Беседы с Анной Марковной

Миниатюры о скамеечной знакомой
Несколько лет соседствую с интересной пожилой женщиной, Анной Марковной. Сдружились понемногу, захаживаем  друг к другу чайку попить. Мудрость приятельницы, её зрелые суждения мне импонируют. Несколько раз в шутку предлагала ей вместо меня прием вести. На днях решила за ней записывать. Думаю, пусть не только мне будет интересно, а кому-то и полезно.

Вы сейчас с кем говорите?
На днях Анна Марковна - рассуждала об импульсивном поведении знакомых дам. Она выражалась проще – «о психованности».
- Психованные все пожизненно, сетовала Марковна. Причем, и в хорошем, и в плохом. Если к одному месту приспичило, среди ночи тебя разбудят или с утра пораньше с кровати сдернут и, не спрашивая, не обращая внимания на тонкие намеки, что не с руки их сейчас слушать, выгрузят на тебя свои фекалии.
В основном фекалии. Иногда бурно восторгаются ситуацией или человеком, но я-то знаю – это ненадолго, через некоторое время их же будут хаять. А слово скажи поперек, усомнись, ушат помоев на тебя тут же выльют: и назло говорю, и знать не знаю, мне бы только спорить, и лучше со мной вовсе не разговаривать. Так что я в основном помалкиваю. Зачем делать себе же хуже? Хотя не каменная, сорвусь иногда: «Что ты, Нюта, три дня нервная какая-то, сегодня на четвертый перевалило, переживаешь, меня дергаешь, а у меня нынче так голова болит…» У-у-у! Что началось! Моя головная боль, конечно, малоинтересна, а вот, что слушать её бред не хочу – возмутительно. Трубку бросила. Нашла, за что ей телефон отключили – десять часов проговорила. Не верит. Так ведь не я, машина считает.
Другая только тогда «на крыльях летает», когда полезность свою доказывает, до смешного, ей Богу, как в анекдоте про тимуровцев, что старушку через дорогу переводили, когда той ненадобно. А воспротивится жертва помощницы или что не по её скажет, шуму не оберешься, первым врагом станет. Хорошо, ненадолго, отходчивая, хоть и психованная.
И все больше жалуются: в квартире, как в конуре, сиднем сиди; в своем доме хорошо, но работы много, дорожки каждый день мести надо, зимой от снега чистить; был муж пьяница – замучил, помер - лучше бы пил, но жил рядышком; за городом хорошо, но магазин с аптекой далеко, в городе все рядом, да дышать нечем.
Я думаю иногда, неужто, и сама такая. А ведь такая. Вот сейчас тебе вроде как жалуюсь, на тебя свои какашки сваливаю. А не спросила, есть у тебя время меня слушать, чувствуешь себя как, да и надо оно тебе про моих бабок разговоры разговаривать.
- Есть, Анна Марковна, есть. Я привычная. У меня работа такая – слушать.
- Ох, тяжелая работа, по себе знаю.
И чтобы не сорваться на свои тяжести, спрашивает заботливо: «А голова-то не болит от разговоров?».
- Болит, иногда, как не болеть.
- Таблетку бы тебе посоветовала, да ты сама советчик в этом деле лучший. Уморила я тебя. В другой раз зайду?
- Заходите, Марковна.
- Ты не скрывайся, сразу говори, что недосуг тебе. С нами построже надо, а то разбалуешь, не переслушаешь. По себе знаю.
Я смеюсь. Марковна уходит.

Радости вприглядку
- Вот скажи ты мне, отчего все жалуются на нехватки недостатки, а назови их бедными – обижаются. Я легко и честно признаюсь – я бедная. Не нищая, конечно, этот перебор и для нищих обида, но бедная. Все ведь просто. Пенсия у меня мизерная. Дети не помогают – не с чего. В доме только самое необходимое, и купить могу только самое нужное и то не всегда. По всему видно – я бедная. Чего стыдиться – это правда. Бедная я не от того, что на диване лежу, а что больше работать не могу. Скопить не с чего было – детей растила, на то только и хватало.
Но я ж и не жалуюсь, и не убиваюсь. Приспосабливаюсь. А подруга моя давняя, Нюта, только знай, талдычит, как трудно живется, как все кругом плохо нынче, и как раньше было хорошо. Я ей говорю, это, мол, старость – новое хаять, старое хвалить. Куда там, доказывает с пеной у рта. А как согласилась я – плохо стало жить, бедные мы, вовсе озверилась: «Я не бедная, не побираюсь». Я возьми да пошути: «Нищие побираются, а мы пока только бедные». Обругала она меня и трубку бросила. Недели две со мной не разговаривала.
Чудно мне. Себе колбасу ливерную покупает, как кошке, а гостям сервелат. Салфетки бумажные поштучно, по количеству едоков кладет, а на пальцах кольца золотые. «Зачем вам столько комнат, втроем?» - допытывает меня. «Так каждый в своей комнате своим занят, никто никому не мешает», - отвечаю. Хочется добавить, что привыкли они с родителями и детьми вшестером в двухкомнатной ютиться, вот и напрягает много места. А то еще дурная мысль закрадывается, неужто Нюта мне завидует?
Я так думаю, что бедному трудно сознаться, что бедный он, а жаловаться легко. И уж если у него чуть лишнего появилось – спешит показать, похвастать, сам радоваться не может, надо, чтобы другие оценили, поверили, что не бедный он.
- Вы, Анна Марковна, женщина мудрая, сами все понимаете. Трудно человеку, не привык он жить для жизни и радости, нужна ему, вместо удовольствия от жизни, радость от оценки окружающих.
- Это что ж, без соседкиной похвалы колбаса невкусная.
- Точно, - рассмеялась я. – Хорошо с вами, весело и приятно, но мне работать пора.
- А, запомнила мой наказ, - лукаво улыбается Марковна, - вовремя гонишь. Пойду, а то вовсе пускать не станешь.
- Стану – стану. Мне без вас теперь никак не обойтись.

Лекарство от старости
- Невоспитанная я! – признается Анна Марковна.
- Это почему? – удивляюсь я.
- Подруги меня всегда спрашивают о здоровье, а я их никогда. Вот они и обижаются. Ну, ты сама посуди, как мы себя можем чувствовать? Конечно, по возрасту и по изношенности. Что об этом говорить? Я им так и отвечаю. Но они, если даже не спросишь, как заведут панихиду: про ломоту в суставах, головокружения, бессонницу, не переслушаешь. А пока все рецепты расскажут, можно борщ сварить. Я, кстати, так и делаю – положу трубку на стол и своими делами занимаюсь. Главное, время от времени поддакивать. И не дай бог обмолвиться, что и у меня спину прихватывает. Пока все про мухоморы на спирту и супермази из аптеки не посоветуют, не уймутся.
Ну, вот скажи, - возмущенно вопрошает Марковна, - неужели они на самом деле надеются вылечиться, или заняться нечем.
- Насчет надежды не знаю, но требования к результатам лечения предъявляют.
- Ага – ага, - подхватывает соседка. – Я, мол, таблетки пью, почему не помогает. Должно же пройти.
Смеюсь.
- Может, не те таблетки?
- А я про что. Нет таблеток от старости. Покряхтел, растер спину, чем в аптечке нашлось, чайку попил, и пошевеливайся. Все лучше, чем жаловаться.
- А куда пошевеливаться? - подначиваю я Марковну.
- Как куда? Дома всегда дела найдутся. Мне тут Ленка с пятого этажа на днях говорит: «Давайте я девчонок пришлю, они вам кухню отмоют». «Да, вроде, чисто у меня». А как ушла она, я очки надела и посмотрела. Мать честная! Без очков значительно чище. Посидела – посидела, что делать, начала драить. Вот тебе и занятие.
Клумбы под окном развела, видала? Тоже дело.   
- Видела, красиво получилось.
- А ты чего квелая такая? – переключается на меня Анна Марковна.
- Да что – то притомилась, - вяло отвечаю я.
- А ты… - начала Марковна, но неожиданно притормозила и расхохоталась. – От глупости тоже таблеток нет. Чуть было советовать начала. Вот ведь, старость не радость. Пойду-ка я лучше до дому, до хаты. Дам тебе роздых.
Анна Марковна уходит, а я принимаю её лекарство – отдых.

Полинявшие поздравления
«То ли  я старая совсем стала, ко всему безразличная, то ли помру скоро, о другом думать надо», - начинает соседка совершенно неожиданно «чайный» разговор.
- Что это с вами, Анна Марковна? Вы же у нас редкий экземпляр оптимиста.
- Да вот, поди ж ты, как праздник, начинаю сомневаться в своем оптимизме. Раньше, по молодости по пятьдесят открыток подписывала к праздникам, родным, друзьям. И всем старалась что-то хорошее, лично им приятное, написать. Потом все меньше - меньше почты отправляла и получала. И как-то сошло на нет. А я даже не заметила.
Телефон все заменил, когда хочешь, позвонишь, что хочешь, скажешь. Но с годами стала замечать, что меня поздравления эти совсем не трогают. Слова поздравительные полиняли совсем. И нет мне разницы, поздравят или нет. А вот подруги обижаются. Думаю, неужели, правда, их так волнуют мои поздравления. Я больше беспокоюсь, когда слягут они, помочь стараюсь, чем могу, или хоть поддержать. По мне не поздравят меня, так  и бог с ним. Но не нехорошо получается, раз люди обижаются.
Как думаешь, от старости это? Новый год, все шлют поздравления разные художественные, открытки с песнями. А я, как представлю, что ни одного ихнего слова живого там нет, так и не читаю вовсе, и не открываю даже СМС-ки. Или, возьму, напишу в ответ нормальное поздравление, как раньше в открытке. Никого из их домашних не забуду, всем приветы и пожелания передам. Из вредности что ль или от обиды. Может, правда, помирать пора? – тревожно переспрашивает Марковна.
- С чего вы взяли, что у вас безразличие? Может, наоборот их безразличие вас задевает? Разучились люди общаться, потеряли живой интерес друг к другу. Все машина за них сочиняет даже добрые слова пожеланий. Вот вас и цепляет. Вы, Анна Марковна, у нас самый живая из живых, сохранились лучше любого артефакта.
- Ой, что-то ты меня сегодня нахваливаешь? Утешить хочешь? Но умная ты, на все вопросы ответы находишь. А как найдешь, так и полегчает. Спасибо! Я ведь что зашла? Поздравить тебя с Новым годом! И как раньше говорили, с Новым счастьем.
- Спасибо, Марковна! Пусть будет счастье, очень пригодится.

© Copyright: Наталья Волохина, 2020

Регистрационный номер №0471010

от 1 апреля 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0471010 выдан для произведения: Миниатюры о скамеечной знакомой
Несколько лет соседствую с интересной пожилой женщиной, Анной Марковной. Сдружились понемногу, захаживаем  друг к другу чайку попить. Мудрость приятельницы, её зрелые суждения мне импонируют. Несколько раз в шутку предлагала ей вместо меня прием вести. На днях решила за ней записывать. Думаю, пусть не только мне будет интересно, а кому-то и полезно.

Вы сейчас с кем говорите?
На днях Анна Марковна - рассуждала об импульсивном поведении знакомых дам. Она выражалась проще – «о психованности».
- Психованные все пожизненно, сетовала Марковна. Причем, и в хорошем, и в плохом. Если к одному месту приспичило, среди ночи тебя разбудят или с утра пораньше с кровати сдернут и, не спрашивая, не обращая внимания на тонкие намеки, что не с руки их сейчас слушать, выгрузят на тебя свои фекалии.
В основном фекалии. Иногда бурно восторгаются ситуацией или человеком, но я-то знаю – это ненадолго, через некоторое время их же будут хаять. А слово скажи поперек, усомнись, ушат помоев на тебя тут же выльют: и назло говорю, и знать не знаю, мне бы только спорить, и лучше со мной вовсе не разговаривать. Так что я в основном помалкиваю. Зачем делать себе же хуже? Хотя не каменная, сорвусь иногда: «Что ты, Нюта, три дня нервная какая-то, сегодня на четвертый перевалило, переживаешь, меня дергаешь, а у меня нынче так голова болит…» У-у-у! Что началось! Моя головная боль, конечно, малоинтересна, а вот, что слушать её бред не хочу – возмутительно. Трубку бросила. Нашла, за что ей телефон отключили – десять часов проговорила. Не верит. Так ведь не я, машина считает.
Другая только тогда «на крыльях летает», когда полезность свою доказывает, до смешного, ей Богу, как в анекдоте про тимуровцев, что старушку через дорогу переводили, когда той ненадобно. А воспротивится жертва помощницы или что не по её скажет, шуму не оберешься, первым врагом станет. Хорошо, ненадолго, отходчивая, хоть и психованная.
И все больше жалуются: в квартире, как в конуре, сиднем сиди; в своем доме хорошо, но работы много, дорожки каждый день мести надо, зимой от снега чистить; был муж пьяница – замучил, помер - лучше бы пил, но жил рядышком; за городом хорошо, но магазин с аптекой далеко, в городе все рядом, да дышать нечем.
Я думаю иногда, неужто, и сама такая. А ведь такая. Вот сейчас тебе вроде как жалуюсь, на тебя свои какашки сваливаю. А не спросила, есть у тебя время меня слушать, чувствуешь себя как, да и надо оно тебе про моих бабок разговоры разговаривать.
- Есть, Анна Марковна, есть. Я привычная. У меня работа такая – слушать.
- Ох, тяжелая работа, по себе знаю.
И чтобы не сорваться на свои тяжести, спрашивает заботливо: «А голова-то не болит от разговоров?».
- Болит, иногда, как не болеть.
- Таблетку бы тебе посоветовала, да ты сама советчик в этом деле лучший. Уморила я тебя. В другой раз зайду?
- Заходите, Марковна.
- Ты не скрывайся, сразу говори, что недосуг тебе. С нами построже надо, а то разбалуешь, не переслушаешь. По себе знаю.
Я смеюсь. Марковна уходит.

Радости вприглядку
- Вот скажи ты мне, отчего все жалуются на нехватки недостатки, а назови их бедными – обижаются. Я легко и честно признаюсь – я бедная. Не нищая, конечно, этот перебор и для нищих обида, но бедная. Все ведь просто. Пенсия у меня мизерная. Дети не помогают – не с чего. В доме только самое необходимое, и купить могу только самое нужное и то не всегда. По всему видно – я бедная. Чего стыдиться – это правда. Бедная я не от того, что на диване лежу, а что больше работать не могу. Скопить не с чего было – детей растила, на то только и хватало.
Но я ж и не жалуюсь, и не убиваюсь. Приспосабливаюсь. А подруга моя давняя, Нюта, только знай, талдычит, как трудно живется, как все кругом плохо нынче, и как раньше было хорошо. Я ей говорю, это, мол, старость – новое хаять, старое хвалить. Куда там, доказывает с пеной у рта. А как согласилась я – плохо стало жить, бедные мы, вовсе озверилась: «Я не бедная, не побираюсь». Я возьми да пошути: «Нищие побираются, а мы пока только бедные». Обругала она меня и трубку бросила. Недели две со мной не разговаривала.
Чудно мне. Себе колбасу ливерную покупает, как кошке, а гостям сервелат. Салфетки бумажные поштучно, по количеству едоков кладет, а на пальцах кольца золотые. «Зачем вам столько комнат, втроем?» - допытывает меня. «Так каждый в своей комнате своим занят, никто никому не мешает», - отвечаю. Хочется добавить, что привыкли они с родителями и детьми вшестером в двухкомнатной ютиться, вот и напрягает много места. А то еще дурная мысль закрадывается, неужто Нюта мне завидует?
Я так думаю, что бедному трудно сознаться, что бедный он, а жаловаться легко. И уж если у него чуть лишнего появилось – спешит показать, похвастать, сам радоваться не может, надо, чтобы другие оценили, поверили, что не бедный он.
- Вы, Анна Марковна, женщина мудрая, сами все понимаете. Трудно человеку, не привык он жить для жизни и радости, нужна ему, вместо удовольствия от жизни, радость от оценки окружающих.
- Это что ж, без соседкиной похвалы колбаса невкусная.
- Точно, - рассмеялась я. – Хорошо с вами, весело и приятно, но мне работать пора.
- А, запомнила мой наказ, - лукаво улыбается Марковна, - вовремя гонишь. Пойду, а то вовсе пускать не станешь.
- Стану – стану. Мне без вас теперь никак не обойтись.

Лекарство от старости
- Невоспитанная я! – признается Анна Марковна.
- Это почему? – удивляюсь я.
- Подруги меня всегда спрашивают о здоровье, а я их никогда. Вот они и обижаются. Ну, ты сама посуди, как мы себя можем чувствовать? Конечно, по возрасту и по изношенности. Что об этом говорить? Я им так и отвечаю. Но они, если даже не спросишь, как заведут панихиду: про ломоту в суставах, головокружения, бессонницу, не переслушаешь. А пока все рецепты расскажут, можно борщ сварить. Я, кстати, так и делаю – положу трубку на стол и своими делами занимаюсь. Главное, время от времени поддакивать. И не дай бог обмолвиться, что и у меня спину прихватывает. Пока все про мухоморы на спирту и супермази из аптеки не посоветуют, не уймутся.
Ну, вот скажи, - возмущенно вопрошает Марковна, - неужели они на самом деле надеются вылечиться, или заняться нечем.
- Насчет надежды не знаю, но требования к результатам лечения предъявляют.
- Ага – ага, - подхватывает соседка. – Я, мол, таблетки пью, почему не помогает. Должно же пройти.
Смеюсь.
- Может, не те таблетки?
- А я про что. Нет таблеток от старости. Покряхтел, растер спину, чем в аптечке нашлось, чайку попил, и пошевеливайся. Все лучше, чем жаловаться.
- А куда пошевеливаться? - подначиваю я Марковну.
- Как куда? Дома всегда дела найдутся. Мне тут Ленка с пятого этажа на днях говорит: «Давайте я девчонок пришлю, они вам кухню отмоют». «Да, вроде, чисто у меня». А как ушла она, я очки надела и посмотрела. Мать честная! Без очков значительно чище. Посидела – посидела, что делать, начала драить. Вот тебе и занятие.
Клумбы под окном развела, видала? Тоже дело.   
- Видела, красиво получилось.
- А ты чего квелая такая? – переключается на меня Анна Марковна.
- Да что – то притомилась, - вяло отвечаю я.
- А ты… - начала Марковна, но неожиданно притормозила и расхохоталась. – От глупости тоже таблеток нет. Чуть было советовать начала. Вот ведь, старость не радость. Пойду-ка я лучше до дому, до хаты. Дам тебе роздых.
Анна Марковна уходит, а я принимаю её лекарство – отдых.

Полинявшие поздравления
«То ли  я старая совсем стала, ко всему безразличная, то ли помру скоро, о другом думать надо», - начинает соседка совершенно неожиданно «чайный» разговор.
- Что это с вами, Анна Марковна? Вы же у нас редкий экземпляр оптимиста.
- Да вот, поди ж ты, как праздник, начинаю сомневаться в своем оптимизме. Раньше, по молодости по пятьдесят открыток подписывала к праздникам, родным, друзьям. И всем старалась что-то хорошее, лично им приятное, написать. Потом все меньше - меньше почты отправляла и получала. И как-то сошло на нет. А я даже не заметила.
Телефон все заменил, когда хочешь, позвонишь, что хочешь, скажешь. Но с годами стала замечать, что меня поздравления эти совсем не трогают. Слова поздравительные полиняли совсем. И нет мне разницы, поздравят или нет. А вот подруги обижаются. Думаю, неужели, правда, их так волнуют мои поздравления. Я больше беспокоюсь, когда слягут они, помочь стараюсь, чем могу, или хоть поддержать. По мне не поздравят меня, так  и бог с ним. Но не нехорошо получается, раз люди обижаются.
Как думаешь, от старости это? Новый год, все шлют поздравления разные художественные, открытки с песнями. А я, как представлю, что ни одного ихнего слова живого там нет, так и не читаю вовсе, и не открываю даже СМС-ки. Или, возьму, напишу в ответ нормальное поздравление, как раньше в открытке. Никого из их домашних не забуду, всем приветы и пожелания передам. Из вредности что ль или от обиды. Может, правда, помирать пора? – тревожно переспрашивает Марковна.
- С чего вы взяли, что у вас безразличие? Может, наоборот их безразличие вас задевает? Разучились люди общаться, потеряли живой интерес друг к другу. Все машина за них сочиняет даже добрые слова пожеланий. Вот вас и цепляет. Вы, Анна Марковна, у нас самый живая из живых, сохранились лучше любого артефакта.
- Ой, что-то ты меня сегодня нахваливаешь? Утешить хочешь? Но умная ты, на все вопросы ответы находишь. А как найдешь, так и полегчает. Спасибо! Я ведь что зашла? Поздравить тебя с Новым годом! И как раньше говорили, с Новым счастьем.
- Спасибо, Марковна! Пусть будет счастье, очень пригодится.

 

Теремок. Нафталиновые байки рожденной в СССР

Нафталиновые байки рожденной в СССР