Случай с сержантом Ковригиным

   Сержант Ерофей Ковригин воевал в пехоте второй год. Отслужил срочную и демобилизовался он в мае 41-го. Но на гражданке в родной деревеньке Ерофей пробыл совсем недолго. Началась война и в июле он опять оказался в солдатах. Сейчас это был опытный, обстрелянный боец, хорошо освоивший науку выживания в условиях войны. Были, конечно, ранения, не без этого. Но всё несерьёзные, ограничивавшиеся медсанбатом.

   Хоть и деревенский, Ковригин был неверующим, крестика не носил, ни в какие чудеса и всякие потусторонние силы не верил. Тем более в армии он стал коммунистом. Да и не было в его ещё в общем-то короткой жизни необъяснимых, мистических случаев, чтобы чего-то такому не то, чтобы верить, но хотя бы засомневаться в незыблемых и таких понятных законах природы. Но пришёл тот день, когда сержант Советской Армии Ерофей Ковригин убедился, что чудеса случаются. И не только в мирной жизни, но и на войне.

   Летней ночью перед боем Ерофею не спалось. Спать пришлось прямо в окопе. Роте был дан приказ выбить с рассветом окопавшихся совсем близко немцев. Ворочался с боку набок, пересчитывал овец, но сон не шёл. В голову лезли какие-то дурацкие мысли, вставали мало имевшие общего с реальностью картины.

   - Что за бред! – добавив несколько крепких словечек, ругнулся Ковригин. Думал про себя сказал, а оказалось вслух.

   - Что, сержант, не спиться? – услышал его сидящий недалеко старшина Марчук. Это был самый опытный в роте солдат, воевавший ещё в финскую войну. Старшина был строг к подчинённым, но справедлив. Его в роте если и не любили, то уважали уж точно.

   - Да, товарищ старшина. Давно такого за собой не припомню. Ведь не первый бой завтра предстоит. Да и вы тоже, смотрю, бодрствуете.

   - Привычка. Пока весь личный состав не успокоится, не засыпаю. А ты, сержант, всё ж попробуй не думать о том, что будет завтра. Кому суждено, тот уцелеет. Как говорится, живы будем, не умрём, а умрём, так жить не будем. – И сержант, улыбнувшись сквозь свои пшеничные усы и подмигнув Ерофею, поднялся и пошёл вдоль окопа. Видно, убедиться, все ли бойцы спят.

   Ковригин забылся недолгим сном перед самым рассветом. Лучше бы он совсем не засыпал. Снилось Ерофею, что бежит он по полю, но не вместе со своими бойцами, а почему-то один. И даже не бежит, а как бы летит, перебирая в воздухе ногами и чуть-чуть не касаясь земли. Хочет остановиться, но не может. Какая-то непреодолимая сила толкает его вперёд.        Вдруг прямо перед ним вырастает фигура немецкого солдата с автоматом в руках. Но немец какой-то странный. Приглядевшись, Ерофей видит, что вместо лица у него голый, отдающий желтизной череп. Пустые глазницы, дыра вместо носа и оскал зубов в провале рта. Голой костяшкой пальца немец жмёт на спусковой крючок и, не целясь, пускает в сержанта очередь…

   …Кто-то потряс Ковригина за плечо, прекратив ночной кошмар. Ерофей с трудом продрал глаза. Череп немца сменило смуглое круглое лицо рядового Рахимова:

   - Товарищ сержант, проснитесь. Подъём объявили.

   Багровый полукруг солнца, казалось, заслонивший весь горизонт, известил о начале нового дня. Для кого-то последнего.

   После недолгой артподготовки рота была поднята в атаку. Местность до немецких окопов была ровной и совершенно открытой. Так что о перебежках не могло быть и речи. Главное, успеть добежать до вражеских окопов и молить бога, судьбу и чего там ещё, чтобы избежать пули или осколка, которые вмиг сделают тебя – бегущего живого и здорового – лежащим раненым или мёртвым.

   Раскатистое «ур - ра – ааа», лишь только рота взметнулась из окопов, быстро перешло в хриплое дыхание одновременно бегущих и падающих людей. Первую половину расстояния молодой сержант Ковригин преодолел почти быстрее всех. Ему не уступал только бегущий рядом Рахимов. Но вот и он, подкошенный очередью пулемёта, пробежав ещё несколько метров, рухнул на землю.

   До немецких окопов оставалось всего ничего, когда неожиданно, точно, как во сне, из окопа встал во весь рост немец, держа в руке «Шмайсер». Только у него был не голый череп, а обычное лицо. Молодое лицо и даже красивое, если бы не немигающие, цвета стали глаза и искажённый гримасой рот.

   Ситуация для сержанта была безнадёжная. Но ничего уже не поделаешь, голое место, где не заляжешь и не спрячешься. Оставалось только бежать, надеясь на чудо. И чудо произошло.

   ...Как будто вокруг разом абсолютно все остановилось. Ковригин отчётливо видел, как из ствола ему навстречу появилось с десяток пуль – то есть видел то, чего, учитывая скорость полёта пули, человек видеть не в состоянии. Пули одна за другой появлялись из ствола и плыли этакой неспешной вереницей, приближаясь к подбегавшему. Плыли примерно со скоростью спокойно идущего человека, не быстрее. А он осознавал себя так, словно бежал правильно, со всех ног, летел сломя голову…

   … Пули плыли навстречу, а немец казался в полный рост фотографией, какой-то плоской, неживой, странной картинкой. Не было времени ни о чем думать. Пули почему-то плыли медленно, и все тут…      Человеком в такой миг руководят рефлексы, инстинкты, нечто звериное. Ковригин попросту, видя такое дело, не рассуждая и не удивляясь, обогнул эту неспешно ползущую цепочку пуль, уже насчитывавшую штук двадцать. Оббежал, как некое неподвижное препятствие, рванулся в сторону, зашёл справа, размахнулся винтовкой…

   И все пришло в прежнюю норму, исчезла эта непонятная странность окружающего. Сержант вмазал немцу прикладом по шее сбоку, сбил с ног, свалил…

   Потом, когда немцев выбили, старшина Марчук, бежавший, как оказалось, за Ковригиным, удивлялся: как сумел извернуться? Ведь палил этот немчура буквально в лоб, навстречу. Но удивлялся недолго – мало ли что случается в скоротечной схватке. Он ведь толком не присматривался, не до этого было.