Моя мама в нашем небольшом городке, была самой молодой, самой красивой, и
самой талантливой мамочкой на свете. Она чудесно пела высоким, красивым
голосом народные песни, обшивала себя, меня, и всех своих подруг
модными платьями, потому что в те далёкие 60-ые, всё и вся было
дефицитом. А ещё она работала на фабрике в три смены, и всё это ради
неё, долгожданной квартиры, и училась заочно в техникуме. Очень рано моя
мамочка выскочила замуж, в 19 -- быстренько родила меня, через 5 лет
также быстренько развелась, и в результате этих нехитрых манипуляций,
воспитывала меня одна, оставаясь всё такой же молодой и ослепительно
красивой. Точнее нет, не одна, а вместе с моей, тогда ещё совсем
нестарой, бабушкой. Это раннее замужество навсегда перечеркнуло заветную
мечту об оперной сцене, заменив её обыденностью серых, одинаковых
будней. Так мы и жили втроём, эдаким небольшим бабьим царством.
А между тем, в апреле, мне исполнилось 6 лет, и я перешла в
старшую группу детского сада. Признаться честно, сад я не любила из-за
нашей зловредной воспитательницы Татьяны Ивановны, которую мы прозвали
Баба Яга, хотя лет ей было всего сорок с небольшим. Дамочка эта была
черна волосом, худа комплекцией, и с каким-то противным, невыразительным
голосом. Но зато как громко и выразительно она умела кричать на нас. А
ещё, эта мымра, заставляла меня пить кипячёное молоко с ненавистными
пенками, от которого у меня почему-то сжималось горло в приступах
тошноты. Мы боялись и не любили Бабу Ягу, и эта нелюбовь, к сожалению,
была взаимной. Поэтому все с открытой завистью смотрели на выпускников,
покидающих детсад, что моментально превращало их в далёких инопланетян
-- школьников...
И вот однажды я, тихая и послушная девочка, устроила
настоящий бунт, заявив во всеуслышание: "Никогда, никогда не пойду
больше в этот противный детский сад! Я хочу -- в школу!" Это случилось в
августе, после отдыха у родственников на море, и в тягостном ожидании
возврата назад, в мной нелюбимый садик. Такой смелости от меня не ожидал
никто, и мои домашние были немало удивлены, но не перечили, а
мудро решили переждать -- авось, моя дурь пройдёт. Но я не сдавалась, и
упорно твердила каждый вечер, размазывая слёзы по чумазым щекам: "Этот
противный детский сад! Этот противный детский сад!" И моя, самая умная
на свете мамочка, наконец, согласилась отдать меня в школу.
На моё счастье, в соседнем доме жила завуч, которая сообщила
нам интересную новость: директора не будет весь сентябрь, и она сама
будет замещать его всё это время. А потому, на свой страх и риск, она
примет меня в первый класс с испытательным сроком -- один месяц. Если я
оправдаю её доверие, то буду зачислена в школу по всем правилам, а если
нет — вернусь в свой противный детский сад.
О-ооо! Я была на седьмом небе от счастья. А как мне
завидовали мои детсадовцы. И вот уже куплена новая форма, портфель,
пенал, ручка с перьями, и всё-всё-всё. Наконец, наконец-то наступило 1
сентября! И моя, самая красивая на свете мамочка, вплела в светлые
косички своей доченьки белые капроновые ленты, нарядила её в новую
школьную форму с белым передничком, и вручила букет ярких, цветных астр,
завернутых в газету. Сама же взяла мой серо-голубой портфель, и
отвела меня за руку в фотоателье. Ну, почему, почему ты не стала рядом
со мной, моя милая, любимая мамочка? На этом фото я стою одна,
удивлённо глядя в тёмный объектив, из которого должна была вылететь
обещанная птичка.
Мою первую учительницу звали Катерина Устиновна. Мне тогда
она показалась почему-то старой, хотя ей не было и сорока. Она
олицетворяла собой образ учительницы тех лет: прямая юбка, белая блуза,
трикотажная кофта на пуговицах, и широкий гребень в коротких волнистых
волосах. Характер у нашей учительницы был под стать её внешности -- в
меру строгий, и в меру добрый. Мы её немного побаивались, но очень
уважали, потому что для всех нас, сорока двух учеников, она была
непререкаемым авторитетом.
Я была вписана в журнал карандашом, самой последней по
алфавиту. Если что, меня сотрут и забудут, как неудавшийся эксперимент.
Так начинались мои нелёгкие школьные будни. Из-за малого возраста,
Катерина Устиновна относилась ко мне более снисходительно, чем к другим
детям, и даже немного жалела. Но к школе я оказалась совсем
неподготовленной, и не столько физически, сколько морально. Ведь в душе я
была ещё детсадовский ребёнок. Могла принести в класс куколку и
пеленать её на коленях во время урока. Была очень невнимательна,
рассеянна, постоянно глазела в окно, около которого сидела. А ещё, могла
негромко напевать мелодию, не разжимая губ, наивно полагая, что так
меня никто не слышит. Но всё это -- великодушно мне прощалось, потому
что каждую неделю завуч, моя протеже, справлялась о моих успехах. Вот
только успехов этих тогда не было и в помине.
А дома, по вечерам, моя самая лучшая на свете мамочка,
превращалась в строгую учительницу, заставляя меня писать и переписывать
бесконечные ряды буковок и циферок. Особенно мне не удавалась цифра 9.
Она выходила с какой-то малюсенькой головкой и огромным хвостом, что
выводило из себя мою мамочку. "Не будешь стараться -- вернёшься назад, в
свой противный детский сад!"-- грозно выговаривала она, теряя терпение
от моих каракулей. Этот страшный аргумент приводил меня в отчаяние, и я, обиженно всхлипывая, снова и снова выводила эти проклятые буковки и
циферки.
В один прекрасный вечер я читала новое слово "оса", а рядом
была картинка. Медленно, по слогам, произношу:"О-са". Мама
спрашивает:"Ну, и что получилось?" И я быстренько отвечаю, глядя на
картинку: "Пчела!" Мама весело хохочет и заставляет перечитывать меня
снова и снова. Но каждый раз я упорно твержу -- пчела, не понимая,
почему она смеётся. Ведь тогда я знала только одну пчёлку, а про осу
слышала впервые. И, кстати, каждое новое слово я умудрялась прочесть
неправильно. Вместо "фашистские вАрвары" -- "фашистские варвАры", вместо
"кАбель под напряжением" -- "кабЕль под напряжением", чем
вызывала гомерический хохот у окружающих.
Так прошёл мой первый школьный месяц. И если б не
настойчивость моей самой лучшей на свете мамочки, то пришлось бы мне
вернуться в свой противный детский сад. Но вместе с ней мы "героически"
выдержали испытательный срок. А когда в школе появился директор, то был
очень удивлён, что меня записали в школу, и что я до сих пор учусь в
первом классе. И вот однажды, после уроков, он сам пришёл посмотреть на
меня, и решить мою дальнейшую судьбу. Отзвенел последний звонок, и все
дети ушли домой, потому что в то время со школы их никто не
забирал. А в классе остались только я, Катерина Устиновна, и директор --
невысокий, статный, с седой шевелюрой, и военным орденом на груди. Этот
бывший командир долго молчал, глядя на меня и о чём-то думая. А
я сидела за партой ни жива, ни мертва. Наконец, он медленно сказал, ни к кому
не обращаясь:"И что же нам с тобой делать, а?" Вот тут я не выдержала и
горько разрыдалась, сбивчиво повторяя сквозь слёзы:"Дяденька, не
отдавайте меня в детский сад, не отдавайте!" Директор грустно улыбнулся, погладил меня по головке, и тихо сказал:"Ну-ну, не плачь! Не бойся, дочка, не отдам!»
И моя участь с этого дня -- была решена.
[Скрыть]Регистрационный номер 0157933 выдан для произведения:
Моя мама в нашем небольшом белорусском городке, была самой красивой, самой молодой и самой талантливой мамой на свете. Она чудесно пела сильным, высоким голосом украинские песни, обшивала себя, меня и всех своих подруг моднейшими вещами в те, далёкие 60-ые годы, когда всё и вся было дефицитом. А ещё -- она работала на фабрике в три смены ради получения долгожданной квартиры, и училась заочно в техникуме на бух.учёте. Очень рано моя мамочка вышла замуж, быстренько родила меня в 18 лет, через 5 лет в скором порядке развелась, и воспитывала меня одна вместе с моей бабушкой. Это раннее замужество перечеркнуло мечту об оперной сцене, заменив её водоворотом рядовых будней с заботой о хлебе насущном. Так мы и жили своим небольшим бабьим царством.
Итак, мне исполнилось 6 лет в апреле 1965 года, и я перешла в старшую группу детского сада. Признаться честно, сад я недолюбливала из-за одной зловредной воспитательницы Татьяны Ивановны, с выражением лица Бабы Яги лет 40 с небольшим. Она была занудлива, скучно и невыразительно читала сказки, зато выразительно и громко кричала на нас по всякому поводу и без. А ещё, она заставляла меня пить противное теплое какао с густыми молочными плёнками, от которого у меня сжималось горло и подступала тошнота, которая в один прекрасный момент всё же вырвалась наружу...
Дети боялись и не любили её, в том числе и я. С какой завистью мы все смотрели на выпускников старшей группы, которых провожали с почестями в школу.
И вот однажды я, тихий и послушный ребёнок, заявила, придя домой из детского сада:" Я туда не пойду больше НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА!!! А пойду вместе с 7-летками в школу!" Такого нахальства меня никто не ожидал, и мои домашние решили переждать мою блажь, авось пройдёт. Но нет, я упорно твердила своё, размазывая слёзы по чумазым щекам после вечерней беготни по улице:"Этот противный детский сад! Этот противный детский сад!" И моя, самая красивая мама на свете, сдалась. На наше счастье, в соседнем доме жила завуч моей будущей школы, и она сообщила нам благоприятную новость, что директора не будет весь сентябрь, потому как бывший фронтовик-подполковник будет поправлять пошатнувшееся здоровье где-то в санатории, и она сама лично будет замещать его всё это время. А потому, на свой страх и риск, наша добрая соседка примет меня в первый класс с испытательным сроком в один месяц. Если я оправдаю её доверие и справлюсь со школьной программой, то буду зачислена в школу по всем правилам, а если нет -- то вернусь в свой противный детский сад.
Я была на седьмом небе от счастья! А как мне завидовали все мои детсадовцы! Они даже обиделись на меня за такое привалившее вдруг счастье. И вот уже куплена новая форма, портфель и всё-всё-всё! Наконец, наступило 1 сентября! И самая молодая мамочка на свете, вплела в светлые косички своей доченьки Ирочки белые капроновые ленты, нарядила её в белый передник, вручила букет цветных астр, завернутых в газету, сама взяла в руки её новый серо-голубой портфель и отвела ателье фотографироваться. Почему ты не стала рядом со мной, моя милая, красивая мамочка? На этом фото я стою одна, удивлённо глядя в тёмный объектив, ожидая вылета той самой птички, которая уже давно улетела...
Мою первую учительницу звали Катерина Устиновна. Мне она тогда показалась почему-то старой, хотя ей не было и сорока. Она олицетворяла собой образ учительницы тех лет: прямая юбка, белая блуза, какая-то трикотажная кофта и широкий гребень в коротких волосах, к тому же она была среднего роста и средней полноты. Характер у неё тоже был под стать её внешности, такой же средний -- не злой, но и не очень добрый, но и строгости она тоже была средней. Мы её немного побаивались и уважали, ведь она для всех нас, сорока учеников, была непререкаемым авторитетом.
Я же была записана в журнале карандашом, самой последней из всего списка учеников. Если что -- меня сотрут и забудут, как страшный сон. Но пока я была здесь, в классе, вместе со всеми, и начинались мои нелёгкие школьные будни. Из-за моего, самого младшего в классе, возраста, Катерина Устиновна относилась ко мне снисходительнее, чем к другим детям и даже немного жалела меня. Но я оказалась к школе вовсе не подготовлена. Могла принести в класс малышек-голышешек и пеленать их прямо у себя на коленках во время урока. Была невнимательна, рассеянна, часто глазела в окно, около которого сидела, и могла даже негромко напевать себе что-то под нос, не раскрывая рта, думая при этом, что меня ведь никто не слышит... Но мне всё прощалось, потому что каждую неделю в нашем классе появлялась завуч, моя протеже, и справлялась обо мне и успехах, которые я делаю в школе. Хотя успехов не было никаких...
А дома, по вечерам, моя самая лучшая на свете мамочка, превращалась в занудную учительницу, заставляющую меня переписывать много раз ряды буковок и циферок. Особенно не удавалась мне цифра 9. Она почему-то получалась у меня с малюсенькой головкой и длиннющим хвостом, что выводило из себя мою мамочку. "Пойдёшь обратно к своим сопливым детсадовцам!"-- грозно выговаривала она, теряя терпение от моих каракулей. Этот неоспоримый аргумент приводил меня в отчаяние, и я, чуть не плача, снова переписывала надоевшие мне буковки и циферки. А когда дело дошло до чтения, то мама частенько смеялась надо мной, забывая при этом, что она -- строгая учительница. Однажды я читала по слогам слово ОСА, а рядом была нарисована картинка с нею же, осой. Я медленно читаю: О-СА. Мама спрашивает:"Что получилось?" Я незамедлительно отвечаю, глядя на картинку:"Пчела!" Мама хохочет и заставляет перечитывать это слово снова и снова. И каждый раз я неизменно отвечала ей:"Пчела!" Потому что в то время я знала только слово "пчела", и кто такая оса, я даже и не догадывалась.
Так прошёл мой первый школьный месяц. Мамины усилия не пропали даром. Я упорно боролась за право быть школьницей. А когда вернулся директор, Он очень удивился, что меня записали в школу, и что я до сих пор учусь в первом классе. Однажды, после уроков, Он сам пришёл в класс посмотреть на меня и решить мою дальнейшую судьбу. Все дети ушли домой, их тогда никто из школы не забирал, и в классе остались только я, Катерина Устиновна и Он, директор, собственной персоной -- невысокий, но статный, с седой шевелюрой и каким-то орденом на груди. Этот бывший командир долго смотрел на меня и молчал, думая о чём-то, о своём. Я сидела за партой и испуганно таращилась на него. Наконец, Он спросил, ни к кому не обращаясь:"Ну, что будем делать, а?" И тут я не выдержала и разрыдалась, повторяя сквозь слёзы одну и ту же фразу:"Дяденька, не отдавайте меня... Дяденька, не отдавайте меня..." И вдруг директор улыбнулся, подошёл ко мне, погладил по голове и тихо сказал:"Не бойся, не отдам!"
Спасибо, Лора! Ты меня всегда обнадёживаешь своими похвалами, хотя я их не стою. Ведь рассказ совсем сырой, за 2 часа писанный... Потом буду править, апасля.
Ирина! Вы молодец! Обнаружила интересный рассказ!Чтиво!! Читала и радовалась...за тех, кто дал надежду девочке - упорной, характерной! Даже образ девочки прорисовался! Вы так умело всех своих героев описали, что я наяву все и представила -такая жизненная "картинка", которая имела место быть...Спасибо! Вам!
Ой, Леонид! Это моя борьба длилась все долгие годы обучения в школе и даже в ВУЗе. И продолжается по сей день, потому что мне вновь приходится учиться...
воспоминания... они всегда греют душу нам. Хорошо написали, мне очень понравилось, как будто бы окунулась в ТО время... привет из прошлого...))) наверное, Вы, Ирина, были такой?!
Спасибо, Елена. Кое-что навсегда запечатлевается в памяти, помимо нашей воли. Я из всей дет.садовской жизни только эту Татьяну Ивановну и запомнила, а ещё нянечку из яслей!, потому что она была очень доброй, и все дети её просто обожали.
Интересный рассказ. Обычно дети запоминают правописание букв, а вы запомнили цифру 9, которая никак не хотела прописываться. И как же ваша жизнь сложилась? Связана ли ваша профессия с цифрами и как часто эта цифра в вашей жизни напоминала о себе?
Цифра 9 никогда больше не напоминала о себе, и я научилась её писать очень даже красивой. И вообще, у меня -- хороший почерк. А жизнь сложилась очень... всякая и разная. Но это -- совсем другая история.