Жизнь и любовь Валентины.

Самой лучшей учительнице математики Шумской Валентине Павловне посвящается… Вечная светлая память.

Её звали Валентина, Валя Гусева.

Родилась в российской глубинке, в семье сельской интеллигенции: мать – учитель математики, отец председатель сельсовета. Была старшей дочерью, младшие братишки-сестренки на ней, да в хозяйстве надо родителям помочь.

Мать с утра до вечера колотится, и в школе, и дома, дети малые…

Крутилась Валя, точно белка в колесе, старалась везде успевать. Мать на нее нарадоваться не могла, до того толкова девка, и огород прополет, и постирает, и с ребятишками возится, и учится отлично. Нет-нет, да и вздохнет по-бабьи сельская учительница:

"Что ж, солнышко мое золотое, детство у тебя нелегкое. Да уж терпи, доча! Вырастешь, выучишься, сама себе хозяйкою станешь!" 

Валюша не унывала. Была в ней некая твердая жилка: ничего не умела делать тяп-ляп, только с умом и на совесть.  

Здоровьем девочка отличалась завидным, а вот красотой Бог обделил. Невысокая, руки-ноги худенькие, голова непомерно большая, глаза блекло-голубые, почти бесцветные, нос крупноват, губы тонковаты. Правда, волосы у Валюши густые, с крупными кудрями, жесткие, словно металлическая стружка, и, как медь, рыжие да блестящие.

Школьницей Валя Гусева каждую свободную минуту проводила за чтением. Как истинная дочь своей матери, она рано обнаружила способность к математике, решение примеров и задач схватывала с ходу, всегда шла на шаг впереди учебной программы. Отец привез из города математический энциклопедический словарь,  девочка едва не подпрыгнула до потолка от радости. Ей бы олимпиады по алгебре-геометрии да слава вундеркинда, но грянула война. Прокатилась огненным колесом по судьбам людским.

Семье Гусевых, можно сказать, повезло, в их края Великая Отечественная не докатилась, отца на фронт не забрали – он страдал врожденным вывихом тазобедренного сустава.

На победу работали все, от мала до велика. Младшие школьники допоздна трудились на полях, собирали колоски, картошку или корнеплоды. Тяжелые были годы, полные боли, труда и бесконечного ожидания.  И все-таки жизнь продолжалась, она всего сильнее, даже смерти и войны.

Отгремели кровавые сражения, страна залечивала раны, поднимались разрушенные города и сожженные деревни.

Вчерашние школьники взрослели и покидали родные гнезда.

Валя окончила школу с отличием. Куда поступать, давно решила: в педагогический на физмат. Недаром же чахла над книгами, пока сверстницы по танцам да кИнам бегали. Поступила легко, училась играючи. Жила в общежитии, но и тут чуралась танцулек да пирушек – зачитывалась умными книгами и математическими трудами.

-Валь, так и просидишь в светелке все пять лет? – смеясь, вопрошали подружки, рисуя шовчики на капроновых чулочках.

-Так и просижу, - заявляла она, хмуря брови. – Что толку расфуфыриваться, все равно никто не смотрит.

-Да ты хоть из общаги нос высуни! Тут ведь главное - улыбаться, глазками стрелять, кокетничать! Вон, Галка Сырова из параллельной группы страшна, будто смертный грех, а парней меняет, как перчатки! – возражали девчонки. – А все почему? Вертлявая, словно шило, на месте семь дыр сверлит! Будешь букой глядеть, точно никто не клюнет!

-Я не червяк, чтобы на меня клевали! – еще сильнее сердилась Валюша.

-А, ну тебя, скромница! – подружкам надоедало ее уговаривать.

Характер – кремень, такую не переубедишь!

Однажды ей, как комсоргу курса и ленинской стипендиатке, дали комсомольское поручение: помочь отстающему студенту Васе Реброву, учившемуся на два курса младше.  Сын большой шишки – руководителя крупного строительного управления, поступил в пед, чтобы девчонок кадрить. Настоящий мажор, гонял на мотоцикле "Урал" в сверкающем черном шлеме с красной полосой, регулярно посещал ресторан "Волна", где его знали в лицо, в студенческих мероприятиях не участвовал и едва не провалил зимнюю сессию.

Валюша знала Васю – его "слава" бежала не только впереди самого Реброва, но и его резвого "Урала". От души презирая папенькиного сынка и разгильдяя, Гусева, не могла, как отказаться от поручения, так и обмануть доверие комсомольской ячейки.

"Этот двоечник сдаст сессию на отлично! Или я буду не я!" – решила девушка.

Вася, увидев помощницу, разочарованно скривился. Он-то рассчитывал на длинноногую красотку-блондинку в фильдеперсовых чулочках и платьице в талию, а она оказалась невысокого роста, некрасивой, со лбом, как танцплощадка, в сером балахоне с белым воротничком. Правда, ее медные кудри уж очень хороши, кольцами вьются! К таким волосам да рожицу посимпатичнее! Увы, помощниц в учебе не выбирают, а назначают.

Они занимались два раза в неделю, и Вася Ребров с удивлением отметил, что, когда Валюша объясняла всякие премудрости, лицо ее озарялось глубоким внутренним светом, глаза загорались, а голос начинал звенеть колокольчиком. Как ни странно, наука оказалась занимательной. Тут, конечно же, заслуга Вали, как педагога. Природная склонность девушки объяснять самые сложные вещи так, чтобы заинтересовать слушателя и сделать процесс обучения полезным и приятным, проявилась в полной мере. Вася с увлечением решал задачи и примеры, удивляясь самому себе. Отчего раньше "вышка" [1] казалась ему китайской грамотой, парень уже не понимал.

Испытывая благодарность, Василий преподнес своему педагогу черный лаковый ремешок. Стильный аксессуар подчеркнул талию девушки и украсил ее серое бесформенное платье. Валюшино лицо вспыхнуло и расцвело улыбкой. Ребров удивленно наблюдал, как Гусева крутилась перед зеркалом в институтском холле, словно завзятая модница.

-Понимаешь теперь, как маленький пустячок может изменить внешний вид? – проговорил Вася. – Тебе бы еще косметикой научиться пользоваться, тушью, помадой, станешь симпампулей!

-По-твоему, я дурнушка? – вскинулась Валюша. – Можешь не отвечать, сама знаю, не красавица!

-Но и не уродина! Надо уметь себя украшать, иначе, что ты за женщина! Хочешь, я тоже преподам несколько уроков? Будешь у меня милашкой!

-"У тебя"? - воскликнула Валюша. – Издеваешься? Думаешь, раскрасив меня, как индейца, можно что-то сделать с этим или с этим! А может, вот с этим?

Она поочередно тыкала себя в глаза, губы, крупный нос. Потом, сдернув поясок с талии, сунула его в руку парня и кинулась к лестнице, словно неуклюжий косолапый медвежонок. Из глаз девушки неудержимо потекли слезы, которые она не вытирала. Два соленых ручья прожигали дорожки на щеках, а душа ныла, словно ошпаренная кипятком. Девушка еще не осознавала, что ее - Валюшу-монашку, как Гусеву с долей шутки называли одногруппницы, настигла любовь.

Василий растерялся, он ведь из добрых побуждений подарил этот несчастный ремешок – специально для нее в магазине подбирал. Да! Он ведь ляпнул "у меня" – как такое могло вырваться, черт возьми! С досады Реброву хотелось отрезать себе язык. Пусть в следующий раз не мелет, чего ни попадя!

На следующий день они должны были заниматься. Валюша вела себя так, словно ничего не случилось, но старалась не смотреть на Василия. Постепенно она забыла о своем срыве. Увлеченность математикой лечила, как бальзам.

-Скоро сессия, ты должен получить "отлично", - заявила Валя после занятия.

-Кому должен? Тебе? – Василий  обозлился помимо своей воли, тоже мне, вообразила себя "Макаренкой в юбке"!

-Прежде всего, себе, - спокойно промолвила Гусева. – Хотя, не стану скрывать, и мне было бы приятно.

-Валь… - Ребров помялся, - извини, если чем обидел. Не хотел, правда…

-Верю, Вася. Это ты меня прости, сорвалась по-глупому. И знаешь, пожалуй, ты прав, мне нужно за собой следить, иначе, какой из меня педагог. Ученики засмеют. Поможешь?

-С удовольствием! – он улыбнулся.

Так начался их роман. Для Вали это была волшебная сказка. На день рождения Василий подарил ей красивое модное платье, красное, в белый горох, с пышной юбкой и узким лифом. На отложенные с ленинской стипендии деньги,  они вместе выбрали красивые туфли-лодочки. Девушка категорически не умела ходить на каблуках. Вырабатывая легкую походку, она частенько спотыкалась и падала на руки Реброва, оба закатывались смехом. Парень чуть сильнее прижимал к себе подругу и не отпускал чуть дольше, чем следовало. У Валюши появились яркие клипсы, пудра, тени, тушь и помада. Подружки подарили модные румяна. Но сильнее всего красит любовь. Появилось в Валюшиных глазах и всем облике скромное очарование, присущее некрасивым, но обаятельным женщинам. Она ощущала себя другим человеком. Порхала, как на крыльях.

Высшую математику Ребров сдал на "отлично". Отпраздновать общую победу отправились в тот же ресторан "Волна", пили шампанское, танцевали. От игристого вина голова Валюши шла кругом, а сердце отбивало чечетку. Они едва успели вернуться к одиннадцати вечера, пока двери в общежитие не закрыли на замок.

Девушка расцвела настолько, что, когда появилась в родной деревне, родители не сразу ее узнали. Смотрели, как на чудо заморское.

 -Мама, папа, здравствуйте! – проговорила Гусева.

-Господи, Валечка! Какая ты красивая! – всплеснула руками мать и, упав на старое кресло, вдруг расплакалась.

Позже она призналась, что встречается с парнем. Фотографию Василия показала, со снимка с дерзким прищуром взирал молодой красавец.

-Валечка, а у вас было? – с тревогой спросила мать.

-Нет, что ты! Целовались и все, - покраснев, призналась Валюша.

Она не сказала, насколько Ребров бывал жарок и нетерпелив, прижимая ее к себе, как его дрожь пронзала все ее существо, подобно току. Столько душевных сил требовалось держать парня на расстоянии, а себя в руках! Несколько раз Валя едва не срывалась в сладкую пропасть, но природная скромность и подспудный инстинкт заставляли ее хранить невинность.

-Слава Богу! – вздохнула мать. – Запомни, девочка моя, отдашься такому, он тебя бросит!

-С чего бы? – вспыхнула Валюша.

-Деточка, я жизнь прожила! Вижу – не твой это человек, ох, не твой!

-Ты его совсем не знаешь! Вася хороший!

-Пусть так! Но запомни, все отношения после свадьбы. Или наплачешься! Пойми, я ведь добра желаю - мать плохому не научит! Учись, выбивайся в люди, нам, простым труженикам, можно рассчитывать только на себя!

Отчасти материнский совет, отчасти собственные страхи заставляли ее  стойко блюсти чистоту. Иногда Василий вспыхивал, как порох:

-Не зря тебя монашкой называют! Она и есть! Сколько мы встречаемся?

-Год, не считая занятий, - отвечала Валюша, потупив глаза в пол, чтобы не смотреть на него.

-Ты убедилась в моей верности!? – тон его становился почти шутливым, отчего она еще больше дулась.

-Нет, конечно! С чего бы? Вы, парни, своего добьетесь, и прости-прощай! Мама тоже так считает!

-Глупости! Каких ты хочешь доказательств?

-Доказательств? Чего? Очередной теоремы? – язвительно вопрошала Валя.

-Это не математика! 

-Тем более.

-Чего ж ты хочешь, черт возьми!? – вскрикивал Ребров, доведенный до крайности строптивостью подруги.

Сказать: "Замуж!", Гусева не могла по определению, но начинала вырываться с удвоенной силой. Права мама, не надо спешить, дабы потом не разочароваться.

Иногда Василий срывался, бежал в "Волну", с целью познакомиться с кем-то более доступным. Однако после танцев с прижатием к груди, проводов до дома с авансирующими поцелуями и приглашением на следующее свидание, он ощущал щемящую скуку и пустоту, от которой хотелось вскочить на мотоцикл и нестись, куда глаза глядят.

Зажатость Валюши хранила в себе скрытый темперамент, а ее некрасивость вкупе с ненавязчивым макияжем придавали скромному обаянию девушки особую остроту. Парень, сам не заметив, привязался к ней, скучал по их всегда содержательным разговорам и особой, наполненной скрытой нежностью улыбке. Но, зная упрямство, если не упертость своей подруги, Василий понимал, слова матери врезались ей в память – черт бы побрал старорежимную старуху! Что за предрассудки, в конце концов, сейчас ведь не средневековье! Да и тогда подобная строптивость наверняка редко встречалась! А то человечество давно бы вымерло, как вид!

В то же время Василий понимал – убежденная комсомолка сродни дореволюционной монахини. А вообще, на таких девушках положено жениться! Эта мысль то ли сама родилась в его голове, то ли ее туда Валюша вложила своим упорным сопротивлением, уже неважно. Гусевой предстояла защита диплома и распределение, и Васе вовсе не улыбалось, чтобы ее услали учительствовать в какую-нибудь Тьму-Таракань. Он решился.

Папаша-Ребров, которому изрядно надоели выкрутасы сына, хоть и желал бы своему дитяти более выгодную партию, но счел за благо, что Вася перестал бегать по кабакам и заваливать сессии.

Все складывалось весьма благоприятно – Гусева подлежала льготному распределению по месту учебы мужа. Когда Вася, неловко помявшись, проговорил: "Валюш, выходи за меня замуж!", девушка ощутила¸ как предательски защипало глаза, слезы самопроизвольно побежали по бледным от волнения щекам.

-Что ты плачешь, глупенькая? Радоваться надо! – обнимая ее, проговорил парень.

-Никогда не думала, что могу быть такой… счастливой! – припав к груди жениха, Гусева заревела навзрыд.

Подружки из общаги, услыхав новость, удивились:

-Да, Валюш, выиграла ты в лотерею под названием "Судьба"!

-Девчонки, как же мне быть, ведь я рядом с ним, как лапоть с бальной туфелькой! – сокрушалась Гусева.

-Не дрейфь, скромница! Подкрасим глазки, губки, носик попудрим, причесон забабахаем, будешь у нас красоткой!

Перестала Валюша комплексовать по поводу своей внешности и ее следствии – разнесчастной жизни. Теперь, когда сладилось с Василием, появилась надежда на то, что все будет, как у людей. Семья, дети, любимая работа.

Свадьба должна была состояться в апреле, после Великого Поста. В СССР большая часть населения считала себя атеистами, но основные христианские праздники соблюдались. Пасха, Рождество, Казанская… Особо это касалось сельских жителей.

В Христово Воскресенье Валюша приехала домой мрачнее тучи. Рассеянно обняла мать.

-Что случилось, дочка? – спросила женщина, почуяв неладное. – Почему одна, где женишок твой, Васятка?

-Не знаю, - Валя устало опустилась на скамейку.

Мать присела рядом с дочерью:

- Что случилось?

-Ничего.

-Не темни, я вижу…

-Свадьбы не будет, мама! – проговорила Валя тусклым безжизненным голосом, словно через силу.

-Это я уже поняла. Давай подробнее…

-Вася подвозил девушку на мотоцикле и попал в аварию. Сам отделался легкими ушибами, а она вылетела на обочину, сложный перелом, перенесла две операции, в результате на всю жизнь осталась калекой – деформация коленного сустава, одна нога короче другой. Её родители потребовали, чтобы Вася на ней женился, или они подают заявление в милицию. Тогда ему грозит тюрьма…

-Справедливо, коль спортил девку, женись, - кивнула мать, - где хромоножка мужа найдет? И он согласился?

-Пришлось, - Валя опустила голову на грудь, совсем поникла.

-А кем Васятке эта девчонка приходилась, что он ее катать взялся?

-Никем. Шапочная знакомая, Вася сказал, она стояла на остановке, автобуса ждала, было прохладно, вот и пожалел… на всю жизнь.

-Какими словами он, окаянный, тебе о том доложил?

-Обыкновенными. Уверял, жениться не хочет, уж лучше в тюрьму, да отец не желает, чтобы он позорил семью… Честь фамилии и все такое… Вася говорит, поживет с ней годик, потом разведется, и мы снова будем вместе.

-Это не дело, - вздохнула мать.

-Вот и я о том же. Ответила ему: "На ком женишься, с тем и живи, а я и без тебя не пропаду!"

-Правильно, дочка! Трус он, а не мужик, при первой же трудности спасовал! Знаешь, Валюша, просто так ничего не происходит! Как знать, может, Бог тебя отвел от этого папенькиного сынка!

Василий с невестой расписались без всякой помпы, пышной свадьбы не устраивали, обошлись вечеринкой для близких родственников. Жених даже не пытался делать вид, что влюблен, а у изрядно прихрамывающей невесты из-под пышного подола торчала гипсовая "туфелька".

Валя в этот день приехала домой, где молча страдала, запершись одна в комнате.

Человек – существо в основном полигамное. Потеряв одну любовь и пережив драму, начинает инстинктивно искать другую. Валя оказалась из моногамного меньшинства. Попросту, однолюбкой. С того злосчастного дня сердце её закрылось на замок. Девушка понимала: только с ним, мажором и папенькиным сынком, она странным образом становилась нежной, страстной, утонченной, а не медвежонком, неуклюжим и нелюдимым. Однако злая судьба разлучила их навсегда: через год у Ребровых родилась дочка. Девочка росла слабой и болезненной, ей требовались дорогие лекарства и постоянный уход. Жену Василий не обижал, но и не любил. Изредка ему снилась Валюша, такая, какую он ее помнил, улыбающаяся или печальная. Непохожая на других.

Распределялась Гусева в первую очередь и выбрала работу в новой школе только что образовавшегося областного центра [2] . Городу металлургов, курорту, промышленному и культурному центру Черноземья требовались молодые кадры. Школа занимала здание, построенное в стиле сталинского ампира: высокие потолки, колонны при входе, арочные окна, лепнина и барельефы. Позже появятся школьные здания, выполненные по типовому проекту и похожие друг на друга, как близнецы.

Валюша с головой окунулась в работу и вскоре зарекомендовала себя сильным математиком. Самые отстающие ученики  после занятий с нею получали если не пятерки, то твердые четверки.

В городе имелось два вуза. Пединститут – старейший в городе и политех, образовавшийся два года спустя после самого областного центра. Везде требовалось сдавать математику. Предложения подготовить абитуриентов сыпались со всех сторон.  Благодарность тоже. От денег Валюша не отказывалась. Во-первых, сил и терпения требовалось немало, а во-вторых, она поставила себе цель вступить в кооператив. Ей предоставили небольшую комнатку в малосемейном общежитии, условий никаких, общая кухня, душ и туалет на этаже. А Гусевой хотелось свою квартиру, большую и светлую, где можно не бояться стуков в стену и выходок соседа-пьяницы.

По коридору малосемейки вечно сновали тетки с кастрюлями и любопытные дети. Куда уж тут приглашать учеников! Приходилось ходить к подшефным на дом, по вечерам еле ноги притаскивала, садилась в кресло и застывала, не в силах сдвинуться с места.  Похудела еще больше, осунулась. Но к поставленной цели стремилась истово, и через пять лет смогла вступить в жилищно-строительный кооператив – не без помощи высокопоставленных родителей своих учеников. Еще пять лет спустя ее мечта, наконец, сбылась. Недолго по тогдашним меркам. Иные люди по пятнадцать-двадцать лет стояли в очереди на квартиру!

Молодой областной центр разрастался, население увеличивалось,  новые микрорайоны росли, как грибы после дождя. Получив ключи от просторной "трешки" с отдельным санузлом и  кухней, Валюша едва сдержала слезы. Теперь она заживет, как у Христа за пазухой. Дом находился достаточно далеко от места работы, но езда Валюшу не страшила. К тому же, строительство рядом новой школы шло полным ходом – район заселяли в основном металлурги, детишек подрастало видимо-невидимо. Как она и предполагала, директор  учебного заведения с руками оторвал такого сильного математика, как Валентина Павловна Гусева. Жить бы теперь да радоваться, но случилась беда: мать перенесла инсульт и осталась парализованной.

Отец Валюши к тому времени год, как умер от острого инфаркта, братья-комбайнеры потихоньку спивались, а обе сестры вышли замуж и жили одна в Ленинграде, другая подалась с мужем-военным во Владивосток. Гусева перевезла маму к себе, благо, жилплощадь позволяла ухаживать за больной и продолжать занятия по математике. Денег хватало, ученики к Валюше стояли в очередь.

И все же родительница нет-нет, да и вздыхала:

-Шла бы ты замуж, доченька! Бабий век короток, а тебе скоро сорок стукнет! И все из-за меня, окаянной! Всю-то жизнь твою переехала, сперва детства лишила, теперь и вовсе мертвым грузом на плечи свалилась…

-Мам, ну что ты такое говоришь! – решительно возражала Валентина. – Разве нам плохо вдвоем? Мужики сейчас поголовно или пьяницы, или альфонсы. Навяжется такой, жизнь с овчинку покажется!

-Не все же идиоты, есть и нормальные…

-Нет! – отрезала Валюша.

-Али Васятку своего вспоминаешь?

-Ну какого Васятку, мама! Сколько лет прошло! Все быльем поросло!

-Найди мужчину, роди для себя, квартира свободна, есть, где встретиться. Я мешать не буду, тихонько полежу, только водички на тумбочке оставь…

-Мам, ребенок – не игрушка! Его не для себя, а для него самого надо рожать, я не готова. Вон, наш военрук  недавно в гости набивался. Мол, пригласи на чай, мы с тортиком в гости придем! Шутник, тоже мне…

-Валя-Валя, душа болит -  меня ведь скоро не станет. Чем военрук плох, выправка, опять же…

-Женат он, противно от чужого пирога кусок отщипывать! Не по мне это, - брезгливо морщилась Валя. – Лучше ты живи подольше…

Мать пролежала парализованная без малого двенадцать лет. Когда ее не стало, Вале исполнилось сорок восемь. Отплакала по самому близкому человеку и стала дальше тянуть свою лямку. Школьные будни, ученики, способные и не очень, редкие праздники. Годы летели ошалевшими птицами. Лишь однажды среди этого мелькания случилось событие, которое с натяжкой можно назвать "личной жизнью". Воскресным зимним днем раздался звонок. Недоумевая, кого принесла нелегкая, Валюша пошла в прихожую. За порогом стоял коренастый мужчина в лохматой шапке и черном пальто толстого драпа, в руках он держал букет желтых хризантем.

-Вам кого? – хозяйка, сощурившись, вгляделась в незваного гостя.

-Валюша! Не узнаешь? – хрипловатый голос показался знакомым. – Очки не носишь? Я давно…

-Вася! Боже мой! – она прижала ладони к щекам и несколько секунд находилась в ступоре. 

Василий снял шапку – густые русые волосы его поредели, обнажилась макушка, синева глаз поблекла, но ласковое, слегка насмешливое выражение во взоре осталось прежним. Мужчина шагнул навстречу, крепко обнял.

-Удивлена? Адрес твой Лизка Шарова дала, она на 55-летие кафедры приезжала, - счел нужным объясниться Ребров.

Позже, за чаем, Валя спросила:

-Сильно я сдала? Только честно…

-Поправилась немного, да и все. А глаза те же и волосы…

Василий вдруг понял – он ничуть не кривит душой, перед ним та же Валя, которую он знал в юности.

"В том и заключается феномен любви – мы меняемся, а она нет," – помыслил Ребров.

-Как живешь? – спросила Гусева.

-Нормально. Десять лет отпахал учителем, еще пятнадцать директором, ныне зав облоно.

-Неплохо, рада за тебя, - улыбнулась Валюша.

-Ты-то как?

-Хорошо. Квартиру получила, потом маму парализовало, за ней ухаживала. Работаю, репетиторствую, через год на пенсию выйду. Ничего выдающегося, замуж не выходила, детей нет, - лаконично ответила она.

-Ясно. Прости меня, Валюш! – Ребров опустил голову.

-За что, Вася?

-Все-таки я тебя подвел…

-Глупости, ты тут ни при чем, судьба такая. Как семья?

-Дочка Маринка окончила нашу альма-матер, работает учителем начальных классов, замуж вышла, в декрет через два месяца. Жена не работает, будет с внуком сидеть.

-Все, как у людей! – она невольно вздохнула.

Василий поднял голову, ища ее взгляд.

-Валь, невмоготу мне жить без тебя! Пронеслись годы, будто рождественская метель. А ты вот сидишь передо мной, и этих лет словно не было. Правда, Валюш?

-Пожалуй, - Гусева уставилась  в угол, где на полочке стояла мамина икона, женщина словно искала защиты у Мадонны, чей светлый лик был исполнен понимания и сочувствия.

-Знаешь, мы могли бы догнать жизнь убежавшую, прожить вместе, сколько отпущено. У девчонок моих все определено на годы вперед, а я могу к тебе перебраться… С женой мы никогда особо счастливы не были, я ее не любил, она меня, только дочка и держала, слабенькая росла… Примешь меня, Валюш, толстого и лысого? – глаза его потемнели от волнения.

-Дело не в лысине, Вася! Никогда не стану уводить отца из семьи! Тем более, под старость лет! Пусть мне крохи достались, зато свои, честные! Работу люблю, ученики уважают, есть братья, сестры, племянницы, подруги. Ни от кого не завишу ни материально, ни морально…

-А одиночество, неужели не бывает тоскливо?

-Зато спокойно. Я привыкла. Вась, прости, если разочаровала. Любила один раз в жизни, не сложилось. Прожила, словно сова в дупле, но никому зла не чинила, никому не завидовала. Под старость не хочу ничего менять и тебе не позволю сделать то, о чем после пожалеешь!

-Но я не собираюсь бросать ни дочь, ни внука!

-Вот и живи с семьей! – сказала, как отрезала.

-Валя, а ты совсем не изменилась, все тот же кремень… - грустно произнес гость.

Поговорили они еще, повспоминали прошлое. Ребров уехал домой, а через год умер от обширного инфаркта. Смерть Василия прокатилась по душе Валюши огненным колесом, но она ни о чем не жалела. Приняла бы его, привыкла, сжилась да разнежилась за год – и потеряла бы навсегда. Это слишком даже для нее, с виду железной леди, а внутри болезненно-ранимой.

От природы Гусева отличалась отменным здоровьем, ни разу не брала больничный даже по поводу банальной простуды. А спустя год после смерти Василия обнаружила в подколенной ямке уплотнение величиной с орех-фундук.

Приехавшая из Питера племянница, которая выучилась на врача и работала гастроэнтерологом в частной клинике на Невском, посоветовала обратиться к хирургу:

-Теть Валь, это у тебя банальный жировик, вырежут, сто лет проживешь!

-Викочка, надо же отчего-то помирать! Вон сверстники уходят, и мне пора!

-Ну и глупо! Очень советую, запустишь, хуже будет! – убеждала племянница.

-Сроду к врачам не обращалась и теперь не собираюсь! Сколько отпущено, столько и проживу! – решительно возражала Гусева.

Вика только качала головой.

На пенсии Валентина Павловна продолжала подтягивать отстающих учеников, в свободное время гуляла, смотрела телевизор, слушала записи Вахтанга Кикабидзе, которого очень любила. Частенько в ее доме собирались подруги-пенсионерки, женщины разговаривали за жизнь, спорили о политике, вспоминали прошлое.

Шишка под коленом постепенно увеличивалась, но не болела. Максимум, что делала Валентина, это привязывала к новообразованию кашицу из листьев алоэ. Со старческими недомоганиями справлялась своими силами, консультируясь с племянницей-медиком по телефону. Благо, приработки от репетиторства позволяли не экономить на лекарствах.

Жизнь катилась колесом под горку. Прошло еще двадцать лет. Шишка на ноге увеличивалась и стала величиной с большое яблоко, начала ныть. Кожа под коленом вскрылась, из раны шла кровь пополам с гноем. Валюша терпела стоически, пила обезболивающее, часто меняла повязки. И понимала: скоро конец. Безобидный жировик превратился в раковую опухоль. Ходить становилось все труднее, но она, превозмогая боль, добиралась до магазина, чтобы купить продукты. Подолгу сидела на скамеечке у подъезда, разговоры с соседками отвлекали от мыслей о вечном, ожидавшим за ближайшим поворотом.

 Ученики к ней уже не ходили, трудно учить математике, когда жизнь превратилась в борьбу с болью. Операцию делать поздно: в процесс вовлеклись  ткани ноги, вплоть до кости. В народе говорят: "рак съел" – так и случилось с Валентиной. После полугода нечеловеческих мучений она впала в беспамятство, перестала узнавать знакомых и выходить из дома. Подруги вызвали племянницу из Питера, которая ухаживала за тетей последние две недели ее жизни, прошедшие в бреду с редкими островками прояснения.

-Викочка, в столе завещание на тебя и Нину, эта квартира принадлежат вам в равных долях. Продайте ее или сдавайте, как захотите, - говорила она, кивая головой на письменный стол. - И деньги на книжке тоже…

Ниной звали племянницу от младшей сестры Лидии. К тому времени из всех детей Гусевых в живых оставалась одна Валентина. Братья спились, а сестры умерли своей смертью в разное время. У племянниц были семьи и дети, деньги им уж точно не помешают.

На исходе второй недели у Валентины Павловны началась агония, она металась по кровати, не слышала слов племянницы, пытавшейся ее успокоить, не ощущала, как игла вонзалась в вену. Вике, немало повидавшей во время работы в стационаре, становилось жутко, когда тетушка вспоминала нелегкое детство, войну, родителей, звала какого-то Васю, повторяла: "Прости меня, милый, надо было вести себя помягче… тогда. Но я бы не согласилась! Не согласилась бы все равно! Мы скоро увидимся, очень надеюсь!" И Валя принималась плакать.

Отчаявшись, племянница вызвала скорую. Усталый доктор, осмотрев больную, покачал головой:

-Боюсь, тут уже ничем не поможешь! Надо же было до такого дотянуть! – укоризненно взглянул он на Вику. – Единственно, чем могу помочь, это укол сделать, поспит до утра!

-Спасибо, я и сама уколю, - ответила вспыхнувшая женщина.

Через два часа Валюши не стало.

Хоронили ее всем народом. Соседки и подруги, бывшие ученики и коллеги, обе племянницы с семьями – немало людей провожало в последний путь Учителя с большой буквы, энтузиаста своей работы и просто замечательную женщину Гусеву Валентину Павловну. Многие плакали – никому она не отказывала в помощи, выручала деньгами и добрым советом. С неимущих не брала платы, занималась бескорыстно, если видела, что человек хочет получить знание.  Её педагогическая метода, достойная научных трудов, сегодня, когда система образования оставляет желать лучшего, выглядит совершенно фантастично. Говоря простым языком, такие учителя канули в Лету вместе с СССР.

Только русские умудряются яростно уничтожать свое достояние и удивляться, отчего так плохо живут!

Валентина Павловна Гусева - представитель послевоенного поколения, работающего не за страх, а за совесть. Математик и педагог от Бога, она ушла в мир иной в ветреный весенний день 10 марта 2007 года в возрасте 75 лет. Пока живы ее ученики, будет жить и память о ней.

Квартиру ее племянницы продали, и теперь трешку на первом этаже занимает парикмахерская "Шарм".  Клацая ножницами и орудуя расческами, тамошние мастера не знают, что когда-то здесь жила учительница математики. В квартире с напольными часами, массивным комодом и вязаными салфетками на окнах, не одно поколение школяров постигало нелегкую науку, чтобы покорить свои вершины, высокие и не очень.

Лишь тот, кто у нее учился, взглянув на вывеску, грустно вздохнет, вспомнив былую атмосферу этой квартиры и строгие, но добрые глаза хозяйки. Вздохнет и мысленно скажет: "Спасибо, Валентина Павловна! Светлая память Вам!"

И в очередной раз поразится быстротечности земного бытия и жизни человеческой.