ПШЁНКА

                                    Пшёнка

     Жаркое и сухое лето 1945. Манчжурия.  Узкие пыльные дороги, заполоненные повозками, машинами, солдатами, то виляющие меж круглых безлесых сопок, то поднимающиеся в выматывающую крутизну.

    Ноги в сапогах гудят от долгого, почти бесконечного пути. Но вот колонна встала. Впереди крики, ругань, ржание. Дорогу перегородила павшая от усталости и обезвоживания лошадь, тянувшая за собой повозку с орудием. По команде командира с десяток  бойцов быстро принялись распрягать бедное животное и толкать в гору тяжёлое орудие. Лбы покрылись испариной, лица покраснели от натуги, гимнастерки насквозь пропитались потом.  

   - Пить, - простонал измождённый раненный с повозки, которую сопровождала Аннушка.  Фляжка бойца была уже пуста. Она вздохнула и достала из вещмешка свою. Там ещё побулькивала водица. Смочив потрескавшиеся губы солдата, Аннушка осторожно приподняла его голову и дала отпить несколько глотков.

- Потерпи, родной, скоро придем в санчасть. Потерпи.

    Неожиданно налетел ветер,  из-за сопки показалась огромная черная туча, переполненная влагой. Дождь вывалился лавиной. Он принёс спасение от палящего солнца, но дорога превратилась в настоящее скользкое месиво.

   С трудом, из последних сил, утопая в грязи, солдатики сдвинули пушку с дороги, освободив путь.  

     К месту добрались уже по темноте. Четко полетели приказы и распоряжения вновь прибывшим.

- Раненного - в операционную, - взглянув на Аннушкиного подопечного, распорядился начальник полевого госпиталя, - а потом располагайтесь и отдыхайте с дороги.

   Передвижной военный госпиталь базировался в палатках разных размеров.  Ближе к дороге находились  операционные, где прямо с колёс принимали раненных. По центру лагеря располагался перевалочный пункт, с кроватями и лежанками,  отсюда  бойцов отправляли в тыл, в стационарный госпиталь на долечивание. А по окраинам военного лагеря ютились маленькие палатки для персонала. Аннушке досталась как раз одна из самых крайних. Сон настиг её сразу, как только она коснулась головой вещмешка, который заменял подушку.

 - Новенькая, к начальнику госпиталя!- разбудила её утром бойкая  белокурая медсестра, указав на командирский пост.

- Я – твоя соседка, -  подмигнула весело она,  и представилась, - Нина.

  Начальник госпиталя, внимательно просмотрев Аннушкины документы, взглянул на неё из-под очков и пробормотал недовольно, что вот уже конец войны, а  безмозглые тыловики продолжают мобилизации: - Зачем новичков на фронты направлять? Страну восстанавливать надо!

- Хорошо училась?- спросил он, обращаясь к Анне.

- Все пятерки, - поникшим голосом ответила она.

- Ладно, дивчина,-  улыбнулся он, увидев, как расстроилась девушка таким  нерадушным приёмом, - юная ты совсем, тонкая, звонкая. А тут война. Случись что – жаль жизнь молодую-то. Вон  у нас давеча на соседний госпиталь напали японцы, ночью, всех повырезали.  Жуткая картина,- он тяжело вздохнул.

- Осваивайся, Нина  всё тебе покажет и введёт в курс дела.

    И дни полетели, закружили Аннушку в водовороте событий. Она оказалась понятливой, шустрой сестричкой. Всё у неё ладилось и спорилось – бинты всегда наготове, шприцы - стерильны, раненные перевязаны вовремя и с заботой, уколы – почти не больно. Самая маленькая из всех медсестёр, хрупкая, кареглазая, всегда отзывчивая, девчонка старалась с легкостью выполнить любую просьбу раненных, и этим  заслужила всеобщую любовь.

 Бойцы относились к ней как-то даже по-отцовски: кто-то угощал сахарком, кто-то доставал из вещмешка трофейную безделушку, желая её побаловать. Но она  при этом смущалась, краснела и убегала.

- Ну что я, ребёнок им? – плакалась девушка подругам по медсанбату.

- Не расстраивайся. Ты им напоминаешь дочерей, вот они к тебе с теплом и гостинцами, - успокаивала её Нина.

    За день раскаленное солнце нагревало брезент, и в палатах становилось  душно и нестерпимо жарко. Не помогали приподнятые полы при входе и прорезанные окна.  

- Сестричка, воды – то и дело раздавались просьбы лежачих раненных.

Аннушка каждую свободную минутку посвящала им, то кого-то надо было напоить из ложечки, то протереть влажной салфеткой  лицо,  перевязать сочащуюся рану.

- От це, дивчина шустрая, да мелкая, як пшёнка. Визди успеваить,- похвалил её, смеясь,  один из бойцов с перевязанной головой, - Бачишь, а вона то туть, то там.

- Так и есть! Пшёнка!- подхватил шутку другой. Так с легкой подачи украинского пехотинца Аннушку даже начальник госпиталя нет-нет да называл этим весёлым имечком  Пшёнка.

   Как-то поздним вечером после сдачи своего дежурства уставшая  Аннушка брела по лагерю к своей палатке.

- Пшёнка,  - окликнул её кто-то, затягиваясь цигаркой – поди-ка сюда. Аннушка подошла ближе и разглядела  в говорившем начальника госпиталя.

- Мне тут по случаю сапоги трофейные достались. А положить  их пока некуда, понимаешь ли. Сохрани где-нибудь у себя,- и протянул ей свёрток.

Ну, где могла сохранить их юная Пшёнка? Она задумчиво помяла свёрток в руках и пошла к своей палатке. Войдя в неё,  Аннушка пробралась к своему ложе в дальнем правом углу и засунула  трофей в самый край, забросав какими-то ненужными вещами.  Пару дней она приподнимала защитный слой и проверяла сохранность сапог. Потом успокоилась и оставила это занятие.

 Недели через три командир попросил Аннушку вернуть ему спрятанное. Пшёнка стремглав метнулась к своей палатке, быстро пробралась к заветному углу, раскинула тряпки  ..  На задней стенке  зиял аккуратный прорез. Свёртка не было. Пришлось командиру ходить в старых потрескавшихся кирзочах.

                                                  Послесловие

- Мамочка, ну расскажи ещё про Пшёнку, про сапоги,- просила  время от времени десятилетняя девчушка, желающая услышать любимую историю.

-Да сколько можно одно и то же, Маринка,- отмахивалась моя мама - бывшая медсестра передвижного госпиталя, чернявая Пшёнка.