Только кажется мне…

Все теперь одному. Только кажется мне,

Это я не вернулся из боя.

Давно стих хриплый голос певца, а Степан Кузьмич все еще сидел в той же позе, в которой застыл при первых звуках своей любимой песни. Она была не только любимой, но и очень дорогой, близкой сердцу своей удивительной биографичностью. Старик любил слушать все военные песни, но ни одна из них не вызывала таких чувств и острого ощущения вновь переживаемых событий его военной судьбы. Была в этой песне особая правда о нем и такой не проходящий надрыв, боль и память, что невозможно было сдержать слёзы.

- Деда, ты плачешь? – удивленно спросила однажды его пятилетняя правнучка Лизонька.

- Нет, что ты, Лизок, - смахнул Кузьмич слезу. – В глаз что-то попало…

Вот и сейчас он, казалось, не замечал одинокой слезы, медленно катившейся по сморщенной щеке.

Почему все не так? Вроде все как всегда:

То же небо - опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода,

Только он не вернулся из боя.

-Эх, Степка! – мечтательно произнес Андрюха, лежа в густой траве, широко раскинув руки, как будто хотел обнять все небо, весь простор, окружающий их. – Ты послушай, какая тишина! Ну разве можно поверить, что идет война? Как можно губить такую красоту выстрелами и смертью?

Редкое затишье на позиции дало счастливую возможность увидеть эту первозданную и вечную красоту приветливого весеннего леса, широкого поля, пестреющего незамысловатыми цветами, которое начиналось сразу с кромки леса и скрывалось за горизонтом. Стали слышны звонкие и беспечные голоса невидимых птиц. Кузьмич, тогда еще просто Степка, жевал травинку и смотрел в высокое небо, на котором, как в калейдоскопе, менялись причудливые узоры белоснежных облаков.

Это было последнее затишье для него и его друга. Правда, они еще об этом не знали…

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя.

Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

О чем только они не спорили: двадцатилетний Степка с вихрастыми светлыми волосами и двадцатидвухлетний Андрюха с короткой стрижкой жестких темных волос. Разговоры обо всем на свете продолжались за нехитрым обедом, перед коротким сном, даже в окопах между боями. Может, они отвлекали бойцов от реальности, а возможно, просто брала свое та прекрасная во все времена пора молодости, когда так хотелось постичь смысл жизни, познать самого себя и отыскать ответы на важные вопросы.

- Любовь не может быть вечной, - горячился Андрюха, - потому что любовь – это вспышка, озарение, которое длится всего лишь несколько мгновений.

- По-твоему выходит, что любить постоянно одного человека невозможно? И после очередной вспышки надо зажигать новый костер? Не надежнее ли будет поддерживать один раз загоревшийся костер? – усмехался более сдержанный Степка.

- Я не говорил этого, - возражал друг, - ведь потом эти мгновения могут согревать тебя всю жизнь.

- Не уверен, что я хотел бы всю жизнь греться воспоминаниями о вспышке, - не сдавался Степка, - я бы хотел жениться один раз и на всю жизнь!

- Я тоже! - соглашался Андрюха. - Но это должна быть такая девушка, которая… - пока он подыскивал подходящие слова, Степка, хлопнув друга по плечу, продолжил:

- Чтобы вспышки случались как можно чаще?

И тут же смеясь увернулся от подскочившего Андрюхи. Спустя несколько минут шутливой потасовки они долго молчали, пока Андрюха не произнес:

- А у меня уже есть такая девушка…

- И ты молчал? – возмутился Степка.

- Правда, она еще не знает, что будет моей женой, - улыбнулся Андрюха, - Сонечка… Вот закончится война, вернусь домой и сразу скажу ей о том, какая она необыкновенная.

- Надо было до войны сказать, - вырвалось у Степки.

- А что, думаешь, не выживу? Это мы еще посмотрим, кто кого: мы войну или она нас…

Как же не хватает Кузьмичу до сих пор тех разговоров и безобидных споров со своим другом!

Он молчал невпопад и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое,

Он мне спать не давал, он с восходом вставал,

А вчера не вернулся из боя.

Кузьмич поднялся со стула и подошел к серванту. Там в уголке стеклянной дверцы была вставлена пожелтевшая фотография. Единственная военная фотография. Вернее, их было две одинаковых, но одну Кузьмич отдал. На снимке они с Андрюхой, раздетые до пояса, стояли у самой воды речки без названия и мыли тарелки. Кузьмич запомнил этот день еще и потому, что тогда они в первый и последний раз чуть не поссорились. Степка получил письмо из дома и очень расстроился, узнав, что заболела его мать. Писала его тринадцатилетняя сестрёнка и, взяв с брата честное слово, что не выдаст ее, все-таки сообщила, что у мамы второй день температура, но баба Люда, их соседка, сказала, что надо заварить травяного отвара и попоить мамку, и она выздоровеет. Степка не хотел не только говорить об этом, но и вообще разговаривать, тем более спорить. А Андрюха, как назло, все не хотел засыпать и говорил, говорил что-то. Видя, что друг не отвечает, Андрюха тоже замолчал, а потом весь следующий день только напевал что-то себе под нос. Мелодия известной песенки была до того искажена, что Степка не выдержал:

- Андрюха, давай лучше стихи будешь читать!

- Что, совсем плохо? – озабоченно спросил Андрюха. – Может, другую хочешь? Я еще про калину знаю. Хочешь послушать?

Парни рассмеялись и, побросав тарелки, начали брызгаться и носиться по мелководью. Там и застало их око фотоаппарата неизвестного фотографа.

То, что пусто теперь, - не про то разговор,

Вдруг заметил я - нас было двое.

Для меня будто ветром задуло костер,

Когда он не вернулся из боя.

Это уже потом, когда Кузьмич рассказывал детям и внукам о своем военном друге, он задумался, как так получилось, что ближе человека у него не было. Всё казалось естественным, он чувствовал Андрюху, как свое второе «я». Оба парня жили под Свердловском, но познакомились только в теплушке, когда ехали на фронт. И с той минуты, когда Андрюха протянул кружку теплого чая молчаливому пареньку, сидевшему в сторонке от всех и не вступавшему в бесконечные разговоры новоиспеченных бойцов, они не расставались. И смысл слов «плечом к плечу» узнали не понаслышке. Всюду вместе: даже не беседуя, всегда чувствовали присутствие друга. И как знать, может быть, именно это чувство надежности и спасало их не раз. Вот и в том бою Степка бежал вместе со всеми, подстегиваемый протяжными криками «Ура-а-а-а!» «За Родину!» «За Сталина!» и знал, что рядом точно с таким же настроением бежал Андрюха. А думали ли на самом деле вчерашние мальчишки в такие минуты о Родине и Сталине? Нет. О них думалось до боя и после него. А в момент атаки и боя эти крики заглушали страх, отчаяние и яростную злость на врага, так жестоко и бессмысленно нарушившего мирную тишину их родных, их страны. Этот адреналин не позволил сразу понять Степке, что он ранен. Осознание пришло только тогда, когда силы стали покидать его, а правая рука перестала двигаться. И в это время рядом опять оказался его друг. Забегал Андрюха и в госпиталь, где оказался Степка, изнывающий от странного чувства вины за свое ранение и невозможность продолжать сражаться.

В следующий бой Андрюха пошел без него. А на душе у Степки было так тяжело, как будто чувствовал, что его друг остается без защиты их крепкой проверенной дружбы. Так оно и случилось. И опять не покидало чувство вины, теперь за гибель друга.

- Ну, Степан, - улыбнулся ему Андрюха, забежав перед своим последним боем к другу, - теперь придется мне биться за себя и за того парня.

- Да не болит у меня уже рука, - словно оправдывался Степан. – В следующий раз все равно пойду с тобой.

- Пойдешь, пойдешь, - осторожно похлопал Андрюха по плечу лежащего, - мы с тобой еще погоняем фрицев.

Он пошел к выходу, но у дверей вдруг остановился и снова вернулся.

- Степ… Ты…если что… найди мою Сонечку… Скажи ей то, что я не успел сказать…

- Андрюха! – возмущенно вскинулся Степан, но тот уже быстрым шагом выбежал из палаты.

С мучительным ожиданием прислушивался Степан к отдаленным выстрелам и взрывам, и непонятное тревожное предчувствие заполняло душу, наполняя ее болью. Той болью, которая до сих пор, спустя многие годы, так и не отпускает Кузьмича. Не уберег друга…

Нынче вырвалась, будто из плена, весна,

По ошибке окликнул его я:

- Друг, оставь покурить! - А в ответ - тишина:

Он вчера не вернулся из боя.

Сколько лет прошло, а осталась привычка у Кузьмича не докуривать сигарету. Они с Андрюхой впервые закурили после первого боя, когда из десятков парней и мужиков, ехавших с ними на фронт, погибло больше половины из-за неожиданного и неравного боя неопытных солдат с фашистами. Кузьмич помнил, как давились дымом, и не могли сдержать слез, выступавших то ли от горького дыма, то ли переполнявших чувств ужаса и жалости. Они пытались... нет, даже не понять, а научиться просто принять мгновенную смерть бойцов, как обязательный и неизбежный факт любой войны. Хотя возможно ли научиться принимать смерть человека, страдая от собственного бессилия перед ней, перед жестокостью войны?

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие - как часовые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

Деревья стояли голубые и в другой, мирной, весне, когда Степан нашел Сонечку. Она жила в том же селе, откуда ушел на войну Андрюха. Она была такой же, какой вспоминал ее его друг: необыкновенной…вспышкой, способной согревать всю жизнь. Об этом и сказал Степан девушке, чьи светлые косы покрывала чуть выцветшая косынка. Ее синие глаза наполнялись слезами и, казалось, два озера плещутся под ярким солнцем, грозя выйти из берегов, не выдержав волн боли и горя. И понял Кузьмич, что Сонечка не только знала Андрюху, но и тоже ждала его, любила… Только вот не хватило жизни, чтобы признаться в этом друг другу. Тогда и отдал Степан ей вторую, Андрюхину фотографию, где купались и смеялись друзья, искренне верившие, что все у них впереди: победа, любовь, жизнь.

Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло для обоих…

Когда в 1971 году Кузьмич впервые услышал эту песню Высоцкого в кинофильме «Сыновья уходят в бой», он был потрясен. Песня и голос певца, как будто смыв мощной волной прошедшие десятилетия после войны, снова вернул в его жизнь войну, дни двухлетней дружбы с Андрюхой, их разговоры, споры, их последнюю встречу. Высоцкий передавал все переживания, накал того времени и чувств с такой точностью, драматичностью, что Кузьмичу казалось, это он сам рассказывает о своем Андрюхе и тщетно пытается найти ответ на вопрос: «Почему?»

Жизнь продолжалась. Встретил Кузьмич и свою необыкновенную, ставшую его женой на всю жизнь, вырастил двоих сыновей, внуков, вот и правнучка бегает, распевая песенки. Только каждой весной возвращает вид голубого леса и бегущих облаков боль невосполнимой потери, и снова возвращается ощущение, которое охватило его в тот день, когда Степан узнал о гибели друга, и о котором так точно сказал любимый поэт:

Все теперь одному. Только кажется мне,

Это я не вернулся из боя.