Шалава

                   1.     

        Тесная комнатка страхового агентства. Современная отделка - серые стены, серый потолок, казенная – с инвентарными номерами – мебель. Тусклый свет диодных ламп, тусклый свет из окна. Осень. Холодно.

        За весь день – только один клиент.  Древняя бабулька, задав с две сотни вопросов, застраховала свой полугнилой домишко на окраине города  от всего, кроме цунами и вспышки сверхновой. И снова тишина. Только царапались о стекло дождевые капли, небо опрокинулось на крыши домов, и на душе было тоскливо и одиноко. Как на больничной койке.

        Так и не дождавшись конца рабочего дня, Клюев закрыл офис и вышел на улицу. С неба накрапывало, но уже меньше. В нескольких метрах его ждал скромненький «Дэу» с транзитными номерами. Когда открывал дверцу машины, сзади неожиданно раздалось:

     - Дяденька, подвезите!

        Он обернулся. На скамье у подъезда, накрывшись зонтами, сидели три ярко накрашенные девицы с сигаретами в руках. Одна из них  подошла к Клюеву:

     - У меня денег нет на маршрутку, а идти далеко… а, дяденька?

        У нее было миленькое, круглое личико, рыжие завитушки волос падали на открытый лоб, маленький вздернутый носик покраснел от холода, пухлые губки подрагивали. Даже на высоких каблуках это  полудитя едва доставало Клюеву до плеча.

        В другой раз он бы отказал: не любил делать то, за что ему были бы обязаны. Но тут, глядя в распахнутые – тоже с рыжинкой – глаза, на подрагивающие, словно обиженные губки сердечком, вдруг согласился:

     - Ладно, садись. Только с одним условием – никаких разговоров!

        В машине девица быстро согрелась и даже задремала. Проехав пару кварталов, он остановился у обочины, пристегнул пассажирку ремнем и укрыл  лежавшим на заднем сиденье пледом. Потом рассмотрел свою попутчицу. Сапожки из дешевого кожзаменителя, черные  колготки со следами штопки, вытянувшийся, обвисший мешком свитерок, потертая замшевая курточка…  Да, не гламур.

        Приехав по указанному адресу, остановился и тронул ее за плечо. Очнулась она резко, будто и не спала.

     - Ты не дашь мне денег? – спросила вдруг. – Немного…

     - Сколько? – машинально ответил он.

     - Тысячи две-три. На лекарства.  У меня бабушка болеет…

     - А мы разве на «ты»? – он и не думал удивляться такой наглости. – И денег я тебе не дам. Вылезай.

        Было заметно, как пыхнуло обидой ее миловидное личико полуженщины-полуребенка. Выскочив из машины, она резко хлопнула дверцей, даже «спасибо» не сказала.

      - Хабалка малолетняя! – вдруг разозлился он, наблюдая, как миниатюрная прелестница явно для него выписывает по тротуару пунктир своими точеными ножками, раскачивая упругой как мяч попкой. – Денег ей дай…

                                                                                             2.

        И снова потянулись дни и будни. Серые и одинаковые, в прозрачных и неодолимых стенках аквариума: дом, работа, дом. Иногда вспоминал, что ему уже почти сорок… Ни семьи, ни детей, ни даже родственников. А те женщины, с которыми он встречался, исчезали мимоходом – даже лиц в памяти не оставалось. Можно было бы, наверно, что-то изменить, но такая странная, лишенная углов жизнь устраивала больше, потому что ни к чему не обязывала. Но и не удивляла.

        И юная пассажирка улетучилась бы из памяти так же легко, как и все остальные. Но она вдруг напомнила о себе. Однажды, когда он  закрывал свой офис в конце рабочего дня, кто-то мягко ткнул его в плечо. От неожиданности он вздрогнул: она! На этот раз в джинсах и смешном беретике на рыжих кудряшках:

     - У вас не будет закурить?

        Неделю назад он бросил это дурное занятие, но сигареты в офисе имелись. И зажигалка тоже. Они вышли на лестничную площадку. Только здесь Клюев заметил на щеках гостьи две черные дорожки от потекшей туши.

     - Что, бабушка? – спросил. Спросил просто так, чтобы не молчать.

        Она кивнула, судорожно затягиваясь сигаретой. И он не удержался: тоже вытащил из пачки сигарету и закурил.

     - Наверно, деньги нужны? – хотел съязвить, но когда снова посмотрел на ее  личико, внутри него что-то дрогнуло, и противный холодок жалости полоснул лезвием по спине. Потушив сигарету, он поднялся в офис, достал из сейфа деньги и вернулся на лестницу:

     - Вот, возьми…

       Девица улыбнулась, вытерла слезные дорожки и спросила как ни в чем ни бывало:

     - А вы меня не подвезете? Ну, как в прошлый раз…

        Поникший бутончик снова расцвел на глазах, и в словах была уже не просьба – уверенность.

        А в машине она вдруг села на заднее сиденье и позвала его… Зачем? – хотел спросить он, но не спросил. Завел двигатель, включил печку и, пока прогревался салон, пересел назад.

        От нее пахло каким-то странным и потому волнующим запахом сладко-горькой полыни. Наверно, так и должно пахнуть молодое здоровое тело, пышущее здоровьем и желанием. «Ну и…» - хотел спросить он, заправляя вылезшую из брюк рубашку, и она уловила этот момент: каким-то стремительным, кошачьим движением расстегнула молнию брюк и припала ртом к его паху… Это случилось столь неожиданно, что он растерялся и не оказал сопротивления, а когда понял, что произошло, было уже поздно: его мгновенно разбухшая плоть уже погрузилась в рот прелестницы.

        А потом был взрыв -  такой силы, что опустошил и вывернул наизнанку весь  его организм. Она же, подняв голову, сплюнула на пол полный рот полученного меда и, посмотрев в его отсутствующие глаза, спросила буднично:

     - У тебя есть чем запить?

       Что? – не сразу понял он. Запить? Ах да, - показал глазами, - вон в кармашке сидения бутылка «Колы»… Запей…

       И только тут к нему вернулось осознание реальности.

     - Тебя как зовут-то?

     - Вика.

     - А меня – Андрей. Вот и познакомились… А сколько тебе лет, Вика?

     - Достаточно, чтобы ни перед кем не отчитываться, - ответила она и отвернулась к окну.

        Он пересел на водительское сидение и тронулся с места. Больше они ни о чем не говорили. В зеркало заднего вида он наблюдал, как попутчица спокойно наводит макияж: красит губы, смачно плюет в коробочку с тушью, расчесывает непокорные рыжие пряди. «Странно как-то, - подумалось вдруг. – Будто ничего не случилось…».

        Высадив ее у дома, он снова не услышал от нее «спасибо». Впрочем, и сам не сказал. Хотя мог бы. За то, что она все же вторглась в его жизнь, не оставив шансов на оправдание.

        Но нет, не сказал.

                                                                                             3.

        Сомнения пришли позже. В офисе, в ставшем уже обычным ожидании – кого-то, чего-то… Но клиенты не жаловали вниманием, и только пасьянс «Паук» разнообразил досуг. Да и тот не сходился.

        Что же это было? Совращение, насилие, прелюбодеяние? Насилие – над кем? Над ним, взрослым мужиком? Или - как это называется? – педофилия? Хотя оральные утехи в машине вряд ли можно назвать сексом в прямом смысле. Да и не он был инициатором. Тогда что же? В этой неожиданной пьеске, не им придуманной, не хватало деталей и хоть какого-то финала. И мысль эта не давала покоя.

        Так прошло еще несколько дней. В той же прозаической рутине, но уже с  неодолимым желанием продолжения. Не может быть, чтобы эта история закончилась просто так.       

        И оказался прав. Однажды, закрыв контору, Клюев спустился вниз. На улице  достал сигарету, закурил. Взгляд метнулся к скамье у подъезда. Всё правильно: тоненькая фигурка, которую он теперь мог узнать и со спины,  ждала его.  Это такая игра. Сделать вид, что не слышишь звука хлопнувшей двери подъезда. Или сделать вид, что не заметил во дворе свою «пассажирку». Это такая игра. Пасьянс на две масти.

        И он сделал вид, что не заметил. Но не успел подойти к машине, как услышал:

     - Я зае…лась тебя ждать! Ты где был? – она была уже рядом, и глаза ее – огромные, шальные – чертили штрихами его растерянное лицо.

     - На работе, - сбитый с толку её напором, невольно оправдался он. – У меня рабочий день до шести, могла бы и подняться…

     - Еще чего! А в окно не посмотреть?

     - Зачем? Вообще-то…

     - У тебя жена есть? – перебила она.

     - Есть, - соврал он.

     - А дети?

     - Детей нет.  Почему спрашиваешь?

     - Да так, интересуюсь. Врешь ты всё. Притворяешься. С виду, вроде, ничего, приличный такой…

     - Почему ты решила, что я вру?

     - У тебя пуговицы на пиджаке разные… Женщина бы это заметила. Ладно, закончим на этом. И не ври мне больше…

        Странным было это общение: ни «здравствуй», ни «до свиданья», - будто не встречались и не расставались. «Спасибо» - глупость, «пожалуйста» - пошлость. Ни церемоний, ни предисловий. Хозяином положения становился тот, кто успел сказать первую фразу. И потому к машине эта рыжая фурия подошла уже хозяйкой – вздернув головку и прицокивая каблучками новых сапожек. Он это заметил.

        Ему бы одернуть эту чертовку, поставить на место, но в очередной раз не хватило духа. Хватило только на глупейший вопрос:

     - Ты что, преследуешь меня?

     - Еще чего! – фыркнула она, усаживаясь на переднее сиденье. – Я тут учусь – вон там, в путяге на горке. На повара. Там обучение бесплатное… Дашь мне немного денег?

     - Дам. А ты покажешь мне свой паспорт.

        Пассажирка пожала плечами, достала из сумочки паспорт и протянула Клюеву:

     - На, смотри, если хочешь. Я не замужем, детей нет…

       Глянув на первую страницу, Клюев вернул книжицу. Потом открыл бардачок и достал оттуда сотовый телефон:

     - Это тебе. Симку купишь сама.

     - На какие шиши? – вместо благодарности вспыхнула она. – На бабушкину пенсию? А стипуху я не получаю – двоечница… Ладно, не куксись, что-нибудь придумаю.

     - Номер мой знаешь?

     - У тебя в конторе на двери написан. Давай, отъедь куда-нибудь, я назад…

       Сверкнув перед глазами Клюева соблазнительными ножками в сетчатых колготках, она перебралась на заднее сиденье. Заехав в ближаший парк, Клюев еще какое-то боролся с соблазном. Невыносимо сладко заныло в паху. Потом голова отключилась. Последней была мысль: он снова проиграл. Вчистую. Это такая игра - на две масти...

                                                                                            4.

      - У меня завтра день рождения, - первое, что сказал он, дождавшись ее звонка. Ждать пришлось почти две недели. Все это время он не находил себе места: казалось, она специально испытывает его терпение. – Составишь компанию?

     - А кто будет еще?

     - Только мы вдвоем.

     - Не врешь?

     - Честно!

     - Ладно, давай адрес…

        Едва он успел назвать улицу и дом, как собеседница отключилась. Даже не спросила о времени. Следом пришла смс: «положи мне денег на трубу». Попытка дозвониться до нее оказалась неудачной: абонент вне зоны. А разве могло быть иначе?

        Он выбрал выходной день, чтобы подготовиться. Как раньше, при встречах с другими женщинами: цветы, шампанское… Потом стал ждать. Время словно остановилось. И в голове одна мысль: придет, не придет? В какой-то момент взяла злость: зачем это ему? Жил же раньше – спокойно, размеренно…

        Наконец, звонок в дверь… Сердце ёкнуло: она! И злости уже нет. Посмотрел на себя в зеркало: лыбится, идиот! Какого черта лыбится?  Потому что это хоть и маленькая, но победа. Потому что пришла.

        Одета, причесана и накрашена так, что прежнего милого создания не узнать. Не раздеваясь, прошла в комнату, посмотрела по сторонам:

     - Я не опоздала?

       Клюев пожал плечами, ожидая совсем другой реакции. Не дождался. Она постояла еще с минуту, потом сняла куртку и села за стол.

     - Ты это специально для меня? Мог и не стараться. Вообще-то я селедку люблю… А еще виноград. А водка у тебя есть?

       Он принес бутылку водки, наполнил две рюмки.

     - У тебя правда сегодня день рождения?

     - Нет.

     -  Я так и знала! Поэтому можно не чокаясь. И не смотри на меня так…

     - Как?

      - Будто хочешь меня съесть. Я тут похаваю, а ты иди пока в душ…

        Вернувшись, он застал ее спящей на диване… Снятые сапожки валялись на полу. Спала она, свернувшись калачиком и по-детски засунув кулачки под щеку. И тихо, будто не дышала. Клюев сел рядом. Долго, безумно долго смотрел на ее кукольное личико, подрагивающие во сне ресницы. На рыжие, разметавшиеся огненным ураганом пряди волос. Потом она вдруг улыбнулась – кому, чему? А у него – комок в горле. И запах ее тела, который невозможно было перебить никакими духами. И новое старое желание – обладать этим телом. Только телом. И не важно, что будет потом…

        Чтобы успокоиться, пересел к столу. Выпил одну рюмку, другую, третью.

     - Не увлекайся, - услышал вдруг за спиной. – Почему ты меня не разбудил? Я скоро…

        Вернулась она в его халате, в который могла бы завернуться дважды.

     -  Хочешь посмотреть? – и распахнулась… Он потянулся за бутылкой, но когда посмотрел на эту мраморную, колдовскую фигурку без ничего, прежнее желание вспенилось неодолимой волной: он хотел этого! Хотел! Какой смысл притворяться и врать самому себе? Звякнуло разбившееся стекло… Сбросив с себя полотенце, он подхватил  ее миниатюрное тело на руки, перенес на кровать и задохнулся: от немыслимого счастья, накатившегося волной, от страсти, от вожделения, от ярости взбунтовавшейся плоти…

                                                                                                  5.

        Теперь они встречались каждую неделю.  Дни ожидания были для Клюева мукой. Он дал ей ключ от своей квартиры, надеясь, что она будет заходить просто так, без приглашения. На кухонном столе оставлял небольшую сумму денег «на колготки». Но нет, не зашла ни разу. И даже не звонила. Только в день свидания.

        Теперь уже другие мысли лезли в голову: у ней кто-то есть. Ревность захлестывала, как раньше – почти животная страсть. Все же у них были разные масти, и потому расставание казалось близким и неизбежным.

     - Пойдешь за меня замуж? – спросил он однажды.

     - Еще чего! Мне это не дано.

     - Почему?

     - Ненавижу мужиков. Им нужно только одно – потрахаться.

     - И меня ненавидишь?

     - Не-ет, ты другой. Какой-то беспомощный, что ли. Живешь в своем придуманном мире, боишься оглянуться по сторонам… У тебя есть виноград?

        Она обожала виноград, могла есть его килограммами. И еще – убираться в его квартире. Теперь на каждом свидании она перемывала Клюеву всю грязную посуду. Подметала пол. Потом закуривала сигарету и выходила на балкон. Все это время он завороженно ждал. Затем подходил, обнимал за плечи, дышал в  затылок…

     - Отстань, щекотно! Иди в душ, я сейчас буду…

        После бурной постельной сцены он снова тянулся рукой – к ее маленьким, крепеньким грудкам с торчащими сосками, к завиткам волос, к промежности, которую готов был ласкать бесконечно. Ведь они никогда не целовались – даже в кровати.

     - Ты еще не нае…лся, барсучок? – спрашивала она, насытив его тело до полного изнеможения, до крови. – Потерпи до следующего раза. Винограда хочу…

        И, сидя на кровати, бесстыдно раздвинув ноги с розовой раковинкой меж ними, начинала есть виноград. Отправляя в круглый ротик ягодку за ягодкой. Смакуя и закатывая чертовские глазки с рыжинкой. Не кусая, а давя ягоды языком – тем самым, что мог довести до небесного блаженства. Или вывалять в грязи.

     - Скоро я тебе надоем, и ты бросишь меня.

     - Почему ты так думаешь?

     - Потому что у меня ничего нет. Только тело. А тело рано или поздно надоест. И в жены я не гожусь…

     - Это еще надо посмотреть, кто кого бросит, - пробовал увильнуть он от прямого ответа.

     - Вот увидишь…

       Откуда в этой пигалице было столько взрослой серьезности?  Наверно, от той жизни, в которой уже не осталось ни жалости, ни сострадания.

     - Дашь мне денег?

        Могла и не спрашивать. Конвертик с деньгами  лежал на кухонном столе, и она об этом знала. Доев виноград, по-русалочьи соскользнула с кровати и пошла на кухню. Там она помоет посуду, потом оденется, накрасится, заберет деньги и хлопнет входной дверью.

        Не сказав ни «спасибо», ни «до свиданья».

        А зачем?..

                                                                                            6.

        И вот случилось то, что и должно было случиться: Вика пропала. Прошла неделя, другая… Телефон был заблокирован, а точного адреса, где она живет, Клюев не знал.

        Он не находил себе места. Уволился с работы и теперь целыми днями валялся на диване, уткнувшись взглядом в грязно-серый потолок. Потом собрался и отправился на поиски.

       Что он знал о ней? Ничего, кроме имени, даже фамилии не запомнил, когда смотрел ее паспорт. Она говорила, что учится в «путяге» на повара. Теперь прежняя «путяга» облагородилась и называлась «колледж». Походив по длинным коридорам, Клюев нашел нужную комнату.

        Кураторша группы – пожилая дама с паклевидной прической и тройным подбородком – подняла на него снулые рыбьи глаза и зевнула во весь рот:

     - А вы кто ей будете? - И, не дождавшись ответа: - А фамилия как?

     - Я не знаю фамилии. У меня есть фотография в телефоне…

       Кураторша нехотя поднялась со скрипучего кресла и посмотрела на фото:

     - Нет, молодой человек, у нас такая не учится. А вы кто ей будете-то? «Папик», наверно? Так у нас таких шалав – пруд пруди. Держись-ка ты от них подальше, мил-человек. Кого угодно доведут до греха…

        Еще несколько дней ушло на поиски места жительства. Покружив на машине по кварталу, куда он подвозил рыжую, Клюев понял, что это бесполезная трата времени. Искать надо среди сверстниц, подруг. А были ли у нее подруги? На ум приходил и другой вариант: обзвонить больницы, морги, милицию. Но страшно было услышать «да». Лучше отложить этот вариант. Пусть он будет последним.

        А вот и то, что нужно. Группка молодых девиц – накрашенных, нататуированных, напирсигованных,  с банками тоников в руках, по-галочьи облепивших сразу несколько парковых скамеек.

     - Знаете такую? – показал он фото. – Вика зовут. Рыжая…

     - Не рыжая, а крашеная, - сказала одна из девиц, лениво выпуская изо рта жвачный пузырь. -  Вон в том доме живет, - показала рукой, - в первом подъезде, на пятом этаже.

     - А квартира?

     - Не знаю. Направо, кажется…

        Клюев позвонил.  Дверь долго не открывали. Только после третьего звонка послышалось какое-то шебуршание, дверь отворилась. На пороге стояла женщина средних лет в рваном халате. Грязные сальные волосы, полубезумный взгляд, запах перегара…

     - Чё надо? – спросила хриплым, пропитым голосом.

     - Здесь живет Вика?

     - Жила… - женщина пошатнулась, ухватилась двумя руками за дверной косяк.

     - Что значит – жила?

     - А то и значит… Две недели назад увезли по «скорой». Таблеток нажралась…

     - Каких таблеток?

     - А я знаю? А ты кто будешь-то? Хахель ейный? Что-то она говорила… Слушай, дай стольник. Я верну! Я честно верну…

        С трудом удалось выпытать номер больницы. Дальше он почти не помнил, как добирался. Пожилой доктор с грустными уставшими глазами завел его в кабинет, смущенно поправил очки, предложил воды.

      - Это совершенно невозможно, - сказал через паузу. – Она до сих пор в реанимации, к ней никого не пускают. У нее врожденный порок сердца. Она знала об этом и готовилась… Не жила – доживала… Понимаете?

     - Разве нельзя сделать операцию? – спросил Клюев.

     - А вы представляете, сколько такая операция стоит?

     - Я найду деньги! Я продам квартиру, машину, возьму кредит…

       Доктор посмотрел на него поверх очков и с сомнением покачал головой:

     - У вас… у нас слишком мало времени. Да и везти нужно в профильную клинику.  А в больнице даже нет своего реанимомобиля…

        На ватных ногах, преодолевая стелющийся перед глазами туман, Клюев вышел в коридор и бессильно опустился на скамью. Потом поднялся и пошел к выходу. В глазах все плыло и качалось. И тут его догнал звонкий голос – её голос:

     - Папаша, подождите!

        Он вздрогнул, обернулся. Молоденькая – точь-в-точь его Вика! – медсестричка протянула ему листок бумаги. Хотел сказать «спасибо», но почему-то промолчал. Развернул листок и долго не мог прочитать расплывающиеся строки.

     «Я люблю тебя, барсучок. Извини, что так долго обманывала тебя. Я не виновата в том, что для одних жизнь подарок, а для других короткая поездка. И не вздумай носить на мою могилу цветы. Я их ненавижу…». 

                                                      ~*~*~*~*~

        Прошел год. Клюев вернулся на прежнюю работу и все так же проводил время в бесконечном ожидании – кого-то, чего-то… Иногда смотрел в окно. Там, на лавочке у подъезда, его ждала тоненькая, хрупкая полуженщина-полуподросток. У нее озябли руки и покраснел смешной вздернутый носик. Но все так же полыхали огнем рыжие пряди, которые уже не могли никого согреть. "Подожди, рыжая, - думал он, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу. - Подожди, я уже скоро..."