Параллель

 

© Copyright: Виталий Гольдман, 2013

Регистрационный номер №0132676

от 23 апреля 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0132676 выдан для произведения:

 

 

 

ПАРАЛЛЕЛЬ

 Драматическая поэма 

 

Персонажи

 

виртуальные:  

 Дух Высоцкого; 

Нахал Нахалыч — Император нечистой силы; 

жёлтый старик в эполетах,

дама в газовом платье,

старуха с красными глазами,

голая девочка;

бабка в фойе;

пионер;

тятя - начальник всех сетей связи ; 

 

реальные: 

 Гоша — научный сотрудник НИИ связи, пишет диссертацию

и стихи, живёт в коммунальной квартире с

мамой, потом с женой и ребёнком;

Таня — сначала подруга, потом жена Гоши; 

Владик — друг Гоши, художник, живёт в коммунальной 

квартире в комнате,которая примыкает к мас- 

терской с витринными окнами на первом этаже; 

Ольга — жена Владика, в прошлом партработник;

полковник- разведён и живёт неизвестно где; 

дядя Федя — родственник Гоши;

мальчик полутора лет — сын Тани и Гоши;

сослуживцы Гоши (Клим Каракулев — начальник,др.);

одинокий гость; 

толпа на Таганской площади; 

знакомые Гоши и Владика.

 

 

 

 

 

Эпиграф 

«Простит ли нас наука за эту параллель, 

за вольность толкований и теорий»

В. Высоцкий «Сначала было слово...»

 

 

Пролог 

 

Кровоточит израненное сердце.

Кинжал — в крови. 

Здесь бесконечность бродит по соседству. 

Ищи, лови!

Вот чистый лист.

Он ждёт. 

Долой беспечность!

Его ль предашь? 

Крестом Распятья целит в бесконечность

Мой карандаш.

 

Гоша 

- Владимир Семёнович! 

Где же 

теперь Ваши ярость и боль? 

 

Дух Высоцкого

- Теперь? Только в песнях. 

 

Гоша 

- Всё тех же? 

 

Дух Высоцкого 

- Не сыграна главная роль. 

 

Гоша 

- Как сполох, взметнулись на небо. 

Ей-Богу, мне хочется выть. 

 

Дух Высоцкого

- Ну, разве я рядом не был?

 

Гоша 

- И не перестанете быть.

 

 

Действие 1

Высоцкий ещё жив

 

Письма

Картина 1

 

 

1. Гоша - Тане

«Девочка, милая, здравствуй!

Ты не ждала? Не ругай!

Слышишь, как сердце напрасно

выстучать хочет «Прощай!»

Летом мы счастливы были...»

 

2. Таня - Гоше

«Холодно в сердце моём.

Мы не о том говорили.

Всё не о том, не о том...» 

 

3. Гоша - Тане

«Вспомни!

Последний раз в стаканах чай.

Прощай!

На даче — вечер и печаль.

Пей чай!

Ты помнишь, мы ложились спать,

шёл дождь.

Ты дверь не стала запирать.

Ну, что ж.

Взяла Цветаеву: «Стихи.

Прочти.» 

...Прости мне все мои грехи,

прости!

И приезжай, ну, приезжай, 

молю!

Я так люблю тебя, ты знай,

люблю...

Ты ушла насовсем,

когда стали лиловыми сливы.

Долго шеи лебяжьей 

изгиб колыхался в окне.

Словно пламя свечи,

словно руки сторукого Шиввы,

он двоился и множился ,

рос и остался во мне.

Всё, что было во мне

от моих застарелых пороков,

я один уничтожу

раскаяньем, верой в Христа.

Мне сурово с икон

просветлённые лица пророков

указуют дорогу,

до смертной черты, 

до креста...

Я молил пустоту,

к твоей тени взывая порожней:

долго ль быть мне в аду,

на твоём не сгорая огне?..

Всё горит поцелуй,

опаляющий и безнадёжный.

Ты ушла насовсем.

Поцелуй будет вечен во мне».

 

4. Таня - Гоше

«Нельзя обманывать доверчивое сердце.

Не святости от кавалеров ждут.

Не надо бить на святость. Страстотерпца

мольбы и пени от чего спасут?

Разочаровываться в людях тяжело...

Устав от мук назойливой мигрени,

ты, помнишь, в воду опускал весло,

с волной соединяя пенный гребень.

А я, как экстрасенс, тебя врачуя, 

устала душу изливать в словах.

Твоя религиозность — смерти страх.

Пиши мне о другом. Не то смолчу я...

Ты мне читал Цветаевой страницы.

Все пятна книги знал наперечёт.

Ещё мы точно знали наперёд,

что этот вечер вечно не продлиться.

А утром я сказала: »Брось читать!»,-

и поднялась, слегка оправив платье.

И было в этом столько неприятья

и сожаленья горького — как знать.

Но ты не знал,

как тянутся минуты

до наших встреч

и как быстры часы

свиданий...

Кажется мне, будто

друг перед другом мы

не до конца честны.»

 

5. Гоша - Тане

«Казалось, поезд не хотел

вокзала покидать.

Я всё сказать тебе успел?

Успел ли?

Всё?

Сказать?

На сочлененьях рельс

колёс

чуть слышен перестук.

Я всё сказал?

Я всё донёс?

Сказал ли?

Всё? 

Мой друг!

 

 

Перрон под ноги уходил

с медлительностью сна.

Я не шутил,

я не кривил.

Я пил

судьбу

до дна.

Текла потухшая Москва

под шорох 

шин

колёс...

Мне стало больно за слова.

За все

слова

до слёз...

«Старик» Ван-Гога на стене

позвал меня к окну.

Но ты не объяснила мне,

как слушать тишину...

К твоим ногам,

задумчив и устал,

слагаю груз сомнительного свойства.

Мне Бог из кладовых его достал,

а я тебе, родная, отдаю.

К твоим ногам слагаю жизнь свою

в надежде на её переустройство»...

 

6. Письмо Гоши к Владику (из отпуска)

 

"Влад! Апологет безобразия!

Прими мой привет из Абхазии!

Читай и заметь между прочего:

здесь жизнь я веду беспорочную...

Напрягся мотор зло и круто,

и тронулись мы. Пора!

Был бодрым и свежим я, будто

не три, а десять утра.

И ветер, на шалости падкий,

свивался, свистел позади.

Скорее, вперёд, без оглядки!

Чтоб дух захватило в пути..

И вот я в деревне (Некрасов

похожее что-то сказал).

Цитатой посланье украсив,

поведаю, как коротал

я жаркие летние ночи...

Сторожка. Семь ульев. Садочек...

 

Едва успеет месяц народиться,

обито небо звёздным полотном,

и я, испив колодезной водицы,

сплю на земле, пропахшей молоком.

Мне снится степь и пар над рожью зыбкой.

Мешая с пылью вязкую слюну,

идёт мой дед в солдатской бескозырке

на первую германскую войну. 

Ударит ветер в колокол-берёзу, 

лизнёт листву шершавым языком. 

И брызнут накопившиеся слёзы

из глаз солдаток, ставших у окон...

 

Проснусь — тоска. И снова клонит в сон.

Ужасно мне в деревне надоело.

Встряхнуться я решил.

- Что ж, это дело!-

одобрил дядя Федя. Это он

примчал меня сюда в своей «Победе».

- Махнём на юг, - сказал я дяде Феде.

- На юг? Давай!

- Вперёд, за счастьем новым! -

вскричал я в состоянии кайфовом...

 

Вновь ниткой прошила дорога

усы проржавевшие ржи,

леса, что взметнулись упруго,

и гор голубые кряжи...

Вот дачный юг.

Здесь детский плач — 

совсем не горе.

Здесь за плечами,

словно плащ,

волнами

море.

Здесь любят все хорошую погоду.

У пляжных женщин — бёдра напоказ.

А у мужчин — строительный экстаз.

Преобразуют дачную природу.

Вот если б грязь — не вытащить ноги -

и дождик окладной часов на двести,

тогда бы я застал тебя на месте,

и ты вернул мне книги и долги.

Чем чёрт ни шутит!

Но пока

у пляжных женщин — бёдра напоказ:

Используют хорошую погоду.

А у мужчин — строительный экстаз: 

преобразуют дачную природу.

Хочу дождя! Хотя бы дней на семь.

Но чтобы грязь — не вытащить ботинка.

Не пьётся по жаре... Я всё же пью и ем.

Закуска. Пиво. Водки четвертинка.

 

Впрочем, здесь, как и везде, 

женщины бывают разные:

отзывчивые

и глухие.

Глухие — часто ещё и слепые. 

Отзывчивые — забывчивые”.

 

 

Ещё отпуск 

Картина 2.

 

(Гоша со товарищи входят в чебуречную, где их давно и хорошо знают)

 

Гоша

- Заходите, товарищи!

Распрострите крыла.

 

Полковник

- На закуску возьми мне щи.

 

Гоша

- Сдвинем в ряд два стола!..

(Разливают портвейн по стаканам)

Ну, вперёд!

 

Полковник

- С приездом, Гоша! Будь!

 

Владик

- Пить — упасть, а выпить — отдохнуть.

 

Гоша

- Чего мельтешить и куда нам стремиться?!.

 

Владик

- В руках не унять благородную дрожь.

 

Полковник

- Живи, как придётся, живи, как случится,

как любишь и знаешь, как можешь и хошь!..

(О своём)

В доме отчем чужой я и лишний

и блуждаю в потёмках, как крот.

 

Гоша 

- Да пошлёт нам луч света Всевышний

от своих неизбывных щедрот.

 

Полковник

- Не простила, и я не прощу.

Не полезу на нож и под дуло.

 

Гоша 

- Я на Господа не возропщу.

 

Владик

- Что-то холодом вдруг потянуло...

(Гоше)

На судьбу не ропщи. 

Без несчастной любви нет поэтов, дружище.

 

Гоша — Владику

- Ты художник. Ищи!

И любви несчастливой отыщешь.

 

Полковник

- От злой любви никто не помер,

хоть пишут лирики-врали.

Мир — на щеколде!

Бармен!.. Повар!.. (никто не подходит)

Одни мы, значит! Короли!

(Выпивают без закуски, так как её уже нет).

 

Гоша 

- Так бесило меня бессилье,

недоступность ушедшей первой,

что извёл я себе все силы,

истрепал последние нервы.

Пьянкой, дымом табачным, друзьями,

за день снова ушлёпанным полом

измотал я всю душу и маме.

Сеть морщин на лице весёлом.

Но всё меньше в лице веселья.

Грудь щемит от раскаянья сынова.

 

Полковник

- Во хмелю не творил бы стыдного -

не кусал бы и губ с похмелья.

(Гоше, видя, что всё выпито, укоризненно)

Хозяин ты рачительный.

И то сказать — хорош! 

 

(Гоша открывает портфель, откуда торчат горлышки 0,7.

Настроение друзей повышается)

 

Гоша

- Ну, много не рассчитывай,

а пей, брат, сколько хошь.

 

Владик

- Говорил, не могу без красивой любви -

и смог.

 

Полковник

- Не звучит меж своими людьми

твой слог.

(Гоше)

Отхватил ты , братец, счастие,

стал, как я, отставником.

 

Владик

- А без женщин, как в ненастие

в океане... Что кругом?

 

Полковник

- Устав от домашней войны,

я пьянствую напропалую.

Мне снятся похмельные сны,

как будто я сына целую...

А сам, бывало, приду,

и нутро остужу простоквашей,

зря не стану орать,

завалюсь как попало в постель,

а, проспавшись, жену

угощу я берёзовой кашей, 

живописно разделаю 

под акварель и пастель.

 

Владик

- Довольно ворчанья и злобы...

 

Полковник

- Налей портвешку мне — для пробы.

 

Владик

- Сына ты уступил без дуэли.

 

Полковник

- Об одном лишь я Бога прошу,

чтобы птицы по-прежнему пели

над тропой, что ведёт к шалашу.

Чтоб на даче по просеке узкой

шёл я с сыном купаться на пруд.

 

Владик

- А навстречу она, в белой блузке.

И в руках её ивовый прут.

 

Полковник (продолжает)

- И на солнышке после купанья 

раствориться б в траве до конца! 

Одуванчиков тёплые ткани

мягко спрячут морщины лица.

 

Владик

-Тут она-то тебя, дуралея,

и огреет мочёным прутом.

 

Гоша

- Что ж, за дело! Он, мать не жалея,

притащил её в отчий свой дом.

 

Полковник

- Я привёл её в дом, не заботясь,

о грядущих нерадостных днях.

И остался пожизненный оттиск

на висках моих... и на плечах

 

Владик 

(с трудом выговаривая)

- Выздоравливанье, выздоровленье...

 

Полковник

Умерщвление как излеченье.

 

Гоша

- Что несёшь ты?

 

Полковник

- Ну, самую малость.

Мало свету ребёнку досталось.

При отце без отца жить пришлось.

 

Владик

- Ничего , подрастёт он, авось...

 

Полковник

- Мне глаза его снятся глубокие.

 

Владик

- Одинакие мы, одинокие.

Ты с нею ниточку свою тяни-знай!

Пусть высыпает пред тобой всю дурь.

 

Гоша

- Завидное спокойствие цинизма

нас не спасает от житейских бурь.

 

Полковник

- Что за жизнь?!. То печалюсь, то сетую...

 

Владик 

- Уповай , брат, на русский «Авось».

 

Полковник

- Променять мне на жизнь беспросветную

беспробудную дурость пришлось...

Не взял ни мебели, ни денег. 

С бельём исподним лишь портфель...

 

Гоша (как бы от автора)

- Седой полковник, разведенец,

глушил стаканами портвейн.

 

 

Театр 

Картина 3

 

(Гоше снится зима) 

 

- К театру иду через площадь.

Хлёсткий буран сквозит.

Но мне туда надо очень.

Ночь. Мой костыль скользит.

Вот перешёл — у двери

струится стеклянный пар. 

Была- не была! Проверю.

Шагнул - и в тепло попал.

Нет никого в вестибюле,

в неубранном сером фойе.

Бабка сидит на стуле

в чистом исподнем белье.

 

- Милый ты мой, бесценный!

Шёл к нам аж тридцать минут.

Иди поскорей на сцену!

Тебя уж давно там ждут.

В зале темно. На сцене

неяркий солнечный свет.

Преодолеваю ступени.

Кто ждёт? - Никого здесь нет.

На блюдечке сцены

коврик

цветов 

расстилается,

как золотистый кофе 

переливается.

Не густо зрителей в зале.

Спутан порядок весь.

За спинками кресел - сзади -

люди попрятались.

Висит голубая тряпка.

Ну, небо! Ни дать, ни взять...

Где люди?..Я ёжусь зябко.

Я должен им что-то сказать.

 

- Послушайте! Если вы живы,

то киньте мне слово - ловлю!

Ваш стыд - показной, страх - лживый.

За что только я вас люблю?

 

В прозрачном газовом платье

дебелая дама встаёт:

 

- Вам много за это платят?

 

В глазах её пламень и лёд.

 

Жёлтый старик в эполетах

выходит из-за рядов:

 

- Терпеть не могу брюнетов.

Чаша полна до краёв.

 

Сабля грохнулась оземь.

Жёлтый старик пропал.

 

Гоша

- Куда?.. Нет, давайте спросим,

за что на меня напал.

 

- Подонок! - хрипит старуха,

два красных глаза горят.-

Ты, кажется, поднял руку

на нашего ры-ца-ря?..

 

Гоша

- На кой он мне, дьявол, нужен!

Я просто хотел понять,

как тело столь дряхлого мужа

может вас всех охранять.

 

- Вы пошлый, - девочка плачет.

По голому телу - дрожь.

Старуха зубами клачет,

а дама рыдает: - Ложь!

 

Чтоб только куда-нибудь деться,

уходит девочка в ночь.

Больно сжимается сердце.

Чем я могу ей помочь?

 

Я понял: меня не любит

пустой и холодный зал.

Здесь тени живут - не люди.

Спиною я к залу встал.

 

И вот - на грязную тряпку,

которая - весь небосвод -

кругла, как лицо бурятки,

зелёная туча ползёт.

Ветер гуляет вольный,

листьев полно нанёс.

Синие вены молний

лопаются внахлёст.

Стремительней всё и круче!

“Небо» и сцену — долой!

И вот уже это не туча,

а остров летит надо мной.

Взброшенные, как взрывами,

взметнулись вершины гор.

Ели растут над обрывами,

отражаясь в глади озёр.

Отражения елей свисают 

до самых цветов полевых.

Когда надо мной пролетают,

хватаю одно из них.

Упорно к корням от вершины

взбираюсь по веткам тугим...

Поверьте, в том нет ошибки.

То вряд ли доступно другим.

Лечу, замирая от риска,

сквозь донную толщу и муть.

Трассирующие брызги

обозначают путь.

Чувствую, сзади обходят,

Но я не могу — устал.

 

Красна ли смерть при народе?

Сквозь стену врезаюсь в зал.

В зале толпа народу.

Гогот и дикий свист.

Чей-то кулак: - На в морду!

На рёбрах танцуют твист.

В уши визжат:

- Потеха!.. 

Задумал от нас слинять?..

А в морду ещё заехать? 

За копчик на крюк поднять?

Хотел умереть достойно?

'На людях и в любви?

Живи среди нас, покойник,

мучайся и живи!

Нахал Нахалыч! Ваше Величество!

Врежьте ему меж ребёр!

Нагло!

Наглейте!! 

Наглиссимо!!! 

 

Тащат меня на костёр.

 

И я стал просить у Бога:

- Избави меня от мук! -

и выброшен был на дорогу

сотнею липких рук.

 

Я встал и пошёл, шатаясь.

Светает. Костыль скользит.

И странно: никто, издеваясь, 

в лицо мне уже не кричит.

Дорога ведёт к погосту.

Там реет родная душа.

И так захотелось мне: просто -

поведать ей всё, не спеша.

 

У низенькой чёрной оградки

на кладбище я постою

и вспомню морщинки и складки

и тихую песню твою. 

Что долго здесь не был, я знаю, -

причина - не дальность пути.

- Ты сердишься? - Полно, родная!..

Душа изболелась, прости!

Прости же меня, ради Бога,

и душу мою успокой,

полей мои раны немного 

ты мёртвой водой и живой!

Не дай мне упасть ещё ниже -

и так уж я низко стою,

но дай мне окрепнуть и выжить

и вынести долю свою.

 

Вот с этой молитвой и стоном

я шёл к тебе, милая мать.

Пусть ветер на холме зелёном

травой не устанет играть.

 

 

Утро 

Картина 4 

 

Гоша

(вспоминает сон)

- Понатешились власть имущие.

Ручки-ноженьки все хрестят.

Всё им кажется, что могущество -

на чужих плясать на костях.

(Одевается)

 

Все мысли спутались,

порвались нити.

Во сне и то не жизнь.

Ну, извините!

 

(Идёт в ванну, умывается)

 

Здесь в коммуналке

сто устоев и основ.

Не разберёшь причин

ссор и ругательств...

О, сколько мне ещё осталось снов

увидеть здесь и сколько препирательств?!. 

 

(Идёт на кухню, что-то разогревает)

 

В кастрюльном чреве

жир лоснится,

а в коридоре — дух гнилой.

 

(Идёт в комнату с кастрюлей, запирается на ключ. Звонок в дверь.) 

 

Вот — стоит лишь на ключ закрыться,

и в двери ломится запой.

 

(Открывает, входит Владик)

 

Владик

- Немотстсвуешь, старик, в своей пустыне? 

 

Гоша

- Ну, что тебе, - бутылку иль стакан?

 

 

Владик

(игнорирует вопрос Гоши. Задумчиво:)

- Который год дрожит на паутине

у вас в уборной дохлый таракан.

 

Гоша

- Раз думаешь о чистоте сортира,

берись за швабру. Ни к чему сатира.

Башка трещит, а с нею и душа.

 

Владик

- Сочувствую. Но нету ни гроша.

 

Гоша

- Не сочувствуй ты мне. Сам-то — что ты?

 

 

Владик

- Я, как ты.

 

Гоша

- От весны до зимы

утром едем скучать на работу,

а под вечер — домой.

 

Владик

- Как все мы.

 

Гоша

- Вся жизнь моя дурацкая,

как зелие хмельное.

Сначала — диссертация,

потом — всё остальное.

Но мне ишачить больше неохота.

Где я возьму на завершенье сил?

Проделана огромная работа, 

но в долгий ящик

я труд свой отложил.

 

(Кивает на кастрюлю)

 

Поешь, спартанец!

Голодный — знаю.

 

Владик

- Я — голодранец. 

Я — голодаю.

 

Гоша

- Я такое сварил тебе варево!

Пробуй! Нос только крепче зажми!..

Научи, как мне с ней разговаривать!

 

Владик

- Для начала -речами зажги.

 

Гоша

- На службе ли, на улице -

всё неживые лица.

 

Владик

- Как тут не нахмуриться,

как не разозлиться?

 

Гоша 

- За ругань, Влад,

ты б получил патент. 

  

(Владик собирается уходить)

  

Постой, постой!

С тобой я закружусь.

На службу — завтра,

а сегодня — пусть!..

Но ты не заводись, как в прошлый раз.

 

Владик

- Что? В прошлый раз

обидел вас?

 

Гоша

- Пил до зела, ругался, безобразил,

потом уснул. Услышал я твой храп,

подумал:»Чем же ты не Стенька Разин?

Вот только что не так охоч до баб.»

 

Владик

- А ты несправедлив. И это знаешь.

Из отпуска недавно возвратясь,

недобрым словом друга поминаешь.

А ведь помру — и не забудешь враз.

Вновь забредёшь в знакомый переулок

и по привычке постучишь в окно,

захочешь водки, песен и разгула,

и ругани моей, и храпа, но...

не заведёт никто высоцких песен,

да и вдова не пустит на постой.

 

Гоша

- Что ж, в комнате твоей пивную плесень

я обмочу... горючею слезой... 

Пойдём! Махнём пока на всё рукой!

 

Владик

- Э, ладно!

Хрен с тобой! 

 

 

Вечер. Дома у Владика 

Картина 5

 

Владик (Гоше)

- Ловя в стихах предощущенье мира,

ты не умеешь выразить вполне

себя

и пишешь камерно и сыро.

 

Гоша

- Ты убиваешь творчество во мне.

 

Владик

- Коль есть оно, так кто ж его убьёт?

 

Полковник

- С поэтом вместе. Пулей наизлёт.

Ты сам с собой продолжишь этот спор. 

(Даёт Владику деньги)

Беги до трёх вокзалов. На мотор

здесь тоже хватит.

 

Владик

- Там достану. Знаю.

(Уходит)

 

Гоша

- Упрямого поэта вспоминаю.

Недалеко от трёх вокзалов он

встал навсегда под ветрами времён.

 

Полковник

- Больших поэтов надо почитать

и прочитать, и даже изучать.

Вот это осознай без суеты.

 

Гоша

-... Томит меня предчувствие беды,

раскрытая навстречу пасть могилы.

 

(Проходит время. Появляется Владик.)

 

Владик

(выпивает, затем протягивает бутылку полковнику)

- Я выпил свой стакан. Теперь пей ты

и, хочешь, врежь мне в челюсть что есть силы.

(Все выпивают)

Разъярёнными толпами 

жаждущих потных туристов 

захлебнулся наш город,

в конвульсиях бьётся, неистов.

 

Полковник

- Здесь то ли будет лет так через пять

 

Гоша

- Мне Лермонтову хочется сказать:

«Поручик! Вам поставят памятник

на перекрёстке трёх дорог, 

и закачается, как маятник,

седой Кавказ у Ваших ног.

Здесь зазвучит, обозначая торг,

знакомый Вам гортанный говорок».

 

Владик

- Хотел любить, и чтоб его любили.

 

Полковник

- Чтоб мы об этом часто говорили.

 

Гоша

- Чтоб это слово быстро не забыли.

 

Полковник (Гоше)

- Ну, вот ты полюбил, и что - ты Бог?

 

Гоша

- Да, вот я полюбил. Она всё знает.

Но что-то неизбежно отравляет

из трепета возникшую любовь.

Приходят сами сложности, потери.

Сначала возникает мать у дщери,

потом — сестра. И все — под отчий кров.

Мне не уйти от этой круговерти,

от слов враждебных устаю до смерти

и, кажется, на всё уже готов.

И вот тогда себя я забываю,

пью с кем попало, облик свой теряю,

а после зло, томительно пощусь.

Проходит время — каюсь,

вытрезвляюсь

и, кажется, что вновь не опущусь.

 

Владик

- Я вижу, ты созрел.

Ну что ж, покайся!

 

Гоша

- Не заводись, не пьянствуй, не дури!

 

Владик

- С нутром моим ты не соприкасайся!

Снаружи чист, я весь прогнил — снутри 

( Гоша и полковник уходят) 

 

 

Интермедия 

Картина 6

 

 

Гоша

От автора

 

- Каждый день — не так уж часто!, -

где Нева и где Ишим,

под присмотр и гнев начальства

на работу мы спешим.

На работе неустанно

утром пьём горячий чай,

изъясняемся пространно:

вышел где какой случАй,

о политике и спорте...

Соглашайтесь или спорьте!

Также — сплетни, анекдоты,

в день получки — выпивон.

Понедельник — день зевоты,

неуклонно клонит в сон.

В этот день — не до работы:

можно книгу почитать

или в шахматы сыграть,

иль кроссвордик разгадать

в газетёнке от субботы...

Но лучше дома полежать.

 

Вот на этом фоне сером

я искал другой пример.

 

Как-то встретил пионера.

 

- Как успехи, пионер?

 

- В магазинах этим летом, -

сразу он рапортовал, -

есть печенье и конфеты.

Изобилия — завал!

Я б сказать о днях грядущих

много радостного мог.

Мы работаем всё лучше

и уже не ловим блох.

 

- Ходишь ты своей дорогой,

барабаном сыпя дробь.

Но скажу тебе с тревогой:

ты на сладком жизнь не гробь!

Славно, брат, тебе салютом

солнце Родины встречать.

А скажи: морозом лютым

не побьёт у нас печать?

 

Пионер

- Я тебе отвечу дельно.

Братец, ты хоть сед, да сер.

Даже космос — не отдельный,

а в составе ССР.

И поэтому бывает -

будь то космос или связь -

кто-то сильно захромает

и лицом ударит в грязь.

 

Гоша

- Не виляй! Спрошу я снова:

есть у прессы дом родной?

 

Пионер

- Как же, есть! Большой, тесовый.

И хозяин — во какой!

Все дела уже подчистил.

Всех давно поднатаскал.

И, конечно, экстремистов

шляться по миру послал.

Ведь от ихнего разбою

не один корабль тонул.

Трезвый будь иль с перепою,

а затянешь: «Караул!»

Жизнь такая всем постыла.

Лучше уж в кап. ад.

Там в аду - всё генерыла.

Чмокнуть норовят.

Не проскочит злая нечисть,

исключается провал.

Нынче шеф печати, нежась,

нас, детишек, приласкал.

Сыты все — и шеф, и дети.

Сам бы только не хворал!..

Случай был. Раз на рассвете

он рыбачить нас послал.

Мол, закиньте, детки, невод,

ведь всё же мутная вода.

Глядь — ан вдруг какая нЕводь

попадётся вам туда.

Раз закинули — всё глухо.

Только тина да песок.

Во второй раз он... старуху

чуть живую приволок.

Мы, конечно, испугались,

к шефу кинулись бежать:

кто побольше — к стенкам жались,

кто поменьше — под кровать.

Натащили в избу грязи,

накричали на отца:

«Тятя! Тятя! Сети связи

приташили мертвеца.»

- Ну, чегой-то вы, дурашки?

Упокойник вас не съест.

Закопаем на кургашке.

Есть надгробье — будет текст.

Я намедни двух преставил

на кургане под сосной.

Два надгробья им поставил.

Третий, стало быть, не мой.

 

Гоша

- Что несёшь ты, недостойный,

околесицу и чушь!

 

Пионер

- С прессой — всё!.. Печать...

 

Гоша

- Довольно!..

Про печать не надо уж!

Хочешь — мало, хочешь — много

ври другим. Меня не трогай!

И себя-то зря не гробь!

А катись своей дорогой

полегоньку, понемногу

барабаном сыпя дробь!

 

Вот уже совсем стемнело.

Бродят мысли ошалело.

 

Гоша

- Наломаю, видно, дров.

Пионеру — что за дело?

Пионер — на всё готов.

Ну, а тут... попал кур в ощип...

 

Пионер давно слинял.

Долго я, до тёмной нощи,

всё навытяжку стоял.

 

 

На службе 

Картина 7

 

- Как Высоцкий? Видали?

- Видали.

Телевизор меняет лицо.

- Сам-то пьёт, говорят, и скандалит.

В фильме ж ловит бандюг-подлецов.

 

Гоша (размышляет)

- Пришёл твой, видно, срок -

погоды ждать у моря.

А ты всё прыг да скок,

точь-в-точь, блоха — умора!

Угомонись, дружок!

Давно тебе за сорок.

Хоть пенсия не скоро -

карьере — потолок.

Сын вырос, муж утёк.

Любовник твой плешивый,

ступив на твой порог,

бурчит под нос лениво:

«С овцы хоть шерсти клок!»

Да, но с такой паршивой!

 

- Нет, Высоцкий не телегеничен.

Пел бы лучше в театре своём.

- Да и то не в Москве, не в столичном.

- Без него как-нибудь проживём.

- Пусть хрипит — хоть задавись!

Нам-то что за дело!

Нам и так уж телевизь

все мозги проела.

 

Гоша (размышляет)

- Стремится ж вот такая нелюдь

перед уходом на тот свет

побольше гадостей наделать.

Другого счастья в жизни нет.

 

Клим Каракулев -начальник

(заходит в комнату к сотрудникам)

- Началось с Маяковского. Здрасьте!

Исключительный киноталант.

Чуть убавьте стихов,

чуть прикрасьте -

и получится гений и франт.

 

Гоша (размышляет)

- Помнится, вы выспались.

На работу вышли

и, отбросив выспренность,

нас решили вышколить.

Дисциплина - свята вам:

строчат все, кто не были

ровно в пол-девятого,

объясненья - небыли.

Служащим, начальникам -

баньку — да пожарче-ка.

После — рейд по чайникам - 

не было б пожарчика.

Лишь после обеда

вы душой смягчились.

Потекла беседа.

Видно, притомились...

Выборы в Америке...

Всем, к кому доверие,

в виде поощрения

разрешили прения.

Тут мы постаралися.

Ох, и надрывались!

Чуть не покусалися,

чуть не передрались.

Разговоров после

где уж тут работа!

В поступившей почте 

вы нашли чего-то.

Снова всех созвали.

Надо ж поделиться!

Только все молчали.

Сумрачные лица.

Стало вам так скверно,

опустились руки.

Выдохлись, наверно,

деятель науки?

Слыша речи глупые -

смесь тоски с маразмом -,

бросили вы скупо нам:

«Нет энтузиазма!»

Разговор недолгий.

Раздраженье спрятав, 

мчитесь вы на «Волге»

до родных пенатов.

Кончен день рабочий.

Вот уж вы и дома.

Шлёт «Спокойной ночи»

вам экран знакомый.

Гонит сон мыслишка:

как бы это сбацать

от Москвы поближе

дачу тыщ за двадцать...

 

Огородным пугалом

полночь налетела.

Ни пера, ни пуха вам!

Дача — это дело.

 

- По полгода Высоцкий бывает

за границей у Влади своей.

Только всё, говорят, пропивает,

что привозит с собой из вещей.

 

Клим Каракулев

- То, что вещи привозит, похвально.

Знает, шельма, что нужно у нас.

А вот, помню, попутчик случайный 

нас с женою немало потряс.

Как обычно, в дороге делились,

кто с собой что в Союз прихватил...

Не шарахайтесь, сделайте милость!

Парень старое кресло купил.

На него он ухлопал всего лишь

половину того, что имел.

Рухлядь эту дороже сокровищ

он ценил — вам сказать — оттого лишь,

что Рахманинов в кресле сидел.

 

- А Высоцкий что — пример святости?

- Нет, хватает в нём нагловатости.

- Заменяет нам телевизоры -

и без выпивки, и без вызова.

- И скромней его нет создания:

незаметно без «до свидания»

исчезает он, как привидение,

хрипом ввергнув нас во смятение.

- Знать, людской бежит благодарности,

почитателей и бездарности.

- Судит всех подряд без прдвзятости,

ясновидец наш, пример святости.

 

Гоша (про себя)

- Между речами

контраст разительный.

О, совмещане,

душ совместители!

 

Действие 2

Высоцкий умер

 

Толпа на Таганской площади

Картина 8

(Утро 28 июля 1980 года)

 

Увеличенный фотопортрет

над притихшей Москвой олимпийской.

Нет Высоцкого.

Здесь он — и нет.

Нету первой гитары российской.

 

Вот какой-то дремучий чудак,

на Таганку забредший случайно,

не поймёт: почему это так

много лиц молодых и печальных.

 

- Извините! Обед — ровно час.

Ждут кого?

- Ждут Высоцкого.

- Что вы?!.

Скоро выйдет?

- Нет, вынесут щас.

- Ну, а кто он?

- Певец.

- Старый?

- Новый.

 

У извечности жалости нет,

всё затопчет в грязи, забулдыга.

Вот ушёл наш любимый поэт.

Нету в жизни заметного сдвига.

 

Голубь клюёт шоколадку.

Привалит же счастья столько!

Жизнь нам даётся на сладкое.

Смерть нам даётся на горькое.

 

Умер Владимир Высоцкий.

Словно, узнав себе цену,

петь просто так зарёкся

и выходить на сцену.

Не пёр что есть сил в начальство,

по трупам не шёл вперёд,

цветком на волне не качался,

не лез через «чёрный ход»,

«убийцей» не стал и «кассиром»,

«заслуженным», кажется, стал.

Бог в помощь — убогим и сирым!

Он жизнь свою с ними смешал.

На стрельбище в 10 баллов

он всё-таки выбил 100.

Путём его небывалым

никто не пройдёт, никто.

Невыносим, как солнце,

выкричал,

прохрипелся.

Умер Владимир Высоцкий.

Отбушевал.

Отпелся...

 

Задрожал под рукой карандаш:

книголюб,

меломан,

голосило...

У извечности сущность всё та ж,

но и в песнях его та же сила.

 

 

Дома у Владика

Картина 9

 

(вечер 28 июля)

 

Гоша

- Я шёл к тебе. Мне было очень пусто.

Я нёс тебе души моей бокал.

Я верил, ты мои поправишь чувства.

А ты меня за водкой отослал.

 

Владик

- Что же ты, мозольчики,

что ли, в кровь стоптал?

 

Гоша (про Высоцкого)

- Публику шокировать

страшно он устал.

 

Владик

-Я больной человек. Алкоголик.

Мне стакан, словно горный хрусталь.

Я смеюсь над собою до колик.

И не жаль мне себя. Нет, не жаль!

 

Ольга

Да, по Божьей милости,

сердце всё в крови.

 

Владик

Правил справедливости

не найдёшь в любви.

 

Полковник

- Любовь рассортируют по бригадам.

Приучат шапки вовремя снимать.

Но как заставят веровать парадам

и как — о светлом будущем мечтать?

 

Ольга

- Учитесь говорить темно.

Оно спокойней и надёжней.

В узде удержит вас оно, 

не будучи уздой острожней.

 

Гоша

- По всякому толкует всяк

любое тёмное реченье.

Но если над душою мрак, 

душе не будет пробужденья.

 

Ольга

- Но бойтесь властвовать людьми,

которых тёмными речами 

вы отвратили от любви

и спать заставили ночами.

Страшись того, кто усыплён,

кто не горит людскою злобой,

больнее всех кусает он.

 

Владик

- Разбуженный, с пустой утробой,

он просто зверь. На лапы сел,

снял скальп с тебя

и в пасть отправил.

 

Полковник

- За то, что ты его не съел,

а шляться по миру заставил.

 

 

Действие 3

Спустя 2 года 

 

Дома у Гоши

Картина 10

(Гоша лежит в постели, Таня выводит ребёнка

из другой комнаты на прогулку)

 

Ребёнок

- Мам, почему он не откроет глазки?

Он пьяный?

 

Таня

- Нет, сыночек, протрезвел.

На перевоспитание без ласки

оставим папу. Он того хотел.

 

Гоша

- Всё до определённого предела...

 

Таня

- Пришёл уж мой предел.

 

Гоша

- Ты этого хотела?

 

Таня

- Не хотела.

 

Гоша

- Я тоже не хотел...

Ты вся заплакана.

Но я не каюсь.

(Таня с мальчиком уходят)

Освобождаюсь я, освобождаюсь.

Кому же бедой ссоры эти?

О, дети, невинные дети...

 

Таня (возвращается)

- Показал

свой звериный оскал.

Опозорился. 

Осрамился.

 

Гоша

- Я в стихи Мандельштама влюбился,

что от жизни смертельно устал.

 

Таня (ребёнку)

- Папа нас потерял 

от своей маеты.

Что ему я и ты?

(К Гоше)

Избитый, измордованный, 

забросивший дела,

обруганный, оплёванный,

ты сжёг себя до тла.

 

Гоша

- Уж лучше так!

Ведь для твоих бюджетных притязаний

не хватит государственной казны.

 

Таня

- Себе ты враг.

 

Гоша

- Сквозь миллион терзаний

вдыхаю терпкий запах новизны.

 

Таня

- Уходя, ты уйти не сумел.

И не смог до конца возвратиться.

 

Гоша

- Пьяный ветер мне в уши напел, 

что удел мой замолкнуть и спиться.

 

Таня

- Соседи говорят, 

дружки твои ходили

по комнатам и по двору.

Всё ныли. 

Мол, умер Гоша, надо хоронить...

Рублей полста насобирали, чтоб пропить.

 

Гоша

- А ты всё слушаешь, чего не надо слушать...

Не так уж много им пришлось откушать!

 

Дома у Владика

Картина 11

 

Гоша

- Неужто душою грешной

он выверил всё наперёд?

 

Владик 

- Он к нам не придёт, конечно,

уже никогда не придёт...

 (Ольге)

Ну , что молчишь, вздыхаешь, как корова?

Всё молишься придуманным богам?

 

Полковник

- Нам до войны — последняя дорога:

шальной приказ «Ракеты — по врагам!»

 

(Высоцкий поёт «Вот так оно и есть, словно встарь…)

 

Гоша

- Ни своих, ни чужих.

Злые, чёрные лица встречает.

 

Ольга

- И, от водки чуть жив, 

всех подряд сволочит-величает.

 

Владик

- Он не ловит на слове,

не ищет, над кем посмеяться.

Больно по сердцу рубит.

Здесь каждый получит своё.

Но слова его ловят, 

как комья кровавого мяса,

сквозь железные прутья

взращённое

в клетке

зверьё.

 

Гоша

...-Вспомни, Владик, как в детстве катались,

вы с братишкой на стульях вдвоём.

 

Владик

- Все вещички у нас продавались.

Комнатушка сдавалась внаём.

 

Гоша

- Пути Божьи неисповедимы.

 

Владик

- Ну, а кто ж мне ответит тогда,

почему у братишки, у Димы,

вся седая растёт борода?

 

(Высоцкий поёт «Сыт я по горло, до подбородка…)

 

...Прошипят вслед усопшему: «Ой-ли,

неужели заткнулся, стих?..»

 

Гоша

- И

лишь останутся в памяти долго

леденящие душу стихи.

 

Ольга

- Здесь, в запойном разгуле,

средь броженья и течки

не проснётся раздумье

на лице человечьем.

Где любовь? Где-то сбоку,

приложеньем к разврату.

Праздность стала пороком, 

водка — сватом и братом...

 

Гоша

- Не надо нам ни водки , ни вина.

Нам надо воли, Пушкиным воспетой.

 

Владик

- А ты?.. Скажи, ты будешь мне верна,

как мне верны любимые поэты?

 

Гоша

- Стремлюсь я к чистому листу...

 

Ольга

- Ну, хватит, братцы, быть посту!

 

Все уходят. Ольга и Владик остаются вдвоём.

 

Владик

- Ох, жена моя, жена...

 

Ольга

- В самом деле?

 

Владик

- Только с трезвым ты нежна

на постели.

 

Ольга

- Дома, словно на ветру

в чистом поле.

 

Владик

- Поневоле я ору, поневоле.

 

Ольга

- Хватит  пьянствовать!

 

Владик

- Орёшь?!.

 

Ольга

- Забулдыги!..

Кто домой чего несёт?

Водку?.. Книги?..

Жить со мной ведь собирался!

 

Владик

- Да, рассчитывал.

Но купюры по ночам не подсчитывал.

 

Ольга

- Ну, и муж!

 

Владик

- Ну, и жена!..

Не подарочек!

 

Ольга

- Чтоб была мне 

чистота

и порядочек!

Чтоб с работы я пришла,

всё было убрано,

чтобы я тебя нашла

трезвым к ужину.

А не то я  - твою мать! -

бантики и ленты -

на развод могу подать .

С тебя же алименты!

 

Один

Картина 12

 

Гоша

- «Такое угнетенье духа,

как будто застилает мрак

пути для зрения и слуха.

И всё не мило, всё не так...»[1]

Жмут меня в тиски

мысли, хлопоты

и немой тоски

хрипы-клёкоты.

(Ходит по комнате)

Болезнь моя -

совесть щемящая,

неукротимая,

непроходящая,

стыд, 

постоянно душу рвущий,

стыд непрестанный,

острый,

жгущий.

(Постепенно успокаивается, подходит к магнитофону. Поёт Высоцкий)

Тоска моя всё чище и ясней,

как чёрный бриллиант отполированный.

Великий Боже, как ужиться с ней?

Замкни мой рот, от крика боли порванный!

 

(Высоцкий поёт «Спасите наши души»)

 

Казалось мне, судьбу скручу

и это знамя подхвачу,

о самом главном прокричу -

силёнок хватит.

Поёт Высоцкий — я молчу.

Ему бессмертье по плечу.

Навстречу смерти я лечу,

скорбя о брате.

Зачем печалиться?

Пора в дорогу.

(Высыпает порошки а стакан)

Всё, всё кончается .

И слава Богу!

А жизнь?..

Да это ольгин бред.

Сон о любви, которой нет.

(Мешает ложечкой в стакане)

Ну, в путь!

Следы на лестнице залижет

за мною время — шелудивый пёс.

Мой горизонт чернее стал и ближе.

Я одинок.

Не будет слов и слёз.

Тем более не будет некрологов:

ушёл отсюда, не пришёл туда.

 

(Высоцкий поёт «Кони привередливые»)

 

О нём ведь тоже не писали много.

При этом не сгорали со стыда.

(Выпивает порошки в стакане)

Устал от пьянки и от планов.

Трясти с похмелья начало.

(Трёт виски и лоб, отключаясь)

… Дарю заглавия романов 

тем , кто не пишет ничего.

(Садится за стол)

Кто покидает этот свет?

Сортирной лирики поэт...

Ухожу. Но отдайте мне то, чем я жил,

чтобы я возвратиться в ваш мир не спешил.

(Берёт лист бумаги и авторучку)

Вот пару слов ещё для Влада

и для разрушенной семьи.

(Пишет)

«Меня кремировать не надо.

Найдите пядь родной земли!».

(Корчится от боли) 

 О, смертной муки не унять,

не перенесть!..

Жить, только жить,

и жизнь принять

такой, как есть!

(Входят Таня, милиционер и санитары)

 

[1] — Михайловская Т. Вечерний свет.- М.: «СП», 1982.- с. 56

 

 

 Дома у Владика

 

Картина 13

 

Полгода спустя 

(Входит Гоша)

 

Владик

- Аа-а, вот наш сплетенно-есененный правитязь.

Как в ЛТП [2] попал ты?

 

Все

- Расколитесь!

- Не дрейфь?.. Да что ты?..

 

Гоша

- Решив свести однажды с жизнью счёты,

я оприходовал чекушку

и препарат на букву «П».

Тут чёрт принёс мою подружку,

мента с медбратом и т.п.

Сначала съездил я в психушку, 

а из психушки — в ЛТП.

 

Полковник

- Ну, теперь тебе, братец, приятно

одному, как и мне, стрекотать?

 

Гоша

- Как остался один — непонятно.

Моссовет решил комнату дать

ей с ребёнком... Расстались, как не жили.

 

Владик

- До неё тебя холили, нежили...

 

Гоша

- Я не люблю разлук внезапных,

случайных встреч,

ведь были мы два близких самых.

О чём же речь?

 

Владик

- Ты с виду как огурчик...

Видно, сроки

для нас пользительный рецепт.

 

Гоша 

- Но рано ль, поздно ль -

все пороки, 

как сыпь, проступят на лице.

 

Владик

- Как магазин повышенного спроса,

ты, брат, у нас с возвратки. Нарасхват.

 

Гоша

- Зато по службе уж не будет роста...

 

(Все смеются)

 

- Не видеть тебе премий и наград!

 

Полковник

- Да! Браконьеры, значит,- вон из леса!

Чтоб не смущать примером наш народ.

 

Владик 

- Здесь случай, брат, немножечко не тот...

 

Гоша

- Я о себе там вспомнил всё плохое,

насильно в бездуховность погружён.

 

Владик

-Да, впечатленье, братец мой, такое,

как будто ты в беду свою влюблён.

 

Полковник

-Не спрятаться тебе за палача,

здесь не помогут скорбь, мольбы и мины.

Ты не получишь, жизнь свою топча,

хорошей доли даже половины.

 

Владик (полковнику)

- Не демонстрируй нам клыки!

 

Полковник

- Заступники и добряки!..

(К Гоше)

Небось, кропал там от тоски?..

Ну, почитай!

 

Гоша

- А-аа, пустяки!..

 

Владик

(указывая пальцем на полковника)

- Нет, пусть он слушает стихи!

(Полковник садится)

 

Гоша

(читает стихи, написанные в ЛТП)

- Не болят у нас здесь ручки-ноженьки,

непосильным не гнут нас трудом,

но идём мы по узкой дороженьке,

где нельзя повернуться кругом.

Было время — всё времечко прожито.

Воздух был добела накалён.

По сухой, по проезжей дороженьке

шлёпал бутсами наш батальон.

Мы теперь на правах буржуАзии:

не работает тот, кто не ест.

И везёт нас, везёт баржа Азии

от родных проспиртованных мест.

Мы не плачем — ещё что за новости!

Мы вас любим таких, как вы есть, 

во всём комплексе вашей суровости,

уготовивших нам злую месть.

Но плевать нам на деньги с разводами,

увольнения — крестный наш путь.

Страшно то, что нас видит уродами

ваших глаз слезокапая муть.

Нет в нас дрожи и нет в нас степенности,

потому — не сочтите за лесть:

во всём комплексе неполноценности

мы вас любим такими, как есть.

 

Полковник

- Ты, брат, не балуешь разнообразьем тем.

Хоть иногда и можешь огорошить.

 

Ольга

- Пора б тебе уже смириться с тем,

что быть любимым -

в прошлом, только в прошлом.

 

Гоша

-Да-да, я знаю, был любим не часто.

Но вы не добивайте уж меня,

ведь если даже никаких напастей,

то зажурит премудрая родня.

 

Владик

- Всё ж в заключении пришлось, брат, туго?

Ты не забыл там страсти и слова

возвышенные?

 

Гоша

- Нет, скажу как другу:

там даже не болела голова.

 

[2] - ЛТП — лечебно-трудовой профилакторий — исправительное учреждение, 

где содержатся алкоголики, наркоманы и тунеядцы.

 

 

Дома у Гоши

                    

    Картина 14

 

Одинокий гость

- Как хорошо у Вас! Жизнь интеллектуала.

Голов не видно из-за книжного завала.

Электробритва, стол да стулья, да кровать.

Здесь таинства вершаться, так сказать, 

проникновения... нет лишнего ни грамма.

Ночные бдения...

 

Гоша

-Когда вставать не рано.

 

Одинокий гость

- «Одна заря сменить другую

спешит...» - Люблю я жизнь такую.

 

Гоша

-Есть всё же служба...

 

Одинокий гость

- Споры и друзья.

Вот это жизнь!

 

Гоша

- Не вся, мой друг, не вся!

 

Одинокий гость

- Вы здесь о Гегеле, о Фрейде, Эрнсте Буше...

Я к вам стремлюсь, лирические души.

 

Гоша

- Вы заблуждаететсь... Хотя вы не поэт.

 

Одинокий гость

- А вы? Вы не используете,нет,

и сотой доли данных вам талантов.

 

(За стеной у соседей визг и дикие голоса)

 

Гоша

- Ну, началась делёжка «бриллиантов».

Так каждый день. Там мать и дочь-невеста.

Всю ночь ненахожденье себе места.

 

(Слышится звон разбитой посуды)

 

Полковник (задумчиво)

 

- Да-а, вот и мы недавно покутили,

на склейку битое стекло зеркал возили...

И никаких несчастий!

 

Гоша

-Ну, а я

когда бывает туго,

и семья

разбитая всё в голову мне лезет, 

иду с друзьями в баню.

Пар — полезен!

Перед друзьями раскрываюсь там.

 

Владик

-Ну, право, Гош, ты интересней нам, 

чем это может показаться в бане.

 

Одинокий гость

- Ведь вы поэт.

А все поэты — баре.

 

Гоша

- Поэт подслушивает родственные души.

 

Владик 

-Я вообще считаю, что у них

один талант быть должен:

чутко слушать.

 

Одинокий гость

- Подслушанное — переплавить в стих.

 

Ольга

- Ах, мысль ли, жизнь ли?

Красотою мысли

ты не облагородишь эту жизнь.

 

Полковник

- И всё ж от мыслей наша жизнь зависит,

и жизнь определяет нашу мысль.

 

Гоша

- Есть красота -прерогатива мысли.

 

Владик

- И, значит, субъективна?

Нет, постой!

Мы в рассужденьях путь прошли такой:

от мысли к красоте 

и снова — к жизни.

 

Полковник

- Я, брат, видал красивых кандидаток

без знаний, с кучей пробивных ухваток.

 

Владик

- Так что же, нет талантливых средь них?

 

Полковник

- Есть... Тоже из разряда пробивных.

Молоденькие — все они красивы...

Всех молодых таскал бы я за гривы.

Я вижу, солидарность молодёжи 

в её стремленьи к деньгам и к одёже.

 

Владик

- А в чём её неоспоримая заслуга?..

Так это плюнуть в трудный час на друга.

 

 

Гадание                          

 

   Картина 15

 

(Гоша и Таня снова вместе. Все друзья у них. 

Ребёнок бегает между ними и шалит. 

Все приготавливаются к гаданию на блюдце и расчерченном круге. 

Таня — медиум, электричество выключено, горят только свечи)

 

Таня

(кладёт пальцы на блюдце)

- О чём нам время ворожит?..

Как старая газета,

оно под пальцами шуршит

про молодые лета,

про то, что есть,

чему не быть,

про то, что встарь бывало.

 

Гоша

(тоже кладёт пальцы на блюдце)

- Вот — сколько нам ещё прожить,

оно предначертало.

 

Ольга

- Одним глазком взглянуть в окно -

не видно ль там кого-то?

 

Владик

- И сердце в пятки смещено, 

а к горлу жмёт икота.

 

Полковник

- Мы ждём. Но стрелка на нуле.

 

Таня

- Вот блюдце из-за круга

подходит к буквам на столе.

 

Гоша

Читай, моя подруга!

 

(Появляется дух Высоцкого)

 

Дух Высоцкого

- Что ж вы , детки мои, приуныли?

Что головушки свесили с плеч?..

Позабыли, совсем позабыли,

как стыдобушку-совесть беречь!..

 

Гоша

- Как нам стало тебя не хватать

с откровением грубым и пряным!..

Ты же знал...

 

Дух Высоцкого

- Не хотелось хворать.

 

Владик

- Распадается всё, что с изъяном.

 

Полковник

- Раньше срока решил помереть.

 

Ольга

- Жаль гитары серебряной струны.

 

Дух Высоцкого

- Но зато не успел постареть,

ведь мой возраст, по совести, юный.

 

Полковник

- Дико взвизгнул последний аккорд.

Проводили тебя мы по-царски.

 

Гоша

 - И не стал упиваться народ

на поминках твоих по-гусарски.

 

Дух Высоцкого (Гоше)

- На поминках моих появись,

посочувствуй рыдающей маме!

Помолись за меня, помолись

и свечу мне затепли во храме!

 

(Дух Высоцкого исчезает. Все сидят молча, задумавшись.)

 

 

 

Эпилог

 

Всё временно.

Седины на виске. 

Апатия

и действовать решимость,

но в мире есть и неуничтожимость,

как вечен запах солнца по весне.

Есть много нитей, 

единящих мир,

отсутствующих в подлинности знанья,

связующих подножье мирозданья

с вершиной мысли,

ясной, как эфир.

Не всем известен творческий процесс,

внезапность тупиков и озарений.

Не может гений без толпы процвесть,

и черни нужен свой вожак и гений.

Есть много ипостасей бытия,

закрученных по лестничной спирали,

где в вышине ступеней зыбки грани,

как зыбки грани между «Ты» и «Я».

Но есть одна — Святая- ипостась

Всесильного , Всевышнего сознанья,

которая являет состраданье,

в глубины мирозданья погрузясь:

родившегося — жизни не лишать,

вселенную наполнить писком тварей,

но всех судить, чтоб каждому — по каре,

и всех любить, чтоб каждого — прощать...

Заблудшему — неяркий правды свет,

преступному — невечный сумрак клети

и помнить всех, и ведать всё на свете,

и круг вершить созвездий и планет.

Всё — этой ипостаси торжество,

всё — этой ипостаси производность.

Она несёт нам жизнь и первородность,

и этот мир, который так жесток.

 

Полковник

- Ушёл боец.

Не отстоял добра.

 

Ольга

-Он был не свят.

 

Гоша

- Не больше нас греховен.

 

Владик

- А всё-таки был прав глухой Бетховен,

сказавший: «Жизнь — трагедия. Ура!»

 

Гоша

- Простёр Высоцкий горние крыла.

 

Таня

- Сияет, из горнил изшедши ада.

 

Гоша

- Звонят, звонят его колокола!

 

Таня

- Очищен он от скверны и от смрада.

 

Полковник

- Прошёл сквозь очистительный огонь,

за все грехи расплату восприемля.

 

Таня

- Поговорили?.. Дуньте на ладонь

и поцелуйте от могилы землю.

 

Песня погибшим морякам

Вредные привычки