КАК ПОКРАСИТЬ ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ - мрские байки

                           (отрывок из повести ТОРПЕДА НА СПИРТЕ)

Другой яркий след в памяти оставил мой сосед по каюте – старший помощник командира корабля Гастон Петрович К. Личностью он был не столь яркой, сколько запоминающейся своим внешним видом.

Представьте себе маленькую тощую фигуру, с огромным унылым носом. Нос жил отдельной от Гастона жизнью, доставляя массу хлопот хозяину. Особенно плохо нос вел себя в штормовой ветер. Он противно краснел, и из него сочилась капля, которая постоянно висела на кончике. Гастон изводил массу платков, но с ненавистной каплей ничего не мог поделать, и это придавало всему его облику какой-то жалостный вид. Глядя на это, его всегда хотелось пожалеть, и командир частенько отпускал замерзшего Гастона вниз погреться.

При всем при этом Гастон был отличный моряк, чистюля и женский угодник.
Сначала про чистюлю. Каждое утро он меня будил, надраивая свои знаменитые пуговицы на кителе. Пуговицы эти были предметом всеобщей офицерской зависти.

Они были отлиты на заказ на старинный манер. Имели выпуклую форму, и, когда были надраены асидолом, блестели как золотые. Именно для этого эффекта Гастон и вставал ни свет ни заря. Рядом с этими его пуговицами другие офицеры чувствовали себя неуютно, и стремилось отойти в сторонку, не выдерживая конкуренцию с Гастоновым бравым видом.

На все умоляющие просьбы дать адрес мастера по литью таких пуговиц, он что-то мямлил про эстонский язык, на котором этот мастер только и мог общаться. Попытки попросить его заказать ещё комплект таких же пуговиц он отвергал с ходу.

Единственный кто такие пуговицы получил, конечно же, был Миша командир. Позорить командира своим бравым видом Гастон не имел права.

То, что он пользовался необыкновенным успехом у женщин, мы узнали совершенно случайно.
Пришло время красить корабль.

Серая шаровая краска хранилась на береговом складе, и для покраски корабля целиком, её требовалось сто килограмм. Выдавала эту краску молодая, но внешне не эффектная женщина. Свой неуспех у мужской части военно-морской базы она правильно относила на свой внешний вид. Её обида на мужчин выражалось в грубой манере разговора с моряками и вечно недовольной физиономией. За этот внешний вид и сварливый характер морячки ехидно прозвали молодуху «баба Нюся».

Как хранитель склада краски, «баба Нюся» была очень строгой и выдавала краску в половину того, что указывалось в заявке. Объяснение было простое: «Кораблей много, а краски мало! И вообще я тут одна на всех! Бери сколько даю, и не морочь мне голову!».

Но как женщина «баба Нюся» реализовывала себя специфическим образом - была, как моряки говорили между собой «слаба на передок». Про эту специфическую связь с выдачей краски со склада в просимом объеме, Миша командир знал.

Как вы уже поняли, мой командир был человеком предприимчивым. Собрав нас в кают-компании, он предложил выделить из нашего коллектива одного представителя для ублажения «бабы Нюси» и получения краски в полном объеме. Добровольных охотников не нашлось. Тогда бросили «морской жребий» на пальцах, который указал на Гастона.

Миша  прищурился, критически оглядел тощую фигуру Гастона, внимательно рассмотрел его мокрый нос, тяжело вздохнул и безнадежно махнул рукой – давай мол, а вдруг получится!
На наш вкус в Гастоне не было ни грамма мужской сексапильности и боцман, ответственный за покраску корабля, заранее горестно вздыхал.

Но мы ошибались в оценке своего «выдвиженца». Это для меня был очередной урок познания странностей женского характера. Уйдя на склад за краской, Гастон не выходил «на поверхность» три дня.

Когда пик нашего беспокойства за его жизнь достиг высшей точки, на пирс лихо подкатил грузовик. Из кабины мы на руках вытащили мягкого, как тряпочка, Гастона. Когда матросы вели его под руки по трапу, он только вяло кивал боцману на грузовик и слабо улыбался.

Первым опомнился боцман и деловито заглянул, за борт грузовика. Все грузовое пространство было уставлено бочками с краской. От радостного волнения боцман вспотел и властно объявил «полундру» матросам.

Когда груз перетащили на борт, краски оказалось ровно одна тонна.
Когда о таком количестве шаровой краски боцман доложил командиру, наступила восторженная тишина, и мы все пошли поздравлять боевого товарища. На кителе Гастона тускло увядали знаменитые, но не драенные пуговицы.

В каюте заботливо кем-то раздетый Гастон спал мертвецким сном. На бледном лице нашего героя вздымался к небу нос, но не мокрый и не красный, а очень изящный и немного сальный, но горделивый.

- Смотрите мариманы и запоминайте! Это настоящий, геройский офицер нашего гвардейского дивизиона! – торжественно сказал командир, и мы согласно закивали головами – «Гвардейцы они всегда гвардия!».

Наш корабль боцман красил в пять слоев вместо двух, но и это не истощило запасов. Щедро отмерив боцману «заначку» на ещё три покраски, оставшуюся краску Миша командир ловко выменял на протирочный спирт. Его объём оказался таким, что он, перелитый в бутылки, распёр мой сейф пузырём. И все равно не вмещалось.

Тогда командир лично притащил пятилитровую бутыль с притертой пробкой, залил спирт туда и опечатал пробку своей командирской печатью.

Бутыль мне было велено «затырить» до лучших времен подальше как «командирский неприкосновенный запас» и забыть про неё! Мы и забыли, но не забыл про бутыль наш старший механик и однажды мне напомнил, но об этом потом.
Про «кобеляж» Гастона с «бабой Нюсей» на флоте стали ходить легенды и, уверен, эту историю в той или иной интерпретации можно от моряков нашей страны услышать даже и сейчас!

Как и все прибалты Гастон был человеком скрытным и про свою личную жизнь не разговорчивым. Мы знали только, что он отец двух девочек, жена у него очень домовитая. И всё!

Случилось так, что «баба Нюся» не только щедро одарила Гастона краской, но сумела выправить его характер. Как уж это ей удалось, знают только женщины. Гастон помягчел, стал менее скрытным эстонцем, а больше «своим» - русским. В результате однажды разошелся так, что пригласил командира и меня в гости к своей любовнице. То, что у него есть ещё и любовница, да ещё какая, это было для меня открытие!

В огромной квартире этой шикарной женщины мы распивали кофе. Возле стола нам прислуживала гувернантка. Сама хозяйка на меня лично впечатления особого не произвела. Да квартира, люстры, свечи, гувернантка, но сама женщина для меня показалась староватой, а значит, весь её женский шарм очарования проскользнул мимо меня, тогда ещё слишком молодого.

Скрытую цель этого посещения я понял позже. Дело в том, что в тот вечер любовницу с рук на руки передавали Мише - командиру, а я нужен был для того, чтобы запомнить адрес. В случае боевой тревоги, для оповещения командира я должен был сначала мчаться на квартиру этой женщины, а потом только на квартиру к жене командира. При этом ошибиться в очерёдности было нельзя категорически!

Вообще-то такую беготню обычно поручали матросу, но в этом случае, своим «оповестителем» командир назначил меня.
«Сдача» любовницы с рук на руки «по команде» происходила потому, что в порыве откровенности Гастон сказал нам:
- Очень хочу сына. Девочки хорошо, две даже совсем хорошо, но я буду забивать патрон в патронник, пока не родится мальчик.

По секрету рассказал, что его жена была на сносях на последнем месяце, а так как на весь этот оставшийся до родов срок Гастон «отстрелялся» с «бабой Нюсей» аккурат в три дня, на любовницу и рожающую жену сил у него уже не хватало.

Гастон в свое время прочитал у О’Генри, «что Боливар не вынесет двоих», а будучи в душе джентльменом, просто так уйти от шикарной любовницы он не мог, поэтому выставил Мишу-командира себе на замену. Как стало понятно потом, мой командир в тот вечер женский экзамен прошел.

Однажды в порыве откровенности, Миша рассказывал мне, что он вечный должник Гастона. Такой прелести, как кофе в постель, которое приносила горничная после бурной ночи с шикарной любовницей ему не виделось даже в самых смелых фантазиях.

Для справедливости скажу, что Миша обожал свою семью, тащил туда в клюве все необходимое и был вполне благопристойным семьянином.