Сидим мы в курилке. На улице ещё темно, зима... Мороз сопли вышибает! Переодеваться в рабочую робу неохота, в цеху свежо. Мастер, вон, уже ругается, бухтит, пора, мол, планёрку проводить, а вы ещё всё в чистом. Ну и, конечно, байки-анекдоты мужики травят... А промеж нас молодых раз-два и не обчёлся даже: Ренат да Серёга. Все остальные молодые в менеджерах, юристах-экономистах и супервайзерах. На завод хрен заманишь, даже достойной зарплатой: здесь же вкалывать надо. Про молодёжь я вот к чему: Василь Васильич уже восьмой десяток разменял, а всё трудится. Вдовец, дети-внуки разлетелись, вот он и прирос к заводу. Слава Богу, здоровье ещё позволяет ему у станка стоять. А мастер шумит, что вот-вот рабочий день начнётся... И...вдруг... затих. Пошлые анекдоты, пустые рыбацкие и охотничьи байки закончились...
Василь Васильич заговорил.
- Эх, вы, братцы. Скоро юбилей Великой Победы, а вы всё про баб и водку на рыбалке...
Кто бы другой это сказал, сразу же бы осекли: - Хорош нам политинформацию читать, телевизор нашёлся!
А Василь Васильичу никто возразить не посмел. Даже мастер перестал гнать бригаду переодеваться.
- Так вот, братцы,- продолжал Васильич,- это было где-то лет через двадцать после майской Победы. То есть в середине шестидесятых, быть может чуть раньше...
- О! - подумало большинство бригады,- Я даже не родился в это время. А я только в школу пошёл, а через пару лет мне на пенсию...
Василь Васильич, сделав паузу, продолжал:
- Был у завода подшефный совхоз или колхоз, я уж точно и не помню. И каждый год завод посылал на помощь селянам нас, рабочих, заводчан, на уборку урожая. Отдел кадров отбирал, сколько требуется людей с тракторными правами, кто работал механизатором, водителей да и просто разнорабочих. Наш станочный цех как бы основное производство, поэтому редко кого от нас отправляли, обходились работниками служб предприятия и участков обеспечения. Однако в этот год меня и Иваныча послали на помощь селянам. Я-то родом из деревни, только что устроился на завод, а Иваныч служил ездовым в артиллерии, то есть с конями в войну управлял. О войне, о боях никогда Иваныч никому не рассказывал. Да и вообще, молчун был. Мы даже не знали, женат ли, есть ли дети, внуки. Сам в себе, короче. Бирюк. Так его и звали..
Да, ну, ладно... Приехали мы на село, председатель расселил нас в спортзале сельской школы. Кому раскладушку, а кому и просто тюфяк с соломой на пол. Мы не в обиде. По-русски отметили местным самогоном новоселье, а на утро - на работу! Не позорить же рабочий класс перед крестьянством! Рано утром, чуть свет, да и рассвета-то ещё нет, повёл нас местный бригадир к месту новой нашей работы. Идём еле проснувшейся толпой, поднять-то подняли, да не разбудили... Бредём мимо какого-то забора, сараи слева. По запаху я, как бывший сельский житель, сразу определил: конюшня. И!... И! Тут! О чём я вам и хотел рассказать!!! Тут... Словом не расскажешь. Тут! Какое-то не лошадиное, даже неземное ржание! Рёв лошадиный... Никогда такого не слышал. Мы-то, как бы с похмелья, сразу и не поняли, так переглянулись. Что-то случилось неестественное, не поймёшь. А Иваныч остолбенел... Встал, и ни шагу... Бледный какой-то, и лицо вытянулось, только зубы оскалились. Мужики ему, что, мол, испугался, что ли? А он, израненный фронтовик, на забор, через забор, бегом в конюшню. Всё, думаем, спятил наш Бирюк!
Василь Васильич прервал свой рассказ, смахнул с лица, как бы пыль или назойливую муху, взглянул на мастера. Тот молчал. И Васильич, пару раз глубоко вздохнув, продолжил.
Колхозный бригадир тоже растерялся и двинулся в обход через ворота на конюшню. Мы следом. В предрассветной серости стойла стоял на коленях Иваныч прямо в конском навозе и причитал:
- Ласточка моя, думал не свидимся. Родная моя. Дожили...
И ничто не нарушало тишину надвигающегося утра, даже ещё не проснувшиеся воробьи молчали, не нарушая их разговор: старой кобылы и израненного фронтовика. Мы смущенно стояли, машинально лаская коней в соседних стойлах. Старая кобыла, которую Иваныч называл Ласточкой, положила свою огромную морду на неширокое плечо своего друга, пытаясь подломить одну из передних ног. Но, видимо, из-за солидного по лошадиным меркам возраста, ей это не совсем удавалось. Знаете, говорят, что только человек может переживать и плакать. Слёзы бывают только у человека. Врут! По морде Ласточки катились огромные капли влаги. Лошадь плакала... Почти у всех мужиков тоже накатились слёзы.
- Пойдём, Иваныч.
- Пойдём... Бригадир, я потом вдвойне отработаю, Отпусти меня сегодня, будь добр. Хотя бы до обеда...
Мы ушли на битву за урожай, а Иваныч, как потом рассказывали местные конюхи, весь день чистил свою Ласточку, сам водил её к реке на водопой, выгуливал по заливному лугу. И о чём-то говорил с нею, говорил, говорил... Потом сходил в сельпо, побрехал с продавщицей, требуя три кило самых свежих пряников.
Вечером Иваныч явился в школьный спортзал с закуской и выпивкой. Но не с местным самогоном, а с настоящей «Московской». Оббив сургуч с пробки, налил по , как он говорил фронтовых, сто граммов. Крякнув и занюхав горбушкой, наш Бирюк начал своё повествование. Первое и единственное.
Служил я ездовым в артиллерии. За годы ярости и горя много сгинуло жеребцов и кобыл. А тут, уже ближе к Победе, дали мне ещё необъезженную молодую Ласточку. Помучили мы друг друга, но притёрлись, примирились. Отчаянная кобылка, ничего на войне не боялась. Но, что бы найти с ней общий язык, знаете, сколько сахара ей скормил. Всё своё нехитрое солдатское имущество на колотый рафинад сменял. Сладкоежка эта Ласточка. Но меня за полверсты узнавала: ржёт, радуется. Так и стали воевать.
И уж весна, вот-вот Победа! А тут «фрицы» откуда-то прорвались, шарахнули, я и не знаю чем. Батарея вдребезги! А мы, ездовые, как заряжающие трудились, расчёты-то неполные. Что дальше было — не знаю или не помню. Очнулся, страшные боли в ногах: перебило мне кости. И кто-то меня волочит, да так грубо, неаккуратно. Хочу крикнуть, мол, санитар, будь человеком, чай ещё не труп тащишь. Глаза еле продрал сквозь спёкшуюся кровь. А меня не санитар волочит... Это меня капризная и строптивая кобылка за поясной ремень зубами схватила и тащит. От жуткой боли в ногах я несколько раз «выключался». Очнусь, а она меня волочит. Хочу сказать ей: «Тпру-у, стой..», а язык присох. И она, моя Ласточка, не отпускает ремень, тащит мои перебитые конечности, а я болтаюсь, как сноп овсяной...
Отвалялся я в госпиталях. Срослись мои молодые кости. А Победа уже без меня была завоёвана. Где Ласточка? Разве найдёшь? Тут-то людей теряли... Вот так мы и расстались-потерялись.
А сегодня... Она как заржёт! Вот моя спасительница! Моя Ласточка. Почуяла меня, узнала...
Мы выпили. Говорить ни о чём не хотелось. Мужики вытерли рукавами мокрые глаза и тихо разошлись. Якобы спать. Но не сразу уснули... Война! Будь она неладна...
Иваныч работал на веялке на току. В дальние бригады его не посылали. Вечером он забирал из душной конюшни свою Ласточку и уходил в ночное с ней одной. Наверное, им вдвоём было хорошо. Было о чем поговорить, что вспомнить израненному фронтовику и старой кобыле.
Закончилась уборка, мы вернулись на завод. А Бирюк, Иваныч на работу не вышел. Уволился. Говорят, что уехал в село, к своей Ласточке.
После рассказа Василь Васильича планёрки не было. Все разошлись по своим станкам, молча, смахивая с глаз ладонью предательскую мужскую слезу.
Источник:http://parnasse.ru/prose/small/stories/prjaniki-dlja-kobyly.html
Замечательно! Отголоски войны как осколки до сих пор тревожат память. А такие вот как Ласточка становятся заложниками людских страстей по разделу мира.
Сюжет интересный , хорошо преподнесён. Тема войны, казалось давно всё описано, предстала в новом свете. Очень правдоподобный рассказ.Думаю, что случай взят из жизни. Удачи, Николай!
Коля, рассказ очень трогательный. Без слез не прочтешь. Сюжет необычный. Но чего только не бывает в нашей жизни. Искренность в каждом слове. Прочла комментарии. Не соглашусь никогда с некоторыми из них. Тема ВОЙНЫ никогда не будет исчерпана, сколько еще неизвестного, неизведанного, разве все мы знаем?! И называть военную тему изъезженной вдоль и поперек, это по меньшей мере - кощунственно. Спасибо, Николай, за память, за почтение и уважение, за Знамя Победы, которое развевается у тебя над домом. Низкий поклон за неравнодушие и столь трогательный рассказ о человечности. Зачастую четвероногие гораздо человечнее , чем " венец природы ". Мира и добра всем нам!
Светлана! благодарю Вас да добрейший комментарий! Я- человек военный (бывших офицеров не бывает). И мало кому интересно читать, как какой-то герой БАХ! Тарарах! Кердык. Писец.... О войне надо писать ДОБРО!!! Всё дерьмо из этого гавённого дела не надо тащить на всеобщий обзор. Это моё мнение. Есть моё внутреннее ТАБУ на то, как мы стояли безоруженные против беснующих нациков, как гнили (в прямом смысле слова...). Если Вас интересует тема Великой отечественной, то посмотрите "Волчье лихолетье", "Рыбак", "Непримиримые друзья". С уважением Николай.
Спасибо, ответ искренний. Да, Коля, бывших офицеров не бывает. Согласна. И что о войне писать можно по-разному, и ДОБРО тоже. Согласна. А еще реально и правдиво, чтобы никто не смел забыть и переписать историю. И чтобы ничто не повторилось больше. И чтобы не пачкали имя воина-освободителя. И чтобы.....Этих чтобы множество, сам через все прошел и не мед пил. А знать должны. Уходят свидетели страшных дней тех. Папа, прошедший войну, тоже никогда не рассказывал ничего, только скрипнет зубами, сморгнет слезу и попросит: " Давай, доча, споем "Эх, дороги..." И мы пели с ним вместе... Муж из Афгана вернулся искалеченный. Но я и не спрашивала, потому как понимала - нельзя. В глазах была такая БОЛЬ, не забыть. Только сразу купили щенка овчарки и назвали в память о той, что была с ним и погибла, а мужа спасла - Айка. Спасибо, я обязательно прочту . И - ЖИВИТЕ ДОЛГО!
Помочь сайту
Поздравления
Спасибо за память о ветеранах! 
