Однажды в Черногории...

31 октября 2020 - Василий Мищенко

ОДНАЖДЫ В ЧЕРНОГОРИИ
                                                                                    "В момент рождения нашей планеты,
                                                                                    самая прекрасная из встреч земли и моря
                                                                                     произошла в Черногории…
                                                                                     Когда сеялись жемчужины природы,
                                                                                    На эту землю пришлась целая пригоршня…"
                                                                                                                                                 Лорд Байрон.

    1
              Саня Ясин и Серёга Куприков, оседлав бревно из пробкового дерева и работая руками, как вёслами, плыли к юго-восточной стороне подковы залива. Там за узкой прибрежной полоской, громоздились каменистые выступы, над которыми зелёной громадой нависала Гора. Прибившееся невесть откуда к их пляжу бревно оказалось отличным плавсредством. Сидя на нём по пояс в прозрачной, как стекло, воде, парни ощущали себя вполне комфортно и верили в успех задуманного предприятия. Куприков с интересом разглядывал поверхность дна, которое хорошо просматривалось, несмотря на трёхметровую глубину, и громким шепотом восторженно говорил Ясину:
              - Саня, мы таким макаром можем до самой Италии доплыть!
              - Ну-ну. Может быть, до Африки махнуть? Не суетись, Куприк, нафиг нам сдалась эта Италия, наша задача – забраться на Гору, узнать, что там к чему, а к планёрке по-тихому вернуться «на базу». И не шепчи, до берега далеко, вряд ли Калюжин с чекистом нас здесь услышат.
              - А чем они вообще занимаются? Я их на пляже редко видел.
              - Пиво пьют в номере. Или вино. У Калюжина под столом целая батарея пустых бутылок.
              Минут через двадцать они причалили к большим валунам, заслонявшим берег от моря. Осторожно ступая по дну, дабы не пораниться об морских ежей, приятели вышли на берег, усеянный крупной галькой. На узком пляже тут и там лежали люди. Совершенно голые. Обалдевшие от такого зрелища студенты, обходя распростёртые на камнях нагие тела мужчин и женщин, направились скорым шагом прямо по курсу. Однако вскоре упёрлись в отвесную сланцевую скалу. Свернули вправо, дошли до края утёса, уходящего в море, вернулись назад. Обнажённые люди, непонятно каким образом попавшие на этот ограждённый со всех сторон каменными глыбами пятачок, не обращали никакого внимания на двух парней в плавках, деловито снующих с вытаращенными глазами туда-сюда по нудистскому пляжу. Наконец, они обнаружили узкий проход в скале и выбрались на волю.
               - Вдали приметив пляж нудистский, галопом мчали бурлаки, - пробормотал Ясин.
               - Ты это о чём, Ясь?
               - Да так, ни о чём. Пошли уже.
                Перед ними величественно застыла Гора. Узенькая каменистая тропка вела наверх.

2

              Двужильные «общественники», отличники учёбы, бессменные члены ДНД Ясин и Куприков были на седьмом небе от счастья, когда институтский комсомольский «фюрер» Маркисян поощрил их турпоездкой в заповедную, то ли социалистическую, то ли капиталистическую страну Югославию. Не каждому так везло. Вон комсорг группы Витька Хромов получил путёвку в Болгарию. И что такое Болгария? «Курица – не птица, Болгария – не заграница». А аспиранту Вердянику, члену партийного бюро факультета, между прочим, так вообще выпало ехать в Северную Корею. Пройдя семь кругов ада, заполнив кучу анкет, включая специальную, где перечислялись все родственники будущих туристов (как живущие, так и уже почившие), ответив на вопросы рекомендующих «инстанций», которые должны были засвидетельствовать их «политическую зрелость, моральную устойчивость и примерное поведение в быту», собрав нужные справки о состоянии здоровья и характеристики, счастливцы отправились на райкомовскую комиссию. Там несколько большевиков ленинского призыва проверили их познания по части материалов партсъездов и других партийных документов. После этой процедуры студенты получили одобрение местного управления КГБ, а уже затем специально обученные люди провели инструктаж для всей группы, что можно за границей делать, а что категорически нельзя. И только после этого был дан «зелёный свет». Руководителем их группы оказался Вадим Калюжин, он же инструктор горкома комсомола, который специализировался на турпоездках в Югославию, постоянно и неутомимо возил туда и привозил обратно тех, кому выпадал такой счастливый билетик. Заместителем Калюжного являлся Алексей Петрович Филенко, некий невзрачный человек в штатском, но с огненно-рыжей шевелюрой и бакенбардами. Все знали, а он особо и не скрывал, что состоит в ТОЙ самой организации, штаб которой находился на Лубянке. Все понимали: так надо, ничего не поделаешь. Калюжный разбил группу на «шестёрки», получилось ровно четыре, и назначил главных. Саня Ясин стал руководителем в подгруппе и обязан был следить за своими подопечными, дабы чего-нибудь не вышло, ходить к начальству на планёрки утром и вечером и докладывать обо всём неподобающем, что случалось или могло вот-вот случиться в их коллективе. За несколько дней до отъезда новичков проинструктировали бывалые туристы. Рассказали, что нужно взять с собой. Югославия приравнивалась к капстране, меняли всего 30 рублей. А что на них купишь? У братьев-славян котировалась наша водка, электротовары, иная бытовая техника, часы, бинокли и прочее. Там это добро можно выгодно сбыть и приобрести потом столь дефицитные в Советском Союзе, сколь и необходимые вещи. Уже в Югославии выяснилось, что наши таможенники хорошо прошерстили багаж туристов, и многие приехали туда «налегке». К счастью, у Сани и Серёги вещи остались почти в целости и сохранности. Испарилась только водка, разрешённая для вывоза, ровно по две бутылки.
              Начальным пунктом их турне по стране оказался небольшой посёлок Бечичи на берегу Адриатического моря. «Шестёрку» Сани Ясина поселили на отшибе, в полкилометра от главного корпуса, где обитала группа во главе с Калюжиным. Каждый раз, возвращаясь с пляжа, из кафе или с планёрки, приходилось идти круто в гору. Рядом расположились немцы, финны и шведы. Поначалу всё было интересным и необычным. Жаркое солнце, тёплое и чистейшее море, громоздившиеся вокруг горы, дивная флора, еда, обитатели лагеря – иностранные туристы. Однако после трёх дней пребывания на одном месте Куприкова, Ясина и остальных членов их «шестёрки» одолела скука из-за однообразия, успешно обеспеченного жестким режимом. Рано утром после подъёма руководители «шестёрок» шли в номер Калюжина и чекиста Филенко на планёрку, затем – завтрак, выход на пляж, где вся группа кучно лежала, поджариваясь на солнце в очерченном квадрате и время от времени окунаясь в море. За квадрат выходить не рекомендовалось. В обед нужно было наесться как следует, ибо ужин отсутствовал. После обеда – снова пляж. Отбой в 23.00. За полчаса до сна – опять планёрка. Для «руссо туристо» многое было под запретом, и прежде всего, хождение поодиночке, общение с иностранцами и иностранками («там шпиёнки с крепким телом, ты их в дверь, они - в окно…», как предупреждал Высоцкий), дискотека после отбоя, употребление спиртного, и, не дай бог, посещение «мест сомнительных увеселений»: стриптиз-бара, казино, ночного клуба, где показывают порнофильмы.
              Первыми «сломались» студенты из Рязанского филиала института культуры Ступкин и Еськов, попытавшиеся проникнуть после отбоя в ночной клуб, но были пойманы с поличным бдительным чекистом Филенко. В тот же вечер слесари-сборщики Автозавода им. Ленинского комсомола Зайцев и Бражко ухитрились втереться в доверие к немцам и выпить с ними шнапса. Затем они спели дуэтом, аккомпанируя на гитаре, несколько песен Высоцкого и Макаревича. После чего немцы заказали «Катюшу» и «Подмосковные вечера». Вот тут сильно захмелевших слесарей и понесло. «Пепел Клааса» мощно застучал в их сердца, отчего сперва они попытались внушить фрицам, что Катюша – не женщина, а реактивная установка, а затем и подкрепить это кулаками. Саня Ясин, услышав шум и крики в соседнем номере, выбежал наружу и сквозь стекло увидел разъярённых «пролетариев», дубасящих немцев в их же апартаментах. С трудом разняв дерущихся, он увёл своих подопечных к себе. Бражко рвался обратно и орал:
              - Пусти, Саня, я этим фашистам сейчас напомню кое-что, если они забыли.
              - Ты сбрендил, Колян, эти тут при чём? Ты пойди ещё к шведам, наваляй им за Полтаву.
              - За Полтаву им Петро навалял, но я могу пойти добавить.
              Уже после полуночи, сидя у корпуса на скамейке с Куприковым, они увидели мигающий яркий огонёк на Горе, возвышающейся над заливом слева.
              - Интересно, что это там? – спросил Серёга.
              - Фиг его знает, может маяк или туристы какие-то.
              Вечером следующего дня огонёк опять возник на том же самом месте, а сегодня после обеда они обнаружили прибившееся к берегу пробковое бревно. Поплавав на нём, студенты приняли решение: добраться морем до юго-восточной стороны залива, подняться на Гору, выяснить, что там светится на её северном склоне почти посередине, а заодно и посмотреть, какие они эти Черногорские горы вообще, так сказать, на ощупь.

3

              У подножия Горы, кроме разнообразных средиземноморских хвойных деревьев, сосен и ливанских кедров, кучно росли мощные дубы, оливковые и цитрусовые деревья. Тут и там торчали стройные кипарисы, разнообразные пальмы с пышной кроной, экзотические кактусы, олеандры. Вдоль тропинки, круто забиравшей вверх, расположились какие-то кустарники. В тени деревьев было не так жарко, дышалось легко. Воздух, насыщенный ароматом необыкновенной флоры, был обалденный. Студенты, несмотря на голые ступни, поначалу поднимались довольно быстрым темпом. Но с каждым десятком метров идти было всё труднее, острые камни, шишки и сухие иголки больно кололись, дыхание сбивалось. Каменистая тропа петляла по склону, упираясь то в отвесную скалу, то в заросли кустарников, и спустя полчаса вывела на узкую грунтовую дорогу серпантина. С левой стороны над ней возвышались скалистые стены чёрного оттенка с красными и серыми прослойками. С правой – сразу за узкой обочиной – обозначился крутой обрыв. Вскоре дорога завернула влево и вверх. Вдруг Куприков, придерживая Ясина за плечо, застыл на месте.
              - Что за хрень, Саня?
              - Где?
               - Да вон, под скалой, каменюги двигаются…
               - У тебя что, глюки, Куприк? Это же черепахи.
               - Ни фига себе, тут их полсотни, наверное, - Куприков принялся пересчитывать рептилий, - И куда они ползут?
               - Ползут и пускай себе ползут. У них свои дела, у нас свои. Пошли дальше. Чуешь, вроде, попрохладнее стало?
               - Похоже, что да, градусов на пять-шесть, - Серёга посмотрел вверх, где сквозь густые кроны деревьев ярко голубело небо и пробивались солнечные лучи.
               - О, смотри, смотри, ещё живность какая-то!
               Высоко вверху, прыгая с ветки на ветку огромного дуба, мельтешило что-то чёрное, похожее на белку. Звонкая тишина нарушалась странными криками птиц и пением цикад. Постепенно, по мере продвижения вверх, высота скальной стены слева стала уменьшаться, а обрыв справа уходить в сторону, и вскоре они вышли на довольно большое открытое плато, которое протянулось вперёд на метров двести. Его край слева упёрся в каменную террасу высотой полтора метра и метров пятьдесят в длину. На террасе рос виноград, подвязанный к жердям и шпалерам, с которых свисали огромные разноцветные кисти ягод: янтарные, фиолетовые, тёмно-синие, малиновые. Вдоль террасы бродили несколько коз с большими загнутыми рогами и щипали траву. В дальнем конце плато, утопая в зелени сада, виднелась красная черепичная крыша дома, приткнувшегося вплотную к скале. Рядом стояли ещё какие-то постройки, два стога сена, под навесом лежала поленница дров. В саду росли экзотические деревья: гранаты, хурма, цитрусовые, стояло несколько разноцветных ульев.
              - В общем всё понятно, Серёга, ларчик открывался просто, - сказал Ясин, - здесь живут какие-то люди, и ночью светится вон то окно. Но линии электропередачи не видно, значит работает генератор. Не понятно только, чего они забрались на такую верхотуру?
              - Да какая разница, Саня, не наше это дело. Ты посмотри лучше, какая красотища!
              Справа было открытое пространство, в которое сочилась голубизна неба и заглядывало жаркое солнце, заливая теплом и ярким светом ровную площадку. Далеко внизу открывалась великолепнейшая панорама Будванской Ривьеры: изумрудно сверкало море, виднелась прибрежная полоска пляжей, рассыпанные вдоль побережья островки и, будто игрушечные, теснились на склонах горы Ловчен домики Будвы, Цетине, Бечичей. Неожиданно из-за мыса вылетела большая чёрная птица. Взмыв вверх и описав полукруг, она скрылась за деревьями. Серёга Куприков, встав на покрытый мхом валун, раскинул руки в стороны и, восторженно глядя в небо, начал громко декламировать:

                                    Сижу за решеткой в темнице сырой.
                                    Вскормленный в неволе орел молодой,
                                    Мой грустный товарищ, махая крылом,
                                    Кровавую пищу клюет под окном.

                                    Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
                                    Туда, где за тучей белеет гора,
                                    Туда, где синеют морские края,
                                    Туда, где гуляем лишь ветер, да я!

              В этот момент бродившему в отдалении бородатому козлу, очевидно, что-то не понравилось, то ли громкий голос чтеца, то ли его чрезмерная экспрессия, то ли русская речь, а может быть всё вместе. Разбежавшись, он боднул Серёгу рогатой башкой в зад, и тот, взмахнув руками, упал с камня в траву. Козёл подошёл и принялся деловито и смачно облизывать его пятки. Куприков засучил ногами и заорал:
              - Уйди, козлище, весь кайф сломал. Уйди, говорю!
              Ясин согнулся пополам от смеха.
              - Куприк, козёл, по-моему, обиделся за то, что ты баклана орлом назвал.
              - Тихо Саня. Слышишь, что-то тарахтит внизу. Вроде, колымага какая-то едет.
              На дороге, пониже плато, действительно возник надсадный рёв двигателя, и вскоре из-за поворота показался мужик лет шестидесяти за рулём обшарпанного немецкого мотоцикла Zundapp времён войны. Он тащил за собой прицеп, на котором лежал металлический бак. Сзади транспорт подталкивал второй мужик помоложе. Студенты, не сговариваясь, упали на землю и залегли. Не хотелось маячить в полуголом виде и объяснять аборигенам, что они тут делают. Спустя несколько минут кавалькада, грохоча, поравнялась с ними, и в этот момент двигатель, чихнув несколько раз, заглох. Ясин приподнял голову и увидел, как водитель, соскочив с седла, пытается завести мотоцикл. Однако, старый драндулет не заводился, а тяжелый прицеп, несмотря на усилия второго мужика, начал двигаться обратно под уклон дороги, явно не вписываясь в поворот. Было очевидно, что ещё немного и всё это рухнет в пропасть. Парни подхватились, спрыгнули с края плато на дорогу, стали рядом с багровым от натуги мужиком и упёрлись руками в бак. Движение приостановилось, пожилой водитель, поддавая газу, лихорадочно пытался завести двигатель, сопровождая это длинными тирадами на своём языке и перемежая слова отборным русским матом, который отдавался гулким эхом по ущелью. Наверно, с двадцатой попытки мотоцикл завёлся. Водитель, оседлав его, газанул, и вся кавалькада, подталкиваемая сзади, въехала на плато.
                - Никола Вукович. – пожилой черногорец протянул руку Ясину.
                - Саня.
                - Мы – руссо туристо. Советский Союз, - вставил Куприков.
                - Вы – советские туристы? – переспросил черногорец по-русски, почти без акцента, как-то странно посматривая на Ясина.
                - Да, мы из Советского Союза, - подтвердил Саня, - А вы классно матерились по-русски.
                - О! У меня были хорошие учителя. Да, это мой сын Йован, - спохватился Вукович, указывая на стоявшего в стороне парня лет тридцати, - я назвал его в честь моего русского друга, Вани Ясина, с которым мы здесь, в горах, воевали. Мы были партизаны.
                - Как вы сказали, Вани Ясина? - голос Сани дрогнул.
- Именно так. Это был мой русский друг. Он погиб в начале 1944 года.
                - А как было его отчество, ну, вашего друга?
                - Александрович. Постой, Алек, - Вукович пристально всматривался в Саню, - ты очень похож на него…
                - Мой дед Иван Александрович Ясин пропал без вести в самом начале войны. И мы до сих пор ничего о нём не знаем…
                - Так. Пойдёмте в дом. Я имею что-то показать вам.
               Вукович усадил студентов за самодельный, но добротно и искусно сделанный стол под навес из каких-то вьющихся растений, пошел в дом и быстро вернулся с небольшой папкой, завязанной тесёмками. Вместе с хозяином вышли молодая женщина и девочка лет пяти.
                - Милица, жена Йована и его дочь, Желька, - представил их Вукович и что-то сказал, обращаясь к женщине на своём языке. Она тут же заспешила в дом, а девочка, удивлённо и смешно подняв бровки, принялась разглядывать неожиданных гостей. Хозяин сел рядом со студентами и вынул из папки какие-то пожелтевшие бумаги, газетные вырезки, фотографии.
                - Посмотри здесь, Алек, - Вукович протянул Ясину одну черно-белую фотку. На ней были запечатлены стоявшие среди деревьев четверо мужчин в разношерстной полувоенной одежде с автоматами. Позади виднелись вершины гор. Саня обратил внимание на широко улыбающегося парня в пилотке, галифе и черном пиджаке. До боли знакомое лицо. Эту улыбку он узнал бы из тысячи. На старых фотографиях их семейного альбома он видел это лицо и эту улыбку. Лицо своего деда, который ушел воевать в начале июля 41-го и до сих пор числился пропавшим без вести.
                - Кажется, это мой дед, - Саня указал на весельчака, - Расскажите о нём.
                - Сейчас, Алек, расскажу. Вот посмотри ещё, - он передал Ясину желтый, местами в бурых пятнах листок бумаги, - это есть последнее письмо, которое он получил из дома перед пленением.
                - Да, это почерк бабушки…
                - Возьми его себе. Больше у меня ничего не сохранилось от друга. Хотя, вон тот немецкий мотоцикл – он наш совместный с ним трофей. Однако, пойдёмте ещё в одно место, - Вукович встал и направился по тропинке за дом. Метрах в двадцати, почти под скалой находились четыре ухоженные могилы с небольшими, грубо высеченными обелисками. Вокруг росли эдельвейсы, камелии и ещё какие-то необычайно красивые цветы.
                - Ваня очень полюбил наши места. Перед смертью он сказал мне, чтобы я похоронил его в горах. Я исполнил его волю. Твой дед лежит рядом с моим отцом Живаном Вуковичем и моей сестрой Миленой. Они тоже воевали и погибли в одном бою. Здесь в горах, совсем близко отсюда. Немцы бомбили сильно наши места, дом был полностью разрушен. После войны мы его строили заново. А это могила моей мамы, она умерла перед самой войной.
                Потом они сидели за столом, пили виноградное вино и закусывали сыром, пршутом – вяленым мясом, фруктами. Никола Вукович, задумчиво глядя на чудную панораму внизу, рассказывал студентам о событиях почти сорокалетней давности, о своей войне, о судьбе Ивана Ясина, отца, сестры и других людей, воевавших против немцев.
               - Твой дед, Алек, был храбрый борац. Мы подружились сразу, когда он попал в наш партизанский отряд. До этого находился в плену, два раза убегал, но его ловили, возвращали в концлагерь. Командиром нашего отряда был мой отец. Он лично знал товарища Иосипа БрозТито, нашего командующего, потом президента. Они вместе воевали в австро-венгерской армии против русских во время первой мировой войны, вместе попали в плен и находились в лагере на Урале. Там отец выучил русский язык, а потом научил и меня. Ваня Ясин командовал ротой, а я – взводом.
              Сидели долго. Никола говорил и говорил, потрясённый Ясин слушал, стараясь не пропустить и запомнить каждый факт, каждый эпизод почти двухлетней героической жизни своего деда в этих горах. Саня больше всего на свете жалел сейчас о том, что об этом не узнает бабушка. Она так и не дождалась своего Ванюшу, но до самого конца не верила, что он погиб.
              Неожиданно хозяин спросил студентов:
              - А вы как здесь оказались, ушли прямо с пляжа?
              - Мы увидели огонёк на Горе, и почему-то решили проверить, откуда идёт источник света, - Саня не стал вдаваться в подробности их путешествия.
              - Поразительная история, - взволнованно проговорил Никола, - думаю, Алек, тебя твой дед позвал. Я в это верю.
              - А вы почему забрались так высоко в горы, - в свою очередь поинтересовался Куприков, - ну, то есть, почему решили здесь жить?
              - Э, хороший вопрос. Это место выбрал мой отец, построил дом, когда вернулся из России. Я здесь родился, здесь родился мой сын, потом родилась его дочь. И здесь находятся могилы моих родителей, друга. Это наше место. Дом строил я заново. Кто-то любит жить в степи, кто-то в лесу, кто-то в городе. А мы – здесь, в горах.
              Йован, почти всё время молчавший, что-то сказал отцу, показывая рукой в сторону горы Ловчен. Вокруг неё клубилась иссиня-чёрная туча, постепенно сползавшая в их сторону. Вукович озабоченно посмотрел в небо. Парни стали прощаться. Никола вручил Сане большой пакет с виноградом и положил в него письмо.
              - Благодарю вас, ребята, за то, что помогли, если бы не вы, этот трофей мог валяться там, в пропасти. А он - наша лошадка, мы на нём воду сюда возим.
              - Мне очень хотелось бы приехать сюда с отцом, но, у нас это, - Ясин замялся, - не совсем… просто…
              - Я понимаю. Но если удастся, то всегда буду рад видеть вас здесь.
              Студенты, пожав руку хозяину, скорым шагом двинулись по серпантину вниз.

4

              Обратно идти было легче, время от времени «руссо туристо» переходили на бег, хотя голыми ступнями по каменистой дороге много не набегаешь. Минут через пятнадцать в небе стало погромыхивать, вскоре начался дождь, который быстро превратился в ливень. Студенты юркнули в какую-то расщелину, настолько узкую, что пришлось стоять впритык друг к другу. Зато было сухо, хотя спустя некоторое время вода начала просачиваться и капать им на головы и плечи. В какой-то момент лес и скалы осветились яркой, фосфорической вспышкой, далее последовал мощнейший раскат грома, будто взрыв, от которого они оба вздрогнули и попытались одновременно присесть на камни. Сверху хлынул поток воды, и парни, выбежав из своего укрытия, спрятались под густой кроной огромного кедра. Громыхнуло ещё раз, затем послышался какой-то гул, треск, скрежет, постепенно усиливающийся и превратившийся спустя пару минут в сплошной грохот.
              - Что это, Саня? – закричал Куприков в самое ухо Ясину, - Апокалипсис какой-то!
              - Не знаю. Может быть, обвал или камнепад.
              - Ну, влипли мы с тобой. И что теперь делать? – клацая зубами то ли от холода, то ли от страха, орал Серёга.
              - Предлагаю вернуться к Вуковичу и там пересидеть дождь, к нему гораздо ближе, чем идти вниз.
              Они выбрались на дорогу и трусцой побежали обратно. Грохот не прекращался, а наоборот, по мере их приближения к дому бывшего партизана, усиливался. Наконец, студенты, преодолев последний крутой подъём, выскочили на плато и замерли у трофейного немецкого мотоцикла, онемев от ужаса. Дома и сада не было. На их месте громоздилась огромная гора камней, которые сыпались сверху, вздымая тучи пыли и грязи.
              Вскоре дождь прекратился. Затих и камнепад, хотя отдельные булыжники продолжали время от времени падать. Парни, совершенно не отдавая себе отчёта, стали приближаться к месту катастрофы. Обогнув образовавшуюся гору и опасливо поглядывая вверх, они обнаружили, что небольшая часть стены с окном без стёкол, свет из которого они увидели пару дней назад, оказалась не засыпанной камнями. Ясин заглянул внутрь. Там было темно и тихо.
             - Никола, Йован, вы живы? – хрипло крикнул Саня, не узнавая своего голоса.
             Никто не отвечал, но в какой-то миг ему почудился тихий звук. Не раздумывая, студент полез в окно. По всей видимости это была детская комната. Часть обрушившегося перекрытия упала и завалила центр, почти до верха, у стены же, где стояла кровать, оставалось небольшое пространство, засыпанное мелкими черепками, детскими игрушками и ещё какими-то предметами. И тут Саня явственно услышал стон. Пошарив руками, он обнаружил плечо и голову женщины.
              - Куприк, давай, забирайся сюда, - крикнул он Серёге, маячившему в окне.
             Вдвоём они приподняли Милицу и потащили её к оконному проёму. В этот момент она пришла в себя, дико закричала и стала вырываться.
             - Тихо, тихо, успокойтесь, мы советские туристы. Мы были у вас недавно.
             - Желька, Желька, - продолжала кричать женщина в истерике, показывая рукой в сторону кровати.
              Грозовая туча отползала за гору, освобождая небо и солнце. В комнате немного посветлело. Саня опустился на колени, заглянул под кровать и увидел тело девочки, лежавшей на полу. Вытащив пострадавших наружу и уложив их подальше от обвала, студенты присели отдохнуть. В это время из кустов выбрался бородатый козёл и затряс рогатой башкой.
              - Но, но, козлище, даже не думай, не до тебя тут сейчас. - Серёга опасливо отодвинулся в сторону, - Что дальше, Саня?
              - Есть два решения: плохое и очень плохое. Мы не знаем, живы ли Никола с сыном и сможем ли вообще их достать из-под завала. Начнём откапывать – потеряем время, а у нас девчушка вон без сознания и с её матерью непонятно что. Поэтому принимаем первое, плохое решение. Спускаем на этом мотоцикле их по серпантину под гору к людям. А потом посмотрим.
              - У тебя, Ясь, крыша поехала! Какой мотоцикл, какой, на хрен, серпантин, ты на мотоцикл когда-нибудь садился?
              - У меня «Ява» до сих пор на ходу, я с четырнадцати лет на ней гонял. Вот только по горам не приходилось. Но это же трофей моего деда Ивана, он нас не подведёт
             - Не, Ясин, я с тобой не поеду.
             - Ну, ладно, тогда сажаем женщину с ребёнком в люльку, и ты свободен.
             Вдвоём они помогли забраться в коляску пришедшей в себя Милице и усадили к ней на колени Жельку, которая была без сознания. Ясин попытался завести двигатель, но «трофей» заводиться не желал.
             - Ладно, хрен с ним. Давай, подтолкнём немца к спуску и попробуем завестись на ходу. Ты с нами?
             - Ясин, ты – полный идиот, - Серёга, закатывая глаза, уселся на заднее седло.
              Прибрежные посёлки и пляжи на время грозы опустели. Но как только дождь закончился, туристы и жители высыпали из корпусов, отелей, домов наружу. Все слышали жуткий грохот, и теперь люди собирались группками, пытаясь выяснить, что случилось. Большая толпа собралась у главного корпуса лагеря. Калюжин, сделав перекличку, обнаружил отсутствие Куприкова и Ясина.
             - Кто последний их видел?
             - Мы. На пляже, после обеда, - вспомнил Еськов.
             - Да вон же они, смотрите! – заорал Бражко.
             Все повернулись в сторону подножия Горы. По дороге, оглашая окрестности рёвом, мчал немецкий военный мотоцикл Zundapp, за рулём которого сидел Саня Ясин, а сзади приткнулся Серёга Куприков. Оба были в плавках. В коляске, судорожно прижав к себе девочку лет пяти, тряслась какая-то женщина. Кое-кто из иностранцев защёлкал «мыльницей», запечатлевая на плёнку экстравагантные кадры. Спустя несколько минут подъехали две «Фичи»: машины скорой помощи и милиции, похожие на советский «Запорожец». Ясин коротко обрисовал Калюжину и чекисту ситуацию.
             - Там под завалом остались два человека, они могут быть живы. Вадим, нам нужно туда вернуться.
             Инструктор горкома окинул Ясина долгим взглядом, покачал головой и чиркнул пальцами по своей шее, показывая, что их ожидает. Но тут же отдал распоряжение: через двадцать минут мужской половине группы собраться у главного корпуса. Куприков с Ясиным побежали к себе одеться. Возвращаясь, догнали Бражко, который шёл с четырьмя немцами. Оказывается, после драки они уже успели распить с немцами мировую и даже подружиться.
              - Слышь, Саня эти камрады идут с нами, - доложил Колян, - а финны тоже собираются.
              Спустя полчаса интернациональная команда «спасателей» направилась к Горе. Впереди ехали на мотоцикле Ясин с Куприковым. К наступлению темноты группа успела разобрать часть завала, извлечь раненых Вуковичей и доставить их в посёлок.
            На следующий день Калюжин после вечерней планёрки, на которой он долго «жучил» студентов за нарушение режима, спросил чекиста:
              - В отчёте напишешь об этом?
              - Ты же знаешь правила, Вадим. Тем более, что имеется вот это, - Фесенко показал инструктору свежий номер местной газеты.
              Там на первой полосе крупным планом был запечатлен обнажённый Ясин за рулём немецкого мотоцикла времён войны. Из-за его плеча выглядывал Куприков, а в коляске сидела миловидная женщина с кровоподтёками на лице и ребёнком на руках.
              - «Советские туристы спасли черногорскую семью», - перевёл Фесенко заголовок.
              - Ну, ты там всё же помягче, без фанатизма. Не забудь написать, что мы все тоже принимали участие.
              Через несколько дней группа отправилась в турне по другим республикам, побывав В Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговине, а затем вылетела в Советский Союз.

5

               Однажды Андрей Битов сказал: «Югославия такая страна, которой сначала не было, а после не стало». К огромному сожалению, это горькая правда. У неё поистине трагическая судьба. Распад, бойня гражданской войны, установление западной «демократии» с помощью бомбардировок сёл и городов вооруженными силами стран НАТО. Правда и то, что судьба Югославии в чём-то схожа с судьбой Советского Союза. Тот же развал страны, пожарища военных конфликтов, переворотов, революций всех цветов радуги на территориях бывших союзных республик. Правда, пока ещё не дошло до натовских бомбардировок.
              Но всё это случится позже, а тогда в 1980 году, Саню Ясина и Серёгу Куприкова после возвращения из турпоездки долго мурыжили разные комсомольские, партийные и другие инстанции. Они накропали целую кучу объяснительных записок, получили по строгому выговору, а Ясин ещё и лишился стипендии имени Ленинского комсомола. Но приобрёл он гораздо больше. Это была безграничная, исступлённая любовь к горам, даже несмотря на их буйный, властный, а порой просто адский нрав.
              На могилу деда он попал вместе с отцом лишь в середине 90-х, уже после распада Югославии и СССР. Вуковичи построили новый дом там же, на горе, немного отступив от скалы. Двадцатилетняя красавица Желька, лукаво стреляя огромными глазищами и смешно коверкая русские слова, признавалась своему спасителю:
               - Я тЕбе вспомни. Папа скаже, Алек харошчи, спАсе всех. Мы тЕбе лЮблю.
                Милица, обнимая его, что-то быстро говорила на своём языке, улыбаясь и смахивая слёзы. Никола Вукович, поглаживая рукой обелиск, рассказывал Сергею Ивановичу Ясину об отце, которого он не помнил. Когда тот уходил на фронт ему было всего два года.
                Вернувшись домой, Александр вдруг поймал себя на мысли, что постоянно думает о черноокой красавице Жельке. Дарья Васильевна, мать, обратив внимание на необычную задумчивость сына, спросила:
               - Что с тобой, Саша, ты сам не свой, уж не влюбился часом?
               - Это, мама, ты обо мне, убеждённом холостяке? - смутился Алесандр Сергеевич, - Думаю, не махнуть ли мне на Кавказ подышать горным воздухом?
               «От себя и судьбы не убежишь», - подумала Дарья Васильевна, но сказала другое:
               - Конечно поезжай, только поосторожнее там, в своих горах. Я жутко переживаю, когда ты ползаешь, непонятно зачем, по этим скалам.
               Собрав наскоро рюкзак, Ясин отправился в аэропорт.
               Спустя пять лет он снова побывал в Черногории. Сразу после окончания бомбардировок вооруженными силами НАТО республик бывшей Югославии и отмены введённого там военного положения. Увиденное его ошеломило. Пустынные пляжи и улицы посёлков, обломки моста в воде, тут и там разрушенные и сгоревшие дома, глубокие ямы от бомб. И это казалось диким на фоне ярко светившего солнца, сочной голубизны неба, буйства зелени и цветов, величия и монументальности сгрудившихся над морем гор. Поднявшись по серпантину на плато, Ясин испытал дежавю. Он снова увидел разрушенный дом, кучи камней и мусора, крупные обломки скалы. И старый немецкий мотоцикл у дороги, почти на том же самом месте, как тогда, двадцать лет назад после камнепада. И уцелевшее мандариновое дерево. Откуда-то из кустов выбежал пёсик, виляя хвостом так, что казалось, он вот-вот оторвётся и улетит в пропасть. И тут Александр Сергеевич увидел Жельку. Она сидела на низкой скамеечке у сложенной из камней печи и помешивала в кастрюльке какое-то варево. Подхватившись, девушка уронила ложку на землю, на мгновение застыла, а потом бросилась к нему и обхватила руками.
                 - Желя, Желя, ну что ты, не плачь, - Ясин неумело гладил её волосы, а затем стал целовать лицо: мокрые от слёз глаза, щёки, губы.
                 Желька, пыталась что-то говорить, перемежая свою речь русскими словами, и Ясин всё понимал, чувствуя её боль, как свою собственную. «Бедная девочка, - думал Александр Сергеевич, - она, вероятно, нафантазировала, что я способен спасти и защитить её от всех бед и напастей, уготованных нашим жестоким миром».
                 - Я тЕбе так ждАла, Алек…ВсЕгда…Треба ми у помоч…
                 - Желя, ты такая славная, ты знаешь, что означает твоё имя? Оно означает: ЖЕ-ЛАН-НА-Я, - Ясин сказал это слово тихо и по слогам.
                 Но она поняла. Прильнув, Желька смотрела снизу вверх в его лицо и будто втягивала в свои огромные, мокрые от слёз, но счастливые глаза.
                 Из-за мыса показался Никола Вукович, сильно постаревший, худой, сгорбленный, с потухшими глазами. Они обнялись, плечи старика задрожали, по впалым, морщинистым щекам поползли слезинки.
                 - Вот, Алек, это всё, что у меня осталось, кроме гор, конечно. Всё отняли фашисты новоявленные. Мы с Желькой теперь совсем одни. А Йован с Милицей там лежат, - он показал рукой в сторону семейного кладбища.
                 Потом они сидели в тени сохранившегося мандаринового дерева, и старик рассказывал о налётах натовской авиации, о бомбёжках и ракетных ударах.
                 - На наши головы, Алек, падали кассетные бомбы, запрещённые боезаряды с ураном. Они сразу ударили по радарам на побережье и самолётам, спрятанным в горах. Заодно и нам досталось, ракета попала прямо в дом. Мы с Желькой в это время были в Будве, а Йован с Милицей…, - старик снова заплакал, - И что дальше? Как жить? Третий раз дом в руинах, у меня уже, Алек, силы закончились…
                  - Ничего, Никола, будем жить дальше. Построим новый дом, посадим сад, детей нарожаем, правда, Желя? «Ведь это наши горы, они помогут нам…». Недаром же мой дед двадцать лет назад подал знак, и мы пришли сюда. Стало быть, теперь это и моё место.
                  Они ещё долго сидели, наблюдая, как солнце опускается с гор и, проплыв над морем, касается горизонта. Далеко внизу, у подножия были видны пустые пляжи, затаившиеся крошечные домики, спрятавшие от враждебного мира уставших и истосковавшихся по такой обычной, но уже давно прерванной мирной жизни людей.
                  Они молчали, каждый думал не только о своём, личном, но и категориях, присущих всему человечеству: о жизни и смерти, о любви и ненависти, о радостях, переполняющих душу и её муках. О причудливых изворотах судеб, соединяющих и разъединяющих людей, преподнося им разные, порой неожиданные, то приятные, то горькие сюрпризы. Перед ними в сгущающемся сумраке застыли гордо торчавшие сизые вершины гор, полные величественной и властной силы, кристальной чистоты, чем-то похожие на паруса, набухшие от ветра и готовые погнать этот громадный парусный корабль в призывно зовущее море. Сами же горы, мощные, красивые, загадочные, а порой упрямые, угрожающие, острозубые, с молниями и грозами, ветрами и туманами, сейчас в задумчивости молчали. Хотя иногда они стреляют камнями, обваливают скалы, перекатывают снежные лавины, которые сметают всё живое на своём пути. Несмотря на это, горы манят и влекут людей, притягивая, волнуя, очаровывая, заряжая своей энергетикой, но не раскрывая свою тайну. Человек, взойдя на вершину, неожиданно прозревает. Он взирает на мир, рождённый миллионы лет назад, на его красоту, и в то же время, уязвимость, ущербность другими глазами. Он начинает слышать неслыханную ранее симфонию ветра, который уносит прочь все человеческие пороки: злобу и жестокость, гордыню и уныние, зависть и малодушие. Вдыхая разреженный, чистейший воздух, он сожалеет о том, что большинство представителей рода человеческого никогда этого не постигнут и не почувствуют.
              Три человека, затерянные в горах этого чудесного, райского уголка Земли, слушали знакомое и понятное им умиротворяющее дыхание гор. Они, жители двух стран, названия которых исчезли с карты мира, ещё пару часов назад страдавшие от боли утрат, несправедливости и жестокости, своего сиротства и унижения, от собственного бессилия и неопределённости, вдруг ощутили мощный прилив живительной энергии. Лунный свет создавал богатство нежных и загадочных картин, состоявших из новых цветов, ландшафтов, роскошной игры теней. И казалось, что это какая-то новая игра жизни. Горы, будто излучали опыт, который они вобрали в себя за миллионы лет. Их макушки, устремлённые в ночное, усеянное звёздами небо, подавали пример и указывали путь: движение к новым вершинам. Очевидно, в этом и заключается смысл жизни. Несмотря ни на что.

Регистрационный номер №0482740

от 31 октября 2020

[Скрыть] Регистрационный номер 0482740 выдан для произведения: ОДНАЖДЫ В ЧЕРНОГОРИИ
                                                                                    "В момент рождения нашей планеты,
                                                                                    самая прекрасная из встреч земли и моря
                                                                                     произошла в Черногории…
                                                                                     Когда сеялись жемчужины природы,
                                                                                    На эту землю пришлась целая пригоршня…"
                                                                                                                                                 Лорд Байрон.
                                                          1
              Саня Ясин и Серёга Куприков, оседлав бревно из пробкового дерева и работая руками, как вёслами, плыли к юго-восточной стороне подковы залива. Там за узкой прибрежной полоской, громоздились каменистые выступы, над которыми зелёной громадой нависала Гора. Прибившееся невесть откуда к их пляжу бревно оказалось отличным плавсредством. Сидя на нём по пояс в прозрачной, как стекло, воде, парни ощущали себя вполне комфортно и верили в успех задуманного предприятия. Куприков с интересом разглядывал поверхность дна, которое хорошо просматривалось, несмотря на трёхметровую глубину, и громким шепотом восторженно говорил Ясину:
              - Саня, мы таким макаром можем до самой Италии доплыть!
              - Ну-ну. Может быть, до Африки махнуть? Не суетись, Куприк, нафиг нам сдалась эта Италия, наша задача – забраться на Гору, узнать, что там к чему, а к планёрке по-тихому вернуться «на базу». И не шепчи, до берега далеко, вряд ли Калюжин с чекистом нас здесь услышат.
              - А чем они вообще занимаются? Я их на пляже редко видел.
              - Пиво пьют в номере. Или вино. У Калюжина под столом целая батарея пустых бутылок.
              Минут через двадцать они причалили к большим валунам, заслонявшим берег от моря. Осторожно ступая по дну, дабы не пораниться об морских ежей, приятели вышли на берег, усеянный крупной галькой. На узком пляже тут и там лежали люди. Совершенно голые. Обалдевшие от такого зрелища студенты, обходя распростёртые на камнях нагие тела мужчин и женщин, направились скорым шагом прямо по курсу. Однако вскоре упёрлись в отвесную сланцевую скалу. Свернули вправо, дошли до края утёса, уходящего в море, вернулись назад. Обнажённые люди, непонятно каким образом попавшие на этот ограждённый со всех сторон каменными глыбами пятачок, не обращали никакого внимания на двух парней в плавках, деловито снующих с вытаращенными глазами туда-сюда по нудистскому пляжу. Наконец, они обнаружили узкий проход в скале и выбрались на волю.
               - Вдали приметив пляж нудистский, галопом мчали бурлаки, - пробормотал Ясин.
               - Ты это о чём, Ясь?
               - Да так, ни о чём. Пошли уже.
                Перед ними величественно застыла Гора. Узенькая каменистая тропка вела наверх.

                                                                      2

              Двужильные «общественники», отличники учёбы, бессменные члены ДНД Ясин и Куприков были на седьмом небе от счастья, когда институтский комсомольский «фюрер» Маркисян поощрил их турпоездкой в заповедную, то ли социалистическую, то ли капиталистическую страну Югославию. Не каждому так везло. Вон комсорг группы Витька Хромов получил путёвку в Болгарию. И что такое Болгария? «Курица – не птица, Болгария – не заграница». А аспиранту Вердянику, члену партийного бюро факультета, между прочим, так вообще выпало ехать в Северную Корею. Пройдя семь кругов ада, заполнив кучу анкет, включая специальную, где перечислялись все родственники будущих туристов (как живущие, так и уже почившие), ответив на вопросы рекомендующих «инстанций», которые должны были засвидетельствовать их «политическую зрелость, моральную устойчивость и примерное поведение в быту», собрав нужные справки о состоянии здоровья и характеристики, счастливцы отправились на райкомовскую комиссию. Там несколько большевиков ленинского призыва проверили их познания по части материалов партсъездов и других партийных документов. После этой процедуры студенты получили одобрение местного управления КГБ, а уже затем специально обученные люди провели инструктаж для всей группы, что можно за границей делать, а что категорически нельзя. И только после этого был дан «зелёный свет». Руководителем их группы оказался Вадим Калюжин, он же инструктор горкома комсомола, который специализировался на турпоездках в Югославию, постоянно и неутомимо возил туда и привозил обратно тех, кому выпадал такой счастливый билетик. Заместителем Калюжного являлся Алексей Петрович Филенко, некий невзрачный человек в штатском, но с огненно-рыжей шевелюрой и бакенбардами. Все знали, а он особо и не скрывал, что состоит в ТОЙ самой организации, штаб которой находился на Лубянке. Все понимали: так надо, ничего не поделаешь. Калюжный разбил группу на «шестёрки», получилось ровно четыре, и назначил главных. Саня Ясин стал руководителем в подгруппе и обязан был следить за своими подопечными, дабы чего-нибудь не вышло, ходить к начальству на планёрки утром и вечером и докладывать обо всём неподобающем, что случалось или могло вот-вот случиться в их коллективе. За несколько дней до отъезда новичков проинструктировали бывалые туристы. Рассказали, что нужно взять с собой. Югославия приравнивалась к капстране, меняли всего 30 рублей. А что на них купишь? У братьев-славян котировалась наша водка, электротовары, иная бытовая техника, часы, бинокли и прочее. Там это добро можно выгодно сбыть и приобрести потом столь дефицитные в Советском Союзе, сколь и необходимые вещи. Уже в Югославии выяснилось, что наши таможенники хорошо прошерстили багаж туристов, и многие приехали туда «налегке». К счастью, у Сани и Серёги вещи остались почти в целости и сохранности. Испарилась только водка, разрешённая для вывоза, ровно по две бутылки.
              Начальным пунктом их турне по стране оказался небольшой посёлок Бечичи на берегу Адриатического моря. «Шестёрку» Сани Ясина поселили на отшибе, в полкилометра от главного корпуса, где обитала группа во главе с Калюжиным. Каждый раз, возвращаясь с пляжа, из кафе или с планёрки, приходилось идти круто в гору. Рядом расположились немцы, финны и шведы. Поначалу всё было интересным и необычным. Жаркое солнце, тёплое и чистейшее море, громоздившиеся вокруг горы, дивная флора, еда, обитатели лагеря – иностранные туристы. Однако после трёх дней пребывания на одном месте Куприкова, Ясина и остальных членов их «шестёрки» одолела скука из-за однообразия, успешно обеспеченного жестким режимом. Рано утром после подъёма руководители «шестёрок» шли в номер Калюжина и чекиста Филенко на планёрку, затем – завтрак, выход на пляж, где вся группа кучно лежала, поджариваясь на солнце в очерченном квадрате и время от времени окунаясь в море. За квадрат выходить не рекомендовалось. В обед нужно было наесться как следует, ибо ужин отсутствовал. После обеда – снова пляж. Отбой в 23.00. За полчаса до сна – опять планёрка. Для «руссо туристо» многое было под запретом, и прежде всего, хождение поодиночке, общение с иностранцами и иностранками («там шпиёнки с крепким телом, ты их в дверь, они - в окно…», как предупреждал Высоцкий), дискотека после отбоя, употребление спиртного, и, не дай бог, посещение «мест сомнительных увеселений»: стриптиз-бара, казино, ночного клуба, где показывают порнофильмы.
              Первыми «сломались» студенты из Рязанского филиала института культуры Ступкин и Еськов, попытавшиеся проникнуть после отбоя в ночной клуб, но были пойманы с поличным бдительным чекистом Филенко. В тот же вечер слесари-сборщики Автозавода им. Ленинского комсомола Зайцев и Бражко ухитрились втереться в доверие к немцам и выпить с ними шнапса. Затем они спели дуэтом, аккомпанируя на гитаре, несколько песен Высоцкого и Макаревича. После чего немцы заказали «Катюшу» и «Подмосковные вечера». Вот тут сильно захмелевших слесарей и понесло. «Пепел Клааса» мощно застучал в их сердца, отчего сперва они попытались внушить фрицам, что Катюша – не женщина, а реактивная установка, а затем и подкрепить это кулаками. Саня Ясин, услышав шум и крики в соседнем номере, выбежал наружу и сквозь стекло увидел разъярённых «пролетариев», дубасящих немцев в их же апартаментах. С трудом разняв дерущихся, он увёл своих подопечных к себе. Бражко рвался обратно и орал:
              - Пусти, Саня, я этим фашистам сейчас напомню кое-что, если они забыли.
              - Ты сбрендил, Колян, эти тут при чём? Ты пойди ещё к шведам, наваляй им за Полтаву.
              - За Полтаву им Петро навалял, но я могу пойти добавить.
              Уже после полуночи, сидя у корпуса на скамейке с Куприковым, они увидели мигающий яркий огонёк на Горе, возвышающейся над заливом слева.
              - Интересно, что это там? – спросил Серёга.
              - Фиг его знает, может маяк или туристы какие-то.
              Вечером следующего дня огонёк опять возник на том же самом месте, а сегодня после обеда они обнаружили прибившееся к берегу пробковое бревно. Поплавав на нём, студенты приняли решение: добраться морем до юго-восточной стороны залива, подняться на Гору, выяснить, что там светится на её северном склоне почти посередине, а заодно и посмотреть, какие они эти Черногорские горы вообще, так сказать, на ощупь.

                                                               3

              У подножия Горы, кроме разнообразных средиземноморских хвойных деревьев, сосен и ливанских кедров, кучно росли мощные дубы, оливковые и цитрусовые деревья. Тут и там торчали стройные кипарисы, разнообразные пальмы с пышной кроной, экзотические кактусы, олеандры. Вдоль тропинки, круто забиравшей вверх, расположились какие-то кустарники. В тени деревьев было не так жарко, дышалось легко. Воздух, насыщенный ароматом необыкновенной флоры, был обалденный. Студенты, несмотря на голые ступни, поначалу поднимались довольно быстрым темпом. Но с каждым десятком метров идти было всё труднее, острые камни, шишки и сухие иголки больно кололись, дыхание сбивалось. Каменистая тропа петляла по склону, упираясь то в отвесную скалу, то в заросли кустарников, и спустя полчаса вывела на узкую грунтовую дорогу серпантина. С левой стороны над ней возвышались скалистые стены чёрного оттенка с красными и серыми прослойками. С правой – сразу за узкой обочиной – обозначился крутой обрыв. Метров через двести дорога завернула влево и вверх. Вдруг Куприков, придерживая Ясина за плечо, застыл на месте.
              - Что за хрень, Саня?
              - Где?
               - Да вон, под скалой, каменюги двигаются…
               - У тебя что, глюки, Куприк? Это же черепахи.
               - Ни фига себе, тут их полсотни, наверное, - Куприков принялся пересчитывать рептилий, - И куда они ползут?
               - Ползут и пускай себе ползут. У них свои дела, у нас свои. Пошли дальше. Чуешь, вроде, попрохладнее стало?
               - Похоже, что да, градусов на пять-шесть, - Серёга посмотрел вверх, где сквозь густые кроны деревьев ярко голубело небо и пробивались солнечные лучи.
               - О, смотри, смотри, ещё живность какая-то!
               Высоко вверху, прыгая с ветки на ветку огромного дуба, мельтешило что-то чёрное, похожее на белку. Звонкая тишина нарушалась странными криками птиц и пением цикад. Постепенно, по мере продвижения вверх, высота скальной стены слева стала уменьшаться, а обрыв справа уходить в сторону, и вскоре они вышли на довольно большое открытое плато, которое протянулось вперёд на метров двести. Его край слева упёрся в каменную террасу высотой полтора метра и метров пятьдесят в длину. На террасе рос виноград, подвязанный к жердям и шпалерам, с которых свисали огромные разноцветные кисти ягод: янтарные, фиолетовые, тёмно-синие, малиновые. Вдоль террасы бродило несколько коз с большими загнутыми рогами и щипали траву. В дальнем конце плато, утопая в зелени сада, виднелась красная черепичная крыша дома, приткнувшегося вплотную к скале. Рядом стояли ещё какие-то постройки, два стога сена, под навесом лежала поленница дров. В саду росли экзотические деревья: гранаты, хурма, цитрусовые, стояло несколько разноцветных ульев.
              - В общем всё понятно, Серёга, ларчик открывался просто, - сказал Ясин, - здесь живут какие-то люди, и ночью светится вон то окно. Но линии электропередачи не видно, значит работает генератор. Не понятно только, чего они забрались на такую верхотуру?
              - Да какая разница, Саня, не наше это дело. Ты посмотри лучше, какая красотища!
              Справа было открытое пространство, в которое сочилась голубизна неба и заглядывало жаркое солнце, заливая теплом и ярким светом ровную площадку. Далеко внизу открывалась великолепнейшая панорама Будванской Ривьеры: изумрудно сверкало море, виднелась прибрежная полоска пляжей, рассыпанные вдоль побережья островки и, будто игрушечные, теснились на склонах горы Ловчен домики Будвы, Цетине, Бечичей. Неожиданно из-за мыса вылетела большая чёрная птица. Взмыв вверх и описав полукруг, она скрылась за деревьями. Серёга Куприков, встав на покрытый мхом валун, раскинул руки в стороны и, восторженно глядя в небо, начал громко декламировать:

                                    Сижу за решеткой в темнице сырой.
                                    Вскормленный в неволе орел молодой,
                                    Мой грустный товарищ, махая крылом,
                                    Кровавую пищу клюет под окном.

                                    Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
                                    Туда, где за тучей белеет гора,
                                    Туда, где синеют морские края,
                                    Туда, где гуляем лишь ветер, да я!

              В этот момент бродившему в отдалении бородатому козлу, очевидно, что-то не понравилось, то ли громкий голос чтеца, то ли его чрезмерная экспрессия, то ли русская речь, а может быть всё вместе. Разбежавшись, он боднул Серёгу рогатой башкой в зад, и тот, взмахнув руками, упал с камня в траву. Козёл подошёл и принялся деловито и смачно облизывать его пятки. Куприков засучил ногами и заорал:
              - Уйди, козлище, весь кайф сломал. Уйди, говорю!
              Ясин согнулся пополам от смеха.
              - Куприк, козёл, по-моему, обиделся за то, что ты баклана орлом назвал.
              - Тихо Саня. Слышишь, что-то тарахтит внизу. Вроде, колымага какая-то едет.
              На дороге, пониже плато, действительно возник надсадный рёв двигателя, и вскоре из-за поворота показался мужик лет шестидесяти за рулём обшарпанного немецкого мотоцикла Zundapp времён войны. Он тащил за собой прицеп, на котором лежал металлический бак. Сзади транспорт подталкивал второй мужик помоложе. Студенты, не сговариваясь, упали на землю и залегли. Не хотелось маячить в полуголом виде и объяснять аборигенам, что они тут делают. Спустя несколько минут кавалькада, грохоча, поравнялась с ними, и в этот момент двигатель, чихнув несколько раз, заглох. Ясин приподнял голову и увидел, как водитель, соскочив с седла, пытается завести мотоцикл. Однако, старый драндулет не заводился, а тяжелый прицеп, несмотря на усилия второго мужика, начал двигаться обратно под уклон дороги, явно не вписываясь в поворот. Было очевидно, что ещё немного и всё это рухнет в пропасть. Парни подхватились, спрыгнули с края плато на дорогу, стали рядом с багровым от натуги мужиком и упёрлись руками в бак. Движение приостановилось, пожилой водитель, поддавая газу, лихорадочно пытался завести двигатель, сопровождая это длинными тирадами на своём языке и перемежая слова отборным русским матом, который отдавался гулким эхом по ущелью. Наверно, с двадцатой попытки мотоцикл завёлся. Водитель, оседлав его, газанул, и вся кавалькада, подталкиваемая сзади, въехала на плато.
                - Никола Вукович. – пожилой черногорец протянул руку Ясину.
                - Саня.
                - Мы – руссо туристо. Советский Союз, - вставил Куприков.
                - Вы – советские туристы? – переспросил черногорец по-русски, почти без акцента, как-то странно посматривая на Ясина.
                - Да, мы из Советского Союза, - подтвердил Саня, - А вы классно матерились по-русски.
                - О! У меня были хорошие учителя. Да, это мой сын Йован, - спохватился Вукович, указывая на стоявшего в стороне парня лет тридцати, - я назвал его в честь моего русского друга, Вани Ясина, с которым мы здесь, в горах, воевали. Мы были партизаны.
                - Как вы сказали, Вани Ясина? - голос Сани дрогнул.
                - Именно так. Это был мой русский друг. Он погиб в начале 1944 года.
                - А как было его отчество, ну, вашего друга?
                - Александрович. Постой, Алек, - Вукович пристально всматривался в Саню, - ты очень похож на него…
                - Мой дед Иван Александрович Ясин пропал без вести в самом начале войны. И мы до сих пор ничего о нём не знаем…
                - Так. Пойдёмте в дом. Я имею что-то показать вам.
               Вукович усадил студентов за самодельный, но добротно и искусно сделанный стол под навес из каких-то вьющихся растений, пошел в дом и быстро вернулся с небольшой папкой, завязанной тесёмками. Вместе с хозяином вышли молодая женщина и девочка лет пяти.
                - Милица, жена Йована и его дочь, Желька, - представил их Вукович и что-то сказал, обращаясь к женщине на своём языке. Она тут же заспешила в дом, а девочка, удивлённо и смешно подняв бровки, принялась разглядывать неожиданных гостей. Хозяин сел рядом со студентами и вынул из папки какие-то пожелтевшие бумаги, газетные вырезки, фотографии.
                - Посмотри здесь, Алек, - Вукович протянул Ясину одну черно-белую фотку. На ней были запечатлены стоявшие среди деревьев четверо мужчин в разношерстной полувоенной одежде с автоматами. Позади виднелись вершины гор. Саня обратил внимание на широко улыбающегося парня в пилотке, галифе и черном пиджаке. До боли знакомое лицо. Эту улыбку он узнал бы из тысячи. На старых фотографиях их семейного альбома он видел это лицо и эту улыбку. Лицо своего деда, который ушел воевать в начале июля 41-го и до сих пор числился пропавшим без вести.
                - Кажется, это мой дед, - Саня указал на весельчака, - Расскажите о нём.
                - Сейчас, Алек, расскажу. Вот посмотри ещё, - он передал Ясину желтый, местами в бурых пятнах листок бумаги, - это есть последнее письмо, которое он получил из дома перед пленением.
                - Да, это почерк бабушки…
                - Возьми его себе. Больше у меня ничего не сохранилось от друга. Хотя, вон тот немецкий мотоцикл – он наш совместный с ним трофей. Однако, пойдёмте ещё в одно место, - Вукович встал и направился по тропинке за дом. Метрах в двадцати, почти под скалой находились четыре ухоженные могилы с небольшими, грубо высеченными обелисками. Вокруг росли эдельвейсы, камелии и ещё какие-то необычайно красивые цветы.
                - Ваня очень полюбил наши места. Перед смертью он сказал мне, чтобы я похоронил его в горах. Я исполнил его волю. Твой дед лежит рядом с моим отцом Живаном Вуковичем и моей сестрой Миленой. Они тоже воевали и погибли в одном бою. Здесь в горах, совсем близко отсюда. Немцы бомбили сильно наши места, дом был полностью разрушен. После войны мы его строили заново. А это могила моей мамы, она умерла перед самой войной.
                Потом они сидели за столом, пили виноградное вино и закусывали сыром, пршутом – вяленым мясом, фруктами. Никола Вукович, задумчиво глядя на чудную панораму внизу, рассказывал студентам о событиях почти сорокалетней давности, о своей войне, о судьбе Ивана Ясина, отца, сестры и других людей, воевавших против немцев.
               - Твой дед, Алек, был храбрый борац. Мы подружились сразу, когда он попал в наш партизанский отряд. До этого находился в плену, два раза убегал, но его ловили, возвращали в концлагерь. Командиром нашего отряда был мой отец. Он лично знал товарища Иосипа БрозТито, нашего командующего, потом президента. Они вместе воевали в австро-венгерской армии против русских во время первой мировой войны, вместе попали в плен и находились в лагере на Урале. Там отец выучил русский язык, а потом научил и меня. Ваня Ясин командовал ротой, а я – взводом.
              Сидели долго. Никола говорил и говорил, потрясённый Ясин слушал, стараясь не пропустить и запомнить каждый факт, каждый эпизод почти двухлетней героической жизни своего деда в этих горах. Саня больше всего на свете жалел сейчас о том, что об этом не узнает бабушка. Она так и не дождалась своего Ванюшу, но до самого конца не верила, что он погиб.
              Неожиданно хозяин спросил студентов:
              - А вы как здесь оказались, ушли прямо с пляжа?
              - Мы увидели огонёк на Горе, и почему-то решили проверить, откуда идёт источник света, - Саня не стал вдаваться в подробности их путешествия.
              - Поразительная история, - взволнованно проговорил Никола, - думаю, Алек, тебя твой дед позвал. Я в это верю.
              - А вы почему забрались так высоко в горы, - в свою очередь поинтересовался Куприков, - ну, то есть, почему решили здесь жить?
              - Э, хороший вопрос. Это место выбрал мой отец, построил дом, когда вернулся из России. Я здесь родился, здесь родился мой сын, потом родилась его дочь. И здесь находятся могилы моих родителей, друга. Это наше место. Дом строил я заново. Кто-то любит жить в степи, кто-то в лесу, кто-то в городе. А мы – здесь, в горах.
              Йован, почти всё время молчавший, что-то сказал отцу, показывая рукой в сторону горы Ловчен. Вокруг неё клубилась иссиня-чёрная туча, постепенно сползавшая в их сторону. Вукович озабоченно посмотрел в небо. Парни стали прощаться. Никола вручил Сане большой пакет с виноградом и положил в него письмо.
              - Благодарю вас, ребята, за то, что помогли, если бы не вы, этот трофей мог валяться там, в пропасти. А он - наша лошадка, мы на нём воду сюда возим.
              - Мне очень хотелось бы приехать сюда с отцом, но, у нас это, - Ясин замялся, - не совсем… просто…
              - Я понимаю. Но если удастся, то всегда буду рад видеть вас здесь.
              Студенты, пожав руку хозяину, скорым шагом двинулись по серпантину вниз.

                                                               4

              Обратно идти было легче, время от времени «руссо туристо» переходили на бег, хотя голыми ступнями по каменистой дороге много не набегаешь. Минут через пятнадцать в небе стало погромыхивать, вскоре начался дождь, который быстро превратился в ливень. Студенты юркнули в какую-то расщелину, настолько узкую, что пришлось стоять впритык друг к другу. Зато было сухо, хотя спустя некоторое время вода начала просачиваться и капать им на головы и плечи. В какой-то момент лес и скалы осветились яркой, фосфорической вспышкой, далее последовал мощнейший раскат грома, будто взрыв, от которого они оба вздрогнули и попытались одновременно присесть на камни. Сверху хлынул поток воды, и парни, выбежав из своего укрытия, спрятались под густой кроной огромного кедра. Громыхнуло ещё раз, затем послышался какой-то гул, треск, скрежет, постепенно усиливающийся и превратившийся спустя пару минут в сплошной грохот.
              - Что это, Саня? – закричал Куприков в самое ухо Ясину, - Апокалипсис какой-то!
              - Не знаю. Может быть, обвал или камнепад.
              - Ну, влипли мы с тобой. И что теперь делать? – клацая зубами то ли от холода, то ли от страха, орал Серёга.
              - Предлагаю вернуться к Вуковичу и там пересидеть дождь, к нему гораздо ближе, чем идти вниз.
              Они выбрались на дорогу и трусцой побежали обратно. Грохот не прекращался, а наоборот, по мере их приближения к дому бывшего партизана, усиливался. Наконец, студенты, преодолев последний крутой подъём, выскочили на плато и замерли у трофейного немецкого мотоцикла, онемев от ужаса. Дома и сада не было. На их месте громоздилась огромная гора камней, которые сыпались сверху, вздымая тучи пыли и грязи.
              Вскоре дождь прекратился. Затих и камнепад, хотя отдельные булыжники продолжали время от времени падать. Парни, совершенно не отдавая себе отчёта, стали приближаться к месту катастрофы. Обогнув образовавшуюся гору и опасливо поглядывая вверх, они обнаружили, что небольшая часть стены с окном без стёкол, свет из которого они увидели пару дней назад, оказалась не засыпанной камнями. Ясин заглянул внутрь. Там было темно и тихо.
             - Никола, Йован, вы живы? – хрипло крикнул Саня, не узнавая своего голоса.
             Никто не отвечал, но в какой-то миг ему почудился тихий звук. Не раздумывая, студент полез в окно. По всей видимости это была детская комната. Часть обрушившегося перекрытия упала и завалила центр, почти до верха, у стены же, где стояла кровать, оставалось небольшое пространство, засыпанное мелкими черепками, детскими игрушками и ещё какими-то предметами. И тут Саня явственно услышал стон. Пошарив руками, он обнаружил плечо и голову женщины.
              - Куприк, давай, забирайся сюда, - крикнул он Серёге, маячившему в окне.
             Вдвоём они приподняли Милицу и потащили её к оконному проёму. В этот момент она пришла в себя, дико закричала и стала вырываться.
             - Тихо, тихо, успокойтесь, мы советские туристы. Мы были у вас недавно.
             - Желька, Желька, - продолжала кричать женщина в истерике, показывая рукой в сторону кровати.
              Грозовая туча отползала за гору, освобождая небо и солнце. В комнате немного посветлело. Саня опустился на колени, заглянул под кровать и увидел тело девочки, лежавшей на полу. Вытащив пострадавших наружу и уложив их подальше от обвала, студенты присели отдохнуть. В это время из кустов выбрался бородатый козёл и затряс рогатой башкой.
              - Но, но, козлище, даже не думай, не до тебя тут сейчас. - Серёга опасливо отодвинулся в сторону, - Что дальше, Саня?
              - Есть два решения: плохое и очень плохое. Мы не знаем, живы ли Никола с сыном и сможем ли вообще их достать из-под завала. Начнём откапывать – потеряем время, а у нас девчушка вон без сознания и с её матерью непонятно что. Поэтому принимаем первое, плохое решение. Спускаем на этом мотоцикле их по серпантину под гору к людям. А потом посмотрим.
              - У тебя, Ясь, крыша поехала! Какой мотоцикл, какой, на хрен, серпантин, ты на мотоцикл когда-нибудь садился?
              - У меня «Ява» до сих пор на ходу, я с четырнадцати лет на ней гонял. Вот только по горам не приходилось. Но это же трофей моего деда Ивана, он нас не подведёт
             - Не, Ясин, я с тобой не поеду.
             - Ну, ладно, тогда сажаем женщину с ребёнком в люльку, и ты свободен.
             Вдвоём они помогли забраться в коляску пришедшей в себя Милице и усадили к ней на колени Жельку, которая была без сознания. Ясин попытался завести двигатель, но «трофей» заводиться не желал.
             - Ладно, хрен с ним. Давай, подтолкнём немца к спуску и попробуем завестись на ходу. Ты с нами?
             - Ясин, ты – полный идиот, - Серёга, закатывая глаза, уселся на заднее седло.
              Прибрежные посёлки и пляжи на время грозы опустели. Но как только дождь закончился, туристы и жители высыпали из корпусов, отелей, домов наружу. Все слышали жуткий грохот, и теперь люди собирались группками, пытаясь выяснить, что случилось. Большая толпа собралась у главного корпуса лагеря. Калюжин, сделав перекличку, обнаружил отсутствие Куприкова и Ясина.
             - Кто последний их видел?
             - Мы. На пляже, после обеда, - вспомнил Еськов.
             - Да вон же они, смотрите! – заорал Бражо.
             Все повернулись в сторону подножия Горы. По дороге, оглашая окрестности рёвом, мчал немецкий военный мотоцикл Zundapp, за рулём которого сидел Саня Ясин, а сзади приткнулся Серёга Куприков. Оба были в плавках. В коляске, судорожно прижав к себе девочку лет пяти, тряслась какая-то женщина. Кое-кто из иностранцев защёлкал «мыльницей», запечатлевая на плёнку экстравагантные кадры. Спустя несколько минут подъехали две «Фичи»: машины скорой помощи и милиции, похожие на советский «Запорожец». Ясин коротко обрисовал Калюжину и чекисту ситуацию.
             - Там под завалом остались два человека, они могут быть живы. Вадим, нам нужно туда вернуться.
             Инструктор горкома окинул Ясина долгим взглядом, покачал головой и чиркнул пальцами по своей шее, показывая, что их ожидает. Но тут же отдал распоряжение «шестёркам» собрать народ. Куприков с Ясиным побежали к себе одеться. Возвращаясь, догнали Бражко, который шёл с четырьмя немцами. Оказывается, после драки они уже успели распить с немцами мировую и даже подружиться.
              - Слышь, Саня эти камрады идут с нами, - доложил Колян, - а финны тоже собираются.
              Спустя двадцать минут интернациональная команда «спасателей» направилась к Горе. Впереди ехали на мотоцикле Ясин с Куприковым. К наступлению темноты группа успела разобрать часть завала, извлечь раненых Вуковичей и доставить их в посёлок.
            На следующий день Калюжин после вечерней планёрки, на которой он долго «жучил» студентов за нарушение режима, спросил чекиста:
              - В отчёте напишешь об этом?
              - Ты же знаешь правила, Вадим. Тем более, что имеется вот это, - Фесенко показал инструктору свежий номер местной газеты.
              Там на первой полосе крупным планом был запечатлен обнажённый Ясин за рулём немецкого мотоцикла времён войны. Из-за его плеча выглядывал Куприков, а в коляске сидела миловидная женщина с кровоподтёками на лице и ребёнком на руках.
              - «Советские туристы спасли черногорскую семью», - перевёл Фесенко заголовок.
              - Ну, ты там всё же помягче, без фанатизма. Не забудь написать, что мы все тоже принимали участие.
              Через несколько дней группа отправилась в турне по другим республикам, побывав В Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговине, а затем вылетела в Советский Союз.

                                                                   5

               Однажды Андрей Битов сказал: «Югославия такая страна, которой сначала не было, а после не стало». К огромному сожалению, это горькая правда. У неё поистине трагическая судьба. Распад, бойня гражданской войны, установление западной «демократии» с помощью бомбардировок сёл и городов вооруженными силами стран НАТО. Правда и то, что судьба Югославии в чём-то схожа с судьбой Советского Союза. Тот же развал страны, пожарища военных конфликтов, переворотов, революций всех цветов радуги на территориях бывших союзных республик. Правда, пока ещё не дошло до натовских бомбардировок.
              Но всё это случится позже, а тогда в 1980 году, Саню Ясина и Серёгу Куприкова после возвращения из турпоездки долго мурыжили разные комсомольские, партийные и другие инстанции. Они накропали целую кучу объяснительных записок, получили по строгому выговору, а Ясин ещё и лишился стипендии имени Ленинского комсомола. Но приобрёл он гораздо больше. Это была безграничная, исступлённая любовь к горам, даже несмотря на их буйный, властный, а порой просто адский нрав.
              На могилу деда он попал вместе с отцом лишь в середине 90-х, уже после распада Югославии и СССР. Вуковичи построили новый дом там же, на горе, немного отступив от скалы. Двадцатилетняя красавица Желька, лукаво стреляя огромными глазищами и смешно коверкая русские слова, признавалась своему спасителю:
               - Я тЕбе вспомни. Папа скаже, Алек харошчи, спАсе всех. Мы тЕбе лЮблю.
                Милица, обнимая его, что-то быстро говорила на своём языке, улыбаясь и смахивая слёзы. Никола Вукович, поглаживая рукой обелиск, рассказывал Сергею Ивановичу Ясину об отце, которого он не помнил. Когда тот уходил на фронт ему было всего два года.
                Вернувшись домой, Александр вдруг поймал себя на мысли, что постоянно думает о черноокой красавице Жельке. Дарья Васильевна, мать, обратив внимание на необычную задумчивость сына, спросила:
               - Что с тобой, Саша, ты сам не свой, уж не влюбился часом?
               - Это, мама, ты обо мне, убеждённом холостяке? - смутился Алесандр Сергеевич, - Думаю, не махнуть ли мне на Кавказ подышать горным воздухом?
               «От себя и судьбы не убежишь», - подумала Дарья Васильевна, но сказала другое:
               - Конечно поезжай, только поосторожнее там, в своих горах. Я жутко переживаю, когда ты ползаешь, непонятно зачем, по этим скалам.
               Собрав наскоро рюкзак, Ясин отправился в аэропорт.
               Спустя пять лет он снова побывал в Черногории. Сразу после окончания бомбардировок вооруженными силами НАТО республик бывшей Югославии и отмены введённого там военного положения. Увиденное его ошеломило. Пустынные пляжи и улицы посёлков, обломки моста в воде, тут и там разрушенные и сгоревшие дома, глубокие ямы от бомб. И это казалось диким на фоне ярко светившего солнца, сочной голубизны неба, буйства зелени и цветов, величия и монументальности сгрудившихся над морем гор. Поднявшись по серпантину на плато, Ясин испытал дежавю. Он снова увидел разрушенный дом, кучи камней и мусора, крупные обломки скалы. И старый немецкий мотоцикл у дороги, почти на том же самом месте, как тогда, двадцать лет назад после камнепада. И уцелевшее мандариновое дерево. Откуда-то из кустов выбежал пёсик, виляя хвостом так, что казалось, он вот-вот оторвётся и улетит в пропасть. И тут Александр Сергеевич увидел Жельку. Она сидела на низкой скамеечке у сложенной из камней печи и помешивала в кастрюльке какое-то варево. Подхватившись, девушка уронила ложку на землю, на мгновение застыла, а потом бросилась к нему и обхватила руками.
                 - Желя, Желя, ну что ты, не плачь, - Ясин неумело гладил её волосы, а затем стал целовать лицо: мокрые от слёз глаза, щёки, губы.
                 Желька, пыталась что-то говорить, перемежая свою речь русскими словами, и Ясин всё понимал, чувствуя её боль, как свою собственную. «Бедная девочка, - думал Александр Сергеевич, - она, вероятно, нафантазировала, что я способен спасти и защитить её от всех бед и напастей, уготованных нашим жестоким миром».
                 - Я тЕбе так ждАла, Алек…ВсЕгда…Треба ми у помоч…
                 - Желя, ты такая славная, ты знаешь, что означает твоё имя? Оно означает: ЖЕ-ЛАН-НА-Я, - Ясин сказал это слово тихо и по слогам.
                 Но она поняла. Прильнув, Желька смотрела снизу вверх в его лицо и будто втягивала в свои огромные, мокрые от слёз, но счастливые глаза.
                 Из-за мыса показался Никола Вукович, сильно постаревший, худой, сгорбленный, с потухшими глазами. Они обнялись, плечи старика задрожали, по впалым, морщинистым щекам поползли слезинки.
                 - Вот, Алек, это всё, что у меня осталось, кроме гор, конечно. Всё отняли фашисты новоявленные. Мы с Желькой теперь совсем одни. А Йован с Милицей там лежат, - он показал рукой в сторону семейного кладбища.
                 Потом они сидели в тени сохранившегося мандаринового дерева, и старик рассказывал о налётах натовской авиации, о бомбёжках и ракетных ударах.
                 - На наши головы, Алек, падали кассетные бомбы, запрещённые боезаряды с ураном. Они сразу ударили по радарам на побережье и самолётам, спрятанным в горах. Заодно и нам досталось, ракета попала прямо в дом. Мы с Желькой в это время были в Будве, а Йован с Милицей…, - старик снова заплакал, - И что дальше? Как жить? Третий раз дом в руинах, у меня уже, Алек, силы закончились…
                  - Ничего, Никола, будем жить дальше. Построим новый дом, посадим сад, детей нарожаем, правда, Желя? «Ведь это наши горы, они помогут нам…».
Недаром же мой дед двадцать лет назад подал знак, и мы пришли сюда. Стало быть, теперь это и моё место.
                  Они ещё долго сидели, наблюдая, как солнце опускается с гор и, проплыв над морем, касается горизонта. Далеко внизу, у подножия были видны пустые пляжи, затаившиеся крошечные домики, спрятавшие от враждебного мира уставших и истосковавшихся по такой обычной, но уже давно прерванной мирной жизни людей.
                  Они молчали, каждый думал не только о своём, личном, но и категориях, присущих всему человечеству: о жизни и смерти, о любви и ненависти, о радостях, переполняющих душу и её муках. О причудливых изворотах судеб, соединяющих и разъединяющих людей, преподнося им разные, порой неожиданные, то приятные, то горькие сюрпризы. Перед ними в сгущающемся сумраке застыли гордо торчавшие сизые вершины гор, полные величественной и властной силы, кристальной чистоты, чем-то похожие на паруса, набухшие от ветра и готовые погнать этот громадный парусный корабль в призывно зовущее море. Сами же горы, мощные, красивые, загадочные, а порой упрямые, угрожающие, острозубые, с молниями и грозами, ветрами и туманами, сейчас в задумчивости молчали. Хотя иногда они стреляют камнями, обваливают скалы, перекатывают снежные лавины, которые сметают всё живое на своём пути. Несмотря на это, горы манят и влекут людей, притягивая, волнуя, очаровывая, заряжая своей энергетикой, но не раскрывая свою тайну. Человек, взойдя на вершину, неожиданно прозревает. Он взирает на мир, рождённый миллионы лет назад, на его красоту, и в то же время, уязвимость, ущербность другими глазами. Он начинает слышать неслыханную ранее симфонию ветра, который уносит прочь все человеческие пороки: злобу и жестокость, гордыню и уныние, зависть и малодушие. Вдыхая разреженный, чистейший воздух, он сожалеет о том, что большинство представителей рода человеческого никогда этого не постигнут и не почувствуют.
              Три человека, затерянные в горах этого чудесного, райского уголка земли, жители двух стран, названия которых исчезли с карты мира, ещё пару часов назад остро ощущавшие боль утрат, несправедливость и жестокость, своё сиротство, унижение от собственного бессилия и неопределённости, вдруг ощутили мощный прилив живительной энергии. Лунный свет создавал богатство нежных и загадочных картин, состоявших из новых цветов, ландшафтов, роскошной игры теней. И казалось, что это какая-то новая игра жизни. Горы, будто излучали опыт, который они вобрали в себя за миллионы лет. Их макушки, устремлённые в ночное, усеянное звёздами небо, как бы подавали пример и указывали путь: движение к новым вершинам. Очевидно, в этом и заключается смысл жизни. Несмотря ни на что.

Я возвращаюсь...

Падший ангел

Рейтинг: +8 352 просмотра

Кому понравилось произведение? >>

Комментарии (6)