Мороз крепчал. Мелкий снежок струился с небес на толпу собравшихся людей у сельского клуба. На фронт уходили парни, последний мужской оплот села Никольское. Теперь здесь оставались только старики, бабы и малолетние дети. Стоял горький плач, перекрываемый звуками гармони. Мишка-гармонист старался вовсю, яростно давя на клавиши в окружении девчат. Женатые и имеющие невест стояли обособленно в окружении родни. Холостяки, взбодрённые самогоном, распевали матерные частушки, тискали девчат, целуя их на виду у всех, не боясь осуждения. Вечно брюзжащие старухи, стражи нравственности в селе, отводили взгляд в сторону, изредка вытирая слезящиеся глаза. Матерям было не до того. Они льнули к своим сыновьям, охваченные тревожными чувствами. А девчата и сами были не против. Уже не раз приходили в село похоронки. Они прекрасно понимали, что не всем им доведётся надеть свадебный наряд. Возможно, для многих это было последнее веселье.
Стёпка, баловень девчат, уже перецеловал всех, не обошёл вниманием и чужих невест. Несколько раз ему удалось увернуться от кулаков разъярённых женихов. Но кара всё-таки настигла сластолюбца. Пашка, друг его закадычный, не промахнулся. Приложился от души, когда тот полез целоваться с его невестой. Теперь левый глаз Степана стремительно заплывал, но обиды на друга в душе не было. Озорно поглядывая правым оком по сторонам, он искал очередную девицу, чтоб облобызать и потискать её. Нынче девки были покладистые, на поцелуи и ласки щедрые.
Вдруг он заприметил в сторонке у плетня рыженькую Глашку, дочку арестованного несколько лет назад священника. Девчонке 15 годочков минуло, но была она довольно рослой. Если бы не детское наивное выражение лица с открытым удивлённым взглядом, то по сформировавшейся фигуре вполне сошла бы за девицу 18 лет. Стёпка устремил свой уцелевший глаз на очередную жертву. Вразвалочку приблизился к плетню.
- Глашка, что стоишь, как неприкаянная? Последние мужики село покидают, а вернуться не все... Одари поцелуйчиком на прощание.
- Уйди, охальник! Аль не нацеловался ещё?!
- Да всё ищу самый сладкий поцелуй, что меня от смерти защитит. Вернусь живой, сразу женюсь на той, что слаще всех целуется.
Глаша, слушая байки Степана, не ожидала подвоха. А тот, ловко перемахнув через плетень, сгрёб её в охапку. Та и ойкнуть не успела. Дыхание у неё перехватило от крепкого поцелуя, запаха махорки и самогона. Сначала она пыталась оттолкнуть его, упираясь руками в грудь. Он почувствовал её сопротивление, яростно пытался его преодолеть, ещё крепче впиваясь в пухлые девичьи губы. Тело её слегка обмякло. Руки ослабли и спокойно покоились на его груди. Глаша уже не пыталась вырваться из цепких объятий. Сладкая нега волной разлилась по её телу.. Глаза её были закрыты, даже когда разомкнулись уста. Продолжая крепко прижимать её к себе, Степан насмешливо произнёс:
- Глашка, а ведь ты не целованная. Твой поцелуй слаще всех.
Рыжие густые ресницы, вздрогнув, распахнулись и в озёрах больших зелёных глаз блеснули искорки гнева. Она попыталась вырваться, но сильные руки Степана удержали её. Глядя на раскрасневшееся лицо Глаши, его охватило странное волнение, словно он сам целовался впервые. Хмель в миг выветрился из головы.
- Дождись меня, Рыжик! Ей богу женюсь. коли жив останусь.
Она доверчиво прижалась к нему, трепеща от волнения. Так и стояли молча. Услышав команду построения, Степан с трудом освободился от Глаши, вцепившейся в его кожух.
- Дождись меня...
Их губы слились в нежном поцелуи.
Усилился плач и причитания провожающих. Глаша стояла, скрестив на груди руки, глядя вслед удаляющейся колонне, и шептала, как заклинание:
- Миленький, только вернись... Только вернись...
За спиной скрипнул снежок. Мать подошла и, обняв дочь, печально произнесла:
- Женихи ваши уходят... Война... Не все вернуться...
[Скрыть]Регистрационный номер 0476382 выдан для произведения:
Мороз крепчал. Мелкий снежок струился с небес на толпу собравшихся людей у сельского клуба. На фронт уходили парни, последний мужской оплот села Никольское. Теперь здесь оставались только старики, бабы и малолетние дети. Стоял горький плач, перекрываемый звуками гармони. Мишка-гармонист старался вовсю, яростно давя на клавиши в окружении девчат. Женатые и имеющие невест стояли обособленно в окружении родни. Холостяки, взбодрённые самогоном, распевали матерные частушки, тискали девчат, целуя их на виду у всех, не боясь осуждения. Вечно брюзжащие старухи, стражи нравственности в селе, отводили взгляд в сторону, изредка вытирая слезящиеся глаза. Матерям было не до того. Они льнули к своим сыновьям, охваченные тревожными чувствами. А девчата и сами были не против. Уже не раз приходили в село похоронки. Они прекрасно понимали, что не всем им доведётся надеть свадебный наряд. Возможно, для многих это было последнее веселье.
Стёпка, баловень девчат, уже перецеловал всех, не обошёл вниманием и чужих невест. Несколько раз ему удалось увернуться от кулаков разъярённых женихов. Но кара всё-таки настигла сластолюбца. Пашка, друг его закадычный, не промахнулся. Приложился от души, когда тот полез целоваться с его невестой. Теперь левый глаз Степана стремительно заплывал, но обиды на друга в душе не было. Озорно поглядывая правым оком по сторонам, он искал очередную девицу, чтоб облобызать и потискать её. Нынче девки были покладистые, на поцелуи и ласки щедрые.
Вдруг он заприметил в сторонке у плетня рыженькую Глашку, дочку арестованного несколько лет назад священника. Девчонке 15 годочков минуло, но была она довольно рослой. Если бы не детское наивное выражение лица с открытым удивлённым взглядом, то по сформировавшейся фигуре вполне сошла бы за девицу 18 лет. Стёпка устремил свой уцелевший глаз на очередную жертву. Вразвалочку приблизился к плетню.
- Глашка, что стоишь, как неприкаянная? Последние мужики село покидают, а вернуться не все... Одари поцелуйчиком на прощание.
- Уйди, охальник! Аль не нацеловался ещё?!
- Да всё ищу самый сладкий поцелуй, что меня от смерти защитит. Вернусь живой, сразу женюсь на той, что слаще всех целуется.
Глаша, слушая байки Степана, не ожидала подвоха. А тот, ловко перемахнув через плетень, сгрёб её в охапку. Та и ойкнуть не успела. Дыхание у неё перехватило от крепкого поцелуя, запаха махорки и самогона. Сначала она пыталась оттолкнуть его, упираясь руками в грудь. Он почувствовал её сопротивление, яростно пытался его преодолеть, ещё крепче впиваясь в пухлые девичьи губы. Тело её слегка обмякло. Руки ослабли и спокойно покоились на его груди. Глаша уже не пыталась вырваться из цепких объятий. Сладкая нега волной разлилась по её телу.. Глаза её были закрыты, даже когда разомкнулись уста. Продолжая крепко прижимать её к себе, Степан насмешливо произнёс:
- Глашка, а ведь ты не целованная. Твой поцелуй слаще всех.
Рыжие густые ресницы, вздрогнув, распахнулись и в озёрах больших зелёных глаз блеснули искорки гнева. Она попыталась вырваться, но сильные руки Степана удержали её. Глядя на раскрасневшееся лицо Глаши, его охватило странное волнение, словно он сам целовался впервые. Хмель в миг выветрился из головы.
- Дождись меня, Рыжик! Ей богу женюсь. коли жив останусь.
Она доверчиво прижалась к нему, трепеща от волнения. Так и стояли молча. Услышав команду построения, Степан с трудом освободился от Глаши, вцепившейся в его кожух.
- Дождись меня...
Их губы слились в нежном поцелуи.
Усилился плач и причитания провожающих. Глаша стояла, скрестив на груди руки, глядя вслед удаляющейся колонне, и шептала, как заклинание:
- Миленький, только вернись... Только вернись...
За спиной скрипнул снежок. Мать подошла и, обняв дочь, печально произнесла:
- Женихи ваши уходят... Война... Не все вернуться...
Очень образный и живой рассказ. Мне очень понравился и стиль написания и содержание, удачи на конкурсе Вот из таких шалопаев и озарников и были герои,самотверженные и смелые.