Просто автобаза

Ориентируясь по зеркалам заднего вида, Вадим задним ходом въехал в большой гаражный бокс. Задним бортом чуть не упёрся в дальнюю стену, остановив КамАЗ буквально в десяти сантиметрах от неё. Нажав ногой кнопку на полике, заглушил двигатель. Распахнул дверцу кабины. Рядом, бок о бок, стояли ещё пять самосвалов и один фургон. Меньше четверти автоколонны. С одной стороны хорошо – Вадим «отстрелялся» одним из первых, сделав запланированную норму рейсов раньше, чем закончилась смена. С другой стороны, в понедельник, в начале первой смены, придётся ждать, пока выедут машины из передних рядов.

Вадим вытащил ключ из замка зажигания и бросил его в бардачок. Вылез из кабины, с размаху захлопнув дверцу. От распахнутых ворот тянуло холодом. Они являлись единственным действенным источником вентиляции. Старая, ещё «совковая» конструкция труб вентилирования, собранная из длинных жестяных коробов с раструбами вытяжек, и проложенная под крышей здания, сто лет как не работала и покрылась толстым мшистым слоем пыли. В боксе витали полумистические волны серого дыма, и воняло сгоревшим дизельным топливом.

За стоявшими грузовиками, где-то в самом отдалённом углу гаража, слышались голоса и смех. Коллеги-водители, досрочно вернувшиеся с «линии», собрались в курилке, чтобы посудачить и поделиться впечатлениями прошедшего рабочего дня. По столу хлопали плашки домино.

Из-за постоянно раскрытых ворот в помещении гаража дизельной техники зимой всегда стоял бодрячок. Поёжившись, Вадим застегнул на молнию до самого ворота короткополую зимнюю куртку с капюшоном. Закурил и потопал к курилке, обходя стоявшие машины, от радиаторов которых всё ещё исходил жар.

В курилке находились четыре водителя. Трое: Василич, Сергеич и Леонидыч – старожилы автобазы, работающие ещё с восьмидесятых годов и знающие, как хитрожопо, по-быстрому, откатать план и успеть «полевачить». При этом умудрившись сэкономить горючку, и достоверно списать её в путевом листе, сведя расход топлива с километражом автопробега. Они расположились за длинным деревянным столом со столешницей, обтянутой забытого цвета исцарапанным и порезанным дерматином. Воодушевлённо рубились в домино. Четвёртый, Юра, молодой двадцатилетний паренёк, отработавший на предприятии всего полгода, стоял рядом, поясницей прислонившись к перекладине ограждения курилки. В руках он вертел длинный «баллоник» и следил за игрой. Первым Вадима заметил Сергеич, сидевший к воротам лицом.

– Физкульт-привет, подёнщик! – воскликнул он, замахнулся рукой, сжимающей плашку домино, и припечатал её к столу, продолжив выкладывать замысловатую конфигурацию. – Опять снег катал?

– Здорово! – Вадим уселся на скамейку рядом с Василичем – полным плешивым пожилым мужичком с добродушным взглядом. В руках он собрал с десяток плашек и явно отставал от партнёров.

– Точно – снег, – подтвердил Вадим. – Именно, что катал.

– Непруха, – посочувствовал Василич. То ли себе, что проигрывает, то ли Вадиму.

– Фигня, прорвёшься! – подбодрил Сергеич, очередным шлепком испытывая на прочность стол. – Кузьмин с сегодняшнего дня на «бюллетене». Думаю, поставят тебя на маршрут вместо него.

– Серьёзно?! – встрепенулся Вадим. За Кузьминым был закреплён маршрут от автобазы до щебёночного склада обогатительной фабрики шахты, в которой добывали железную руду. Там начинался пункт загрузки самосвала щебнем, а далее – по адресам заказчиков. Золотой маршрут. Если вовремя определиться со сторонними заказами на щебень. Со скидкой, на «двадцатипятитоннике», за один «левый» рейс – десять «косых». Половину – охране, кладовщику и табельщику шахты. Пять – себе. У Вадима застучало сердце. Зачесалась левая ладонь. К чему бы?

– У тебя ГЛОНАСС исправен? – спросил, жевавший мундштук папиросы, Леонидыч?

Вадим шмыгнул носом:

– Сегодня «случайно» накрылся.

– Тогда нормально. Диспетчеру не докладывал?

– Нет.

– И не надо. Это его забота следить за исправностью приборов контроля транспорта. Делай своё дело, пока он спит.

– Ясен перец… А с Кузьминым-то чего стряслось?

– Возраст. Притомился, – ответил Сергеич, не отрывая взгляд от своей ладони с двумя оставшимися плашками.

– Чего он притомился? У него «Скания». Делов – дёргать «кулису».

– Он здесь с семьдесят второго работает… – Сергеич осуждающе посмотрел на Вадима. – С первого дня создания АТП. Ему Черненко почётную грамоту вручал в Кремлёвском дворце съездов – за производственные успехи. Взасос чуть ли не в задницу целовал… – Коллега в задумчивости потёр лоб. – Или наоборот. Короче, не важно. Мы с ним здесь всю хренотень в девяностые прошли: прихватизацию, ТОО, ТОЗТ, ЗАО, хренОО, ООО «Автобаза»… Все липовые банкротства, которые наш бессменный директор проворачивал, став ещё и учредителем. По году без зарплаты сидели. И саляры не было, чтобы подхалтурить. Так что считай, что мы себе компенсируем потери… Рыба!

Сергеич от души, со всей накопленной злостью вмазал плашкой по столу, завершая партию. Железные кружки с почерневшим от чая нутром, стоявшие на краю стола, подпрыгнули и звякнули краями.

– Да, ладно, – примиряюще произнёс Василич, подсчитав очки и положив оставшиеся плашки на стол. – У меня шестнадцать… Чего разошёлся? Парни тоже не в масле катаются. Им, на шару, жильё никто не давал. Как нам, при загнивающем социализме. И цены в магазине до небес. А Вадиму семью надо кормить, одевать. Да и Юрику, когда хорошую девчонку встретит, не к мамке же вести. Свой угол надо иметь.

Вадим раздражённо поморщился, заслышав больную тему. Он с женой Верой и сыном Кириллом уже пятнадцать лет мотались по съёмным квартирам. С его официальной зарплатой банки наотрез отказывались давать ипотечный кредит на покупку жилья. Ни льготниками, ни очередниками они не значились. Как и соцзащита в упор не признавала их малоимущими.

– Да спокоен я. Как удав. – Сергеич, с явно слышимым хрустом позвонков, потянулся. – У Вадима с Юриком есть возможность дополнительно подзаработать. Считай, Кузьмин на больничном. Я с понедельника встаю на ремонт. С движка надо «голову» снимать, менять поршневые кольца в «котлах». Вова тоже с понедельника уходит в отпуск. Так что хреначить будете по полной… Тебе, кстати,  Чудила подписал заявление?

Сергеич посмотрел на Леонидыча. Тот вытащил докуренную папиросу изо рта и бросил её в ведро с водой, стоявшее рядышком с самопальным теплоэлектронагревателем, светящимся раскалёнными нихромовыми нитями.

– Подписал, – отозвался Леонидыч. – Через ёрш твою медь. Орал, что работать будет некому. И не на чем. Говорит, блин, не коллектив, а одни инвалиды. То по больничным, то по ремонтам, то по отпускам… Интересно, а кто автопарк довёл до такого хренового состояния?!

– Почему Чудила-то? – подал голос доселе молчавший Юра.

Чудилой за глаза называли главного механика автопредприятия со звучной фамилией Бованенко – за склочный и вздорный характер.

Сергеич криво усмехнулся:

– А, кто он, по-твоему? Чудила и есть. За десять лет, что он здесь работает, почти всю рембазу стырил и продал. Докатились. Заказов на грузоперевозки – море, а нам грузовики ремонтировать нечем. Думаешь, я движок буду чинить за средства предприятия? Хрена там. За те бабки, что наколымил. Поэтому у меня ни джи пи эс никогда на КамАЗе не работал. И ГЛОНАСС, после каждого восстановления, не работает дольше пяти минут, после того, как я выезжаю за ворота автобазы.

– Когда родился хохол, еврей заплакал, – помянул каким-то задумчиво-прорицательным голосом старую присказку Василич.

– Ты, хохол! Проиграл, лезь под стол давай, – напомнил Сергеич.

– У нас директор – тоже ещё тот чудень. С той двенадцатирублёвой зарплатой, что он нам платит, долго не протянешь. Да если ещё на неё машины ремонтировать… – продолжил свою пламенную речь Сергеич, наблюдая, как Василич, кряхтя, пролазит под столом. – Автобаза работает в две смены, а у этого козла предприятие всё время в убытке!

Вадим, упёршись локтями в столешницу, молча слушал. К сказанному Сергеичем ему добавить было нечего. За те пять лет, что он здесь проработал, он хорошо изучил местные порядки. Переливать из пустого в порожнее не хотелось.

– Поэтому, ребята, не тупите, – обратил своё внимание Сергеич на Вадима и Юру. – Есть возможность поработать на себя – работайте. Медаль заслуженного работника капиталистического труда вам здесь не вручат, и спасибо никто не скажет!

– Задолбал уже! Хватить брюзжать. – Василич вылез из-под стола с другой стороны и оказался рядом с Сергеичем. Пыхтя, сел на лавку. – Жулик всегда останется жуликом. И никогда не насытится. Даже если брюхо лопнет. Их дом – тюрьма. Раньше так и было. Меня родители с Винницы сюда привезли в шестьдесят девятом году. И пока три ушлёпка не собрались в Беловежской пуще, я и представить себе не мог, что получится такая фигня. А, ладно! – Он махнул в пустоту рукой.

– Вот и я говорю – ладно, – произнёс Леонидыч, складывая домино в картонную коробку. – Сегодня пятница или как? Хватить тормозить, за день натормозились. Пора растормаживаться. Петя, Саша? Чё не шевелимся? Поляну накрывайте. О политике дома с телевизором поговорите. На начальство – жёнам пожалуетесь.

Василич и Сергеич руками зашарили под лавкой. Зашуршали пакеты. На столе появились две бутылки водки, банка с маринованными огурцами, целлофановые мешочки с уже нарезанными чёрным хлебом, копчёной колбасой и густо поперчённым салом.

Леонидыч подвинул поближе к себе пустые кружки. Откупорил одну бутылку и стал наливать водку.

В этот момент, рыча и чихая двигателем, плюясь иссиня-чёрным дымом из выхлопной трубы, в гараж въехал тягач МАЗ. Проехал почти по всему боксу и, круто завернув по широкой площадке, дал задний ход. Медленно подкатил к стене и встал в «калашный ряд», возле фургона. Кабина, рама и прицепное устройство тягача блестели инеем. Глушитель и выхлопная труба покрылись чёрным куржаком льда.

Фыркнув и выпустив очередную порцию дыма в потолок гаража, двигатель МАЗа заглох. Бокс наполнился свежими запахами сгоревшего топлива и масляной гари. Тёмно-синий призрачный дым плавно покачивался в воздухе и медленно тянулся к открытым воротам.

Из кабины тягача выпрыгнул, одетый в чёрные джинсы и футболку, водитель – Андрей Прохоров, одногодок Вадима.  

Андрей, привстав одной ногой на подножку, вытащил из кабины коричневую дублёнку, меховую шапку и красный пластиковый пакет. На вид – явно не пустой.

– Пьёте? И без меня? – Андрей обошёлся без приветствия. Он поставил пакет на край стола и стал выкладывать содержимое: филе сёмги в вакуумной упаковке, копчёную курицу, небольшую палку сервелата, нарезанный кругляш чусовского хлеба, бутылку водки (куда же в пятницу без неё?). Андрей устроился за столом рядом с Вадимом. Надув щёки, шумно, с каким-то невероятным облегчением, выдохнул, словно только что сбросил с себя пару-тройку двухпудовых гирь:

– Ну, выпьем, что ли?

Никто и не возражал. Леонидыч налил водку в ещё одну кружку и подал Андрею. Тот взял её за нижние края, посмотрел внутрь, словно сомневался, что в кружке что-то есть, и произнёс:

– Первый тост как всегда? Ни гвоздя, ни жезла?

– А как иначе? – отозвался Вадим.

Водка пошла в охотку, как родная. Закуска тоже не показалась чужой. Тут же, почти без перерыва, хлопнули по второму и третьему разу. Вадим и Леонидыч закурили.

– С дальнобоя? – спросил Андрея Вадим.

– Ага, с дальнобоя! – Андрей хрустел копчёным куриным крылышком. – На таком корыте и сто метров дальнобоем покажутся.

– Почему корыто? МАЗ почти новый, – удивился реплике Андрея раскрасневшийся от водки Юра.

– Почти новый, – съязвил Андрей. – Когда ему ТО делать, если всё время в рейсах? Я с Югорска назад тридцать два часа хреначил. На двух передачах. Коробка, по ходу, накрылась. Может, демультипликатор полетел. Восьмиступенчатую коробку передач из четырёхступки скомпоновали. Хотя… Может и не в нём дело. У меня движок всю дорогу в перегрев нырял, труба маслом зачадила.

– В понедельник вставай со мной на ремонт, – жуя, сказал Сергеич. -  У тебя, по ходу, прокладку головки блока пробило. Или «рука дружбы» посетила. В знак любви и признательности от машины. Один, а может, и пара «горшков» не работают. Сюда, в кучу, добавляй неисправную коробку. Заодно, поможем друг другу ремонт на совесть сделать. Мотористы у нас, сам знаешь, говнорукие.

– Тут к гадалке не ходи. МАЗ сейчас почти не ездок. Не вытягивает весь «табун». Я в Югорск две газовые трубы отвёз. Хорошо, назад порожняком шёл. С грузом точно не дополз бы.

– Жёг бы сейчас покрышки на трассе, – прокомментировал, пыхтя папиросой, Леонидыч.

– Остряк,  – немного обиделся Андрей. – Это у нас минус тридцать два. А там, за Пелымом, температура минус сорок пять стоит и выше не поднимается. Вдобавок, Чудила, раздолбай, спецразрешение не оформил на перевозку крупногабаритных и тяжеловесных грузов. Мне ещё повезло. Гаишники всего два «горчичника» нарисовали. Первый раз на пункт весового контроля нарвался. Во второй раз за негабарит оформили.

– Дело было не в бобине… – протянул Василич.

– А я здесь причём?

– Притом. Чудила, конечно, обязан был оформить разрешение. Но, ты, балбес, знаешь, что не можешь выезжать с грузом, если у тебя нет спецразрешения в кабине тягача! Готовь штрафные четыре рубля. В фонд помощи малоимущему правительству.

Андрей, смущённый железным аргументом Василича, смолк. Потупился взглядом.

– Леонидыч, наливай! – бросил через стол Вадим, стараясь прервать затянувшуюся паузу между приёмами «шайтан-воды» и, заодно, подзарядить обстановку, ставшую вдруг кислой…

Леонидыч встал со скамейки. Взял со стола бутылку с водкой. Обошёл всех по кругу, наливая по полкружки. Когда бутылка опустела, открыл другую, чтобы налить тем, кому не досталось. Вернулся и сел на прежнее место. Ничего не говоря, взял свою кружку и выпил. Закусил куском сала с хлебом.

– Кого сегодня не будет? – спросил Вадим, глядя на Леонидыча.

Леонидыч, как главный знаток всех событий на автобазе, на секунду задумался, потом ответил:

– Утром три «фуры» ушли в область. Вовка Орешников, Семёныч… И Димка Пастухов. Пока проторчат в «отстойнике», ожидая погрузки. Передохнут, потискают шалав… Короче, не раньше вторника вернутся. Остальные, вроде, все на местных маршрутах.

– Понятно. – Вадим повернулся лицом к Юре, не выпускающего из рук «баллоник», словно это был скипетр. – Ну, а ты чего вцепился в эту балду, как в сиську?

– Заднее колесо хочу снять, – спокойно ответил Юра. – Костыль поймал.

– Так езжай в цех, к шиномонтажникам, – посоветовал Сергеич. – Они тебе за десять минут «баллон» отремонтируют.

– Лесом они меня пошлют со своим «баллоном». До конца смены пять минут осталось. Поди, ещё раньше нас «поляну» накрыли. Да бес с ними! Колесо – внешнее. Домкрат и уголки в «коробке» всегда лежат. Монтажки – тоже. На «грибе» – ещё десяток целых камер. Компрессор в боксе, слава Богу, рабочий. Сам управлюсь. Делов-то – сбить «обруч» и скинуть кольца, покрышка сама вывалится. Проще, чем на легковушках.

– Остаться помочь тебе? – спросил Вадим.

Юра улыбнулся в ответ:

– Спасибо, справлюсь. Когда на «дорожке» или карьере работаем, за смену, раз по пять-шесть пробитые камеры меняем. А тут – одно колесо.

– Ты про разницу давления не забудь, когда будешь «баллон» накачивать! – произнёс Сергеич. – Не поленись, закати колесо за предохранительную решётку. Чтобы яйца не оторвало! Ты молодой. Не исключаю возможности, что они тебе ещё могут пригодиться.

– Не забуду, – пробурчал Юра интонацией ученика, выслушивающего советы учителя младших классов. И «по-взрослому» опрокинул в рот полкружки водки…

Большие электронные часы, висевшие на боковой стене гаража, показывали половину шестого вечера. Один за другим, в бокс въезжали грузовики, вернувшиеся с «линий». Некоторые водители, поставив машину, сразу уходили домой. Но большинство оставались. Водители, следуя пятничной традиции, приезжали со спиртными напитками и закуской. Стол, постепенно, начинал ломиться от снеди и разнообразия алкоголя. Шум стоял в гараже, как на свадьбе в ресторане. Разве что караоке не хватало. Но его отсутствие с лихвой компенсировалось громкой музыкой, летевшей из открытых кабин грузовиков.

Как только в бокс заехал последний грузовик, и дым от дизельных машин немного рассеялся и перестал резать глаза, ворота гаража наконец-то были плотно закрыты. Разгорячённые спиртным, водители сбрасывали верхнюю одежду. Громко разговаривали. Кто-то с кем-то спорил… Вечер пятницы двигался своим устоявшимся порядком…

Траурный зал морга был полон. Собрались почти все работники автобазы: водители четырёх автоколонн, мотористы, автослесари, шиномонтажники, кладовщики, рабочие из мехцеха… Руководство и сотрудники администрации автопредприятия даже среди большого скопления народа извернулись и сумели обособиться от остального коллектива, построившись вдоль стены, по правую сторону от гроба, в котором лежал Юра. Словно спящий. Мастера похоронного дела постарались. Юра выглядел умиротворённым. На подкрашенных губах застыла лёгкая улыбка. Волосы цвета спелой соломы на голове аккуратно причёсаны. Гладкий высокий лоб не успел запечатлеть за короткую жизнь Юры течение времени в виде морщин. И ни единого намёка на полученную смертельную рану…

Тихо играла траурная музыка, невольно вызывающая чувство скорби и в без того гнетущей обстановке. Гроб, обшитый синим бархатом, стоял на высокой подставке, облицованной мраморной тёмно-красной плиткой. У подножия работники бюро ритуальных услуг разместили три белых пластмассовых вазона, в которые все пришедшие попрощаться с покойным, опускали букеты с цветами, обёрнутые черными ленточками с золотистой оборкой. Люди стояли плотно, но от дверей зала к гробу, словно извилистой тропой в непроходимом лесу, образовали узкий проход. Родственники, друзья, одноклассники, коллеги подходили к гробу, ставили в вазоны цветы, клали денежные купюры разного достоинства поверх савана, укрывавшего тело Юры от ступней до пояса. Останавливались на минуту-другую у гроба. Кто-то, выказывая вербально проявления чувств к покойному, накрывал своей ладонью сложенные на животе и связанные верёвочкой кисти рук Юры. Наиболее близкие и хорошо знавшие Юру люди, осторожно целовали его в лоб, поглаживали волосы. То и дело сквозь заунывную музыку прорывались чьи-то всхлипывания. Юра, живой, с открытым и добродушным взглядом, взирал на пришедших попрощаться к нему людей с большой фотографии, установленной на деревянной полке у изголовья гроба.

Мать Юры и его старший брат сидели по левую сторону от гроба на длинной широкой скамье. Рядом примостились ещё две женщины, но Вадиму они были не знакомы. Скорее всего, близкие родственницы. По крайней мере, так показалось Вадиму, уловившему между мамой Юры, его братом и ними внешнее сходство. К ним подходили ребята с автобазы, друзья, одноклассники. Обнимали за плечи, говорили стандартные слова соболезнования… Брат и родственницы что-то отвечали. Мама оставалась почти безучастной и молчаливой. В ответ она просто вежливо кивала, но, ни на секунду не отрывала взгляд от Юриного лица. Не смотрела на подходящих к ней людей. Вадима поразили её глаза – отстранённые и неподвижные, без единой слезинки, с застывшими навеки болью и горечью утраты любимого младшего сына. Она словно пребывала одновременно в двух мирах – возле гроба мёртвого, пусть и взрослого, но её ребёнка, оставшегося навсегда молодым, в окружении гнетущих стен траурного зала и многоликой толпы людей, и где-то далеко отсюда – рядом с Юрой, живущим в её воспоминаниях: грудным младенцем, нескладным и до всего досужим детсадовским малышом, опрятным и старательным школьником, скромным и симпатичным парнем… Пока люди прощались с трагически погибшим коллегой, другом, одноклассником, его мама всей душой, всеми мыслями продолжала жить с ним – его уже ранее прожитой короткой жизнью…

Вадим подошёл к гробу и поставил в вазон букет из двенадцати гвоздик, обёрнутых целлофановой плёнкой, к верхнему краю которой продавщица цветочного магазина прикрепила степлером чёрную ленточку с всеговорящей надписью, вышитой золотистой нитью: «Вечная память». Вынул из кармана брюк пять тысячных купюр и положил деньги в гроб. Своей рукой, наполненной жизненным теплом, прикоснулся к холодным рукам Юры. В последний раз посмотрел ему в лицо – молодое и красивое. Не обласканное девичьими губами. Юра, из-за своих скромности и стеснительности, так и не успел к двадцати годам найти для себя ту единственную, которой бы он с радостью отдал всю любовь, всё душевное тепло, доброту, жившие в нём. От этой мысли Вадиму стало ещё тоскливей. Он осторожно погладил Юрины руки. Прикоснулся, прощаясь, к плечу, твёрдому и холодному, сокрытому тёмно-серой тканью пиджака и, обойдя гроб, прошёл к его родственникам. Даже не проговорил, а почти прошептал слова соболезнования маме Юры, его брату – невероятно схожему с ним. Так Юра, наверное, выглядел бы лет через десять – пятнадцать. И, чувствуя несуразную неловкость, отошёл от гроба.

Среди собравшихся людей разглядел Сергеича и Леонидыча. Поприветствовав коллег рукопожатиями, встал рядом с ними.

– Обмыли конец рабочей недели… – задумчиво проговорил Леонидыч. – Петя – это ты накаркал.

– Накаркал. Скажешь тоже, – как-то вяло отозвался Сергеич. – Я же говорил ему – ставь колесо за решётку… А-а, какая теперь разница. Сколько мы этих долбаных колёс перекачали. Бывало, прилетало «обручем» по рукам, ногам. Но, так, чтобы в голову и насмерть… Такого я не помню.

– Зато сейчас не забудешь.

У гроба появился инженер по охране труда и технике безопасности автобазы – Моисеенко Евгений Остапович. Высокий худощавый пятидесятилетний мужчина. Седой. С измождённым усталым лицом и выцветшим взглядом. Одетый в видавший виды старенький пуховик. В руках – две гвоздики. Он положил цветы прямо в гроб, на саван. За цветами последовали несколько помятых денежных купюр. Не задерживаясь у гроба, сразу прошёл к родственникам Юры. Приобнял и поцеловал в щёку его маму, сказал ей какие-то слова утешения. Затем, склонившись, минут пять о чём-то перешёптывался с братом Юры. Окончив разговор, присоединился к пришедшим попрощаться людям. Встал аккурат рядом с Леонидычем.

– Что интересного скажешь, Остапыч? – спросил тот.

– Что говорить? – Моисеенко смотрел на Юру. – Плохо.

– Что – плохо?

– Всё плохо. Только что выпроводили с автобазы государственного инспектора труда и прокурорского зама. Осматривали место происшествия. Как члены комиссии по расследованию смертельного несчастного случая на производстве. Приказ о её создании я ещё в субботу подготовил и подписал у шефа. Пока следователи СКР проводили осмотр трупа и гаража. Протоколировали, снимали на камеру. Забрали шланг с компрессора и замочное кольцо колеса. Которым Юру убило. Изъяли все журналы инструктажей по технике безопасности, папки с протоколами аттестаций работников по охране труда и приказы о лицах, ответственных за безопасность труда на предприятии. – Моисеенко вздохнул. – Сейчас главный инженер, Бованенко, начальник колонны и завгар всем скопом поехали в Следственный комитет, на допросы. Уголовное дело следаки ещё в субботу возбудили… Хорошо, у Юры брат в «угле» работает. Уговорил следователя выдать разрешение на захоронение. А вы, ребятушки, готовьтесь. Всей автоколонной на допросы ходить будете.

– Мы то зачем? – едва не криком спросил Сергеич.

– Затем. Сколько раз говорил – не хрен бухать на работе после смены… Ладно, это вопрос второстепенный. Сегодня с зампрокурора и инспектором сошлись во мнении, что «под раздачу» попадёт завгар. За то, что потворствовал вашим попойкам и не следил за исправностью оборудования в гараже. На шланге компрессора отсутствовал наконечник. Поэтому Юра и не стал ставить колесо за предохранительную решётку. Он просто положил колесо на пол, надел шланг на автониппель и плотно прижимал его рукой, наклонившись. И за давлением на манометре не следил. Когда сорвало замочное кольцо, удар пришёлся в свод черепа. Следователь, который меня допрашивал, немного разоткровенничался. Сказал, судмедэксперт утверждает, что при такой силе удара Юра умер мгновенно. Ещё одно хреновое обстоятельство – несчастный случай будет признан не страховым. Комиссии пока не представлено заключение судебно-медицинской экспертизы, но тот же следователь сказал мне, что в крови у Юры был обнаружен алкоголь. Это, можно сказать, самое главное, решающее обстоятельство. И в совокупности с другими: нахождение на территории предприятия вне рабочего времени, выполнение не своей трудовой функции, нарушение инструкции по охране труда – делают его виновным в своей гибели. Зинаида Ивановна, мама Юры, не получит никакой компенсации за смерть сына. Конечно, потерю самого близкого, самого дорогого человека деньгами не возместить, но всё же… Безумно жаль её. И парня жаль. Хороший был, добрый, отзывчивый.  Потому с вами и пил, что вам, засранцам, не мог отказать. Не хотел отрываться от коллектива. За что и поплатился жизнью.

Вадим понял, что больше не может находиться в траурном зале, смотреть на Юру и его родственников. Необъяснимое чувство вины буквально захлёстывало его…

На улице ослепительно ярко светило солнце. Словно наслаждалось своим единовластием в бездонном, абсолютно безоблачном небе. Недавно выпавший снег красовался чистой непорочной белизной.

Среди людей на улице Вадим заприметил Василича, Прохорова и ещё нескольких ребят с их автоколонны, стоящих кружочком, что-то обсуждающих.

Прохоров, увидев Вадима, поманил его рукой.

– Я и Василич переговорили с ребятами с других автоколонн, – сходу начал говорить Андрей, едва Вадим подошёл к ним. – Проводим Юру до церкви. Как только колонна начнёт движение – все жмём на клаксоны! Устроим ему прощальный оркестр. Чтобы на небесах ангелы услышали, что к ним с Земли летит безгрешная душа!

– Разумеется, – ответил Вадим.

Предложение Андрея не стало неожиданностью. Разве можно как-то иначе проводить в последний путь шофёра?

Вадим достал из кармана куртки пачку сигарет. С удовольствием закурил, снимая напряжение. Глянул в небесную высь.

«Ангелы? Обязательно услышат, – подумал он, рассматривая длинную, уходящую вдаль вереницу припаркованных машин автобазы. – Наш оркестр просто невозможно будет не услышать».