Моя мама в нашем небольшом городке, была самой молодой, самой красивой, и
самой талантливой мамочкой на свете. Она чудесно пела высоким, красивым
голосом народные песни, обшивала себя, меня, и всех своих подруг
модными платьями, потому что в те далёкие 60-ые, всё и вся было
дефицитом. А ещё она работала на фабрике в три смены, и всё это ради
неё, долгожданной квартиры, и училась заочно в техникуме. Очень рано моя
мамочка выскочила замуж, в 19 -- быстренько родила меня, через 5 лет
также быстренько развелась, и в результате этих нехитрых манипуляций,
воспитывала меня одна, оставаясь всё такой же молодой и ослепительно
красивой. Точнее нет, не одна, а вместе с моей, тогда ещё совсем
нестарой, бабушкой. Это раннее замужество навсегда перечеркнуло заветную
мечту об оперной сцене, заменив её обыденностью серых, одинаковых
будней. Так мы и жили втроём, эдаким небольшим бабьим царством.
А между тем, в апреле, мне исполнилось 6 лет, и я перешла в
старшую группу детского сада. Признаться честно, сад я не любила из-за
нашей зловредной воспитательницы Татьяны Ивановны, которую мы прозвали
Баба Яга, хотя лет ей было всего сорок с небольшим. Дамочка эта была
черна волосом, худа комплекцией, и с каким-то противным, невыразительным
голосом. Но зато как громко и выразительно она умела кричать на нас. А
ещё, эта мымра, заставляла меня пить кипячёное молоко с ненавистными
пенками, от которого у меня почему-то сжималось горло в приступах
тошноты. Мы боялись и не любили Бабу Ягу, и эта нелюбовь, к сожалению,
была взаимной. Поэтому все с открытой завистью смотрели на выпускников,
покидающих детсад, что моментально превращало их в далёких инопланетян
-- школьников...
И вот однажды я, тихая и послушная девочка, устроила
настоящий бунт, заявив во всеуслышание: "Никогда, никогда не пойду
больше в этот противный детский сад! Я хочу -- в школу!" Это случилось в
августе, после отдыха у родственников на море, и в тягостном ожидании
возврата назад, в мной нелюбимый садик. Такой смелости от меня не ожидал
никто, и мои домашние были немало удивлены, но не перечили, а
мудро решили переждать -- авось, моя дурь пройдёт. Но я не сдавалась, и
упорно твердила каждый вечер, размазывая слёзы по чумазым щекам: "Этот
противный детский сад! Этот противный детский сад!" И моя, самая умная
на свете мамочка, наконец, согласилась отдать меня в школу.
На моё счастье, в соседнем доме жила завуч, которая сообщила
нам интересную новость: директора не будет весь сентябрь, и она сама
будет замещать его всё это время. А потому, на свой страх и риск, она
примет меня в первый класс с испытательным сроком -- один месяц. Если я
оправдаю её доверие, то буду зачислена в школу по всем правилам, а если
нет — вернусь в свой противный детский сад.
О-ооо! Я была на седьмом небе от счастья. А как мне
завидовали мои детсадовцы. И вот уже куплена новая форма, портфель,
пенал, ручка с перьями, и всё-всё-всё. Наконец, наконец-то наступило 1
сентября! И моя, самая красивая на свете мамочка, вплела в светлые
косички своей доченьки белые капроновые ленты, нарядила её в новую
школьную форму с белым передничком, и вручила букет ярких, цветных астр,
завернутых в газету. Сама же взяла мой серо-голубой портфель, и
отвела меня за руку в фотоателье. Ну, почему, почему ты не стала рядом
со мной, моя милая, любимая мамочка? На этом фото я стою одна,
удивлённо глядя в тёмный объектив, из которого должна была вылететь
обещанная птичка.
Мою первую учительницу звали Катерина Устиновна. Мне тогда
она показалась почему-то старой, хотя ей не было и сорока. Она
олицетворяла собой образ учительницы тех лет: прямая юбка, белая блуза,
трикотажная кофта на пуговицах, и широкий гребень в коротких волнистых
волосах. Характер у нашей учительницы был под стать её внешности -- в
меру строгий, и в меру добрый. Мы её немного побаивались, но очень
уважали, потому что для всех нас, сорока двух учеников, она была
непререкаемым авторитетом.
Я была вписана в журнал карандашом, самой последней по
алфавиту. Если что, меня сотрут и забудут, как неудавшийся эксперимент.
Так начинались мои нелёгкие школьные будни. Из-за малого возраста,
Катерина Устиновна относилась ко мне более снисходительно, чем к другим
детям, и даже немного жалела. Но к школе я оказалась совсем
неподготовленной, и не столько физически, сколько морально. Ведь в душе я
была ещё детсадовский ребёнок. Могла принести в класс куколку и
пеленать её на коленях во время урока. Была очень невнимательна,
рассеянна, постоянно глазела в окно, около которого сидела. А ещё, могла
негромко напевать мелодию, не разжимая губ, наивно полагая, что так
меня никто не слышит. Но всё это -- великодушно мне прощалось, потому
что каждую неделю завуч, моя протеже, справлялась о моих успехах. Вот
только успехов этих тогда не было и в помине.
А дома, по вечерам, моя самая лучшая на свете мамочка,
превращалась в строгую учительницу, заставляя меня писать и переписывать
бесконечные ряды буковок и циферок. Особенно мне не удавалась цифра 9.
Она выходила с какой-то малюсенькой головкой и огромным хвостом, что
выводило из себя мою мамочку. "Не будешь стараться -- вернёшься назад, в
свой противный детский сад!"-- грозно выговаривала она, теряя терпение
от моих каракулей. Этот страшный аргумент приводил меня в отчаяние, и я, обиженно всхлипывая, снова и снова выводила эти проклятые буковки и
циферки.
В один прекрасный вечер я читала новое слово "оса", а рядом
была картинка. Медленно, по слогам, произношу:"О-са". Мама
спрашивает:"Ну, и что получилось?" И я быстренько отвечаю, глядя на
картинку: "Пчела!" Мама весело хохочет и заставляет перечитывать меня
снова и снова. Но каждый раз я упорно твержу -- пчела, не понимая,
почему она смеётся. Ведь тогда я знала только одну пчёлку, а про осу
слышала впервые. И, кстати, каждое новое слово я умудрялась прочесть
неправильно. Вместо "фашистские вАрвары" -- "фашистские варвАры", вместо
"кАбель под напряжением" -- "кабЕль под напряжением", чем
вызывала гомерический хохот у окружающих.
Так прошёл мой первый школьный месяц. И если б не
настойчивость моей самой лучшей на свете мамочки, то пришлось бы мне
вернуться в свой противный детский сад. Но вместе с ней мы "героически"
выдержали испытательный срок. А когда в школе появился директор, то был
очень удивлён, что меня записали в школу, и что я до сих пор учусь в
первом классе. И вот однажды, после уроков, он сам пришёл посмотреть на
меня, и решить мою дальнейшую судьбу. Отзвенел последний звонок, и все
дети ушли домой, потому что в то время со школы их никто не
забирал. А в классе остались только я, Катерина Устиновна, и директор --
невысокий, статный, с седой шевелюрой, и военным орденом на груди. Этот
бывший командир долго молчал, глядя на меня и о чём-то думая. А
я сидела за партой ни жива, ни мертва. Наконец, он медленно сказал, ни к кому
не обращаясь:"И что же нам с тобой делать, а?" Вот тут я не выдержала и
горько разрыдалась, сбивчиво повторяя сквозь слёзы:"Дяденька, не
отдавайте меня в детский сад, не отдавайте!" Директор грустно улыбнулся, погладил меня по головке, и тихо сказал:"Ну-ну, не плачь! Не бойся, дочка, не отдам!»
И моя участь с этого дня -- была решена.
Спасибо, Лора! Ты меня всегда обнадёживаешь своими похвалами, хотя я их не стою. Ведь рассказ совсем сырой, за 2 часа писанный... Потом буду править, апасля.
Ирина! Вы молодец! Обнаружила интересный рассказ!Чтиво!! Читала и радовалась...за тех, кто дал надежду девочке - упорной, характерной! Даже образ девочки прорисовался! Вы так умело всех своих героев описали, что я наяву все и представила -такая жизненная "картинка", которая имела место быть...Спасибо! Вам!
Ой, Леонид! Это моя борьба длилась все долгие годы обучения в школе и даже в ВУЗе. И продолжается по сей день, потому что мне вновь приходится учиться...
Спасибо, Елена. Кое-что навсегда запечатлевается в памяти, помимо нашей воли. Я из всей дет.садовской жизни только эту Татьяну Ивановну и запомнила, а ещё нянечку из яслей!, потому что она была очень доброй, и все дети её просто обожали.
Интересный рассказ. Обычно дети запоминают правописание букв, а вы запомнили цифру 9, которая никак не хотела прописываться. И как же ваша жизнь сложилась? Связана ли ваша профессия с цифрами и как часто эта цифра в вашей жизни напоминала о себе?
Цифра 9 никогда больше не напоминала о себе, и я научилась её писать очень даже красивой. И вообще, у меня -- хороший почерк. А жизнь сложилась очень... всякая и разная. Но это -- совсем другая история.