Благодарность

Находясь в  «свободном полёте» после очередного развода, он много пил, пытаясь залить водкой пустоту в душе. Не помогало. Случайные женщины так и оставались случайными, и всё чаще приходила мысль, что одиночество, в конце концов, его доконает.

Осенью, на дне рождения у Нины, они дружили ещё со студенческой скамьи, он увидел её. Вернее, сначала её глаза. Блестящие, обращённые как бы в себя.  Бездна! Но из  бесконечной глубины лучилась нежность, которая, впрочем, не выплёскиваясь наружу, проявлялась только в их необычном блеске.  Она вела себя естественно,  поддерживала общий разговор и даже иногда колко отвечала на дурацкие шутки, обычно возникающие в процессе застолья, но при этом оставалась отстраненной, сама по себе.  Заворожённый, он, как законченный идиот, впился в неё взглядом и неотступно следил за её поведением, выражением лица, жестами, улыбкой, глазами. 

Выпал случай, пригласил на танец и, взяв её за руку,  почувствовал безвольность сухих, но нежных, пальцев.  Накрыл её ладонь своей, и откуда-то изнутри в нём начала разливаться нежность, такая же бесконечная, какая светилась в её глазах. За стол сели вместе, и он начал целовать эту тёплую, ласковую, безвольную ладонь. Она не возражала, молча смотрела на него, как на дурачка, и слабо улыбалась.

Когда вышли в коридор покурить, Нинка, зашипела.

- Ты с ума сошёл! Она беременная замужняя женщина. А ты, старый козёл, лезешь к ней целоваться.

- Нина! Мне от неё ничего не нужно! И живота не видно. Я просто влюбился!

- Ага! В триста пятнадцатый раз! Одно слово – козёл. Она на шестом месяце и живот маленький.

- А где же муж?

- В армии муж, в октябре забрали.

Вернувшись к столу,  он опять подсел к ней и спросил о беременности.

- А это что-то для тебя меняет? – насмешливо спросила она.

- Нет, конечно! – и снова нагнулся к ладоням, а она погладила его по голове. 

На том они и расстались.

***

Настало лето. Как-то вечером позвонила Нинка и попросила прийти. Она жила неподалёку.

- Вот тебе кассета с записями, завтра вечером отвези её в общагу, комната 114. Я дежурю, поэтому сама не смогу. Хорошо!?

Там жили её студенческие подружки, они как-то пару раз приезжали к ним в гости. Войдя в комнату, он увидел знакомые лица, а справа - накрытый стол. В дальнем его конце сидела она.

В груди ёкнуло.

- Привет! – как-то испуганно произнёс он.

- Проходи, садись! – мягко сказала она, указывая на стул рядом с собой.

Сел, положив руки на колени. Девчонки весело рассаживались, что-то щебеча о дне рождения, а она вложила свою маленькую мягкую ладошку в его правую руку. Он почувствовал, как пульсирует кровь в подушечках пальцев, и его накрыла знакомая волна нежности. 

Они сбежали в самый разгар гулянья и отправились в сквер на Площади революции.  И говорили, говорили без умолку, взахлёб, перебивая друг друга. Как-то незаметно для самих себя начали целоваться.  Дальше разговоры продолжались с перерывами на поцелуи. Время остановилось, уступив место  нежности и неутолённой страсти.  Он лежал на скамье, положив голову ей на колени, тепло тела доводило до безумия, а она обволакивала его бесконечной нежностью, спрятанной ранее далеко-далеко в бездонных глазах. Так они успели отдаться друг другу раньше, чем это произошло на самом деле. Неожиданно наступило утро, что заставило их направиться к её дому. Надо было появиться у свекрухи, отметиться после ночи, якобы,  проведенной у подруги.

Ушла,  пообещав вернуться к 10 часам, а он остался на скамейке, неподалёку от дома, и стал вспоминать их разговор.

Вышла замуж «по залёту», мужа не любила, впрочем, как и он её.  Понимая это, они жили, как сейчас говорят, в свободных отношениях, но старались не напрягать родителей, которые, собственно, и настояли на их свадьбе. А потом муж не сдал осенью что-то от весенней сессии и загремел в армию, это её не очень расстроило по вышеназванным причинам.  Свекруха интересовалась лишь внучкой. А её родители очень обрадовались, когда сбагрили замуж одну из четырёх дочерей.  Она так привыкла к такому одиночеству, что восприняла его ухаживания с изумлением. И, не поняв причину его жадного внимания к беременной женщине, посчитала его ненормальным.  Она почти забыла о нём, но месяца через три после рождения дочери, когда в памяти вдруг всплыло то необычное знакомство, она поняла, что хочет его увидеть. Финт с кассетой придумала Нинка. Фиктивным был и день рождения, придуманный исключительно с целью сделать их встречу, будто бы, случайной.

Всё это воспринималось им спокойно по той причине, что ему была важна только она. Задумавшись, он не заметил её появление. 

- Я сказала, что еду на пляж!

- Не угадала! Мы едем в лес!

Нежаркое в том году лето сохранило зелень лесного луга вплоть до конца июля. Среди травы  в изобилии цвели ромашки, васильки, колокольчики, кашка, дикий горох, пижма…

Устроились в тени высокого дуба, расстелив под его кроной пляжный коврик. Потом они любили друг друга, пили из бутылки каберне, грызли большое красное яблоко и опять любили. Им что-то нашептывала листва, для них щебетали птицы и трещали в траве кузнечики, а в высоком небе медленно плыли высокие белые облака. Уставшие, они лежали, обнявшись, а он  осыпал их ромашками, подбрасывая вверх бело-жёлтые цветы. Она была очень красива в венке из ромашек над сияющими глазами, с лицом, озарённым улыбкой любящей грешницы. 

***

Больше они не встречались. На оговоренную заранее встречу она не пришла, и не позвонила. А он звонить не мог. Нинка, промолчав с год, как-то обмолвилась, что она живёт с мужем, и что всё у них отлично.  До конца своих дней он был искренно   благодарен этой женщине с блестящей нежностью в глазах. И если бы его спросили – за что, он вряд ли бы смог ответить.

Звали её Вера.