Нет,
пожалуй, такого городка, села или хутора, где бы не было своих "Ромео и
Джульетты”. Одних так называют за подлинную любовь и страсть, а других - в
насмешку, в качестве пародии на великих любовников и мучеников родовой мести.
"Ромео” и
"Джульетта” нашего поселка - были вовсе не юношей и девушкой, а взрослыми
людьми, обремененными большими семьями, причем людьми уже достаточно пожилыми. Казалось бы, живи
себе тихо и смирно, не смеши людей, не позорь себя и свою семью. У обоих было
по четверо детей, и их любовный роман начался и продолжался даже тогда, когда
их собственные дети стали взрослыми и сами уже заимели своих детей.
Наша
сельская "Джульетта” была лет на 10-12 моложе"Ромео”. В далекой молодости она была довольно симпатичной женщиной,
участвовала в художественной самодеятельности, но тяжелая работа в стройчасти и
четверо почти подряд родившихся детей быстро ее состарили. К тому же она
частенько выпивала и постепенно опустилась. Нужно было бы обладать богатым
воображением, чтобы увидеть в этой "маленькой маме” (так еще называли женщину в
совхозе за маленький рост и плодовитость) желанную женщину.
"Ромео” то
же не был ни красавцем, ни атлетом: худой и жилистый, невысокого роста, с
семенящей походкой, он всегда, при любой
погоде, ходил в кителе и в фуражке с высокой тульей военного покроя. Кстати, и
китель, и фуражку он сшил себе сам, так как был хорошим портным. До этого он,
правда, был какое-то время агрономом, но в агрономии совсем не разбирался и
попал под сокращение штатов. А вот портным он был хорошим, но еще большие успехи имел по "женской части”. О его амурных делах
знал весь наш небольшой поселок, почти все его встречи и романы фиксировались
обывателями и часто становились предметом розыгрыша или злых шуток.
Как-то
рабочие стройчасти выследили наших "Ромео” и "Джульетту” ранним утром в Доме
быта, стареньком деревянном домике со ставнями. Они закрылись на внутренний
замок и думали отсидеться там, не отвечая на громкие крики извне с требованиями
выкупа (всего лишь за литр водки!). Но только тогда, когда рабочие принесли
гвозди и молоток и приготовились заколачивать ставни, осажденные, наконец-то, сдались и вышли на свет божий...
Один раз и
мне самому невольно пришлось стать участником розыгрыша. Дело в том, что мы с
женой были в неплохих отношениях с "Ромео” и его женой, частенько вместе играли
в карты, иногда вместе с ними отмечалипраздники, дни рождения. Как-то в начале зимы, когда я злой и голодный
шел на обед из школы, меня задержал сосед-старик и, показывая на идущую куда-то
в степь по пахоте женщину, сказал: "Вот видите, Григорий Тихонович, ту сумасшедшую
бабу. Это "маленькая мама” пошла к кирпичному заводу на свидание. Сейчас должен
туда же пойти и ее дружок”.
Не успел я
доесть тарелку борща, как раздался стук в дверь, это добровольный страж
нравственности, сосед, пригласил меня посмотреть, что этим же маршрутом через
поле брел мой приятель. Погода стояла просто отвратительная, дул сильный ветер,
шел дождь со снегом, нужно было обладатьбольшим мужеством и еще большим пылом, чтобы в такую погоду идти за два
километра от совхоза, в заброшенный домик
без окон и дверей, чтобы заниматься там любовью...
Дня через три зима все-таки восторжествовала,
снег лег на землю, установилась пороша - любимая пора охотников. После уроков,
захватив ружье, я пошел на охоту. Мой путь проходил как раз невдалеке от этого
заброшенного домика. Я поддался искушению и заглянул в него. В углу лежала
большая куча соломы, нетрудно было догадаться, что именно она являлась любовным
гнездышком. Я немного постоял в раздумье, а потом будто какой-то бес толкнул
меня в ребро. Нашарив в кармане кусочек мела, я крупными буквами написал на
стене: "Мой друг! Берегись! Тебя выследили!”
Прошло
несколько дней, мой приятель пришел в гости, чтобы поиграть в карты, сказав, что жена подойдет
попозже. Играем мы с ним, а меня все подмывает узнать: был ли он в этом домике, читал ли мое предупреждение?
Долго я боролся с искушением, но потом не выдержал и все же спросил: "Ну, как,
ты читал мое предупреждение”? "Что? Что читал? Какое предупреждение? Где читал?”
- спросил он меня. "Да надпись на стене
читал? В одном заброшенном домике?...” Нужно было видеть его реакцию! Бросив
карты, он не своим голосом закричал: "А еще директор школы называется!”. "Ага, значит, все-таки читал!”, -
удовлетворенно подумал я…
Прошлоне менее двух недель прежде чем нам удалось с ним помириться и
продолжить карточные игры. В этот домик "молодые” больше не ходили, очевидно,
нашли какое-то другое укромное место. Случай же этот мне вспоминается до сих
пор, и я невольно прихожу к выводу, чтострасть бывает все же порой сильнее, чем старость и разум.