Буду помнить!
Надежда Степановна вошла в комнату и увидела, что ее правнучка Светланка продолжает сидеть у компьютера словно курочка на насесте. Поджав ноги под себя, она вот уже полдня увлеченно во что-то играла.
- Опять сидишь весь день, не отрываясь от этой "головной боли" века…
Не дождавшись ответа от подростка, женщина медленно опустилась на краешек дивана, взяла пульт и включила телевизор. Там, как обычно в последнее время, основной темой новостных передач были сюжеты об Украине и беспорядках в ней.
- Снова показывают Украину. Ну, ты посмотри, что там делается! Опять стрельба, смерть и кровопролитие, - с тревогой в голосе проговорила старушка.
- Не мешай! Я уже на последнем уровне! – нервничала девочка, ерзая на стуле и клацая мышкой так увлеченно, словно от этого зависела судьба страны или даже планеты.
Надежда Степановна сделала звук телевизора погромче. Ей хотелось, чтобы правнучка обратила внимание на сюжет о том, как людей, решивших отметить Первомай, загнали в здание одного учреждения, закрыли двери и подожгли. В результате чего в огне заживо сгорели сорок семь человек.
- Какой ужас! Да оторвись ты от компьютера! Это же вторая Хатынь: только фашисты сжигали чужих, а здесь свои – своих. Видимо, библейская история Каина и Авеля никогда не будет предана забвению… А ведь это происходит всего в нескольких километрах от нас, только по ту сторону границы!
- По телеку каждый день показывают такие страсти! Надоели уже! – снова отмахнулась правнучка.
- А по другому каналу, смотри, украинские девчонки твоего возраста … - не унималась старушка. - Как они, чертовки, ловко разливают по бутылкам бензин! - женщина замолчала, призадумавшись, словно вспоминая что-то.
- Мы ведь с Олей, моей сестрой, когда были девочками, тоже такие же вот бутылки делали. Только адресованы они были фашистам… Интересно, если бы тебе предложили заработать на очередной лак для ногтей вот таким способом, согласилась бы?- старушка замолчала, ожидая услышать ответ, но его не последовало. - Цветаева о своем десятилетнем сыне говорила, что он «душевно неразвит». Но тебе-то уже 14! Похоже, душевное развитие тебя тоже обошло стороной: в голове только компьютерные игры, прически и маникюр.
Надежде Степановне ничего другого не оставалось, как вернуться на кухню: дожаривать котлеты... Ее глаза заблестели от слез из-за равнодушия правнучки и нахлынувших воспоминаний о своей блокадной жизни.
-Вот невезуха! - Светка ударила со злостью по мышке! - Не мой сегодня день: проиграла! Ба, ты говорила: в телеке кого-то сожгли?
Девочка повернулась и увидела, что телевизор работает «ни для кого»: прабабушки нет. Встав из-за компьютера и взяв пульт, Светка стала щелкать им. По всем каналам передавали о сгоревших в огне мирных жителях, загнанных в здание на площади. Число пострадавших, по последним данным, возросло до ста семидесяти трех . В другом сюжете показывали девочек – подростков, разливающих бензин по бутылкам и улыбающихся, словно наполняли тару лимонадом. Тут Светку осенило, что прабабушка не зря требовала ее внимания: произошло нечто очень ужасное.
Надежда Степановна пережила блокаду и очень трепетно относилась ко всему живому, будь то человек, растение или животное. Она терпеть не могла любое насилие, поэтому всегда болезненно реагировала на все, что касалось этой темы прямо или косвенно. А тут ТАКОЕ!
Девочка виновато поплелась на кухню, обняла прабабушку и виноватым голосом сказала:
-Там уже сто семьдесят три погибших... Ба, ну прости! Что-то я зависла в виртуале. Вынырнула оттуда и обалдела от того, что творится в мире. Конечно, это кошмар! И девчонки там безбашенные… Может, обкуренные?
- Обкуренные, или, как ты, в виртуале живут! Весело им, шутят, смеются. Противно смотреть! Все ваше поколение в виртуале живет! И ты такая же пустышка растешь!
Женщина переложила готовые котлеты на небесного цвета блюдо и поставила на стол, а сама тихонько присела на табурет.Светка примостилась рядом, на другой.
- Ты хотела рассказать про бабушку Олю и про то, как вы бутылками с ней занимались?– стала подлизываться к прабабушке Светка.
- Ладно!- вздохнула Надежда Степановна. - Слушай! Может, ума наберешься! -
сказала старушка, придвинув тарелку с котлетами поближе к девочке. - Мне было одиннадцать, когда началась блокада, а бабушке Оле - пятнадцать. Голодали очень сильно: норма хлеба одно время была урезана до ста двадцати пяти граммов в день для детей, служащих и иждивенцев. Работающие и бойцы получали чуть побольше, но так они и калорий тратили больше нашего. А зима была, как назло, такой суровой и долгой, что приходилось жечь мебель, книжки и вообще все, что горело. Но мы все равно мерзли.
Женщина отломила кусочек пышного, как вата, хлеба, вдохнула его аромат, словно это были дорогие духи, а потом продолжила.
- У нас когда-то была большая дружная семья, но в первую блокадную зиму она стала таять на глазах, как масло на сковороде. Первой умерла бабушка Поля, потом братик Саша, через неделю - дядя Ваня, мамин брат, следом за ним - сестра Наташа, потом - мама. Все - от истощения. Отец был на фронте, и мы о нем ничего не знали. Остались мы с Оленькой вдвоем в пустой квартире с заклеенными крест — накрест бумагой. Солнце, если бы и захотело прийти к нам в гости, чтобы поддержать, пожалеть, не смогло бы проникнуть.
Пока в школе шли занятия, мы ходили туда в любую погоду, даже в самую лютую метель, как на праздник: ради супа, который там давали. В день было всего по три урока, но почти всегда мы их проводили в подвале, как маленькие мышата. Раньше там у нас была раздевалка, а в блокаду она превратилась в бомбоубежище. От холода чернила покрывались ледяной коркой, как вода в октябрьской Неве. Приходилось тратить драгоценную энергию на то, чтобы "продырявить"- продышать - прорубь в чернильнице.
Тут женщина сделала паузу, перевела дыхание и продолжила повествование.
-А когда ты голоден, то мерзнешь сильнее. Это мы, дети, сразу поняли, ощутив на себе. А потом из-за сильных морозов школу закрыли, потому что отапливать ее было нечем. Да и снегу навалило столько, что до школы добраться было все равно, что подвиг совершить: нечем чистить улицы оттого, что вся техника - на фронте, вручную – сил ни у кого не было. Вообще, мы, дети, больше не гоняли по улицам мяч, не бегали, не прыгали, как вы теперь, а ходили медленно, чинно: силы экономили.
Мы не то, что бегать, но и просто языком ворочать лишний раз не торопились. Бывало, идешь домой из школы, а по лесенке взобраться на второй этаж не можешь. Вот почему мы ноги руками переставляли. Тебе этого не понять! Ты на пятый этаж без лифта можешь за минуту подняться, бегом, перепрыгивая через ступеньки. А истощенные блокадники передвигались тогда так, как сейчас ходят древние старики: еле волочили ноги. Даже я сейчас бодрее хожу, хоть и прихрамываю.
Надежда Степановна подложила Светочке еще одну котлету.
- Не хочу больше! Я — на диете: сейчас худоба в моде.
- Мир перевернулся! Нам, блокадникам, этого не понять!- проворчала Надежда Степановна, а сама при этом положила в рот кусочек хлеба, что до этого вертела в руках, и стала смаковать его, медленно прожевывая.
- Но это все - прелюдия, чтобы тебе было понятно, как мы жили. А теперь, собственно, - про бутылки... Мы с одноклассниками, голодные, обессилевшие, собирали пустые бутылки по чердакам и подвалам. А Оля и другие старшеклассницы в керосиновой лавке, что была в соседнем доме, разливали по этим бутылкам горючие жидкости. Дядя Петя, работавший в этой лавке до войны, руководил этим производством. Ящики с готовыми бутылками грузили в кузов машины, приезжавшей с передовой. Когда старшеклассницы не успевали к приходу грузовика наготовить все, что требовалось, тогда и мы, младшие, помогали наполнять пустую тару. Но нас дядя Петя допускал к этому ответственному делу редко, только в крайних случаях, потому что мы часто проливали драгоценную жидкость. Старшеклассницы делали свое дело куда аккуратнее. Но мы честно старались - изо всех своих детских сил. Только руки от голода и холода не слушались: как будто чужие были. Этими бомбочками наши солдаты потом забрасывали немецкие танки, которые ползли тараканами на город.
Еще из вертикально установленных бутылок делали заградительные "частоколы", своеобразный забор - ловушку для танков. Когда фашистская техника приближались, наши открывали огонь по бутылкам. Возгораясь, они создавали огненный заслон, и не давали врагу пройти дальше. Это тебе не в компьютерные стрелялки играть!
Война, вообще, Светочка, штука страшная. А тогда люди словно разучились бояться смерти: каждый старался что-то делать для победы. Одни на передовой смотрели в лицо танкам, другие трудились у станка на Кировском заводе и умирали от непосильного труда, третьи спасали жизнь раненым в госпиталях, сутками выстаивая у операционного стола, а четвертые, как мы с сестрой, собирали бутылки и делали бомбочки. И только тот, кто уже ничего не мог делать, умирал дома в своей постели - от немощи. Некоторые замерзали на улице по дороге на работу, потому что трамваи не ходили: приходилось идти долгие длинные километры. Истощенные люди падали в сугроб и не могли подняться: замерзали заживо. Поэтому работали по две смены и больше подряд, оставались ночевать в цехах - на своих рабочих местах, чтобы не тратить силы на походы домой. По-разному умирали, и у каждого была своя смерть. Но город выстоял и не сдался: не смогли немцы осуществить свой план – стереть Ленинград с лица земли, как они это планировали.
Женщина смахнула очередную слезу и поправила измятый фартук.
- А эти сытые, хорошо одетые, веселые украинские девочки не понимают, что творят, или не задумываются. Мы делали бомбочки, чтобы защитить родной город от фашистов, которые пришли на нашу землю, которые морили нас голодом, бомбили с самолетов наши дома, не щадили даже грузовики, на которых пытались эвакуировать детей, стариков и раненых по Дороге Жизни через Ладогу. Даже мы, дети, понимали, что наша страна воюет с нелюдями, потому что даже животные не уничтожают себе подобных… А руки этих девочек мастерят «подарочки» для своих соседей, друзей, своих же горожан, с которыми вчера, быть может, ездили в одном автобусе, ели в одном кафе, стояли в одной очереди в магазине за покупками. Для своего же народа! Кажется, что на земле снова к власти пришел сатана!
Женщина высморкалась в сатиновый платочек и вытерла в очередной раз влажные глаза. Руки по-прежнему нервно теребили цветастый фартук, который стал похож на тряпку.
Девочка отложила в сторону вилку, отодвинула тарелку, на которой оставались недоеденными котлета и картошка: больше не лезло. Остатки еды обычно отдавались Барсику – любимому коту. Но тот был гурманом и не всегда ел то, что ему давали с хозяйского стола. Привереда! А то, что оставалось после него, никогда не выбрасывалось: это Надежда Степановна отдавала бродячим животных или птицам. Старушка всех в семье приучила: продукты нельзя выбрасывать, они должны быть съедены.
-Бабушка! Прости меня… Что я так... Что я такая... Я больше не буду играть в эти дурацкие компьютерные игры!- долго подбирая слова, наконец выдала девочка.
- Светочка! Детка! Не в этом дело. Ты играй и радуйся тому, что у тебя есть эта возможность- играть, ведь ты живешь в мирное время! Но только цени, что не голодаешь, что в доме тепло, светло, что голову тебе приходится ломать не над тем, где взять хлеба, как выжить, а каким лаком сегодня накрасить ногти, и что джинсов у тебя - пошлый шкаф, что родственники твои живы и здоровы. Играй и никогда не забывай, что это может когда-то в один момент закончиться. Вот так ! Бац! И все! Объявят, что началась война, и ничего у тебя не будет. Нельзя жить в виртуале: не думая, не интересуясь. Наше поколение помнит и знает, что такое фашизм, помнит и ценит то, что сделал наш народ для того, чтобы уничтожить эту заразу. А вот ваше… Для вас это – пустой звук, вы не хотите слушать стариков. А на чужих ошибках учиться – это так чревато. Но мы же не вечные: с каждым днем нас становится все меньше. Ты уже выросла и должна сама делать выводы из того, что видишь. Берегите этот мир, он такой хрупкий! Настает время, когда вы сами, без наших подсказок и напоминаний должны будете управлять им. Не повторяйте ошибок прошлых поколений! - женщина плакала, говоря это, сбиваясь и повторяясь, но ей так хотелось достучаться до сердца этого юного создания, которое ничего не знало об ужасах войны.
Светка заметила, что бабушка, увлеченная рассказом, растроганная воспоминаниями о своем блокадном детстве, так ничего и не съела. Ей стало ужасно жалко старушку. Встав из-за стола, девочка подошла к бабушке, склонилась над ней и обняла.
-Бабулечка! Я тебя очень прошу: не плачь! Я тебя так люблю! Что мы будем делать без тебя? Вот и котлеты у тебя - самые лучшие: никто не умеет их так вкусно готовить! И еще: нам вот в школе много раз рассказывали про войну, но все это было про кого-то, поэтому не трогало… А вот ты так смогла об этом рассказать, что у меня — мурашки по коже. Я все поняла: не такая уж я и недоразвитая. Обещаю, что буду помнить, что такое война, и детям своим расскажу, как вы с бабой Олей для фашистов мастерили бомбочки. И в виртуале больше не буду прятаться от этого мира, - ласково, как говорят только с маленьким ребенком, сказала Света.
Так они и сидели, обнявшись, правнучка и ее прабабушка - сегодняшний день и день позавчерашний.
- Вот теперь я вижу, что ты вышла из виртуала! Раз сопереживаешь вместе со мной, значит, до тебя что-то дошло! Теперь я за тебя спокойна! Надеюсь: другие бабушки и дедушки тоже найдут слова , чтобы вернуть своих внуков из потусторонних компьютерных миров в мир реальный. Вот теперь и умирать не страшно! - попыталась пошутить Надежда Степановна. А когда глаза совсем высохли, как высыхает асфальт летом после теплого дождика, она вспомнила:
- Так моя котлета совсем остыла: совсем про нее забыла. А я проголодалась, однако!
Морщинистая рука потянулась к тарелке с остывшей котлетой, и обед продолжился…
Надежда Степановна вошла в комнату и увидела, что ее правнучка Светланка продолжает сидеть у компьютера словно курочка на насесте. Поджав ноги под себя, она вот уже полдня увлеченно во что-то играла.
- Опять сидишь весь день, не отрываясь от этой "головной боли" века…
Не дождавшись ответа от подростка, женщина медленно опустилась на краешек дивана, взяла пульт и включила телевизор. Там, как обычно в последнее время, основной темой новостных передач были сюжеты об Украине и беспорядках в ней.
- Снова показывают Украину. Ну, ты посмотри, что там делается! Опять стрельба, смерть и кровопролитие, - с тревогой в голосе проговорила старушка.
- Не мешай! Я уже на последнем уровне! – нервничала девочка, ерзая на стуле и клацая мышкой так увлеченно, словно от этого зависела судьба страны или даже планеты.
Надежда Степановна сделала звук телевизора погромче. Ей хотелось, чтобы правнучка обратила внимание на сюжет о том, как людей, решивших отметить Первомай, загнали в здание одного учреждения, закрыли двери и подожгли. В результате чего в огне заживо сгорели сорок семь человек.
- Какой ужас! Да оторвись ты от компьютера! Это же вторая Хатынь: только фашисты сжигали чужих, а здесь свои – своих. Видимо, библейская история Каина и Авеля никогда не будет предана забвению… А ведь это происходит всего в нескольких километрах от нас, только по ту сторону границы!
- По телеку каждый день показывают такие страсти! Надоели уже! – снова отмахнулась правнучка.
- А по другому каналу, смотри, украинские девчонки твоего возраста … - не унималась старушка. - Как они, чертовки, ловко разливают по бутылкам бензин! - женщина замолчала, призадумавшись, словно вспоминая что-то.
- Мы ведь с Олей, моей сестрой, когда были девочками, тоже такие же вот бутылки делали. Только адресованы они были фашистам… Интересно, если бы тебе предложили заработать на очередной лак для ногтей вот таким способом, согласилась бы?- старушка замолчала, ожидая услышать ответ, но его не последовало. - Цветаева о своем десятилетнем сыне говорила, что он «душевно неразвит». Но тебе-то уже 14! Похоже, душевное развитие тебя тоже обошло стороной: в голове только компьютерные игры, прически и маникюр.
Надежде Степановне ничего другого не оставалось, как вернуться на кухню: дожаривать котлеты... Ее глаза заблестели от слез из-за равнодушия правнучки и нахлынувших воспоминаний о своей блокадной жизни.
-Вот невезуха! - Светка ударила со злостью по мышке! - Не мой сегодня день: проиграла! Ба, ты говорила: в телеке кого-то сожгли?
Девочка повернулась и увидела, что телевизор работает «ни для кого»: прабабушки нет. Встав из-за компьютера и взяв пульт, Светка стала щелкать им. По всем каналам передавали о сгоревших в огне мирных жителях, загнанных в здание на площади. Число пострадавших, по последним данным, возросло до ста семидесяти трех . В другом сюжете показывали девочек – подростков, разливающих бензин по бутылкам и улыбающихся, словно наполняли тару лимонадом. Тут Светку осенило, что прабабушка не зря требовала ее внимания: произошло нечто очень ужасное.
Надежда Степановна пережила блокаду и очень трепетно относилась ко всему живому, будь то человек, растение или животное. Она терпеть не могла любое насилие, поэтому всегда болезненно реагировала на все, что касалось этой темы прямо или косвенно. А тут ТАКОЕ!
Девочка виновато поплелась на кухню, обняла прабабушку и виноватым голосом сказала:
-Там уже сто семьдесят три погибших... Ба, ну прости! Что-то я зависла в виртуале. Вынырнула оттуда и обалдела от того, что творится в мире. Конечно, это кошмар! И девчонки там безбашенные… Может, обкуренные?
- Обкуренные, или, как ты, в виртуале живут! Весело им, шутят, смеются. Противно смотреть! Все ваше поколение в виртуале живет! И ты такая же пустышка растешь!
Женщина переложила готовые котлеты на небесного цвета блюдо и поставила на стол, а сама тихонько присела на табурет.Светка примостилась рядом, на другой.
- Ты хотела рассказать про бабушку Олю и про то, как вы бутылками с ней занимались?– стала подлизываться к прабабушке Светка.
- Ладно!- вздохнула Надежда Степановна. - Слушай! Может, ума наберешься! -
сказала старушка, придвинув тарелку с котлетами поближе к девочке. - Мне было одиннадцать, когда началась блокада, а бабушке Оле - пятнадцать. Голодали очень сильно: норма хлеба одно время была урезана до ста двадцати пяти граммов в день для детей, служащих и иждивенцев. Работающие и бойцы получали чуть побольше, но так они и калорий тратили больше нашего. А зима была, как назло, такой суровой и долгой, что приходилось жечь мебель, книжки и вообще все, что горело. Но мы все равно мерзли.
Женщина отломила кусочек пышного, как вата, хлеба, вдохнула его аромат, словно это были дорогие духи, а потом продолжила.
- У нас когда-то была большая дружная семья, но в первую блокадную зиму она стала таять на глазах, как масло на сковороде. Первой умерла бабушка Поля, потом братик Саша, через неделю - дядя Ваня, мамин брат, следом за ним - сестра Наташа, потом - мама. Все - от истощения. Отец был на фронте, и мы о нем ничего не знали. Остались мы с Оленькой вдвоем в пустой квартире с заклеенными крест — накрест бумагой. Солнце, если бы и захотело прийти к нам в гости, чтобы поддержать, пожалеть, не смогло бы проникнуть.
Пока в школе шли занятия, мы ходили туда в любую погоду, даже в самую лютую метель, как на праздник: ради супа, который там давали. В день было всего по три урока, но почти всегда мы их проводили в подвале, как маленькие мышата. Раньше там у нас была раздевалка, а в блокаду она превратилась в бомбоубежище. От холода чернила покрывались ледяной коркой, как вода в октябрьской Неве. Приходилось тратить драгоценную энергию на то, чтобы "продырявить"- продышать - прорубь в чернильнице.
Тут женщина сделала паузу, перевела дыхание и продолжила повествование.
-А когда ты голоден, то мерзнешь сильнее. Это мы, дети, сразу поняли, ощутив на себе. А потом из-за сильных морозов школу закрыли, потому что отапливать ее было нечем. Да и снегу навалило столько, что до школы добраться было все равно, что подвиг совершить: нечем чистить улицы оттого, что вся техника - на фронте, вручную – сил ни у кого не было. Вообще, мы, дети, больше не гоняли по улицам мяч, не бегали, не прыгали, как вы теперь, а ходили медленно, чинно: силы экономили.
Мы не то, что бегать, но и просто языком ворочать лишний раз не торопились. Бывало, идешь домой из школы, а по лесенке взобраться на второй этаж не можешь. Вот почему мы ноги руками переставляли. Тебе этого не понять! Ты на пятый этаж без лифта можешь за минуту подняться, бегом, перепрыгивая через ступеньки. А истощенные блокадники передвигались тогда так, как сейчас ходят древние старики: еле волочили ноги. Даже я сейчас бодрее хожу, хоть и прихрамываю.
Надежда Степановна подложила Светочке еще одну котлету.
- Не хочу больше! Я — на диете: сейчас худоба в моде.
- Мир перевернулся! Нам, блокадникам, этого не понять!- проворчала Надежда Степановна, а сама при этом положила в рот кусочек хлеба, что до этого вертела в руках, и стала смаковать его, медленно прожевывая.
- Но это все - прелюдия, чтобы тебе было понятно, как мы жили. А теперь, собственно, - про бутылки... Мы с одноклассниками, голодные, обессилевшие, собирали пустые бутылки по чердакам и подвалам. А Оля и другие старшеклассницы в керосиновой лавке, что была в соседнем доме, разливали по этим бутылкам горючие жидкости. Дядя Петя, работавший в этой лавке до войны, руководил этим производством. Ящики с готовыми бутылками грузили в кузов машины, приезжавшей с передовой. Когда старшеклассницы не успевали к приходу грузовика наготовить все, что требовалось, тогда и мы, младшие, помогали наполнять пустую тару. Но нас дядя Петя допускал к этому ответственному делу редко, только в крайних случаях, потому что мы часто проливали драгоценную жидкость. Старшеклассницы делали свое дело куда аккуратнее. Но мы честно старались - изо всех своих детских сил. Только руки от голода и холода не слушались: как будто чужие были. Этими бомбочками наши солдаты потом забрасывали немецкие танки, которые ползли тараканами на город.
Еще из вертикально установленных бутылок делали заградительные "частоколы", своеобразный забор - ловушку для танков. Когда фашистская техника приближались, наши открывали огонь по бутылкам. Возгораясь, они создавали огненный заслон, и не давали врагу пройти дальше. Это тебе не в компьютерные стрелялки играть!
Война, вообще, Светочка, штука страшная. А тогда люди словно разучились бояться смерти: каждый старался что-то делать для победы. Одни на передовой смотрели в лицо танкам, другие трудились у станка на Кировском заводе и умирали от непосильного труда, третьи спасали жизнь раненым в госпиталях, сутками выстаивая у операционного стола, а четвертые, как мы с сестрой, собирали бутылки и делали бомбочки. И только тот, кто уже ничего не мог делать, умирал дома в своей постели - от немощи. Некоторые замерзали на улице по дороге на работу, потому что трамваи не ходили: приходилось идти долгие длинные километры. Истощенные люди падали в сугроб и не могли подняться: замерзали заживо. Поэтому работали по две смены и больше подряд, оставались ночевать в цехах - на своих рабочих местах, чтобы не тратить силы на походы домой. По-разному умирали, и у каждого была своя смерть. Но город выстоял и не сдался: не смогли немцы осуществить свой план – стереть Ленинград с лица земли, как они это планировали.
Женщина смахнула очередную слезу и поправила измятый фартук.
- А эти сытые, хорошо одетые, веселые украинские девочки не понимают, что творят, или не задумываются. Мы делали бомбочки, чтобы защитить родной город от фашистов, которые пришли на нашу землю, которые морили нас голодом, бомбили с самолетов наши дома, не щадили даже грузовики, на которых пытались эвакуировать детей, стариков и раненых по Дороге Жизни через Ладогу. Даже мы, дети, понимали, что наша страна воюет с нелюдями, потому что даже животные не уничтожают себе подобных… А руки этих девочек мастерят «подарочки» для своих соседей, друзей, своих же горожан, с которыми вчера, быть может, ездили в одном автобусе, ели в одном кафе, стояли в одной очереди в магазине за покупками. Для своего же народа! Кажется, что на земле снова к власти пришел сатана!
Женщина высморкалась в сатиновый платочек и вытерла в очередной раз влажные глаза. Руки по-прежнему нервно теребили цветастый фартук, который стал похож на тряпку.
Девочка отложила в сторону вилку, отодвинула тарелку, на которой оставались недоеденными котлета и картошка: больше не лезло. Остатки еды обычно отдавались Барсику – любимому коту. Но тот был гурманом и не всегда ел то, что ему давали с хозяйского стола. Привереда! А то, что оставалось после него, никогда не выбрасывалось: это Надежда Степановна отдавала бродячим животных или птицам. Старушка всех в семье приучила: продукты нельзя выбрасывать, они должны быть съедены.
-Бабушка! Прости меня… Что я так... Что я такая... Я больше не буду играть в эти дурацкие компьютерные игры!- долго подбирая слова, наконец выдала девочка.
- Светочка! Детка! Не в этом дело. Ты играй и радуйся тому, что у тебя есть эта возможность- играть, ведь ты живешь в мирное время! Но только цени, что не голодаешь, что в доме тепло, светло, что голову тебе приходится ломать не над тем, где взять хлеба, как выжить, а каким лаком сегодня накрасить ногти, и что джинсов у тебя - пошлый шкаф, что родственники твои живы и здоровы. Играй и никогда не забывай, что это может когда-то в один момент закончиться. Вот так ! Бац! И все! Объявят, что началась война, и ничего у тебя не будет. Нельзя жить в виртуале: не думая, не интересуясь. Наше поколение помнит и знает, что такое фашизм, помнит и ценит то, что сделал наш народ для того, чтобы уничтожить эту заразу. А вот ваше… Для вас это – пустой звук, вы не хотите слушать стариков. А на чужих ошибках учиться – это так чревато. Но мы же не вечные: с каждым днем нас становится все меньше. Ты уже выросла и должна сама делать выводы из того, что видишь. Берегите этот мир, он такой хрупкий! Настает время, когда вы сами, без наших подсказок и напоминаний должны будете управлять им. Не повторяйте ошибок прошлых поколений! - женщина плакала, говоря это, сбиваясь и повторяясь, но ей так хотелось достучаться до сердца этого юного создания, которое ничего не знало об ужасах войны.
Светка заметила, что бабушка, увлеченная рассказом, растроганная воспоминаниями о своем блокадном детстве, так ничего и не съела. Ей стало ужасно жалко старушку. Встав из-за стола, девочка подошла к бабушке, склонилась над ней и обняла.
-Бабулечка! Я тебя очень прошу: не плачь! Я тебя так люблю! Что мы будем делать без тебя? Вот и котлеты у тебя - самые лучшие: никто не умеет их так вкусно готовить! И еще: нам вот в школе много раз рассказывали про войну, но все это было про кого-то, поэтому не трогало… А вот ты так смогла об этом рассказать, что у меня — мурашки по коже. Я все поняла: не такая уж я и недоразвитая. Обещаю, что буду помнить, что такое война, и детям своим расскажу, как вы с бабой Олей для фашистов мастерили бомбочки. И в виртуале больше не буду прятаться от этого мира, - ласково, как говорят только с маленьким ребенком, сказала Света.
Так они и сидели, обнявшись, правнучка и ее прабабушка - сегодняшний день и день позавчерашний.
- Вот теперь я вижу, что ты вышла из виртуала! Раз сопереживаешь вместе со мной, значит, до тебя что-то дошло! Теперь я за тебя спокойна! Надеюсь: другие бабушки и дедушки тоже найдут слова , чтобы вернуть своих внуков из потусторонних компьютерных миров в мир реальный. Вот теперь и умирать не страшно! - попыталась пошутить Надежда Степановна. А когда глаза совсем высохли, как высыхает асфальт летом после теплого дождика, она вспомнила:
- Так моя котлета совсем остыла: совсем про нее забыла. А я проголодалась, однако!
Морщинистая рука потянулась к тарелке с остывшей котлетой, и обед продолжился…
Нет комментариев. Ваш будет первым!