Жестокий бой давно затих.
И здесь, над медленной рекою,
ваятель памятник воздвиг
в бою погибшему герою.
Пускай потомки поглядят,
какие здесь стояли люди, -
поднялся в рост гигант-солдат,
солдат с простреленною грудью.
Собрав в комок остатки сил,
собрав в комок всю свою волю,
в рывок последний он вложил
последний вдох с последней болью.
Казалось, всё вобрал боец,
в огонь и смерть рванувшись гордо, -
и пламя тысячи сердец,
и гнев, и ненависть народа.
Среди морозной тишины
внизу другой стоял на плитах –
солдат, не видевший войны,
вчера лишь первый раз побритый.
Весёлый утренний мороз
на шапке выпушил снежинки.
И был солдат тот малоросл,
а на носу его – рыжинки.
Стоял и думал: «На войне
вот были воины-солдаты!
Богатыри! Куда уж мне,
с моим-то носом конопатым…»
Пошёл, ступая кое-как
по тропке скользкой и непрочной…
А было, может, и не так?
Да и не «может», а так точно!
Из боя вышел полк, что взвод.
При отступленье речку встретил.
И кто-то должен был отход
прикрыть, рискуя всем на свете.
Бойцы перед политруком
стояли замершей толпою.
Вдруг кто-то тонким голоском:
- Давайте, братцы, я прикрою…
Стоял парнишка в стороне –
полуистёртые обмотки,
пустой подсумок на ремне,
звезда на выцветшей пилотке…
Потом в предутреннем бору
ему патроны отдавали,
серьёзно пыльную махру
ему по кругу собирали.
А он смущался:
- Не курю…
Зачем же мне махорка, братцы?
А полк в рассветную зарю
ушёл к реке – переправляться.
И вот некурящий солдат
один остался на опушке.
В губах окурок горький сжат,
да стали явственней веснушки.
Бойцы дорогою лесной
шли в настороженном молчанье.
Бойцы слыхали за спиной
огня густое грохотанье.
Внезапно бой вдали умолк,
до боли в сердце бой короткий.
И встал серди дороги полк,
и снял тяжёлые пилотки.
Шагал тропинкою солдат –
На шапке, словно пух, снежинки.
Шагал досадуя солдат
на подгулявший нос с рыжинкой.
В кино спешил, снежком скрипя,
и уши тёр ладонью красной…
А ведь, возможно, на себя
солдат досадовал напрасно.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0053735 выдан для произведения:
Жестокий бой давно затих.
И здесь, над медленной рекою,
ваятель памятник воздвиг
в бою погибшему герою.
Пускай потомки поглядят,
какие здесь стояли люди, -
поднялся в рост гигант-солдат,
солдат с простреленною грудью.
Собрав в комок остатки сил,
собрав в комок всю свою волю,
в рывок последний он вложил
последний вдох с последней болью.
Казалось, всё вобрал боец,
в огонь и смерть рванувшись гордо, -
и пламя тысячи сердец,
и гнев, и ненависть народа.
Среди морозной тишины
внизу другой стоял на плитах –
солдат, не видевший войны,
вчера лишь первый раз побритый.
Весёлый утренний мороз
на шапке выпушил снежинки.
И был солдат тот малоросл,
а на носу его – рыжинки.
Стоял и думал: «На войне
вот были воины-солдаты!
Богатыри! Куда уж мне,
с моим-то носом конопатым…»
Пошёл, ступая кое-как
по тропке скользкой и непрочной…
А было, может, и не так?
Да и не «может», а так точно!
Из боя вышел полк, что взвод.
При отступленье речку встретил.
И кто-то должен был отход
прикрыть, рискуя всем на свете.
Бойцы перед политруком
стояли замершей толпою.
Вдруг кто-то тонким голоском:
- Давайте, братцы, я прикрою…
Стоял парнишка в стороне –
полуистёртые обмотки,
пустой подсумок на ремне,
звезда на выцветшей пилотке…
Потом в предутреннем бору
ему патроны отдавали,
серьёзно пыльную махру
ему по кругу собирали.
А он смущался:
- Не курю…
Зачем же мне махорка, братцы?
А полк в рассветную зарю
ушёл к реке – переправляться.
И вот некурящий солдат
один остался на опушке.
В губах окурок горький сжат,
да стали явственней веснушки.
Бойцы дорогою лесной
шли в настороженном молчанье.
Бойцы слыхали за спиной
огня густое грохотанье.
Внезапно бой вдали умолк,
до боли в сердце бой короткий.
И встал серди дороги полк,
и снял тяжёлые пилотки.
Шагал тропинкою солдат –
На шапке, словно пух, снежинки.
Шагал досадуя солдат
на подгулявший нос с рыжинкой.
В кино спешил, снежком скрипя,
и уши тёр ладонью красной…
А ведь, возможно, на себя
солдат досадовал напрасно.
Помочь сайту
Поздравления
