было приятно! Наносила дров к топке, чтобы потом не бегать, уложила первые мелкие для затравки огня и зажгла. Пламя вспыхнуло и радостно запрыгало в печи, тяга подхватила и понесла дымок вверх. Ты подумай, и печь радуется - отметила про себя Анна. Зашла в парилку, посмотрела всё ли на месте - и шайка, и веники стояли тоскливо в углу.
- Скоро, скоро, мои дорогие запляшете, я вас подхвачу и попарю! - обратилась Анна к своим атрибутам. Наполнила бак водой доверху, чтоб всем хватило и ей, и ему.
Снова подкинула поленьев в топку и пошла в хату, сообразить, что на ужин. Сегодня проездила (озорно, по-девичьи хихикнула), не готовила. Вчерашние щи на ужин? Не, это не праздник. Начистила картошки, достала курочку, уже распотрошённую, но не промёрзшую, можно готовить.  Лук, морковка, чеснок всё есть. Для женщины, умеющей вести хозяйство, это не проблема, приготовить праздничный ужин. Сходила в погреб, набрала капустки кислой, огурчиков и мочёных яблок, антоновки.  Очень понравились они Коле. Подумала, прихватила с собой банку варенья вишнёвого. Вот это точно праздник! Вернувшись, сняла скатерть со стола и решила, праздник так праздник, постелила белую с букетом роз в центре - вышивка. Давным-давно сама вышивала, готовила приданное своё. Начала сносить еду и расставлять тарелки. Правда здесь не было всех тех приборов, какими пользовались в городе зажиточные семьи, здесь всё было просто и приятно. Стушила курицу и поставила вариться картофель. Достала штофчик с водкой. Держала для оказии, а вдруг пригодится, может сегодня этот случай. Вернулась в баньку, вовремя подкинула новых поленьев, придвинула двери парной, чтобы нагревалась. Попробовала воду: успеет ли согреться в баке, может, нужно было половину налить? Хотя тогда бы не хватило на двоих. Только бы Николай не задержался, пришёл вовремя, а то банька перестоит.
«Ах, Коля…- Анна протяжно вздохнула, чувствуя, как по сердцу пробежала тёплая сладкая волна. - Какая жалость, что ты уже женат…»
 
***
 
Николай вернулся в стан. И сразу пошёл к трактористам, он к ним реже захаживал. Там вроде проблемы меньше тревожили, сейчас самое время навести порядок в движках, траках, если износ большой, то заменить, проверить шпильки, чтобы с началом весенних работ, всё было как в часиках: исправно и на ходу. За полгода, проведённые в хозяйствах, он освоился, стал привыкать к сельской жизни. И понимал, что для него  это почти рай, а вот девочки здесь жить не смогут. Софа, Аличка. Вот о ком больше всего он тосковал. Лидочку он просто не знал. Не успел пообщаться, привыкнуть, узнать друг дружку. Наверное, будет первое время плакать, бояться чужого дядьку.  «Чужого»? Мда…вот дожил…
- Петрович, как успехи, когда ремонт завершите? - обратился Николай к самому старшему из трактористов. Старательный мужичок, не привык без дела сидеть, если у него какой простой из-за запчастей, так помогал тут же своим ребятам. С приходом Николая им всё же меньше приходилось мотаться в поисках запчастей, но он не спешил высказать благодарность новенькому, понимал: скоро уедет и снова пойдет прежний ритм, эх…
- Говорят ты завтра того, уезжаешь от нас? - не смотря в глаза Николаю, спросил Петрович, - Покидаешь, нас. Мы же уже привыкли к тебе. Будем плакать как дитяти без мамки…  - и заулыбался, найдя такое сравнение.
- Так Петрович, там, в городе, дочки и замуж выйдут без меня, вторую путём и не видел, отправляли на неделю, а уже полгода кочую по району, - шутливо ответил Николай, и пошёл в свой «кабинет» к Иван Ивановичу. Какие новости там, среди автомобилистов?
 
Иван Иванович опять зарылся в бумаги. Снова на что-то отвечал, пыхтел, сердился, это было видно по морщинам на лбу. Если бумаги, пришедшие, не давали большой нагрузки на мышление, он сидел и играючи перекладывал в папку не срочных дел. А здесь видно «указивки» свыше! Так дразнил эти бумаги Иваныч.
- Иваныч, вашей головушке добрый вечер! Не пора ли домой? - спросил Николай, и присел на табурет, стоящий у стола.
- Пора, пора, - заворчал Иваныч,- да грехи в рай не пускают!
Тут Николай невольно вздрогнул. Как в точку попал! Грехи…
- А что уж так много грехов накопилось?! – спросил, поперхнувшись. - Пошли на исповедь сходим к соседям.
- Ага, и завтрась на разборки в управление за аморальный образ жизни, руководящего состава, хи… Один сходил… до сих пор на селе глаз не кажет. Жена попросила сходить с ней в церковь на исповедь, детишек у них не было, так сразу донесли, насмешки стали отпускать, мол, ты сам работай по ночам, что на бога то надеяться. Ну и всё в таком духе. Затравили мужика, чуть не повесился. Слава богу, понесла Акулина, и все заткнулись. Но он долго пил. Да ты знаешь, в подмастерьях в кузне ходит, ушёл подальше от сельских глаз. Мальчонка растёт, красивый шалопай, третий годок…
 
Николай слушал и не слышал председателя. Как ни гнал эти мысли, они не уходили, напротив напирали, захлёстывали. Снова и снова спрашивал себя: что же случилось на сене? Минутная слабость? Кого считать виноватым? Два человека относились друг к дружке с симпатией, это могло случиться намного раньше. Ещё вначале месяца. Но они же не переступили грань уважения и жили дружно.
 
Голос Иван Ивановича вывел из размышлений Николая.
- Что загрустил, не охота Ефимовну покидать? Понравилась?
- Да, нет, не угадали, неохота Вас оставлять с вашими проблемами, свыкся вот, что каждый день нужно ждать от ваших подопечных сюрпризов. Не хватать будет вашей заботы, в городе всё распланировано на всю неделю, не бывает таких проблем, как прогул по поводу хмельной головы. Спасибо Иваныч за поддержку, приятно было работать, да и отдыхать с Вами. Пора и своих обрадовать, что у них отец есть.
- Шучу Аркадьич, понимаю, спасибо за труды тебе, подсобил много, довольны и ребята тобой. Поехали. Тебе и подготовиться к дому нужно, машину тебе выделю, отвезут ребятки.
Вышли из сруба, мужички уже толпились возле гнедого, кто покуривал, кто просто стоял, балагурил.
- Айда, ребят, поехали, вороти оглобли в сторону дома, - шутливо скомандовал  Иваныч.
 На дворе быстро темнело, крепчал морозец. Видимо зима стала брать права в свои руки. Пора, давно пора, затянулась поздняя осень.
 
 Прощаясь с ребятами, Николай не сдержал грустного вздоха. Замечательные парни, иные могли бы стать отличными друзьями, но, увы, завтра он уже будет в другом мире в кругу близких, любимых. С чувством пожал  ребятам руки и пошел в сторону хаты Ефимовны. М-да… Как она его встретит?
Николай невольно напрягся, сбавил шаг. Вначале не обратил внимания на дымок, вьющийся из трубы баньки, а когда прошёл  вглубь двора, то понял, что Анна ему приготовила баню и взбодрился. Банька это хорошо! Начнём с чистого листа! И, сбросив напряжение, легко с юношеской радостью переступил порог хаты.
Анна в домашнем халате, как раз вынимала чугунок с картошкой, собиралась пюре делать. Как говорится, поспел к столу.
- Аннушка, что у нас сегодня банный день? Я уже мечтал о домашней ванне. А тут такой подарок.
 Он впервые её так назвал, ласково. Анну изнутри обдало жаром, смутилась и тихо ответила:
- Да, решила тебе подарок сделать, баньку с веничками да вот ужин королевский.
- Точно королевский, этим всё село можно накормить, а я тут один. Или кого позвала? - и посмотрел в глаза женщине, в самую их глубину, в его взгляде был вопрос, был поиск. Какой ответ он хотел увидеть? Что искал? Николай не смог бы ответить, даже напрягшись, всё получалось само собой, словно по велению природы.  Нестерпимо манили, затягивали в дурманящий омут эти глаза, а ямочки на щеках будоражили, заставляли мелко дрожать всё тело.  Хотелось целовать и целовать эти ямочки, нырять и тонуть  в этих омутах. Боже, а как чуден завиток у виска, он словно крючок  проникал в душу, цеплял её и нежно, но властно тянул, тянул…
Ах, если бы он был живописцем, то непременно написал бы картину, не уступающую полотнам великих мастеров и этот дивный завиток, вызывал бы восторг зрителей, как таинственная, загадочная улыбка Джоконды!
 
Грудь Анны колыхалась, то вздымаясь, то опадая, чтобы  снова рвануться вперёд, казалось, ещё мгновение и  с треском отлетят пуговицы халатика и вырвется наружу, ослепив белизной…
Всё это буквально сводило Николая с ума. И он поспешно, словно действительно боясь потерять разум, кинулся в комнату. Присел на кровать, подождал, пока уймётся суматошное сердце и восстановится естественное течение взбудораженной крови. Затем переоделся в домашнее, взял полотенце, завернул в него сменное бельё - трусы, майку, перед выходом шикнул на себя: » Соберись! Что ты как размазня растёкся по тарелке».
 
 Анна стояла у стола, деревянной ступкой толкла картошку, добавляя ложкой из сковороды ещё скворчащие шкварки и доливая из крынки молоко. На её влажных блестящих губах играла улыбка. Услышав шаги Николая, глянула через плечо и словно обволокла незримой сетью, играючи повлекла к себе, ямочка на щеке завибрировала, немо крича: «Иди же, не медли! Увлажни меня поцелуем, а не то высохну, увяну! Не погуби!» Кровь в Николае снова взбурлилась, как закипевшая вода в чугунке, бешено рванулась по жилам, раскаляя их. Едва не задыхаясь от внутреннего жара, Николай уже собрался суматошно выбежать вон, но Анна остановила:
-Погодь,- отшатнулась от стола, вытирая передником руки.- Возьми вон,- показала на табурет, где лежало пёстрое сложенное вчетверо толстое махровое полотенце, - большой рушник, банный. А полотенце твоё постираю, и к утру у печи высохнет, давай. Давай же,- с улыбкой подстегнула замешкавшего Николая.
Шагнул вдруг ослабшими ногами к табурету, смущаясь как юнец, переложил бельё в рушник, а своё полотенце протянул Анне. Взяла, зачем-то прижав к груди, а Николай, в который раз невольно отметил, что руки у неё красивые, пальцы тонкие, длинные совсем не сельской жительницы.  Некому целовать эти волшебные ручки…
 
Не помнил, как оказался на крыльце, облегчённо выдохнул, удивляясь: как это не вспыхнул точно смоляной факел? А в следующее мгновение с ужасом осознал, что на самом деле ему очень паршиво.  Он интуитивно чувствовал это, но не мог понять, ибо всё было слишком глубоко. И вот разом всплыло на поверхность, выпятилось, обступило с немыми укоряющими вопросами. Что это? Новая влюблённость? Или элементарный блуд, который обычно оправдывают заготовленной веками назад отговоркой: « На меня словно затмение нашло, не ведал, что творю»? Внутри проклюнулось, стало стремительно расти, нечто схожее с изжогой. А это ещё что? Неужели угрызения совести?
 
Так терзая себя вопросами, Николай дошёл до баньки. Шагнул в предбанник, дохнул особенный банный дух и все его муки, терзания тотчас растаяли, как дымок от погасшей спички.
 
Зачерпнув ковшом воды из бочонка, Николай плеснул на раскалённые камни, те возмущённо зашипели, заклубились паром, вскоре он заполнил всю площадь парной. Вода в бочонке, похоже, настояна на травах: пар густой, как туман, не жгучий,  от него не пересыхало в горле, во рту, запахло разогретым на солнце лугом. Тело обильно потело, с потом уходила вся накопленная за неделю усталость, а каждая клеточка, казалось, разбухала, жадно впитывая сладостную истому.
Как ни странно, за полгода деревенской жизни Николай только сейчас, в эти вот минуты узнавал, что такое настоящая деревенская баня. В этих краях суббота была банным днём, и Анна, конечно же, топила баню, а когда та была уже готова, почему-то робко звала постояльца:
- Николай Аркадьевич, банька готова. Идите к первому парку.
И Николай тоже почему-то терялся, начинал отнекиваться:
-Нет, нет, спасибо, идите вы, я потом, после вас…
И вроде не было дел, которые бы рвали за руки, но каждый раз Николай долго не мог оторваться от пустяшных занятий. И Анне приходилось по три, а то и по пять раз напоминать про баню:
- Шли бы вы уж…простынет. В холодной будете мыться?
И он, наконец, отправлялся в перестоявшую баню. В печи агонизировали бледными огоньками угольки, камни уже не давали пар, а лишь презрительно фыркали »тфы» и словно с досадой сплёвывали. Пахло отчего-то старой мешковиной и сырыми прелыми досками. Каждый раз, переступая порог бани, Николай испытывал сильное стеснение, неловкость, точно заявился не спросясь и каждую минуту ожидал: вот распахнётся дверь и вломятся хозяева, спросят: »А чего это ты тут самовольничаешь? А ну живо собирай свои манатки и проваливай!»
Поэтому он особо и не размывался: на скорую руку, будто для вида, намылит голову, поёрзает мочалкой по телу и скоренько всё смоет - и всё. Так что до сего дня Николай ходил в баню не мыться, а просто ополаскиваться, как это делал дома под душем после рабочего дня. Правда, дома это называлось «освежиться».
Сейчас же он к собственному удивлению чувствовал себя более чем уверенно, с удовольствием растянулся на полке, лежал, млел, думал с нежностью: »Ах, Аннушка…спасибо за такой подарок!»
Духмяный пар обволакивал, пеленал разгорячённое тело, вместе с потом выжимал всё дурное, нездоровое, время от времени, словно мстя за что-то, жалил то в одно место, то в другое - точно дюжину веточек крапивы прижимали. Может, мстил за то, что уезжает, разбередив душу хозяйки, за её будущие слёзы в подушку в стылой постели?
А глаза то и дело зыркают на тазик, в котором размокали берёзовые веники, и думалось игриво: эх, некому теми веничками пройтись по моей спине. А самому, это ж одна маета, не тот вкус, как жевать сухофрукты вместо того чтобы вогнать зубы в налитой сочный плод, и чтобы тот сок брызгал в стороны, тёк щекоча подбородок.
 
Скрипнула с тяжким вздохом входная дверь. Наверное, Анна что-то принесла, вяло подумал Николай, продолжая лежать. Но в следующее мгновение отворилась дверь парилки и вошла Анна в белой ночной сорочке. 
- Коля, я пришла попарить тебя, ты не против?
- Категорически против, ибо налицо неравенство. Я перед тобой, в чём мать родила, а ты в сорочке! Конечно же против такого неравенства, сымай! - и сам стал снимать с неё сорочку.  Тронул пучок волос и те рассыпались по плечам, преобразив женщину в сказочную прекрасную русалку. Покатые плечи молочной белизны, груди упругие, нерожавшей женщины, напряжённые соски. Жаждущие ласковых прикосновений его рук, губ. Какая же красавица! Куда смотрят мужики этого села? Тьфу, да зачем они сейчас нужны?! Она сегодня моя… моя, самая сладкая ягода!
Её руки легли ему на грудь. Её чарующие очи с тоской и каким-то отчаянием смотрели в его глаза, будто чего-то там искали, зовущие губы, как вишенки в росе, слегка приоткрыты, точно лепестки бутона, трепещущие губы.
- Милый, мой милый, прости меня… - она обвила шею Коленьки руками и ворошила волосы, прижалась всем телом к груди, ей было безумно хорошо, нега разлилась по всему телу. Ноги стали слабыми. Она обрушила волну поцелуев на Николая, разжигая страсть и желание. Парная наполнилась любовью двух сердец - мужчины и женщины…
 
А после была настоящая банька с березовым веничком и прохладным квасом, слабостью до головокружения и немножко грусти и сожаления. Что это последняя ночь их совместного проживания.
 
***
Утром Николай поднялся первым, накинул фуфайку и пошёл в сарай, покормил Бурёнку, поменял ей настил. Это трудная, вообще-то мужская работа, вилами да лопатой настил очищать. Пусть хоть сегодня отдохнет, бедняжка. Опять останется одна, а может снова определят кого на постой. От этой мысли неприятно кольнуло в сердце. Вот Коленька, ты уже как собственник подумал, готов ринуться защищать своё…идиот, не иначе.
 Корова просилась на дойку, мычала, звала хозяйку. Николай похлопал её по крупу, ласково уговаривая:
- Потерпи чуток, голубушка. Дай Аннушке ещё пяток минут поспать, никуда твоё молочко не убежит. Будь умницей.
И Бурёнка, словно соглашаясь, замолкла, коротко вздохнув.
 Николай вышел из сарая, глянул на часы: пора собираться. Да особо собирать то нечего - чемодан всегда стоял наготове, захлопни крышку и поехал.
Рядом с чемоданом он с удивлением обнаружил корзинку, заполненную доверху свёртками, мешочками, баночками. Сало, колбаса домашнего приготовления, сухофрукты из сада, баночки с вареньем и медком. Когда только успела? Вот что значит женщина…
 
Пока Николай одевался, приводил себя в порядок, Анна успела и корову подоить и чай заварить, да ещё и греночки поспели. Будто счастливая отроковица порхала, не чуя ног, и лишь грустинка в глазах, да время от времени пробегавшая тень по лицу, говорили, что счастье-то с горчинкой.
Не успели допить чай, как возле калитки уже семафорил водитель, пора в дорогу. Поблагодарил Аннушку за приют, за заботу, помолчал и добавил: за ласку… Хотел всё сказать бодро, живо, чтобы расставание не было уж таким давяще тягостным, но не получилось: грусть сквозила, сочилась в каждой буковке.  Порывисто привлёк Анну, приник на мгновенье, поцеловал и, резко отпрянув, почти выбежал за дверь. Долго прощаться, только сердце рвать.
 
Уходил быстро, задыхаясь как от бега. Сердце саднило, точно болючий зуб. Николай чётко осознавал, что он сейчас разорвал себя на две кричащие от боли половинки, что вся дальнейшая жизнь его будет в перетягивании этих половинок: одна будет тянуть в семью, к детям, другая – сюда, к Аннушке…
Какая перетянет?
 
ДРАМА
Рейтинг: +15 377 просмотров
Комментарии (11)
Татьяна Белая # 18 апреля 2023 в 12:01 +5
Вот прочитала рассказ и пришла к выводу, что именно здесь автор более всего раскрыл тему "Любовная лирика". Лирика, написанная в прозе. Такие описания именно состояния людей, которыми овладевает чувство. Ну, или просто страсть. Про сюжет ничего не скажу. Это на любителя. Но лирики здесь хватает. Удачи автору несомненно. live1
Александр Джад # 18 апреля 2023 в 13:05 +5
Замечательный рассказ! Прекрасно написан. Прочитал с огромным удовольствием.
Не сомневаюсь – это победитель. Я бы поставил 10+.
Удачи автору и победы!
Нина Колганова # 18 апреля 2023 в 15:48 +4
Накрыл с головой, очаровал рассказ. Замечательное повествование!
Спасибо автору за настоящие чувства:и героев,и мои.Сопереживала,как в юности.
Удачи!
София Даль # 18 апреля 2023 в 18:02 +4
Классика жанра, классика подачи материала. Мастерски написано. Автору успехов!
Сергей Шевцов # 19 апреля 2023 в 11:36 +3
Любовь нечаянно нагрянет, Когда её совсем не ждёшь...
Василий Мищенко # 19 апреля 2023 в 22:40 +4
Ну, действительно, с горчинкой. И ничего не поделаешь, это жизнь. Интересная и впечатлительная история, написанная мастерски. В одном месте почему-то промелькнула "Никифоровна" вместо Ефимовны.
Галина Сотникова # 21 апреля 2023 в 23:01 +3
Автор - мастер слова!Зачиталась))
Удачи и новых интересных рассказов!
Светлана Казаринова # 23 апреля 2023 в 10:46 +3
Прекрасный рассказ. И действительно любовь, и действительно с горчинкой. ну, что поделаешь - жизнь такая, не всегда любовь приходит вовремя, иногда сильно опаздывает. Автору удачи!
Людмила Комашко-Батурина # 24 апреля 2023 в 20:36 +3
Рассказ вышел на славу - эротичный, светлый и душевный. Автору победы в конкурсе!
Лидия Копасова # 8 ноября 2023 в 13:06 0
den-rozhdenija-6
Наталия Суханова # 17 февраля 2024 в 11:57 0
Браво, Михаил! Очень интересный, жизненный сюжет и написан мАстерски! Новых творческих находок! bokal