Станция разбитых сердец

Часть 1. GIBSON — любовь моя


Подцепила… 
Однажды, много-много лет тому назад, знойным июньским днём я ехала по пыльной цыганской дороге в своём стареньком облезлом джипе. Впереди показалась фигура человека. Поравнявшись с ним, я увидела долговязого худого парня в рваных на коленях джинсах, нёсшего в руке зачехлённую гитару  и небольшую кожаную сумку на длинном ремне через плечо. Он сошёл с дороги, уступив мне путь. Я решила остановиться.
- Эй, паря, привет! - окликнула я его, не выходя из машины, - куда путь держим?
- Привет! Да вот иду… Кажется, сбился с дороги.
- Вижу… Ну, садись, подвезу.
Парень, не раздумывая, ловко сел рядом со мной в машину. Мы долго ехали молча. Но потом, кивнув на гитару, я всё же спросила:
- Может сбацаешь чего-нибудь, чтобы не уснуть. До города ещё далеко.
Парень не заставил себя долго упрашивать. Освободив от чехла гитару, он взял несколько красивых аккордов, и, склонившись над ней, стал напевать какой-то блюз.
Я услышала чудесный, немного надтреснутый, но сильный голос, с первых же звуков покоривший моё сердце. Украдкой взглянув на парня, я заметила, что он красив и отлично сложён. Тёмно-каштановые волосы почти прикрывали худые лопатки. По-детски пухлые губы, казалось, никогда не знали искушений. Потрёпанные куртка и джинсы только усиливали эффект его магнетизма.
Когда он прервал пение, я сказала:
- Можно спросить, как тебя зовут? 
- Том.
- А я Эл. Ну вот, и познакомились. Сейчас тут недалеко будет озеро. Остановимся?
- Как хочешь.
Парень был не многословен; видимо, на душе у него не всё было в порядке. Мы остановились возле чистого, голубого озера, огранённого выветренными, скалистыми берегами. Тут и там полуразрушенные меловые глыбы замысловатых форм торчали прямо из воды. Было нестерпимо жарко и очень душно. Солнце поднималось в зенит. Я предложила Тому искупаться, и он согласился. Ему и самому хотелось немного освежиться. Я знала место, где можно было это сделать, и съехала с дороги, ближе к воде.
- В общем, ты там, а я здесь. Давай. Через полчаса поедем дальше.
Мы разошлись по разные стороны, чтобы не стеснять друг друга. Я разделась донага и, чуть-чуть дрожа, с распущенными волосами, как нимфа, вошла в озеро. Том сделал то же самое, с разбегу плюхнувшись в воду за камнями. Вода оказалась тёплой, вылезать из неё не хотелось, но нужно было ехать. Тем более, я не знала, какие у парня были дела в нашем городе. Возможно, Том и вовсе не собирался в нём задерживаться. Я вышла из воды и быстро оделась, выжимая волосы. Свежесть и великолепие озера придавали неповторимый романтизм сегодняшнему нашему приключению.
Том одевался, а я любовалась его движениями, стоя возле машины.
- Да, он действительно красив. Боюсь, что его чары сильнее моих монашеских воззрений, - подумала я.
- Ну, что, Том, пожалуй поедем?
- Да, поедем… Долго ещё до города?
- Не очень, ты торопишься?
- В общем, нет.
Духота усиливалась, не зря мы приняли водные процедуры, но теперь  хотелось пить. Я всегда возила с собой небольшой запас воды и несколько видов сока. Я предложила Тому любой из них. Улыбнувшись своей обворожительной улыбкой и поблагодарив меня, Том взял бутылочку вишнёвого сока и с наслаждением, прикрыв глаза, сделал один глоток, оставив несколько алых капель на губах. А я допила свой, ещё ранее открытый, сок...

- Спой ещё что-нибудь. У тебя классно получается!
Том снова начал петь, иногда поглядывая в мою сторону. Я подумала, что если сейчас не возьму себя в руки, то мы слетим в кювет. Так всю дорогу Том развлекал меня своими блюзами и балладами. К вечеру мы стали подъезжать к городу, в котором я, собственно, и жила. Это был провинциальный, чистый и ухоженный городок, где все двести тысяч жителей были неисправимыми консерваторами и, практически, знали друг друга, если не лично, то хотя бы в лицо. Проезжая мимо знакомого магазина, я притормозила. Посмотрев нежно, почти по-матерински, на Тома и на его «драные» коленки, я сказала: «Пойдём». Он удивлённо спросил: «Куда?»
- Со мной. Куда же ещё? - ответила я голосом, не допускающим никаких возражений.
Мы вошли в магазин, где было навалом модных шмоток. Не долго думая, я взяла Тома за руку и, как ребёнка, повела сквозь ряды. Возле отличной джинсовой одежды мы остановились.
- Так… вот это и это... Том, примерь.
- Зачем? 
- Так надо, давай.
- Ты серьёзно?
- Серьёзней некуда.
Том взял джинсы и куртку скорей из любопытства и вошёл в примерочную, а я с нетерпением осталась ждать, когда он выйдет.
- Можно посмотреть? Не бойся, я не собираюсь похищать твою невинность, -  всего минуту спустя через занавес подала я голос.
Том отодвинул занавеску и пропустил меня к себе, смущённо улыбаясь.
- Боже, ты ослепителен!
Я провела рукой по его груди и вскользь коснулась бёдер, заметив, что абсолютно не владею собой. Новая одежда сидела на парне как влитая. Мы вышли из примерочной, но я потащила Тома дальше. Он понял, что это ещё не конец и стал сопротивляться.
- Эл, может, хватит? Поехали лучше…
- Том, подожди, пожалуйста, меня здесь.
- О’кей.
Я скрылась в женском отделе. Здесь у меня давно были на примете некоторые вещицы: голубое шифоновое платье, маленькая замшевая куртка с бахромой на спине и рукавах и расшитые ковбойские сапожки. Через пять минут я вышла, одетая во всё это, неся в коробке отличные мужские ковбойские сапоги для Тома. Он посмотрел на меня удивлёнными глазами, и, покачивая головой, спросил:
- Это ты, Эл?
- Да, это я, а это тебе, - ответила я, протягивая ему сапоги.
- Прости, Эл, но мы едва знакомы, и мне нечем тебя отблагодарить. Зачем всё это?
Расплачиваясь за покупки, я парировала Тому: «Это за твои песни и глаза...» (мой милый, — чуть не слетело у меня с языка).
Ухмыльнувшись, Том окинул меня любопытным, но очень проникновенным взглядом, и, прихватив старые вещи в пакетах, мы пошли к машине.  Проехав несколько кварталов, я остановилась возле своего дома.

- Я знаю, Том, ты собирался идти пешком до самого Иерусалима, но мы уже приехали. Добро пожаловать, Том!..
- Ты здесь живешь? И ты меня приглашаешь к себе?
- Да. Если ты не возражаешь.
И чтобы избежать случайных, любопытных взглядов из окон дома напротив и расспросов соседей, выгуливающих собак, я поскорее увлекла за собой Тома в двери своего парадного подъезда. В нашем городе любили посплетничать. Хлебом не корми, дай только обсудить ближнего!.. Но если бы даже это и случилось, о нас с Томом говорили бы самым лестным образом как о брате и сестре. И, хоть я и не была девочкой из робкого десятка, местные традиции и своё достоинство блюсти всё-таки приходилось. Мне не хотелось бы приобрести репутацию оторвы, подбирающей бродяг где попало. Репутация Тома была мне не менее дорогá...
Я отперла дверь, и мы с Томом вошли в просторную, светлую гостиную с высоким потолком.
- Вот диван, кресло, располагайся где хочешь.
Том робко опустился на диван, озираясь вокруг.
- Расслабься, Том, сейчас будем ужинать.
Я видела, что Том здóрово устал и ему было не до ужина, поэтому я поспешила на кухню. Здесь, на серебряном старинном подносе, я соорудила небольшой натюрморт с фруктами, бутербродами и прохладным вишнёвым соком в стеклянном запотевшем кувшине. Войдя в гостиную, я увидела, что Том откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.
- Ты спишь, Том?
- А, нет…
- Давай ешь.
- Спасибо, а ты?
- И я…
- Ну вот, а теперь пойдёшь спать вот сюда.
Я взяла его за руку и повела в соседнюю комнату. Это была красивая, уютная спальня с большой кроватью и окном.
- Раздевайся и ложись. Не бойся, тебя здесь никто не тронет.
- Да? - сонно протянул Том.
- Да. Уж об этом я позабочусь. А это дверь в ванную комнату.
- Спасибо, Эл.
- Спокойной ночи.
Я вышла, плотно прикрыв за собой дверь в спальню, где сейчас находилось моё сокровище, мой бриллиант, который я подобрала в пыли на дороге и который никому не намеревалась отдавать. Это было чудесное время, о котором я рассказываю только тебе. Так слушай дальше, если хочешь...

Первое впечатление

Я ушла в свою комнату и долго вертелась в измятой постели, прокручивая в памяти события минувшего дня. Том – это чудо! Откуда он взялся на мою несчастную голову? Разве любовь – для меня? Я думала, что люблю только краски и холсты, что они – и есть мой мир, в который я никого не хотела впускать. Я очень боялась разбить себе сердце. Но... что сделано, то сделано.
Что же меня, как женщину и художника, влекло к Тому? Не только  молодость и красота, но и внутренний, испепеляющий огонь этого парня, его непосредственность, влюблённость в музыку до исступления, до моей ревности, вспыхнувшей по дороге сюда раньше самой любви. Только за одну гениальность, прости Господи, можно полюбить самого антихриста в любом его обличье...
С такими философскими рассуждениями, лишь под утро я забылась тяжёлым сном. И, как всегда, не проспав ни одной минуты дольше, встала в своё обычное время бодрой и воодушевлённой. Сердце билось от предвкушения радостной неизвестности. Том ещё спал. Я привела себя в порядок. Кажется, я похудела от пережитого, но, в общем, выглядела не плохо. У меня были длинные густые волосы, которыми я гордилась и которые я закручивала в тугой узел. Но теперь я решила их распустить, и они легли мне на спину тёмной шёлковой волной.
- Хорошо ли так, на роспуск? Не будет ли это говорить о моей распущенности? – пошутила я над собой, - ну, совсем как Мария Магдалина. А он как Иисус Христос, только с гитарой. Не знаю, не знаю… Иисус ли Христос? Ведь он для меня — загадка, и эту загадку мне предстояло разгадать.
Пока я предавалась своим мыслям, Том вышел из комнаты, одетый в свою прежнюю одежду, и сел на диван. Я немного забеспокоилась...
Увидев меня, он опустил глаза. Затем, прервав паузу, Том достал из своей сумки что-то и положил на столик. Это было золотое обручальное кольцо и очень дорогой, увесистый перстень.
- Вот. Это можно продать.
- Что это? Ты женат?
- Был. Недавно развёлся.
Я недоверчиво посмотрела на Тома, и, отодвинув украшения в его сторону, ласково возразила:
- Ничего не надо продавать. А ещё вот что. Вот тебе ключи. Останься здесь, Том. Этот дом слишком большой для меня одной. Раньше это был какой-то офис. Потом его купили мои родители по дешёвке для меня и переделали здесь всё.
- А где твои родители?
- Они рано ушли, но, как говорится, это другая, очень грустная, история. А у тебя родители есть?
- Нет, отца я не помню. А мать умерла в прошлом году…
- Прости.
- Ты тоже меня прости.
Мы обнялись через столик. И в этот момент мне так захотелось быть для него кем угодно: матерью, сестрой, гувернанткой или просто хорошим другом. Моё сердце затрепетало, как пойманная птица. Улыбнувшись, он взял ключи со столика, покрутил их на пальце и спрятал в карман куртки.
- Спасибо, Эл.
- Не за что. Ну, а теперь я принесу что-нибудь поесть.
Устроившись поудобнее, Том в мягких подушках на диване, а я в кресле напротив, мы начали молча, не спеша, уничтожать бутерброды под музыку MTV, украдкой поглядывая друг на друга. Я больше не задавала Тому никаких вопросов, боясь попасть впросак,  в надежде, что он и сам что-нибудь расскажет о себе. Но тут раздался телефонный звонок. Это звонил из провинции мой двоюродный брат Энтони.
- Тони, Боже мой, как хорошо, что ты позвонил, - радостно воскликнула я, -  обязательно приезжай и не забудь захватить инструмент. Как там дядя?
Я заметила, что Том слегка встревожился, но я поспешила его успокоить.
- Это мой двоюродный братец. У меня их двое: Тони и его старший брат Дэн. Кстати, Тони приедет сегодня. Знаешь, он отлично играет на гитаре. Это его единственная страсть и развлечение. Я вас познакомлю.
- Да? Это здорово! – ответил Том и улыбнулся, - а чем он ещё занимается?
- Его семья живёт на ранчо, в провинции, в ста километрах отсюда, как раз там, откуда я вчера ехала. Мой дядя по отцовской линии разводит лошадей и другую живность. Тони со старшим братом помогают ему. На ранчо всегда очень много работы. Не соскучишься. Я выросла вместе с Тони. Мы даже учились с ним в одной школе. Его родители заменили мне моих, когда я осталась одна.
Так мы тихо беседовали, пили кофе со сливками и не заметили, как пробежало время. Том иногда брал в руки свою любимицу-гитару и водил по взвизгивающим струнам длинными красивыми пальцами. Казалось, что он вообще никогда не расставался с ней.
Вечером того же дня приехал Тони и привез свою старую, разукрашенную замысловатым орнаментом гитару, а также деньги, переданные мне его отцом. Надо отметить, что дядя Джон любил и баловал меня, как родную дочь. Том и Тони познакомились и сразу же нашли тему для беседы.
Я не стала им мешать и надоедать своим присутствием и ушла к себе в комнату. Подумав немного, я решила переодеться. Я надела длинную синюю  тунику, на запястье — несколько позванивающих при движении тонких колец, бёдра украсила красивым широким поясом. Лёгкие босоножки на плоской подошве, с перекрещенными чёрными ремешками до колен на греческий манер, были очень кстати. Волосы я забрала в высокий извивающийся хвост.   После всех этих манипуляций я незаметно проскользнула на кухню.
Там я приготовила вкусную еду из привезённых братом продуктов, добавила к ужину бутылочку молодого вина и вышла к новоиспеченным друзьям. Они о чём-то увлечённо беседовали, не замечая меня. В руках у обоих были гитары. Они показывали и объясняли друг другу какие-то интересные красивые пассажи.
Я подошла к столику, и, наклонившись, поставила поднос перед ними. Том посмотрел на меня удивлённым, очень нежным взглядом, и мне это было чертовски приятно.
- Прошу, угощайтесь, - еле вымолвила я и села в кресло напротив Тома, - ну, что же вы?
Парни отложили гитары в стороны и принялись за еду, но уже под звуки  музыкального телеканала. Мы выпили по бокалу красного пьянящего вина, после чего Тони взял свою гитару и стал наигрывать знакомую мелодию, звучащую по  MTV.
Том последовал его примеру, и, встав из-за столика, отошёл к декоративному камину, находящемуся в простенке между двумя окнами. На камине стоял большой, толщиной в палец, редко используемый по своему назначению, телевизор, который Тони включил сегодня по случаю. Раскачиваясь и отсчитывая ногой такт, Том присоединился к той же музыкальной композиции. Вышло превосходно... Слегка расслабившись и осмелев, я тоже поднялась из-за столика и, подходя к Тому, изгибаясь как Шахерезада, артистично начала делать некие движения телом и рукой, звеня браслетами, как бы провоцируя и заманивая милого в свои сети, что почти было правдой...
Том не спускал с меня своих пленительных тёмно-карих глаз. Кивнув другу, он поставил свою гитару в угол и подошёл ко мне, чтобы пригласить потанцевать. Не успев моргнуть глазом, я оказалась в его объятиях.  Бережной, но уверенной рукой Том подтянул меня за спину к себе. У меня не оставалось сил сопротивляться. Он с мольбой и страстью ласкал меня взглядом, забыв про  Энтони, а тот, тихонько постукивая пальцами по деке гитары и улыбаясь, с дивана наблюдал за сценой страсти и огня, обрушившихся на нас с Томом.
Меня бил озноб, я теряла сознание. Плавно и очень медленно двигаясь, Том незаметно подвёл меня к своей комнате и открыл свободной рукой дверь. Не выпуская меня из объятий, он так же, как бы танцуя, медленно и незаметно подвёл меня к кровати, и, падая спиной на неё, увлёк меня на себя.
- Том, нет, Том! - простонала я, опомнившись.
Том, казалось, не обращал внимания на мои жалкие просьбы. Он ласково гладил меня по спине и по волосам, зарывшись в них тонкими, как у чернокнижника, перстами. Затем, перевернув меня на спину, он прильнул к моему рту своими мягкими губами в долгом, дьявольски нежном, поцелуе, преследующем меня всю жизнь. Волосы Тома, источавшие удивительный запах страсти, упали мне на лицо. Моё сердце бешено колотилось, ум отказывался мне повиноваться. Так, без всяких камасутр, а всего лишь через невинный поцелуй, но в предвкушении чего-то большего, я познала сладость и блаженство Истинной Любви, явившейся ко мне с ключами от врат рая.
- Ну вот, и пришёл мне конец, - подумала я.
Ладонь Тома уже коснулась моей груди, но тут вновь зазвонил телефон. Я отстранилась от Тома и, поправив причёску, вышла из спальни.
Том обессиленный остался лежать на кровати.
Тони лукаво посмотрел на меня и, очевидно, глубоко посочувствовал Тому, хотя и был моим братом. Мужскую солидарность в этом вопросе никто не отменял.
Звонил дядя Джон. Он говорил об обычных делах, но я не понимала о чём. Все мысли были устремлены к Тому. Стопроцентная харизма! Такие опасны для жизни и здоровья. Что же, что же  мне делать?
- Дядя, я скоро приеду. А Тони пусть останется здесь? Я потом всё объясню. Хорошо?
- Ладно. У тебя, что, проблемы?
- Нет, нет, всё в порядке. Потом объясню…
Я посмотрела на Тони. Это был очень милый, светловолосый парень, ростом чуть ниже Тома, но тоже достаточно строен и подвижен. Я очень гордилась тем, что у меня был такой темпераментный и привлекательный брат. На его узких бёдрах великолепно сидели джинсы. Я часто высказывалась по этому поводу. Мы иногда разыгрывали влюбленную парочку в некоторых общественных местах: кафе, клубах и других заведениях города, куда мы иногда любили заглянуть с друзьями. Это было золотое время, когда мы вместе росли и дурачились, не зная забот.
Том не выходил из комнаты. Мы не беспокоили его.
Потом мы с Тони пошли в одну из наших заветных комнат, где стоял старинный, но в хорошем состоянии, рояль.
- Детка, тебе нравится Том? - вдруг неожиданно спросил меня Тони.
- Нравится. И мне бы хотелось, чтобы вы подружились.
- Мне он тоже понравился. Мне кажется, он в тебя влюблён…
- Так быстро? Мы только вчера познакомились…
- Я думаю, что это любовь с первого взгляда, - засмеялся Тони.
- Тебе смешно, братец? А мне не до смеха.
- Ну, не обижайся, Эл. Я, может, тоже в тебя влюблён…
- Н-да? Позови-ка лучше Тома, - приказала я.
- Хорошо. Томас, тебя моя сестра зовёт! – нарочито приглушённо, сквозь улыбочку, крикнул Тони.
- Ты что, ты что, с ума сошёл? - засуетилась я.
- Ну, ладно, сейчас позову, - уже на ходу и серьёзно сказал брат, отправляясь за Томом, а я начала быстренько вытирать пыль с чёрного, как антрацит, рояля.
Кроме этого, слегка расстроенного древнего колосса с пожелтевшими клавишами из слоновой кости, здесь ещё стояли: удобный кожаный диван в паре с креслом, несколько таких же, как рояль, древних стульев на изогнутых ножках и шкаф. На стене, над диваном, висел давно вышедший из моды хрустальный светильник, на котором не хватало нескольких подвесок. Комната была достаточно просторной и светлой. Единственное, но большое окно, выходящее на запад, освещало комнату весь день. Высокий потолок давал хорошую акустику. В этой же комнате, в смежной с ней бывшей просторной кладовке, располагалась душевая кабина, оставшаяся от прежних владельцев, которую мой отец не успел разобрать. Но Энтони, поселившись сегодня здесь, был очень рад такому обстоятельству.
Вообще, в моей квартире, общей площадью 140 квадратных метров, было: две спальни с современными санузлами, эта комната с роялем, не считая в ней переделанной в душевую кладовки, роскошная гостиная и моя любимая кухня. Заниматься уборкой в таком огромном пространстве мне одной было не под силу, поэтому раз в месяц я пользовалась услугами клининговой компании и прачечной. Но пыль с рояля вытереть я могла...
Тони вернулся с Томом. Я взяла его за горячую ладонь и подвела к роялю.
- Прости, Эл... – начал было Том, глядя на меня с нежностью, но я перебила его исповедь.
- Не надо, Том. Вот инструмент, который тысячу лет дожидается тебя здесь. Он твой.
Оценив взглядом комнату, Том сел за рояль и начал играть до боли знакомую мелодию. Это был Шопен и это было продолжение исповеди Тома передо мной. Я подошла к нему сзади и положила руки на его манящие плечи. Он вздрогнул и опустил ресницы, но продолжал играть.
Тони совсем притих на диване, с восхищением слушая музыку. Присоединившись к брату, я с любовью смотрела на грациозную осанку Тома и на его пальцы профессионала.  Затем я вышла. Нужно было сделать кое-какие дела, а также подумать о нас с Томом.
Одно мне было абсолютно ясно: этот мальчик не имеет понятия о том, что существует некая ответственность за тех, кого мы приручаем. Для него любовь – это всего лишь эмоции. Для меня, быть может, - это сама судьба. Нет, я не могу позволить растерзать свою душу. Так уже было с моей бедной школьной подругой. Мне было достаточно её примера.
Парни не выходили из комнаты. Они о чём-то оживлённо говорили, играли, потом снова говорили и даже спорили.
Я решила уехать на ранчо. Утром я разбудила Тони и сказала ему о своём намерении.
- Тони, ну, что там у вас с Томом?
- У нас всё в порядке, мы решили играть вместе.
- Да? Это же здóрово! Оставайтесь здесь, я не буду вам мешать. А мне надо на ранчо. Я обещала дяде...
- Я надеюсь, ненадолго. Иначе Том будет по тебе скучать. - забеспокоился Тони за своего нового друга.
- Ничего, ты его развлечёшь.
- Не знаю, не знаю. Смогу ли я заменить тебя? - продолжал дразнить меня Тони.
- Вот только попробуй! – пригрозила я своему братцу, - можешь занять мою комнату.
Он засмеялся и пошёл досыпать на своём кожаном диване.
Я же взяла кое-какие вещи и мольберт и отправилась прочь от своего призрачного счастья.
Всю дорогу, пока я ехала на ранчо, я пребывала в состоянии оцепенения. Я пыталась разобраться в самой себе, я призывала Бога и всех святых помочь мне в этом. Зачем, зачем, ты, Боже, создал такую любовь. Что в ней? Одни страдания неудовлетворённой страждущей души. Как насытить ненасытную душу? Не плоть. Хотя, кажется, и её тоже теперь... Но плоть рано или поздно насытится, а вот душа… никогда!
На ранчо я постепенно стала приходить в себя и излечиваться от своей хандры. Я усердно помогала по хозяйству, даже там, где справлялись и без меня. Я была замкнутой и молчаливой.
Дядя Джон несколько раз пытался выяснить, в чём тут дело.
- Да разве ты не видишь, что она влюбилась? - ответил за меня его старший сын Дэниел.
Но всё же, слукавив в некоторых щекотливых моментах, мне пришлось рассказать дяде о моей встрече с Томом и что Тони и Том нашли друг друга в музыке.
- Ну, что же, может быть у них что-нибудь и получится, - вобрав в себя с шумом воздух, вымолвил дядя.
В это время на ранчо шли строительные работы. Ранчо расширялось, требовалось много рабочих рук. Дяде помогал его старший сын Дэн, который был женат на очень покладистой, довольно милой, хозяйственной женщине, имеющей многочисленных родственников. Все они, кто как мог, дружно помогали на ранчо. Дни тоскливо тянулись.
Моя двухгодовалая, породистая кобыла Элеонора ждала потомство. Я сама назвала её так, своим именем, потому что, увидев её впервые несмышлёным норовúстым жеребёнком, сразу же почувствовала в ней родственную душу. Я ухаживала за ней, а иногда и рисовала её в разных ракурсах, удобно устроившись в тени под навесом. Элеонора отвечала мне взаимной привязанностью. Прошло ещё несколько дней. Кажется, всё снова встало на свои места: ранчо, лошади, люди... Снова я слышала смех и разговоры людей, живущих своей обыденной, трудовой жизнью.
- Делать, делать что-нибудь, хватит страдать, в конце концов! — твердила я себе эти слова, как утреннюю и вечернюю молитву. И целый день, с рассвета до поздней ночи, и даже во сне, я боролась со своими искушениями...
К концу недели погода слегка испортилась, и пошёл долгожданный дождь. Уставшие и промокшие мужчины, в прилипшей к телу одежде, спрятались под навес. Работы временно прекратились. Народ развеселился.
- Эй, Эл, не грусти! Хочешь, я женюсь на тебе? – крикнул мне из-под навеса Фрэд, друг старшего сына дяди Джона.
Слова Фрэда услышала его пассия, с которой он жил вне брака много лет и которая уже спешила к навесу.
- Я тебе женюсь… А ну, давай домой. Не приставай к девочке!
Все засмеялись. А Фрэд сгрёб свою женщину в охапку и, приподняв её над землёй, потащил домой. Дождь зарядил надолго, и от скуки я начала делать наброски в альбом. Это занятие, в конце концов, захватило меня, и из-под моего карандаша вышел образ…  То был образ моего соблазнителя в новом амплуа.

Первый концерт

Так прошёл месяц. Никто не звонил. Я совершенно отчаялась и не знала чем занять себя, чтобы заглушить боль. Но вот однажды в мою комнату влетела жена дяди, тётя Кэтрин.
- Вставай, посмотри, кто приехал? - Тони со своим новым другом!
- Я не ожидала таких поворотов судьбы и совершенно растерялась.
Одевшись наспех, плохо расчесав волосы, я выскочила из своей комнаты и сразу же наткнулась на Тома. Мы одновременно, на глазах у публики, потянулись и бросились навстречу друг к другу, как сумасшедшие.
- Эл! – воскликнул Том.
- Том! – рвалось у меня из груди...
Мы обнимались, не замечая никого вокруг.
Тони и все остальные сделали вид, что заняты важными делами. Только жена дяди пристально посмотрела на меня, а позже сказала мне:
- Детка, этот мальчик создан не для тебя.
- Почему? – обиделась я.
- Такие мужчины, как он, принадлежат всем и никому в отдельности.
Меня, конечно, не вдохновляли её слова, но я взяла их на заметку.
Действительно, тётя была права. Кто я против Тома?
Я видела, как загорелись глаза у местных девушек, когда они увидели его. Но ревновала я Тома не к ним. У меня была более сильная и страстная соперница, которой я восхищалась и которую ненавидела одновременно, это любимая гитара Тома, спутница его жизни. Но тут я была бессильна.
Тони и Том были неразлучны. Тони показывал своему новому другу наше ранчо. Он во всём пытался подражать Тому, даже в одежде, о чём говорили появившиеся дырки на его джинсах.
Я злилась на Тони, но не вмешивалась в их дружбу. Том предложил свою помощь, но когда я увидела, что Фрэд показывает Тому и Тони на какую-то тяжесть, я бросилась к ним навстречу, ругая Фрэда.
- Ты что, не понимаешь, что делаешь? Не заставляй их ничего таскать.
- Почему, Эл? – оскорбился Фрэд. - Это им под силу. Пусть поработают!
- Нет, сказала я, отстань от них!
А затем, уже обращаясь к Тому и Тони, добавила:
- Лучше сыграйте что-нибудь. Пожалуйста...
Парни переглянулись, но послушались меня. Они ушли за гитарами, а я всё ещё не могла остыть.
- Сейчас ты всё поймешь, Фрэдди, прости…
Когда Тони и Том вернулись, работы ещё продолжались.
Парни сели друг против друга на какие-то ящики и, немного посовещавшись, начали играть. Том запел блюз, Тони помогал ему. У них получился замечательный дуэт. Они пели на два голоса. Все застыли в изумлении и восхищении. Потом Том пел ещё и ещё. Это был первый совместный концерт Тома и Тони для простых работяг в сельской глуши.
Отдельно и долго можно рассказывать о голосе Тома. Вкратце лишь скажу, что это был сильный, хрипловатый мужской голос редкого тембра. Но Том с лёгкостью брал высокие ноты, чем потряс разношёрстную публику.  Собралась толпа, обступившая друзей. Сегодня Том был для меня потерян.
- Да, действительно, Эл, эти пальцы дорогого стóят, прости, я всё понял, - тихо сказал Фрэд, приблизившись ко мне.
- Вот это я и имела в виду, - с упрёком в голосе ответила я ему.
- Слушай Эл, почему бы парням не поиграть завтра на вечеринке по случаю нашего праздника? Здесь будет очень много народа. Я немного подумала и согласилась; это была отличная идея.
- А мы всё организуем для этого, да, Эл? – не унимался Фрэд. Он был большим поклонником блюза и рока, чем досаждал своей пассии, бренча иногда на своём старом банджо.
- Я только «за». Согласятся ли парни?
- Всё будет нормально. Ну, тогда до завтра?!.
На другой день, когда праздник был в разгаре, Том и Тони устроили настоящее представление. Они пели известные старинные баллады, блюзы и гимны о любви, а также те, которые Том сочинил сам. Местные девушки не давали ему вздохнуть, а им, в свою очередь, — местная ковбойская рать, подогретая выпивкой. Том, как всегда, улыбался. Кстати сказать, я никогда не видела его нахмурившимся или раздражённым. Он сразу стал любимцем здешней публики. Многие принесли свои гитары, банджо, и даже саксофон, и дружно начали подыгрывать и подпевать Тому и Тони. Отовсюду веял аппетитный дух поджаренного на углях мяса с овощами, домашних сосисок и запечённой рыбы. Холодные сыры манили чистой слезой. Пиво местного разлива лилось рекой. Но больше всего Тому понравилось вишнёвое варенье без косточек из запасов тёти Кэти и сама тётя. Так он мне об этом сказал.
Развлечения молодых и седовласых прожжённых красавцев-фермеров, съехавшихся на праздник со всей округи, были обставлены в стиле Вестерна. Лошади, шпоры, салун и револьверы — всё в его лучших традициях. Работать и веселиться здесь умели... Семейная ферма, ранчо, фазенда, как ни назови, — это лучшее, что только могла придумать цивилизация, это здоровье и будущее любой нации...
Фермерский праздник удался на славу. Всё закончилось далеко за полночь. Тома и Тони долго не отпускали, обнимая и хлопая их по плечу. Парни порядком устали. Они ушли вместе, и на другой день их никто не тревожил. Когда они проснулись, к Тони подошёл его отец и дал ему чек со словами:
- Это вам с Томом. Ты знаешь для чего. Потратьте эти деньги с умом.
- Спасибо, я не ожидал… Это слишком много… Но мы сами хотим…
- Это всего лишь деньги, - перебил его отец.
- Мы завтра, наверное, уедем. И Эл тоже с нами.
- Если она захочет, - сказал дядя Джон и ушёл по своим делам.
После ужина мы с Томом, наконец, остались вдвоём и в обнимку отправились на берег реки, протекавшей в полумиле отсюда. Там, среди диких медоносных цветов, под несмолкаемые трели птиц, Том впервые за долгое время, проведённое на ранчо, поцеловал меня. Мы упали в высокую траву. Внизу, у подножия крутого песчаного склона, блестела умиротворённая река. Том был нежен и ласков со мной, еле сдерживая поток чувств, чему я очень обрадовалась.
- Значит, он все-таки любит меня... Но Боже мой, ведь я и сама дó смерти хочу его прямо здесь и всего, всем своим ненасытным сердцем... Прошу, не мучай, не искушай меня, Господи, и не заставляй разгадывать все эти амурные ребусы! - взывала я к Небесам.
Но Небеса лишь вздыхали в ответ на мои призывы, уставившись на нас синевой.
- Том, Том, всё, хватит, пойдём домой, уже темнеет! - звала я его прерывистым, тихим голосом.
Том нехотя поднялся, и мы вернулись на ранчо, где нас с нетерпением  ждал Тони. Присоединившись к нему, мы расположились рядом, под навесом, на стоге свежего душистого сена, приготовленного для лошадей. Было тепло и необыкновенно спокойно на душе. Лишь стрекот сверчков и храп лошадей вносили поэтическую нотку в тишину. Взошла Луна, образовав вокруг себя ореол и лунную дорожку на кустах, отчего стало немного светлее. Том устало вытянул свои длинные ноги в лёгких ковбойских сапогах, сверкнув сквозь дыры на джинсах нежными, чуть загорелыми коленками. Прислушиваясь к голосам природы, он смотрел на звёзды так, как будто они были для него в диковинку...
- Да, эти парни не упустят своего, - подумала я.
Свободно положив мне руку на плечо, Том стал рассказывать моему брату о своих планах. Мне показалось, что у них было всё уже решено, и я не вмешивалась в их разговор. В этот момент я лишь вновь и вновь прикасалась своими губами к щеке Тома, его мочке уха и волосам на затылке, и, надо признаться, мне безумно нравилось это занятие. Том, не выдержав такого испытания, повернулся ко мне лицом и прильнул к моему рту в долгом поцелуе, нежно покусывая мне верхнюю губу и выпивая меня до капли. Это был особый, восхитительный поцелуй, который я не забуду никогда... Да, парни, учитесь целоваться именно так, и вы покорите сердца женщин!
- Эй, Том, может быть, хватит уже, а то мне как-то завидно! - не выдержал Тони.
Мы отстранились друг от друга, но всё ещё обнимались.
Том по-прежнему оставался для меня загадкой. Он был добр и весел с друзьями. В нём не было никакого вульгарного киношного проявления мужской агрессии или нетерпения. Он был интеллигентен и воспитан, и даже благороден, и, где бы он ни появлялся, всегда был душой компании. Но главное, Том был нежен и ласков, как ребёнок, и, надеюсь, искренен... Какой же мудрой женщиной была мать Тома, если сумела воспитать в своём сыне такие редкие качества! Иногда, правда, он нарочито изображал из себя крутого парня. Но настоящий Том – это устремлённый в себя уставший глубокий взгляд. Я видела этот взгляд и я боялась этого взгляда...
– Мальчик мой, – думала я, – как же я благодарна твоей матери, что она произвела тебя на свет! Любовь моя...
Думая об этом, я не могла решить для себя очень важный вопрос: должна ли я возвращаться вместе с Томом и Тони в город?
И тут предо мной, словно кадры из фильма, пролетели картинки моей ужасной участи. А участь моя была уже решена. Я навек отдала своё сердце парню с пыльной цыганской дороги.

Грехопадение

И всё-таки я нашла предлог, чтобы не ехать… Моя любимая кобыла принесла потомство. Я рисовала её вместе с жеребёнком и делала различные наброски своих новых идей, неосознанно создавая имидж будущей рок-группы Тома и Тони. В местном магазинчике я купила себе новую отличную одежду в стиле кантри или хиппи: белую батистовую, полупрозрачную блузку с  глубоким V-образным вырезом на груди и с укороченными расклёшенными рукавами, а также комплект юбок. Верхняя юбка была мне почти по щиколотку, из плотного голубого хлопка с вышивкой, с широким кожаным ремнём; другая, нижняя юбка, - белоснежная, батистовая, с кружевами ручной работы понизу. Я бродила по ранчо в этой одежде, ковбойской шляпе и в ковбойских сапожках. Это был, в общем-то, стиль местных девушек.
Иногда я помогала по хозяйству своей тётке, а иногда уходила нá реку туда, где мы были с Томом и где примятая трава ещё хранила память о нас...
Я никого не хотела видеть. Том и Тони часто звонили на ранчо и интересовались моими делами. Через месяц моя душа не выдержала мук разлуки, и я решила вернуться.
Проезжая мимо того места, где мы купались с Томом, я остановилась, чтобы окунуться в эти святые для меня вóды ещё раз. Даже здесь я не переставала думать, как мне вести себя с Томом, чтобы не стать жертвой своих чувств. Подъехав к крыльцу дома, я увидела полуоткрытое окно комнаты, где стоял рояль, и услышала красивую мелодию и неподражаемое пение Тома. Ребята что-то сочиняли и, по-видимому, не ожидали моего приезда. Бесшумно я вошла в гостиную с большой сумкой, которую поставила тут же возле входной двери, и босиком проследовала по нагретому зноем паркету в их комнату. Войдя в неё, я устало прислонилась к прохладной стене. Тони, сидя на диване напротив Тома, перестал играть. Том посмотрел на Тони и обернулся. Встав из-за рояля, он вплотную подошёл ко мне, и запах его волос и его цветущей молодости одурманили меня. Я положила руки ему на плечи, очерченные голубой джинсовой курткой, а он, поставив руки нá стену по обеим сторонам моей головы и взяв меня в полукольцо, прикоснулся к моим губам.
- Ты больше не сбежишь от меня? - полушёпотом спросил меня Том.
Тони встал и, чтобы не мешать нам, тактично направился к выходу. Я успела лишь сказать ему, чтобы он разобрал сумки и поставил машину в гараж. Тони кивнул головой и, загадочно улыбаясь, вышел из комнаты. А Том, ничего не замечая вокруг, стараясь сдерживать участившееся дыхание, продолжал ласкать меня. Он целовал моё лицо, обхватив его обеими руками. Затем, одной рукой он крепко прижал меня к себе. Другая же его рука, задержавшись на моей груди, скользнула по бёдрам. Я поняла, что вот сейчас всё и свершится. Я стала молить о пощаде, но Том лишь твердил мне на ухо:
- Ну, Эл, детка, дорогая… Я так скучал по тебе...
Я задыхалась в его объятиях, ничего не слышала, кроме натянутой звенящей струны между нашими сердцами, и не знала, что делать, а он знал... Том знал своё дело. Задрав кружева моей юбки и быстро справившись со своими джинсами, он сбросил с меня нижнюю часть туалета и пришпилил меня к стене. Мы впервые соприкоснулись кожей наших горячих тел. Я вскрикнула, он закрыл мне рот поцелуем, и мы улетели на небеса…
Любовь сама учит нас всему, и мы с лёгкостью постигаем премудрости её науки. В каждом человеке Богом заложен источник Любви, чтобы не пропадать в одиночестве и не завидовать чужому счастью, но не каждый способен делиться этим источником с другими, пасуя перед Любовью и отвергая её в страхе, а значит отвергая Бога.

Мои чувства выплёскивались на Тома потоком раскалённой лавы, бродившей столетиями в супервулкане; многоголосной венчальной литургией из кафедрального собора моей души, прославляющей Любовь, ниспосланную Самим Богом. Ангелы завидовали нам, но мне уже не хватало воздуха, я слабела; Том постанывал и продолжал что-то говорить… Как два малолетних преступника, совершавших первую кражу, мы похищали друг у друга тайны сердец. Страстное желание бесконечно обладать друг другом заменили слова, и наши ненасытные, разгорячённые тела говорили за нас. Время перестало существовать и мир вместе с ним... Терять было нечего, и мы совсем сбросили с себя всё то, что ещё оставалось, став Адамом и Евой. Том радостно смотрел на меня, как бушмен на наскальную живопись своих предков в своём затерянном среди песков раю. Эрот, одну за другой, разрядил в нас целую обойму стрел, чтобы мы вновь и вновь подчинялись его воле. Наконец, разорвав объятия, мы отстранились друг от друга.
На улице начинал накрапывать дождь...
Перешагнув юбки, я направилась в душевую комнату, заманивая туда Тома, чему он очень обрадовался. Мы стояли, обнявшись, под тёплыми струями воды, как единое изваяние под дождём, целуясь и обнимаясь. Том запутался в моих длинных волосах, и мы с новой силой любили друг друга.
Через полчаса, выйдя из душа, мы наспех вытерлись большим махровым полотенцем и начали одеваться, помогая друг другу и целуясь. Том целовался с благодарностью, нежно, как ангел, и я обожала его поцелуи.
Выходя из комнаты, Том подхватил с пола мои затоптанные трусики и украдкой спрятал их к себе в карман. Я сделала вид, что не заметила этого.
В гостиной мы увидели скучающего Тони, который сидел на диване, тупо уставившись в орущий телевизор, и поигрывал на гитаре. Он терпеливо ждал, когда мы, наконец, выйдем, зная, чтó происходит за дверью комнаты с роялем, и не мешал нам.
Том кивнул Тони, Тони – ему. Они поняли друг друга. Мы с Томом ласково расстались на время, и я ушла в свою спальню. Том, счастливый и уставший, сел рядом с Тони на диван, ни слова не говоря.
- Всё нормально, Том? – веселясь, с намёком спросил Тони.
Том вдруг стал серьёзным и пристально посмотрел на друга.
- Я люблю её, - с этими словами Том взял в руки свою гитару и стал молча играть старый любовный блюз: «Подари мне любовь».
Уйдя к себе, я молилась и металась, не зная, как вести себя дальше. Я просила Деву Марию, чтобы она вразумила меня и наставила на путь истинный. Потом, собравшись с мыслями, я вспомнила всё, о чём говорила мне моя дорогая тётушка Кэти. А она говорила, что этот парень не для тебя и всё, что ты можешь сделать, так это только родить от него. Я решила, будь что будет, на этом и успокоилась. Ведь уныние – это грех, и я решила не усугублять своего сегодняшнего грехопадения.
Потратив изрядное количество времени на водные расслабляющие процедуры, причёску и лёгкий вечерний макияж, я облачилась в ковбойскую женскую одежду. Это были: длинная коричневая замшевая юбка, отличного кроя, и нижняя батистовая, с шитьём, цвета топлёного молока, похожая на ту, которую несколько часов назад на мне неистово терзал Том. Рубашка в красную с синим клетку и кармашками на груди была мне чуть-чуть тесновата.
Покрасовавшись в зеркале, я расстегнула несколько верхних пуговок и завязала край рубахи узлом на животе. Затем на босу ногу я надела свои любимые, лёгкие ковбойские сапожки с перфорацией на голенище. В заключении, я достала из шкафа отцовскую широкополую шляпу, которой отец так ни разу и не воспользовался, и, забрав все волосы под неё, водрузила на себя.
Прислушавшись к голосам в гостиной, я посмотрела на часы и подумала, что нужно бы приготовить ужин.
Это была уважительная причина для того, чтобы выйти в гостиную.
Неразлучные друзья, сидевшие рядом на диване, обрадовались моему появлению и стали вести себя как дети: толкались локтями, похлопывали друг друга по плечу, о чём-то споря и как бы не замечая меня.
Я, немного стесняясь, приблизилась к Тому. Он отложил в сторону свою гитару и настойчиво усадил меня на свои соблазнительные полуобнажённые коленки, торчавшие из слегка осыпавшихся прорезей на джинсах. Он обнял меня за талию, но я сошла с его колен, дабы не дразнить Тони.
- Том, давай меняться? - обратилась я неожиданно к Тому, - я тебе вот эту шляпу, а ты мне…
Том понял, на что я намекаю. Ему очень понравились мой наряд и шляпа, но ему не хотелось расставаться со своим трофеем. Нехотя он полез в карман своей куртки. Доставая оттуда крошечный предмет моего туалета, рука Тома дрогнула, и он выронил его на пол.
Тони, конечно, успел это заметить. Он рассмеялся и воскликнул, как будто ничего не слышал и не знал о случившемся:
- О, Том, ты всё-таки сделал это, ты расковал пояс верности Эл!
Не дав Тому времени возразить, я ответила за него, о чём потом страшно жалела:
- Да, Тони, он это сделал раньше тебя, и сделал это блестяще.
Надо пояснить, что мы с Тони росли вместе, на дикой природе, как два сорванца. Он был старше меня, но чуть моложе Тома. Мы учились в разных классах одной школы, где у Тони было множество поклонниц всех возрастов и на любой вкус. Тони всегда был хорош собой. Длинные, выгоревшие на солнце волосы, которыми он очень гордился, обрамляли тонкие и милые черты лица заправского денди. Глаза его с поволокой сводили девиц с ума, и они бродили за ним табунами. Но Тони всегда был равнодушен к подобным домогательствам, хотя поясов верности местных красавиц у него была целая коллекция и он умел подбирать к ним ключики. 1
Я догадывалась о причине такого поведения, но не могла это принять. Мы были двоюродными братом и сестрой, и этим было всё сказано раз и навсегда. Тони это понимал, но выразительные голубые глаза его всегда с нежностью смотрели на меня. При этом Тони никогда не вёл себя со мной неподобающе.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ 
1 Такой фетишизм был глупостью; много лет спустя Тони сам признался в этом. Он хотел лишь вызвать во мне ревность, и это ему иногда удавалось. Но бдительная тётя Кэти, как-то по осени, сожгла вместе с садовыми листьями весь этот фетиш, обнаружив его под кроватью Тони. Мы так смеялись! И я, и Тони, и даже тётя Кэти...

Мой дядя Джон, отец Тони, — достойный пример для подражания, — был всегда деликатен в вопросах с женщинами, за что его все уважали в окрýге... Но мы с Тони, став более взрослыми, оба иногда позволяли себе лишнее в наших отношениях.
Был случай, когда Тони, как бы оступившись, коснулся ладонью моей юной и очень болезненной груди, а я, в отместку, отвесила хороший шлепок его красивому заду. А однажды, на какой-то вечеринке, мы и вовсе преступили черту и поцеловались по-взрослому, изображая влюблённую парочку, — Тибальта и Джульетту, — дабы позлить окружавшую нас толпу снобов. Это вышло немного театрально, но действие на публику возымело. Какая-то размалёванная кукла, увидев эту сценку, даже разрыдалась и убежала домой, кинув мне на прощание: «стерва». О нас ходили сплетни и легенды, но мы лишь забавлялись этим.
Я заметила, что Тому стало как-то не по себе от моих необдуманных слов. Он чуть-чуть погрустнел, а Тони смущённо опустил ресницы. Чтобы разрядить обстановку, я спросила:
- Том, а где фото твоей сестрёнки, которое ты мне показывал?
Том понял намёк с полуслова и достал слегка помятую фотографию из внутреннего кармана своей куртки. Осторожно взяв фото и ещё раз взглянув на него, я передала его Тони. 
- Вот, смотри, братец, это младшая сестра Тома. Скажи, красотка?
Не скрывая появившегося любопытства, Тони стал рассматривать изображённую на фотографии девушку.
- Да, действительно... И она очень похожа на Тома, - вымолвил, наконец, брат.
Он долго ещё вертел в руках фотографию, потом спросил:
- Том, можно она побудет у меня?
- Можно. Только не забудь вернуть, - подмигнув мне, ответил Том.
Девушка, которую так трепетно рассматривал Тони, была точной копией своего брата, — такая же брюнетка, с длинными упругими локонами, красиво очерченным ртом и завораживающим взглядом. В них обоих кипела гремучая смесь разных национальностей: мексиканцев, индейцев, ирландцев и ещё бог знает кого. Это к своей любимой сестре тогда спешил Том, оставив позади себя своё прошлое и сломанный мотоцикл... И если бы Господь не свёл меня с Томом на пустынной знойной дороге, он так бы и прошёл мимо моих окон.
Красное вино за мою невинность

Одна из печатей, я думаю, была наложена Богом на девичью честь для пущей её сохранности. И сегодня эта печать была сломана по моей доброй воле. Но ничего уже не вернуть, да и незачем… Жизнь коротка, время быстротечно. Где мы все будем завтра, и что будет со всеми нами, никто не знает.  Нужно ли об этом сильно задумываться? Том был счастлив, а я была счастлива его счастьем. Но как теперь поведёт себя Том? Долго ли мы будем пребывать в этой эйфории? Повторюсь, Том был самодостаточной личностью со стопроцентной харизмой; вряд ли какая-нибудь женщина могла надолго удержать его возле себя, тем более, что он уже был женат однажды и вряд ли захочет связывать себя снова по рукам и ногам, когда мечта его, как звезда, уже взошла на небосклоне, - мечта, о которой Том грезил все свои отроческие и юношеские годы, - создать настоящую рок-группу и посвятить всего себя музыке.
А я, несмотря ни на что, постараюсь посвятить свою жизнь Тому, если, конечно, он этого захочет. Ведь Божия печать была уже сломана, по моей  доброй воле или нет, это уже не важно. Но я к этому стремилась с первой минуты нашего знакомства. А это значит, что Том теперь имеет все права не только на моё тело, но и на мои сердце и душу.
Я решила, что по этому поводу нужно выпить и отправилась на кухню. Порывшись в старых запасах, я нашла бутылку хорошего молодого вина, цвета девственной крови, и, прихватив три бокала, фрукты и бутерброды, принесла всё это в гостиную.
- Сегодня у меня незабываемый, лучший день в моей жизни, - торжественно обратилась я к Тому и Тони, - и предлагаю это отметить.
Том снял с себя шляпу, в которой он был похож на лихого, отвязанного ковбоя, похитителя женских сердец из голливудского вестерна, и добавил:
- У меня тоже, Эл! Этот день войдёт в историю...
- Не продолжай, - прервала я Тома умоляющим голосом.
Тони одобрительно кивнул.
- Так, может быть, тост по этому случаю, а? - спросил он нас обоих, переводя взгляд с одного на другого, и, не дождавшись ответа, продолжил, - Сегодня моя любимая сестра Элеонора, благодаря тебе, Томас, стала женщиной; это давно должно было случиться, но она…
Тони не успел договорить этот тост, так как Том закончил его по-своему.
- Но она должна была стать моей женщиной, не правда ли, Эл? – обратился он ко мне.
- Да, твоей и только твоей, – ответила я, почувствовав в себе именно его и только его женщину, самую что ни на есть настоящую, чем сильно гордилась в этот момент.
- Тогда за утраченные иллюзии! – воскликнул Тони.
- И за любовь, – добавил Том, прикладываясь к моим губам в жгучем поцелуе.
Мир казался прекрасным… В этот день мы смеялись, кричали, спорили и напились до чёртиков.
Вдруг Тони сказал:
- Том, а если мы все рванём к твоей сестре, как ты думаешь, она будет рада видеть нас?
- А это мысль!..
- Тогда может прямо завтра?..
- Отлично! Я только позвоню ей. Завтра.

Новая любовь Тони

Утром, после хмельной ночи, успев всё-таки выспаться за пару часов как Наполеон перед боем, я отправилась на кухню, напевая про себя мелодию, которую накануне сочинил Том. Нужно было как следует накормить всех перед дорогой.
Кстати сказать, я умела быстро и неплохо готовить. Некоторым рецептам ещё в детстве меня научила моя бабушка по материнской линии — Флоренс, проживавшая в Филадельфии, поклонница русской поэзии Серебряного Века и русской кухни. У меня отлично получался борщ, макароны по-флотски с припущенными овощами, различные соления и приправы. Бабушка всегда мне твердила, что главное в блюде — это не само блюдо, а соус и приправы к нему. Окрошку я очень любила, но мальчикам она показалась экзотикой и они не очень ей доверяли. Они и сами не прочь были повозиться на кухне. Пицца с грибами — это то, что у них получалось лучше всего.
В общем, в вопросе кулинарии мы не испытывали затруднений, хотя еда и не была нашим культом и поводом для дискуссий. Парней иногда вообще не возможно было загнать за обеденный стол. Но сегодня у них проснулся аппетит.
Тони был в приподнятом настроении. Он мечтал о встрече с сестрой Тома, который этой шальной ночью кое-что рассказал ему о своей сестре. Звали её Кристина. Она заканчивала университет. Том позвонил ей утром, часов в 11. Они долго и радостно разговаривали. Наконец, Том положил трубку и сказал, что его сестра будет нас ждать. После трапезы мы быстро собрались и отправились на машине Энтони в родной город Тома, где я впервые оказалась в постели моего любимого. Странное, восхитительное чувство!
У Кристины были летние каникулы, и она изнемогала от скуки...
Обратно мы вернулись через несколько дней, уже вчетвером. Тони не отходил от девушки ни на шаг и старался всячески угодить ей. Кристина поселилась в моей комнате. Мы секретничали, уединившись, когда наши братья предавались своему любимому занятию – сочинению и разучиванию новых мелодий или когда уезжали по делам. Они возвращались страшно усталые и измотанные, и мы старались не беспокоить их.
Однажды наши мальчики приехали ещё с одним парнем. Это был старый приятель Тони Чейз Стюарт, которого они с Томом выудили в каком-то ночном клубе, и который после вошёл в состав их новой группы.
Чейз был хорош собой, и, как выяснилось позже, не только отлично играл на ударных и гитаре, но ещё и мастерил инструменты в свободное время, и вообще, был знатоком разной музыкальной и электронной аппаратуры. С собой парни привезли старую ударную установку Чейза и поставили её в комнате с роялем.
 Но состав рок-группы не был ещё до конца укомплектован. Не хватало  бас гитары.
О нас с Кристиной иногда забывали, но мы всё понимали и не расстраивались. Когда мы с ней оставались вдвоём, мы бродили по комнатам моей квартиры, ставшей теперь общим домом для всех нас. Я была счастлива от этой мысли. Всё приобрело смысл. Я показывала Кристине свои холсты и готовые рисунки. Ей, похоже, они нравились. Только некоторые из них я держала в секрете, считая преждевременным их демонстрировать.
Я немного рассказала ей о себе, не касаясь темы наших взаимоотношений с Томом. Но Кристина хорошо знала своего брата и обо всём догадывалась. Однажды она тоже открылась мне во взаимных чувствах к моему брату Энтони, и я понимала её. Их любовь вспыхнула так же внезапно, как и наша любовь с Томом.  В этом у нас было нечто общее.
Позже я узнала, что Тони был терзаем двойственным чувством: ко мне и Тому, но, слава Всевышнему, что у его друга оказалась сестра-красавица.
Любовь безгранична и бесконечна. Проявления её удивительны. Красота и молодость души всегда сопутствуют любви. Любовь – наслаждению. «Любовь требует наслаждений...» – так пел Том в одном из своих блюзов. Только ради любви, в конечном счёте, живут люди, и никакие сокровища в мире не заменят её. Только в ней наша молодость, мудрость и наше будущее.
Не упусти же тот миг, Эл, когда влюблённым всё удаётся, ведь время не щадит никого, ни тех, кого мы любим, ни нас самих. Порой, мы и сами не щадим ни себя, ни других...

Том, лирика и мои сбережения

Том был прирождённым, первоклассным музыкантом. Он вырос в музыкальной среде. Огромное трудолюбие, талант и обаяние от Бога сделали своё дело. Всё, что касалось музыки, ему давалось легко и просто. Он помогал Тони разучивать различные гитарные пассажи, свои стихи и мелодии, которые текли из него, как из рога изобилия.
Я твёрдо решила не быть для Тома обузой, а только иногда в чём-то помогать ему. Но мы продолжали заниматься любовью с прежней пылкостью; наши отношения крепли день ото дня. Я стала более интересной и серьёзной, мои формы округлились, поэтому наверное Том частенько меня ревновал. Я же сходила с ума от мысли, что он мог смотреть и на других женщин. Но нас связывала невидимая и очень прочная нить — понимание того, что мы принадлежим только друг другу. Позже я узнала, что верность — одна из характерных черт Тома. В любом вопросе он всегда был предан своему слову.
Однажды, когда я осталась одна (Тони с Кристиной ушли осматривать местные достопримечательности, а Том отправился по каким-то своим делам), я поставила мольберт в гостиной и стала рисовать. Задумавшись, я вспомнила, что у меня были приличные сбережения, доставшиеся мне от родителей. Деньги нужно тратить. Зачем их хранить, если жизнь в любую минуту может  перестать быть таковою? И тут я поняла, чтó мне нужно делать.
- Нет, нет, Том, я вовсе не собираюсь покупать твою любовь, разреши мне лишь чуточку помочь тебе, - обращалась к нему я в своих мыслях. «Купить твою любовь…» - эти слова из песни, которую как-то пел Том, били мне в висок.
- Разве можно купить настоящую любовь? - спросила я тогда у Тома.
- Настоящую? Смотря за какую цену...
Я ушла к себе в комнату и заснула там, не раздеваясь. Я забыла про мольберт и про свои наброски.
Сквозь сон я услышала шум в гостиной. Это пришли Тони, Кристина и Том. Они где-то встретились вместе и вернулись втроём на машине Тони, купив еду и выпивку по пути. Кристина суетилась на кухне, раскладывая продукты по полкам холодильника. Затем она вошла ко мне в комнату и рассказала о происшедших событиях дня. Не сговариваясь, вся честнáя компания оказалась в магазине музыкальных инструментов, где ею были приобретены микрофоны и стойки для них, удлинители, наборы струн и два усилителя.
Я знала, что у Тома было мало средств на покупку чего-либо дорогого. Но Кристина, опередив мои мысли, сказала, что сняла деньги со своего счёта и отдала Тому на мелкие расходы, хотя я догадывалась, что этого было недостаточно. И я решила схитрить...

GIBSON

Тем временем парни рассматривали и обсуждали мои эскизы. Через несколько минут, постучавшись, мальчики вошли к нам в комнату. Том и Тони оценили мою идею насчёт имиджа группы и наперебой говорили об этом. Хотя, ради справедливости, должна сказать, что мне и самой нравились и мои идеи, и эскизы. Если Том был Эйнштейном в музыке, то я, возможно, была неплохим художником-дизайнером. Это была моя профессия и моё страстное увлечение. В детстве чем я только ни занималась: танцевала, пела, училась игре на фортепиано, изучала иностранные языки... Лишь только после посещения Национальной художественной галереи в Вашингтоне, куда меня возили  мои родители, я навсегда определилась с выбором. Я сходила с ума от картин великих мастеров итальянского Возрождения, нидерландской живописи XV-XVII веков и русской художественной школы. Но гении-прерафаэлиты и неоклассики оставили в моей душе неизгладимый след. Моей навязчивой идеей стало желание принадлежать именно к этой когорте художников-романтиков.
Родителям понравилось моё решение. Отец купил мне мольберт, холсты и краски и óтдал меня в Академию Изящных Искусств, где я отпахала от звонка до звонка и получила долгожданный диплом...
Когда мы вчетвером расположились в гостиной на диване и креслах, я сказала, что мне хочется тоже побывать в том самом магазине музыкальных инструментов. Парни пообещали это устроить.
После ужина мы разошлись по своим комнатам, но уже в другом составе: Тони и Кристина, обнимаясь, ушли в нашу с ней спальню, прихватив гитару; Том утащил меня к себе, не забыв про свою старенькую электроакустическую любимицу, купленную ещё его матерью по случаю окончания колледжа. Он вообще никогда не расставался с гитарой, практически спал с ней, до некоторого времени... В его комнате мы, не раздеваясь, расположились вместе на кровати. Том подключил гитару к усилителю, настроил её и стал тихо наигрывать красивую мелодию. Он не смотрел на струны и мыслями был где-то очень, очень далеко. Аккорды под его тонкими пальцами растравили мне душу. Я не знала, кого же я люблю больше: его самого, его голос или его музыку. Но тут Том, отложив гитару в сторону, приблизился ко мне и стал нежно обнимать и целовать меня в шею, грудь... Соперница сегодня была побеждена.
Затем, усталый, он уснул как ребёнок, положив голову мне на плечо. Я боялась пошевелиться, но сон сморил и меня. В такой позе нас застали Тони с Кристиной, украдкой приоткрывшие дверь в нашу спальню. Также тихо, чтобы не разбудить нас, они закрыли дверь, хотя я давно уже не спала, лишь лежала с закрытыми глазами. Через час Том проснулся, и мы снова занялись любовью. Хотя мы и не были женаты, но мы были парой, которой безумно нравилось изображать семью. И всё-таки наши отношения больше походили на постоянные, супружеские.
Мы встали. Я оделась и, оставив Тома одного, босиком пробежала в свою комнату, мимо Тони с Кристиной, которые в это время суетились на кухне.
Я слышала их счастливый смех и бесконечно была рада за них обоих. Мне очень хотелось, чтобы они поженились когда-нибудь и чтобы у Тони была своя семья.
А сегодня мы все должны были отправиться в магазин музыкальных инструментов, единственный магазин, куда с большим удовольствием пошли наши братья. Войдя внутрь торгового зала, Том с порога направился к своим гитарам. Он стал пробовать на звучание то одну, то другую из них, перебирая туго натянутые струны. Он играл виртуозно и легко на тяжеленных шести-,  двенадцати-струнных DUBLE-гитарах разных брендов, чем потряс персонал, восторженно аплодировавший тут же.
Затем Том подошёл к SLIDE-гитаре. Он взял её в руки, сел на стоявший рядом стул и любовно положил к себе на колени. Ему передали металлический блестящий плектр; Том надел его на палец и стал играть. Все замерли в изумлении. Это был настоящий блюз. Непостижимо, откуда этот молодой парень брал такие удивительные мелодии, где и когда он успел впитать в себя красоту американской национальной музыки?!.
Я подошла к своему брату и сказала, что хочу купить какую-нибудь гитару для Тома. Тони ответил, что Том давно присмотрел одну отличную электрогитару, и я выписала чек на кругленькую сумму. Ради Тома я готова была пожертвовать самой жизнью, не то что деньгами...
Том был сильно удивлён, когда узнал, что я купила для него именно эту гитару, великолепную GIBSON, и искал слова благодарности, а я всё ещё находилась в шоке от его игры.
- Том, милый, давай не будем считаться, - умоляла я, глядя ему в глаза, в которых стояли слёзы.
Вернувшись домой с новой моей соперницей, Том и Тони уединились в комнате с роялем, - так теперь мы уже называли эту комнату, - где они по очереди стали изучать новую подружку Тома, громко обсуждая её достоинства. Она обладала необыкновенным, потрясающим звуком, пробирающим до мозга костей. Когда Том заиграл на этой гитаре, из моих глаз покатились слёзы, такие же крупные, как у моей кобылы Элеоноры, когда её жалили слепни...

Сценический образ

Кроме вышеперечисленных моих увлечений, у меня было ещё одно маленькое хобби: я любила делать мужские стрижки. Этому ремеслу я научилась в юности на ранчо, натренировавшись на своих братьях.
И вот созрел мой новый план.
Однажды, когда Том, Тони и Кристина сидели в гостиной, я вышла к ним в тёмном коротком парике, доставшемся мне в наследство от моей матери, надетом поверх моих собственных длинных волос. Это выглядело так, как будто у меня была подстрижена только верхняя часть головы. Волосы парика были пышно и естественным образом мною уложены. Теперь я была Золушкой, а может быть, Мальвиной. Том вскочил и подошёл ко мне. Сначала он не понял, что это был всего лишь маскарад.
- Боже, это ты, Эл?
- Нет, это Золушка из сказки...
И покрутившись вокруг изумлённого Тома, я сняла парик.
- Это не для меня, Том, а для тебя.
- Не понял, объясни, Эл.
- Тебе ведь понравилось, правда?
- Да, очень…
- Ну вот, теперь у тебя должна быть такая же стрижка. Стрижка на длинные волосы.
Я показала Тому новые эскизы, которые ещё никто не видел. Тому безумно понравилась идея и он решил отдаться на милость победителю.
В этот вечер Том стал другим. Я сделала ему шикарную прическу а-ля Золушка и подарила ему некоторые свои серебряные украшения с бирюзой. Особенно к волосам Тома подошла длинная красивая серьга, которая была в одном экземпляре; вторая была мной утрачена. Затем я сделала ему лёгкую подводку глаз. Тони и Кристина с любопытством наблюдали за нами.
Я сказала Тони, что сейчас наступит и его очередь, но он воспротивился. Тогда я предложила ему просто сделать его волосы более светлыми, на что он, всё-таки, согласился. Кристина помогла мне в этом непростом деле. Она сама занялась волосами Тони. Рождался имидж будущих рок-звёзд, и парни довольно серьёзно отнеслись к этому. Я сказала Тому, чтобы он привыкал к своему новому облику и никогда не менял стиля. Иначе, пиши пропало. Женственность очень шла Тому, за что я любила его ещё больше.
Но, всё-таки, Том просто играл свою роль. Он был солистом и музыкантом, а также руководителем группы. Он был артистичен с головы до ног, и я знала это, поэтому абсолютно доверяла ему. Некоторое время спустя, Том так вжился в свой образ, что можно было подумать, что он родился именно таким, хотя в нём действительно было нечто.
Следующие мои эскизы не заставили себя долго ждать. Они были посвящены сценическим костюмам группы. Я знала, что Тому шло всё, что ни надень. Но я справилась со своей сверхзадачей.
Тони и другим будущим членам группы я тоже посвятила не мало времени. И лето пролетело как один миг...
Кристина собиралась уезжать. Ей нужно было продолжить свою учёбу в университете. Тони не знал, что делать. Он привык к Кристине и не хотел с ней расставаться. Он разрывался между ней и Томом. Том не вмешивался, предоставив решать им самим их дела.
И Тони решил, наконец, объявить официальную помолвку с Кристиной. Она была на седьмом небе от счастья. Мы стали с ней как сёстры. Я любила её уже лишь  потому, что она была сестрой Тома. Я была уверена в своём брате на сто процентов. Я знала, что он не кидает слов на ветер, и если он решил жениться, то обязательно это сделает. Свадьба была назначена через полгода, когда Кристина закончит университет. Но они поженились чуть раньше...

Рождение группы, признание и слава

Миновал ещё один напряжённый для всех нас месяц. Наконец мечта Тома, к которой он стремился долгие годы, осуществилась. Группа из четырёх человек под его руководством приобрела свой официальный имидж и статус рок-группы, и слава не заставила себя долго ждать. Но только не Том...
Прошло ещё несколько месяцев моего томительного ожидания. Телефонные звонки Тома стали редкими. Писем же от него не было вовсе. Но в  балладах-посланиях, написанных самим Томом, я слышала то, что не слышали другие, поэтому знала о нём всё, где бы он ни был.
Через цветные и чёрно-белые фотографии на обложках его музыкальных альбомов я имела с ним астральную связь. Не знаю, чувствовал ли он что-нибудь подобное, думал ли обо мне, когда обнимал и целовал свою красавицу-гитару GIBSON перед выступлением или другую женщину после него?  Я была уверена, что от поклонников и особенно от поклонниц у Тома не было отбоя, которые в экстазе стенали возле сцены на его концертах, а по окончании их ломились в двери гостиниц. В Тома влюблялись все, как говорится, и стар, и мал.
Но концерты, записи альбомов на студиях, турне отнимали всё его время. Популярность была сладким бременем и смыслом жизни самого Тома и его команды. А женщины? — вряд ли они были для него более, чем просто женщины в утилитарном, узком смысле. Хотя, кто знает?..

Долгожданная встреча

Том знал, что я была беременна, когда мы расставались, но не понимал насколько… Я уехала на ранчо, Том с командой отправился на гастроли.
У меня были очень тяжёлые роды. Тома не было рядом, но я и на миг не допускала мысли о том, чтобы он мог видеть мои страдания. Тем не менее, долгожданный малыш родился. Вся моя семья страшно волновалась за меня и моего ребёнка. Но всё закончилось благополучно. Моя грудь лопалась от молока. Начались первые бессонные ночи моего материнства. Я очень скучала и тосковала по Тому и всю свою любовь и заботу перенесла на сына.
С первого своего крупного гонорара Том подарил мне машину. Он приехал на ней сам, неожиданно, и тут он впервые увидел нашего малыша. Том играл с ним, как равный, таскал его на руках и кружился с ним по комнате, а сын хватал его своими крохотными пальчиками за волосы и заливался смехом. Том приходил в восторг и умиление от первых детских проказ сына, хотя до конца не осознавал, что стал отцом, потому что сам был ещё ребёнком. Но я чувствовала, что Том был счастлив и горд собой.
Наши отношения стали более зрелыми и спокойными, ведь нас связывали уже кровные узы. 

Утрата голоса

Тот год выдался на редкость неудачным. В одном из турне Том повредил  голосовые связки. Начались мытарства по медицинским кабинетам. Как пчёлы на мёд налетели доктора и окружили Тома излишней заботой. Они подсадили его на лекарства, но, в конце концов, вынудили Тома сделать несколько операций, обнаружив у него фиброму в гортани. Тому грозила полная афонúя, а этого никак нельзя было допустить.
Том мужественно переносил страдания. Он очень хотел вернуться в строй, не быть балластом для близких и заниматься вокалом и музыкой, тем, для чего он был рождён и призван. Отказы от турне и контрактов, бегство некоторых участников группы, добили Тома. Он пребывал в ужасной депрессии.
Мне очень трудно об этом говорить. Простите...

Что нам остается от Любви?..

От Любви остается только Любовь!
Том шёл пешком по старой цыганской дороге, как по раскалённым углям, - не останавливаясь.
В пути, за десять километров до города, у Тома заглохла машина, и он вынужден был бросить её там же. Измученный и уставший, он возвращался из клиники домой, ко мне и к нашему сыну, чтобы через полгода умереть во сне от сердечной недостаточности в возрасте Иисуса Христа. Это судьба...
Бог всегда отбирает у нас тех, кого мы слишком горячо любим. 
Отец Тома, будучи военным лётчиком, сложил свою голову в чужой стране, защищая чужие ценности, тоже в тридцати трёхлетнем возрасте, когда Тому было всего 7 лет. Его мать, с высшим консерваторским образованием, преподаватель музыки по классу скрипки в частной музыкальной школе, совсем молодой ушла из жизни, не справившись с неизлечимой болезнью. Сам Том нашёл своё последнее пристанище рядом с моими родственниками, недалеко от нашего ранчо, на кладбище возле церкви. Я никому не собиралась отдавать своего единственного возлюбленного, и здесь, рядом с его могилой, попросила оставить место и для моей... Я всегда чувствовала, что что-то неладное  творится со здоровьем Тома, но он никогда ни на что не жаловался.
Он торопился жить и отдавался музыке целиком. Всё творчество моего навеки любимого Томаса Эйвери, талантливого и амбициозного, в лучшем смысле этого слова, никогда не вступавшего в сделку со своей совестью, не участвовавшего ни в каких скандалах и интригах, ненавидящего политику, но не остававшегося безучастным к судьбам и боли людей, до конца его жизни было пронизано чистотой и христианским гуманизмом.
В последние недели Том уже не мог петь и по этой причине, уединившись в студии, часами слушал записи скрипичных концертов своей матери или сочинял музыку, как говорится, в стол, на будущее...
Прошло немало лет после ухода Тома. Наш сын Эрик вырос, переняв талант и искромётную внешность своего отца. В наследство от него мальчику достался целый арсенал музыкальной аппаратуры и гитар, в том числе гитара GIBSON, которую я некогда подарила Тому.
Кроме того, Эрик унаследовал сценический образ своего отца и его музыку и однажды тоже отправился с друзьями по нехоженым тернистым дорогам покорять мир.
Тоска по Тому медленно разрушала меня изнутри, и только сын наш, похожий на своего отца, как две капли воды, не давал мне сойти с ума от боли.

В заключение этой части повествования я хочу дать совет девчонкам: рожайте сыновей и дочерей от своих любимых, не предъявляя им счетá, чтобы Любовь никогда, никогда не кончалась...