Вот
ужерассвет скоро, а Афанасий ещё не
сомкнул глаз. И лежало его когда-то большое, а теперь совсем усохшее тело,
распластавшись по всей кровати, словно неживое. Он с трудом пошевелил ногой и
попытался встать, но сил совсем не было. Зато голова была ясной, несмотря на
бессонную ночь. И воспоминания – яркие, чёткие, теснились в ней, и обгоняли
друг друга:
Вот Афанасий с женой Надюшей едут из
райцентра и рядом, на телеге, лежит новая кровать, первая их совместная
покупка. Они долго выбирали, приценивались, спорили и, наконец-то, купили эту.
Кровать была широкой, с мягкой панцирной сеткой и никелированными спинками...
Он вспомнил, как прямо в магазине от какой-то счастливой дурашливости улёгся на
эту сетку, чем насмешил и жену, и продавщицу...
Ох, и счастливы же они были тогда. И
оттого, конечно, что сделали первую большую покупку, но больше всего оттого,
что родители отдали им горницу, самую просторную и светлую комнату в доме.
Теперь наконец-то ночью они смогут побыть наедине. А до этого ютились на
каком-то жёстком топчане рядом с бабкой Агафьей, которая будто и не спала
вовсе: то кряхтела, то шла в сенцы попить водички...
И хоть не принято было раньше чувства свои
выказывать,а на всю жизнь запомнил он
первую, проведённую наедине с женой ночь. И Наденька каждой клеточкой на его
любовь отвечала, а днём – глаз не поднимала, ходила рядом и будто не
замечала... Это нынешняя молодёжь всё напоказ выставляет, а заглянешь в души –
холод... Да, любил он свою Наденьку и жизнь они с ней прожили счастливую, хоть
и трудную...
Старик незаметно задремал ненадолго, а
когда очнулся – за окном уже развиднелось.
– Стадо-то прогнали, или нет? – подумал
он...
Перед глазами опять жена: губы искусаны,
большой живот вздымается и, кажется, живёт сам по себе, отдельно от тела, а
руки крепко впились в спинку кровати. Рядом бабка- повитуха: "Кричи, кричи,
красавица, сына рожаешь”. Ох, и наволновался он тогда, когда Надя рожала их
первенцаАндрея. Казалось – никогда не
кончится эта мука. Да и потом, когда остальных – тоже не сладко пришлось. А
всего их сыновей-то четверо. Надя очень дочку хотела, помошницу, но, видно, Бог
не дал... Всех дома рожала, на этой вот самой кровати, хотя многие стали возить
жён в райцентр, в новый родильный дом...
Вот и получается, что кровать-то
счастливой оказалась: в любви куплена, в любви жила...
Сыновья не раз собирались заменить её на
новую, современную, а эту старую железку (так они её называют) выбросить на
свалку, но он не дал...
И, вдруг, такая тоска сдавила ему сердце
от осознания, что жизнь подошла к концу, и никто не сможет изменить этого.
Несколько минут он лежал, погрузившись в какое-то оцепенение. Затем с трудом
дотянулся до табуретки, где стояла кружка с водой, заботливо оставленная
соседкой Олей, глотнул немного. – Ольга-то на покосе, наверное. Хорошая
бабёнка, только невезучая. Сколько уж лет одна с двумя детьми пластается,
после того, как пьяница муж умер. Спасибо, не бросает его по-соседски... Вон,
как вчера испугалась, когда увидела его серое лицо, а всего чуть-чуть и
повозился-то по хозяйству. Прогнала со двора и в постель уложила, – подумал он
с теплотой.
– Сыновья-то в городе живут, некогда отца
родного проведать. Когда мать живая была – почаще приезжали... О-хо-хо, кому
старик нужен...
Снова нахлынули воспоминания: и вспомнился
тот чёрный день, когда он вернулся с поля – уставший, голодный, а жена, вместо
того, чтобы встретить его, как всегда у порога, лежала на кровати бледная, с
посиневшими губами и прижатыми к груди руками... А через неделю – померла... сердце.
Ох, как тяжко было ему тогда, даже сейчас не так тяжко... По щеке скатилась
слеза и будто обожгла её и, вдруг, он почувствовал, что в доме холодно и
неуютно, хотя на дворе стоял жаркий июль...
– Как же он тогда ненавидел кровать эту
после смерти жены. Выкинуть хотел, но не выкинул и потом уже бесчисленное
количество раз благодарил Бога за это. Ведь вся жизнь егосвязана с ней. Вот и, подишь-ты, железка, а
тоже душу греет... Он ещё раз попытался встать и даже спустил ногу с кровати,
но какая-то неведомая сила держала его, не отпуская и, вконец ослабев, он
провалился в вязкую удушливую темноту...
Когда Ольга прибежала, чтобы покормить
Афанасия обедом, он лежал лицом вверх, напряжённо вытянувшись, как будто хотел
последним усилием раздвинуть крышу и в последний раз увидеть небо.
[Скрыть]Регистрационный номер 0170881 выдан для произведения:
Вот
ужерассвет скоро, а Афанасий ещё не
сомкнул глаз. И лежало его когда-то большое, а теперь совсем усохшее тело,
распластавшись по всей кровати, словно неживое. Он с трудом пошевелил ногой и
попытался встать, но сил совсем не было. Зато голова была ясной, несмотря на
бессонную ночь. И воспоминания – яркие, чёткие, теснились в ней, и обгоняли
друг друга:
Вот Афанасий с женой Надюшей едут из
райцентра и рядом, на телеге, лежит новая кровать, первая их совместная
покупка. Они долго выбирали, приценивались, спорили и, наконец-то, купили эту.
Кровать была широкой, с мягкой панцирной сеткой и никелированными спинками...
Он вспомнил, как прямо в магазине от какой-то счастливой дурашливости улёгся на
эту сетку, чем насмешил и жену, и продавщицу...
Ох, и счастливы же они были тогда. И
оттого, конечно, что сделали первую большую покупку, но больше всего оттого,
что родители отдали им горницу, самую просторную и светлую комнату в доме.
Теперь наконец-то ночью они смогут побыть наедине. А до этого ютились на
каком-то жёстком топчане рядом с бабкой Агафьей, которая будто и не спала
вовсе: то кряхтела, то шла в сенцы попить водички...
И хоть не принято было раньше чувства свои
выказывать,а на всю жизнь запомнил он
первую, проведённую наедине с женой ночь. И Наденька каждой клеточкой на его
любовь отвечала, а днём – глаз не поднимала, ходила рядом и будто не
замечала... Это нынешняя молодёжь всё напоказ выставляет, а заглянешь в души –
холод... Да, любил он свою Наденьку и жизнь они с ней прожили счастливую, хоть
и трудную...
Старик незаметно задремал ненадолго, а
когда очнулся – за окном уже развиднелось.
– Стадо-то прогнали, или нет? – подумал
он...
Перед глазами опять жена: губы искусаны,
большой живот вздымается и, кажется, живёт сам по себе, отдельно от тела, а
руки крепко впились в спинку кровати. Рядом бабка- повитуха: "Кричи, кричи,
красавица, сына рожаешь”. Ох, и наволновался он тогда, когда Надя рожала их
первенцаАндрея. Казалось – никогда не
кончится эта мука. Да и потом, когда остальных – тоже не сладко пришлось. А
всего их сыновей-то четверо. Надя очень дочку хотела, помощницу, но, видно, Бог
не дал... Всех дома рожала, на этой вот самой кровати, хотя многие стали возить
жён в райцентр, в новый родильный дом...
Вот и получается, что кровать-то
счастливой оказалась: в любви куплена, в любви жила...
Сыновья не раз собирались заменить её на
новую, современную, а эту старую железку (так они её называют) выбросить на
свалку, но он не дал...
И, вдруг, такая тоска сдавила ему сердце
от осознания, что жизнь подошла к концу, и никто не сможет изменить этого.
Несколько минут он лежал, погрузившись в какое-то оцепенение. Затем с трудом
дотянулся до табуретки, где стояла кружка с водой, заботливо оставленная
соседкой Олей, глотнул немного. – Ольга-то на покосе, наверное. Хорошая
бабёнка, только не везучая. Сколько уж лет одна с двумя детьми пластается,
после того, как пьяница муж умер. Спасибо, не бросает его по-соседски... Вон,
как вчера испугалась, когда увидела его серое лицо, а всего чуть-чуть и
повозился-то по хозяйству. Прогнала со двора и в постель уложила, – подумал он
с теплотой.
– Сыновья-то в городе живут, некогда отца
родного проведать. Когда мать живая была – почаще приезжали... О-хо-хо, кому
старик нужен...
Снова нахлынули воспоминания: и вспомнился
тот чёрный день, когда он вернулся с поля – уставший, голодный, а жена, вместо
того, чтобы встретить его, как всегда у порога, лежала на кровати бледная, с
посиневшими губами и прижатыми к груди руками... А через неделю – померла... сердце.
Ох, как тяжко было ему тогда, даже сейчас не так тяжко... По щеке скатилась
слеза и будто обожгла её и, вдруг, он почувствовал, что в доме холодно и
неуютно, хотя на дворе стоял жаркий июль...
– Как же он тогда ненавидел кровать эту
после смерти жены. Выкинуть хотел, но не выкинул и потом уже бесчисленное
количество раз благодарил Бога за это. Ведь вся жизнь егосвязана с ней. Вот и подишь-ты, железка, а
тоже душу греет... Он ещё раз попытался встать и даже спустил ногу с кровати,
но какая-то неведомая сила держала его, не отпуская и, вконец ослабев, он
провалился в вязкую удушливую темноту...
Когда Ольга прибежала, чтобы покормить
Афанасия обедом, он лежал лицом вверх, напряжённо вытянувшись, как будто хотел
последним усилием раздвинуть крышу и в последний раз увидеть небо.