А во дворе у белой трехэтажки,
Гурьбой играет в мячик детвора.
И громче всех хохочет там Наташка,
Готовая смеяться до утра.
Среди детей она, утенком гадким,
Худым мальчишкой выглядит сейчас.
Так неуклюжи все ее повадки.
Лишь искрами сияют блики глаз.
Она смеется весело и звонко,
С хрустальною, звенящей чистотой.
И так глаза сияют у девчонки ,
Восторгом, необычной добротой.
Ее , все радует,сейчас, на свете
И всех вокруг она боготворит.
Ведь, так чисты бывают наши дети,
Когда у них, в душе, огонь горит!
И так мне захотелось, чтобы с годами,
Поняв, что бог красой не наделил,
В ее душе не потушился пламень,
А дал бы ей для жизни больше сил.
И, чтобы нашелся, кто не променяет,
Ее красу, на чистоту души.
Ведь , так прекрасен ,этот чистый пламень,
Хотя черты лица - нехороши!
Гурьбой играет в мячик детвора.
И громче всех хохочет там Наташка,
Готовая смеяться до утра.
Среди детей она, утенком гадким,
Худым мальчишкой выглядит сейчас.
Так неуклюжи все ее повадки.
Лишь искрами сияют блики глаз.
Она смеется весело и звонко,
С хрустальною, звенящей чистотой.
И так глаза сияют у девчонки ,
Восторгом, необычной добротой.
Ее , все радует,сейчас, на свете
И всех вокруг она боготворит.
Ведь, так чисты бывают наши дети,
Когда у них, в душе, огонь горит!
И так мне захотелось, чтобы с годами,
Поняв, что бог красой не наделил,
В ее душе не потушился пламень,
А дал бы ей для жизни больше сил.
И, чтобы нашелся, кто не променяет,
Ее красу, на чистоту души.
Ведь , так прекрасен ,этот чистый пламень,
Хотя черты лица - нехороши!