« Сорокалетний житель города Перт
(Австралия) во время купания в океане подвергся нападению двухметровой голубой
акулы, более известной среди местных жителей под названием «акула-убийца» (два
метра – это ещё детёныш. Взрослые особи легко зашкаливают за три). В результате
мужчина получил серьёзные ранения, но вышел победителем из, казалось бы,
безнадёжной схватки с этим подрастающим океанским чудовищем. Более того, истекая
кровью, он смог завести свою машину и проехать более двадцати километров до
ближайшей больницы, где ему была оказана экстренная медицинская помощь. Причём
в больницуон приехал не один, а с той
самой акулой, которой в пылу схватки нанёс серьёзные ранения. В настоящее время
здоровье мужчины не вызывает опасений, чего не скажешь об акуле, которая уже
трети сутки находится под постоянным наблюдением врачей-реаниматологов и срочно
доставленных из Канберры ветеринаров, специализирующихся по морским и океанским
обитателям, Австралийская общественность пребывает в недоумении: так кто же с
кем сражался, каковы шансы у акулы на благоприятный исход и вообще зачем он её
спасал?»
-
А действительно зачем? – задумчиво спросила Нюся то ли Верёвкина, то ли саму
себя. – А, Верёвкин? Ты как думаешь – зачем?
-
Что? -он то ли не понял, то ли не
расслышал её вопроса.
-
Ты о чём спрашиваешь?
-
Об акуле, - сказала она и показала на статью в газете. – Жалко.
-
Себя пожалей, - хмыкнул он. – Хотя конечно. Она же не человек. Она с зубами. Ладно,
мне пора. Пойду я.
-
Да, конечно, - согласилась Нюся. – Иди.
-
Что значит «конечно»? – повысил он голос, моментально заводясь. -Ты опять? Да, я ухожу! Всё! Надоело! Мне,
слава Богу, уже сорок три и мне есть куда уйти! Вот только ты-то с чем
останешься? И скем?
-
Чаю хочешь? – спросила она и, не раскрывая рта, зевнула.
-
Вот! – поднял он вверх указательный палец. Это было один из его любимых жестов:
так вот назидательно воткнуть палец вверх. Этот жест нёс в себевеликое множество значений, от
многозначительного сомнения до решительного утверждения. Сейчас он однозначно
означал последнее.
-
С тобой же нормально поговорить нельзя! Ты же сразу уходишь от серьёзного
разговора!
-
Значит, не хочешь, - поняла она. – Зря. Я только сегодня пачку купила. «Брук
бонд». Говорят, бодрит.
-
А чего чаю-то? – зло загорелся Верёвкин, с вызовом блеснув глазами. – А давай
шампанского, а? Простимся весело, как интеллигентные люди! У нас же оставалось
шампанское, ещё с Нового Года! Я его тогда пробкой нарочно заткнул, чтобы газ
не выветрился!
-
Твоя пробка вылетела, а в бутылку тараканы залезли. И я вылила. В раковину.
-Да?
– то ли растерялся, то ли расстроился он, то ли просто нарочно сделал такой
расстроенный вид. – Жаль. Значит, залезли и назюзюкались перед смертью. Досыта…
-и вдруг хихикнул несерьёзно. – Можно
позавидовать: счастливые люди эти тараканы! Подохнуть от шампузы – это так изысканно!
Прямо как в дешёвых романах!
-
И шерстяные носки возьми, - напомнила она. – А то передавали: завтра уже похолодает.
С северо-запада движется антициклон.
-
Да,-согласился он. – Каждый день этот
циклон движется, движется… Куда движется? Зачем? Кто его просит? Носки надо взять. Ты же
знаешь, у меня постоянно мёрзнут ноги. Ты их заштопала?
-
Заштопала.
Она
ушла в большую комнату и вернулась с носками.
-
И к сапожнику зайди. Он теперь уже должен был починить. Да и второй ботинок
надо было сразу отдать. Пусть бы ещё шов поставил на подмётку. На этих ботинках
самое слабое место – подмётки.
-
Китай. Ширпотреб, - согласился он. - Может, лучше новые купить?
-
Купи. В новых на работу будешь ходить, а в этих – так, мало ли выйти куда. И
вообще побольше гуляй. Помни о своём гемоглобине.
-
Мама, отправьте меня в жёлтый дом, - сказал он. – При чём тут мой гемоглобин? Я
ухожу, поняла? На-сов-сем! Я если останусь, то завтра с ума сойду!
-
Нет, с ума сходить не надо, - отрицательно качнула головой она.
-
Рано ещё с ума. Ещё успеется. Надо хотя бы пенсию заработать, - и уставилась в
окно. А вот это была уже её любимая привычка: ни с того, ни с сего уставится
туда, в окно и смотрит, смотрит, смотрит. На что смотрит? Чего разглядывает?
Там же нет ничего, кроме старой помойки, новых качелей и драных котов, орущих
так, как будто у них круглый год месяц май! Нет, ну совершенно невозможная
женщина! Мамонт! Выдержка как у спецназовца!
-Да
скоро осень, - сказала она, не отрываясь от окна. – А в Австралии осень бывает?
-А
тебе не всё равно? – он попытался придать голосу грубый тон, но это ему не
удалось. Он был человеком капризным, по-женски взбалмошным, порой совершенно
непредсказуемым, но грубым - никогда. Воспитание!
-
Наверно, бывает, - сказала она. – Осень везде бывает. Даже в Антарктиде. По
телевизору говорили. Когда картошку поедем копать?
-
Да, живут же некоторые… С акулами дерутся, в океане купаются… Кенгуру,
крокодилы. Бумеранги на лету, и обязательно возвращаются. Обязательно. Дикость
какая… Всё не как у людей…. Ты что-то спросила?
-
Да. Про картошку.
-
Массовая копка пятого, - ответил он и, словно опомнившись, вкинул на неё глаза
и чуть не застонал.
-
Какая картошка! Ты сама как картошка! Нет, это просто невыносимо!
-
Интересное сравнение, - согласилась она.
-
Какое ещё сравнение?
-
С картошкой.
-
Интересней не бывает! – на этот раз его просто прорвало. – Нельзя же быть
такой… совершенно бесчувственной! При чём тут картошка? Я ухожу! Или ты этого
так и не можешь понять? Или не хочешь? Или ты вообще ничего не слышишь?
-
Я понимаю, - кивнула она. – Уходишь. Чего тутнепонятного? Но картошка-то в чём виновата? Сажали, пололи, окучивали,
жука собирали -и что, теперь бросать?
Жалко.
-Да,
выкопать надо, - так же моментально как завёлся, остыл он. – Как говорится,
любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, - и попытался улыбнуться.
Улыбка получилась жалкой, лакейской, привычной. Он понял это и снова напрягся.
-
Кстати, от картошки быстро вес прибавляется, - напомнила она. –А ты худеть хотел.
-
Питание – интимное дело, - решительно возразил он. – А все эти диеты дурацкие –
настоящее варварство! Грубое вмешательство в пищеварительный процесс! Я,
пожалуй, ещё чашку возьму. Да, вот эту, для чая. Я к ней привык.
-
И, если хочешь, ещё чайник заварочный, - добавила она. – Чего он без дела будет
стоять? Я же чая мало пью.
-
А я много, да! – опять повысил он голос. – И ты прекрасно знаешь, что пью из
пакетиков. И что никогда в чайнике не завариваю! Это ты нарочно сейчас про
чайник сказала, да? Чтобыменя позлить?
-
Это совершенно необязательно, - пожала плечами она. – Я просто подумала, что он
может тебе пригодиться.
-
Всё! – сказал он и, хлопнув руками по коленям, решительно поднялся со стула. –
Пошёл. Как говорится, жизнь моя – железная дорога, вечное движение вперёд!
Счастливо оставаться.
-
Про сапожника не забудь, - напомнила она. – А то он с двадцать пятого в
отпуске.
-
Ему платить?
-Нет,
я уже. Только забрать.
-
Жулик он, этот твой сапожник. Деньги берёт, а через неделю подмётки опять
отваливаются. Наглец каких поискать.
-
Но других-то всё равно нету… - пожала она плечами.
-
Вот так и живём. Жулья полно, а подмётки худые. Чао!
Верёвкин
вышел на лестничную площадку, брезгливо покосился на шприцы валявшиеся на полу
и подоконнике между этажами (он не любил наркоманов, считая их никчемными
людьми и угрозой обществу), спустился вниз пешком (он не пользовался лифтами,
потому что однажды застрял в нём на целый час, и ведь ни одна сволочь, ни одна
тварь…), прилежно обошёл по периметру квадратный по форме двор ( а ведь мог бы запросто
пересечь его по диагонали, и за этот поступок его никто бы не осудил, потому
что всем глубоко и безразлично чихать как ты здесь ходишь-бродишь) и вышел на
всегда непозволительно шумный, непозволительно грязный и непозволительно
бесцеремонный проспект имени товарища Фабрициуса (кто такой, этот Фабрициус, Верёвкин
не знал и знать не хотел. Наверно, какой-нибудь вождь мирового значения.).
После чего шумно вздохнул, поднял воротник своего демисезонного пальто и
остановился на автобусной остановке, чтобы культурно дождаться автобуса,
следующего по маршруту номер пять. Автобус через шесть остановок останавливался
прямо напротив общежития, в котором Верёвкин имел угловую комнату номер
двадцать восемь-бис на удобном третьем этаже и которую, переехав в прошлом году
к Нюсе, предусмотрительно не сдал, словно предчувствуя печальные последствия
своей неудачной попытки в очередной раз наладить лично-семейную (или как там
она ещё называется) жизнь. Не
получилось. Бывает. Не будем отчаиваться. Главное, жив, здоров и не нужно
платить никаких алиментов.
-
История с акулой-убийцей получила неожиданно широкий резонанс, - сказал теледиктор.
Нюся обратила внимание: у диктора были большие и острые зубы, которыми он
совершенно не стеснялся улыбаться.
-
Австралийская общественность требует создать для лечения пострадавшей все
необходимые условия… Инициативной группой открыт специальный расчётный счёт в
«Австрэлиен-бэнк», на которыйжелающие
могутпереводить денежные средства…
Журналисты уже окрестили несчастную пострадавшую «малюткой Дэнси» по аналогии с
названием залива, в районе которого и произошла эта ужасная трагедия… По словам
одного из видных членов парламента, не пожелавшего обнародовать своё имя,
ситуация, случившаяся с несчастным животным, будет вынесена на очередное
заседание подкомиссии по охране окружающей среды….И вот только что мировые
телеграфные агентства передали экстренное сообщение: в результате грубейшей
хирургической ошибки «малютка Дэнси» потеряла зрение. У госпиталяв эти минуты проходит бурный митинг, на
который, по разным данным, собралось от трёх до пяти тысяч человек. Общественность
возмущена и требует привлечь горе-эскулапов к уголовной ответственности за
непрофессионализм и халатное исполнение своихслужебных обязанностей. Сразу после сообщения о потере зрения целевой
счёт движения «Спасти малюткуДэнси» в«Австэлиен Бэнк» вырос в пять раз, и теперь
активисты движения планируютна
собранные средства построить для несчастной рыбы персональный аква-парк, так
как теперь она не сможет спокойно и безопасно жить в открытом океане, потому
что в этом случае рискует стать лёгкой добычей океанских хищников, самым страшным,
самым коварным и самым безжалостным из которых является, конечно же, сам
человек.
Носки
забыл взять, подумала Нюся, взглянув на стул. Она поднялась и положила их
назад, на среднюю полку. Ещё пригодятся. Не будет же Верёвкин всю осень и всю
зиму ходить в одних хлопчатобумажных! Так и до простуды недалеко.
На
следующий день Нюся перевела в «Австрэлиен Бэнк» сто долларов. Она хотела
перевести больше, но по пути на почту ей попался обувной магазин, и она купила Верёвкину
шикарные зимние ботинки из кожи кенгуру.
Спасибо, Борис, за прочтение. Ощущение? Да, именно ощущение. Обыденности, ежедневности (или повседневности), бесцветности, СКУЧНОСТИ. Мы же так изо дня в день и живём. Именно В ЭТОМ ОЩУЩЕНИИ. Я не хочу разбираться, хорошее оно или плохое. Оно просто ТАКОЕ. Жму руку.
Трагическое и комическое рядом- это наша жизнь.Мы, люди, по разному реагируем на одно и тоже событие.Расставание для этой пары- драма. Но Нюся верит в его возвращение, а Верёвкин уже устал от своих попыток создать семью. И смешно, глядя на них,и жалко ...Так же и с акулой- кипят страсти вокруг неё, но она первой напала на человека... Хорошо описаны две драмы- не сложившихся отношений двух людей и пагубное влияние человека на природу.