Александр и Александрина.

4 ноября 2017 - Борис Аксюзов
article400746.jpg
                     Александр и Александрина.
   Когда   драгунского поручика Сашку Вельяминова вызвали по какому-то мелкому поводу в первый раз на дуэль, он сказал, как отрезал:
   - Драгуны по пустякам не стреляются, но за поругание чести драгуны   убивают.
  И никто это за трусость не принял, так как о Сашкиных подвигах на войне ходили легенды. Просто был он такой человек, считавший все эти светские привычки истинными пустяками. Понятно, что с таким взглядом на жизнь успехом он у женского пола не пользовался. К тому же в одной  из атак под местечком Венсен, что у самого Парижа, какой-то прыткий француз рубанул его палашом  по лицу, и остался у Сашки на всю  жизнь  некрасивый шрам на щеке.
  Зато в полку и в любой мужской компании он пользовался всеобщим уважением. Даже  то, что  все называли его этим, на первый взгляд, совсем неуважительным именем – Сашка, говорило о многом. Он был душой любого застолья, верным товарищем в бою и мирских передрягах.       
  Но когда закончилась война и отгремели битвы, Вельяминов, уже в чине ротмистра, сразу же ушел в отставку: уж больно не понравилась ему шумиха, устроенная в свете вокруг его героического прошлого. Будучи по натуре человеком скромным и застенчивым, он терпеть не мог, когда его приглашали на балы только для того, чтобы сделать его достопримечательностью этого сборища пустых дам и ничего не понимающих в воинской жизни гражданских оболтусов. Его бесило, когда молоденькие кокетки с умилением рассматривали его шрам, который, по его мнению, мог вызывать только ужас.
     Написав рапорт об отставке, он стал уже представлять себе тихую жизнь в имении, с конными прогулками по окрестностям и увлекательной рыбалкой на прудах, когда вдруг узнал, что его смоленскую усадьбу начисто спалили отступавшие из Москвы французы.
  Тогда он направился в Ярославскую губернию, в имение своей матушки Глафиры Спиридоновны, но строгая старуха сразу же указала ему  на порог, припомнив все его юношеские прегрешения, которые, как она сказала, и станут главной причиной ее смерти.
  Ему оставалось только вернуться в Петербург, пойти снова в штаб и похерить свой рапорт, но тут в одном из ярославских кабаков он встретил своего давнишнего друга, полковника Платона Петровича Разумеева, ушедшего в отставку за год до взятия Парижа по причине тяжелого ранения.
  Узнав о Сашкиных  бедах, полковник хлопнул его по спине деревяшкой, которая служила ему теперь вместо правой руки и весело сказал:
  -Знаю все это по себе: стоит только дать слабину, как неприятности   полезут на тебя, что  блохи на тощую кошку. Советую тебе сразу: в штаб и глазу  не кажи. Запрут  тебя в такую Тмутаракань, что взвоешь на луну. Ты теперь для них не ротмистр Вельяминов, бивший французов под Москвой и под Парижем, а жалкий проситель места в драгунском полку. А вот в моей Раумеевке ты будешь даже очень кстати. Полгода тому назад от меня сбежала жена: не захотела жить с инвалидом. Я теперь в своем имении, как кролик в пустыне: не с кем даже словом переброситься. К соседям не езжу, хотя есть меж них достойные люди. Но не люблю я, когда тебя жалеют. Предпочитаю спать и жрать водку. Но тебе этого не позволю делать как старший по чину.  Будем с тобой ходить на охоту, играть на бильярде и вспоминать минувшие бои. Поживешь у меня, присмотришься к нашим краям, а через годик, чем черт не шутит, женю я тебя на богатой вдовушке, коих у меня по соседству пруд пруди, и заживем мы с тобой рядышком, как короли… Мой экипаж стоит напротив, на раздумье тебе даю тебе время, чтобы выпить рюмку водки и закусить ярославским грибком…
 …  Через два часа с лишком  въехали они в большое, но крайне неухоженное имение Разумеева. Прямо у барского дома с покосившимися колоннами ходили свиньи и куры, некошеная трава, бывшая некогда роскошным газоном, окружала клумбу с облупленной статуей Амура посередине, а на  центральной аллее изможденный мужичонка поднимал метлой густую пыль.
  - Афоня! – закричал ему полковник. – Ты пошто без воды метешь? Али давно я тебе пинков не давал?
  - Так ее же еще привезти надо, воду-то, - ответил мужик, сняв головной убор непонятной формы и раскраски. – А Прошка со вчерашнего  дня лыка не вяжет, и бочка у него текёт, как решето.  
  Разумеев смущенно взглянул на друга, словно оправдываясь за своих нерадивых мужиков, но тот только рассмеялся:
  - Знакомо мне всё это … Бочка течет, а у бондаря зубы болят, а рвать их некому, так как бабка – лекарша преставилась …
   Разумеев тоже весело захохотал, обрадованный таким пониманием и,  не выходя из коляски, зычным голосом поднял на ноги всю свою многочисленную дворню, которая высыпала на крыльцо в страхе и смятении:
  - Эй, вы, пузочесы никудышные! Выходите гостя встречать! Лучший друг мой, Сашка Вельяминов, к нам пожаловал! Но для вас он будет Александр Юрьич, и поскольку отныне будет жить он в моем доме, слушаться его вы будете, как меня самого! Уразумели, оболтусы?! Поварам нынче  праздничный ужин готовить, лакеям парадную форму надеть!
  Ужин, действительно, вышел праздничным и обильным. Лакеи сновали без остановки, сменяя блюда, играла музыка, которую довольно ладно исполняли пятеро дворовых музыкантов. Гостей, правда, не было, по причине, какую Разумеев высказал кратко и веско:
  - Это представлять тебя каждому надо, и пожрать некогда будет…
    Но Вельяминова удивило самое начало этого застолья. Когда лакей в белых перчатках внес на серебряном подносе графин с водкой, полковник вдруг закричал:
  - А ну-ка, убери эту заразу, Матвей! Мы с моим другом завтра должны быть в здравом уме и бодрости: делами сурьезными заняться нам надобно. Хотим мы сделать наше имение лучшим в округе, дабы соседи , в гости к нам приехав, только диву давались… А графинчик отнеси на сеновал Прошке – водовозу, попользуй его от похмелья. Да скажи ему, чтобы он с утра воду на усадьбу завез, а иначе  я его в собственной бочке утоплю.
  По тому, как все лакеи разом рассмеялись после его слов, Сашка понял, что угрозы хозяина они всерьез не принимали.  Но то, что Разумеев на самом деле решил отойти от пьянства, тоже стало ему понятно, и он был этому несказанно рад. Перспектива спиваться со старым другом, проживая в его имении на правах нахлебника, мало устраивала его. 
  Следующее утро выдалось светлым и бодрящим, и когда Вельяминов вышел на крыльцо, полковник уже ждал его, одетый в костюм для верховой езды.
  - Пей кофий с ватрушками, что на столе в  беседке, и выбирай себе на конюшне лошадку по нраву, - приказал он. – Едем поля смотреть. Хочу на корню ячмень продать. Мои оболтусы к жатве  совсем не готовы. А пшеницу и рожь уберем сами. Я за это время покажу им, где раки зимуют. Разболтались, понимаешь, донельзя. Пороть их надо гуртом на заднем дворе, только я к этому не приучен. Оттого и смотрят на меня соседи, как на нерадивого хозяина, Ну, ничего, мы с тобой еще горы свернем.
На маленькой, заляпанной грязью кобылке подъехал приказчик, такой же тщедушный и неухоженный, как и его лошадка.
  - Ну что, Осип, ячмень косить будем? – спросил его Разумеев.
  - Своими силами нам, барин, не справиться, - ответил Осип, почесывая в затылке. – Разве что соседи помогут.
  - Что так? – посуровел полковник. – Али свои люди все повымерли?
 - Слава Богу, что не так, - загундосил приказчик. – Только бабы вдруг почти все рожать надумали, снопы вязать некому. А косарей вы сами многих на заработки в город отпустили…
  - Ясно теперь, - прервал его Разумеев. – На корню будем зерно продавать, в два раза дешевле.
    Он потер больную руку и обратился к Вельяминову:
   - Уразумел, Сашка, что такое на деревне хозяйничать? Куда не кинь – везде клин.
   - Ничего, Платон Петрович, - бодро ответил Вельяминов. - Нас теперь двое, справимся.
 
   И с этих пор для  бывших драгун наступила трудная пора.
  Но к октябрю управились, наконец, со страдой, усадьбу в божеский вид привели, и в один из погожих осенних дней Платон Петрович велел готовить к выезду свою лучшую коляску.
  - Завтра у Варвары Андреевны Толубеевой, местной помещицы, день рождения, - сообщил он. – И коли мы у нее на торжестве не будем, ждет нас суровая кара, ибо старуха она не из приятных. Так что готовься быть представленным в нашем свете. Форма одежда – цивильная, о подарках я уже побеспокоился.
  Имение Толубеевой находилось в семи верстах от Разумеевки и являло собой образец богатого дворянского поместья. Вельяминов диву давался, проезжая по ухоженным аллеям, вдоль которых через каждые десять аршин   стояли слуги в нарядных ливреях.
  Варвара Андреевна оправдала характеристику, данную ей полковником. Она сухо поздоровалась с представленным ей Вельяминовым и тут же отчитала Платона Петровича за плохое хозяйство. И, словно следуя ее воле, остальные  помещики – соседи, были с друзьями неприветливы и угрюмы.
  Сашке такой прием больно не понравился, и он слонялся по зале, не зная, куда себя деть, как вдруг, обдав его ветром, мимо проскочила невысокая барышня в воздушном бальном платье. Но, не сделав и трех шагов, она внезапно остановилась и обратила к нему свое милое личико.
   -  Здравствуйте! – сказала она  мягким, приятным голосом. – Это не вас ли так долго и упрямо прячет в своем имении Платон Петрович? Я даже не знаю, как вас зовут, хотя всех наших соседей могу назвать наперечет.
  - Александр Вельяминов, драгунский ротмистр в отставке, -  склонив голову и смущаясь, ответил Сашка.
   - А я – Александрина Толубеева, племянница хозяйки. Сейчас я получу от тетушки большой нагоняй за то, что посмела заговорить с вами, не будучи представленной. А вы не будете меня за это осуждать?
  - Ни в коем случае, - приходя в себя, ответил Сашка уже более раскованно.
  - Тогда пойдемте в парк. Сейчас здесь начнется долгая церемония преподнесения подарков, потом тетушка будет говорить длинную речь, благодаря за них всех присутствующих, а мы за это время подышим свежим воздухом и поговорим с вами о многом интересном. А когда пригласят к обеду, мы узнаем об этом по тому, как лакеи станут уходить с дорожек.
  Александрина пристально взглянула на него, будто спрашивая его согласия с ее планом, и радостно улыбнулась, когда он не стал противиться.
   Выйдя на крыльцо, она сама взяла его под руку и, шагая по ступенькам, продолжала щебетать: 
    - Вы знаете, узнав вашу фамилию, я припомнила, что уже слышала ее единожды. Намедни к нам заезжал наш дальний родственник корнет Безруков. Он тоже воевал, но более известен  тем, что имеет пристрастие к написанию стихов. Он читал мне свои вирши целый вечер, и среди них я запомнила такие две строчки.
   Александрина воздела к небу свободную руку и с пафосом прочла:
   -   «Ворвался  на французских спинах
         В Париж поручик Вельяминов». -    Это о вас?
 
    - Судя по всему, да, - ответил Сашка, вновь краснея. 
    - Тогда вы мне сейчас будете рассказывать о Париже. Только не о военных действиях, а просто о Париже, о французах и француженках. Я страсть как люблю слушать такие рассказы, и, особенно, о Париже, где мечтаю побывать.
Отроду Сашка был плохим рассказчиком, но тут, словно подчиняясь ее воле и почувствовав в ней родного и близкого ему человека, он охотно и почти душевно начал говорить о теплых улочках Монмартра, о строгом величии Нотр-Дама и пышном роскошестве Версаля. Потом он рассказал о встречах с жителями Парижа, которые с готовностью шли на откровенный разговор с ним, не видя в нем захватчика.
  Александрина слушала, не отрывая от него взгляда, и Сашка, впервые за много лет, вдруг ощутил в себе теплое чувство   понимания  и симпатии к собственной особе.
   За столом его соседом слева оказался молодой человек приятной наружности, в парадной, но слегка заношенной одежде.
   Александрина тут же поспешила представить его Вельяминову:
  - Алексей Сергеевич Панин, местный помещик и… поэт. Но в отличие от корнета Безрукова, он пишет не вирши, а настоящие стихи, за что и пользуется вниманием наших дам.
  - И не только их, – мрачно отозвался Панин.
  - А кого же еще? – недоуменно спросила девушка.
  - Например, губернских цензоров, которые видят во мне чуть ли не республиканца, - пояснил поэт.
  - Будет вам! – рассмеялась Александрина. – Какой из вас республиканец? Как говорит моя тетушка, вы – душка, способный растрогать любую женщину, даже ее…   
  Она тут же смутилась тем, что невольно отозвалась о  тетушке с снисхождением, и принялась болтать о пустых вещах.
  За обедом Панин читал свои стихи.
Сначала он прочел торжественную оду в честь виновницы торжества, а спустя некоторое время после восторженных отзывов о ней  - стихи, посвященные всем присутствующим дамам, уделяя каждой из них по одному четверостишию.
  Вельяминов сразу приметил, что Александрина слушает эти стихи с восторгом и умилением, а когда поэт обратил свой взор к ней, читая посвященную ей часть, она чуть ли не прослезилась.   
  Да и Панин, как показалось Сашке, прочел это четверостишие с особым чувством:
                               «Владычица безгрешных душ,
                                Чей путь полетом изначален,
                                Во времена сердечных стуж,
                                Спасаешь их ты от печали».
 
   Вельяминову эти строки понравились, хотя многое в них было ему непонятно.
 
    Всю дорогу домой Разумеев пристально вглядывался в лицо друга, сказав затем насмешливо:
      - А ты, Сашка, не утратил еще боевого драгунского натиска. Не успел освоиться в чужой усадьбе, как уже в сад девушку увел для сердечных разговоров. Приглянулась, небось? Только, помни, не один ты такой. Александрина – невеста нарасхват. Красотой и ангельским характером ее Бог не обидел, да и приданое у нее самое богатое в округе. Серьезно говорю тебе, не упусти своего счастья. Само провидение благословило вас, дав вам одинаковые имена: Александр и Александрина.
  - А почему она так отличается от своей тетки? – спросил Сашка. – Казалось бы, что та должна была ее воспитать такой же властной и черствой, как она сама.
  - То, что заложено в нас с детства трудно изменить.  Сестра Варвары была девушкой сентиментальной и своим чувствам подвластной. В семнадцать лет сбежала из дому с гусарским офицером, жила с ним не при больших достатках и умерла от чахотки, когда дочери было   десять лет. Тогда-то  тетушка и забрала ее к себе. Убедившись в отсутствии у Александрины хорошего воспитания, наняла ей самых лучших учителей, гувернера – француза, благодаря чему она так тонко разбирается в искусствах. Ты видел, как она слушала стихи Панина?
   - Да уж видел… Глядела на него, как на Бога… Кстати, а кто таков Панин?
  - Разное о нем судачат, но, на мой взгляд, человек он достойный, хотя и крайне бедный, опять-таки из-за своей достойности и доброго сердца. Первым у нас школу для крепостных детей построил, сам уроки в ней  давал. А у самого даже коляски приличной нет, не в чем к соседям выехать.  Из-за этого  он нигде и не бывает, вот только у Толубеевых, потому что живет от них всего в трех верстах.
   - Намерен жениться на богатой невесте?
  - Не думаю. Он из таких людей, что прежде чем предложение девушке сделать, думают: а будет ли она со мной счастлива?
 
   С того самого вечера Сашка зачастил в толубеевскую усадьбу. Приезжал туда вроде как по делам, ибо надумали они сообща дорогу к пристани на Волге сделать, чтобы на парусных лодках там кататься. Но быстро решив все вопросы с Варварой Андреевной, бежал он на  встречу с Александриной и проводил с нею все время до позднего вечера.
 
   Так прошел почти год, и однажды осенью, придя домой с жатвы, Сашка вдруг почувствовал, что,  прожив без свиданий с нею всего три дня, он стал каким-то другим, пустым и неуверенным в себе. Он вышел во двор, нервно прошелся по аллеям и вдруг сказал себе; «Все, хватит! Завтра же еду в Толубеево и делаю Александрине предложение!»
 
    Утро того дня выдалось ненастным. Низко стелились темные тучи, шел дождь. Сашка сам запряг коляску, потом вернулся в комнату: взглянуть в зеркало: каков он сегодня из себя есть. А был он бледен и растрепан после бессонной ночи, и одежда на нем сидела несуразно, и тогда он решил надеть свой парадный драгунский костюм.
  В нем он выглядел совсем иначе,  и даже шрам на щеке был ему как бы к лицу.
  Подняв верх у коляски, Сашка  медленно поехал по грязной дороге под мелким и нудным дождиком. Он не представлял себе, как он будет свататься и что будет говорить, но ему казалось, что стоит ему только увидеть Александрину, и все решится  само собой.
 Но тут, не доезжая до имения всего версту, он увидел впереди  сутулую фигуру Панина. Он шел по обочине, спрятав руки в карманы легкого пальто,  с поднятым воротником и без шляпы. Видимо, он о чем-то глубоко задумался или слагал про себя стихи, потому что, когда  Вельяминов поравнялся с ним и окликнул, Панин вздрогнул и взглянул на него  испуганно и быстро.
  - Вы не к Толубеевым ли, Алексей Сергеевич? - спросил Вельяминов. – Садитесь, я вас подвезу.
  Панин с минутку колебался, прежде чем залезть в коляску.
  - Вы, Александр Юрьевич, весьма кстати подъехали -  сказал он,  устроившись на сиденье, - . Дождь пренеприятнейший, скажу вам, а тут еще, как на беду, шляпу у меня ветром сдуло.  А мне обязательно надо быть нынче у Толубеевых. 
    Тут голос его дрогнул, но причину такой обязательности он объяснять не стал.
  - И что за срочные дела принудили вас по такой погоде отправиться к ним, да еще пешком? – спросил его Вельяминов. – Если это, конечно, не секрет …
  Панин взглянул на него как-то растерянно и быстро, а потом зачем-то стал отжимать воду со своего пальтишка. И сказал совсем не то, о чем спрашивал его Сашка:
   - Представить себе не могу, как явлюсь к дамам в таком виде.
  После чего он почувствовал себя неловко, видимо, оттого, что не ответил на вопрос своего собеседника и  робко попросил:
  - Остановите коней, пожалуйста. Вы правы, мне лучше вернуться …
  - Но я ничего не утверждал! – удивился Вельяминов. – Я лишь спросил вас…
   Панин молчал, неловко сжавшись в углу коляски. Потом неожиданно расправил плечи и смело взглянул в глаза драгуна.
  - Я узнал вас за это время, как человека искреннего и честного, - четко  произнес он. – И тоже буду честен с вами до конца. Я намерен сегодня, прямо сейчас, просить руки Александрины Львовны.
    Они замолчали. Дождь застучал по верху коляски сильнее, глухо зашумел под  ветром лес.
  Сашка оглядел согбенную фигуру Панина, его бледное лицо с большими печальными глазами и  спросил:
  - Мне ехать дальше?
    Панин усмехнулся и, словно не слыша вопроса, снова заговорил не о том:
 - А какой из меня жених? Что я могу дать ей в этой жизни? К тому же ее тетушка будет решительно против такого неравного брака.
  Сашка тронул коней, сам не понимая, зачем он это делает.
  Остановившись у ворот усадьбы, он повернулся к Панину и сказал жестко:
  - Если вы любите Александрину Львовну, то прямо сейчас отправляйтесь к ней и  скажите ей об этом. Не думайте ни о чем другом: ни о своих достатках, ни о своем внешнем виде, ни о претензиях Варвары Андреевны. Я знаю – все будет хорошо …
    И, словно подчиняясь его воле, Панин сошел с коляски и двинулся по аллее к дому. Потом друг обернулся и крикнул:
   - А вы?! Вы разве не к ним?
   - Нет, я  еду в Тутаев на встречу с однополчанами. Как видите, даже оделся под стать. – ответил Сашка, первый раз в жизни говоря неправду.
 
   …  Свадьба Алексея Панина и Александрины Толубеевой состоялась через месяц, на Покров Пресвятой Богородицы …
 
  Но Сашки  Вельяминова в этих местах уже не было. Вернувшись в Санкт- Петербург,  он вновь подал рапорт в Главный штаб и был определен ротмистром в драгунский полк, стоявший на Кавказе.
  Два года  о нем не было никаких известий. Но затем Платон Петрович Разумеев получил письмо от своего знакомого командира полка, где тот сообщал ему, что ротмистр Александр Вельяминов был убит  в Тифлисе на дуэли.

  Он стрелял первым, но промахнулся, что было на него совсем непохоже...    
 
 

© Copyright: Борис Аксюзов, 2017

Регистрационный номер №0400746

от 4 ноября 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0400746 выдан для произведения:                      Александр и Александрина.
   Когда   драгунского поручика Сашку Вельяминова вызвали по какому-то мелкому поводу в первый раз на дуэль, он сказал, как отрезал:
   - Драгуны по пустякам не стреляются, но за поругание чести драгуны   убивают.
  И никто это за трусость не принял, так как о Сашкиных подвигах на войне ходили легенды. Просто был он такой человек, считавший все эти светские привычки истинными пустяками. Понятно, что с таким взглядом на жизнь успехом он у женского пола не пользовался. К тому же в одной  из атак под местечком Венсен, что у самого Парижа, какой-то прыткий француз рубанул его палашом  по лицу, и остался у Сашки на всю  жизнь  некрасивый шрам на щеке.
  Зато в полку и в любой мужской компании он пользовался всеобщим уважением. Даже  то, что  все называли его этим, на первый взгляд, совсем неуважительным именем – Сашка, говорило о многом. Он был душой любого застолья, верным товарищем в бою и мирских передрягах.       
  Но когда закончилась война и отгремели битвы, Вельяминов, уже в чине ротмистра, сразу же ушел в отставку: уж больно не понравилась ему шумиха, устроенная в свете вокруг его героического прошлого. Будучи по натуре человеком скромным и застенчивым, он терпеть не мог, когда его приглашали на балы только для того, чтобы сделать его достопримечательностью этого сборища пустых дам и ничего не понимающих в воинской жизни гражданских оболтусов. Его бесило, когда молоденькие кокетки с умилением рассматривали его шрам, который, по его мнению, мог вызывать только ужас.
     Написав рапорт об отставке, он стал уже представлять себе тихую жизнь в имении, с конными прогулками по окрестностям и увлекательной рыбалкой на прудах, когда вдруг узнал, что его смоленскую усадьбу начисто спалили отступавшие из Москвы французы.
  Тогда он направился в Ярославскую губернию, в имение своей матушки Глафиры Спиридоновны, но строгая старуха сразу же указала ему  на порог, припомнив все его юношеские прегрешения, которые, как она сказала, и станут главной причиной ее смерти.
  Ему оставалось только вернуться в Петербург, пойти снова в штаб и похерить свой рапорт, но тут в одном из ярославских кабаков он встретил своего давнишнего друга, полковника Платона Петровича Разумеева, ушедшего в отставку за год до взятия Парижа по причине тяжелого ранения.
  Узнав о Сашкиных  бедах, полковник хлопнул его по спине деревяшкой, которая служила ему теперь вместо правой руки и весело сказал:
  -Знаю все это по себе: стоит только дать слабину, как неприятности   полезут на тебя, что  блохи на тощую кошку. Советую тебе сразу: в штаб и глазу  не кажи. Запрут  тебя в такую Тмутаракань, что взвоешь на луну. Ты теперь для них не ротмистр Вельяминов, бивший французов под Москвой и под Парижем, а жалкий проситель места в драгунском полку. А вот в моей Раумеевке ты будешь даже очень кстати. Полгода тому назад от меня сбежала жена: не захотела жить с инвалидом. Я теперь в своем имении, как кролик в пустыне: не с кем даже словом переброситься. К соседям не езжу, хотя есть меж них достойные люди. Но не люблю я, когда тебя жалеют. Предпочитаю спать и жрать водку. Но тебе этого не позволю делать как старший по чину.  Будем с тобой ходить на охоту, играть на бильярде и вспоминать минувшие бои. Поживешь у меня, присмотришься к нашим краям, а через годик, чем черт не шутит, женю я тебя на богатой вдовушке, коих у меня по соседству пруд пруди, и заживем мы с тобой рядышком, как короли… Мой экипаж стоит напротив, на раздумье тебе даю тебе время, чтобы выпить рюмку водки и закусить ярославским грибком…
 …  Через два часа с лишком  въехали они в большое, но крайне неухоженное имение Разумеева. Прямо у барского дома с покосившимися колоннами ходили свиньи и куры, некошеная трава, бывшая некогда роскошным газоном, окружала клумбу с облупленной статуей Амура посередине, а на  центральной аллее изможденный мужичонка поднимал метлой густую пыль.
  - Афоня! – закричал ему полковник. – Ты пошто без воды метешь? Али давно я тебе пинков не давал?
  - Так ее же еще привезти надо, воду-то, - ответил мужик, сняв головной убор непонятной формы и раскраски. – А Прошка со вчерашнего  дня лыка не вяжет, и бочка у него текёт, как решето.  
  Разумеев смущенно взглянул на друга, словно оправдываясь за своих нерадивых мужиков, но тот только рассмеялся:
  - Знакомо мне всё это … Бочка течет, а у бондаря зубы болят, а рвать их некому, так как бабка – лекарша преставилась …
   Разумеев тоже весело захохотал, обрадованный таким пониманием и,  не выходя из коляски, зычным голосом поднял на ноги всю свою многочисленную дворню, которая высыпала на крыльцо в страхе и смятении:
  - Эй, вы, пузочесы никудышные! Выходите гостя встречать! Лучший друг мой, Сашка Вельяминов, к нам пожаловал! Но для вас он будет Александр Юрьич, и поскольку отныне будет жить он в моем доме, слушаться его вы будете, как меня самого! Уразумели, оболтусы?! Поварам нынче  праздничный ужин готовить, лакеям парадную форму надеть!
  Ужин, действительно, вышел праздничным и обильным. Лакеи сновали без остановки, сменяя блюда, играла музыка, которую довольно ладно исполняли пятеро дворовых музыкантов. Гостей, правда, не было, по причине, какую Разумеев высказал кратко и веско:
  - Это представлять тебя каждому надо, и пожрать некогда будет…
    Но Вельяминова удивило самое начало этого застолья. Когда лакей в белых перчатках внес на серебряном подносе графин с водкой, полковник вдруг закричал:
  - А ну-ка, убери эту заразу, Матвей! Мы с моим другом завтра должны быть в здравом уме и бодрости: делами сурьезными заняться нам надобно. Хотим мы сделать наше имение лучшим в округе, дабы соседи , в гости к нам приехав, только диву давались… А графинчик отнеси на сеновал Прошке – водовозу, попользуй его от похмелья. Да скажи ему, чтобы он с утра воду на усадьбу завез, а иначе  я его в собственной бочке утоплю.
  По тому, как все лакеи разом рассмеялись после его слов, Сашка понял, что угрозы хозяина они всерьез не принимали.  Но то, что Разумеев на самом деле решил отойти от пьянства, тоже стало ему понятно, и он был этому несказанно рад. Перспектива спиваться со старым другом, проживая в его имении на правах нахлебника, мало устраивала его. 
  Следующее утро выдалось светлым и бодрящим, и когда Вельяминов вышел на крыльцо, полковник уже ждал его, одетый в костюм для верховой езды.
  - Пей кофий с ватрушками, что на столе в  беседке, и выбирай себе на конюшне лошадку по нраву, - приказал он. – Едем поля смотреть. Хочу на корню ячмень продать. Мои оболтусы к жатве  совсем не готовы. А пшеницу и рожь уберем сами. Я за это время покажу им, где раки зимуют. Разболтались, понимаешь, донельзя. Пороть их надо гуртом на заднем дворе, только я к этому не приучен. Оттого и смотрят на меня соседи, как на нерадивого хозяина, Ну, ничего, мы с тобой еще горы свернем.
На маленькой, заляпанной грязью кобылке подъехал приказчик, такой же тщедушный и неухоженный, как и его лошадка.
  - Ну что, Осип, ячмень косить будем? – спросил его Разумеев.
  - Своими силами нам, барин, не справиться, - ответил Осип, почесывая в затылке. – Разве что соседи помогут.
  - Что так? – посуровел полковник. – Али свои люди все повымерли?
 - Слава Богу, что не так, - загундосил приказчик. – Только бабы вдруг почти все рожать надумали, снопы вязать некому. А косарей вы сами многих на заработки в город отпустили…
  - Ясно теперь, - прервал его Разумеев. – На корню будем зерно продавать, в два раза дешевле.
    Он потер больную руку и обратился к Вельяминову:
   - Уразумел, Сашка, что такое на деревне хозяйничать? Куда не кинь – везде клин.
   - Ничего, Платон Петрович, - бодро ответил Вельяминов. - Нас теперь двое, справимся.
 
   И с этих пор для  бывших драгун наступила трудная пора.
  Но к октябрю управились, наконец, со страдой, усадьбу в божеский вид привели, и в один из погожих осенних дней Платон Петрович велел готовить к выезду свою лучшую коляску.
  - Завтра у Варвары Андреевны Толубеевой, местной помещицы, день рождения, - сообщил он. – И коли мы у нее на торжестве не будем, ждет нас суровая кара, ибо старуха она не из приятных. Так что готовься быть представленным в нашем свете. Форма одежда – цивильная, о подарках я уже побеспокоился.
  Имение Толубеевой находилось в семи верстах от Разумеевки и являло собой образец богатого дворянского поместья. Вельяминов диву давался, проезжая по ухоженным аллеям, вдоль которых через каждые десять аршин   стояли слуги в нарядных ливреях.
  Варвара Андреевна оправдала характеристику, данную ей полковником. Она сухо поздоровалась с представленным ей Вельяминовым и тут же отчитала Платона Петровича за плохое хозяйство. И, словно следуя ее воле, остальные  помещики – соседи, были с друзьями неприветливы и угрюмы.
  Сашке такой прием больно не понравился, и он слонялся по зале, не зная, куда себя деть, как вдруг, обдав его ветром, мимо проскочила невысокая барышня в воздушном бальном платье. Но, не сделав и трех шагов, она внезапно остановилась и обратила к нему свое милое личико.
   -  Здравствуйте! – сказала она  мягким, приятным голосом. – Это не вас ли так долго и упрямо прячет в своем имении Платон Петрович? Я даже не знаю, как вас зовут, хотя всех наших соседей могу назвать наперечет.
  - Александр Вельяминов, драгунский ротмистр в отставке, -  склонив голову и смущаясь, ответил Сашка.
   - А я – Александрина Толубеева, племянница хозяйки. Сейчас я получу от тетушки большой нагоняй за то, что посмела заговорить с вами, не будучи представленной. А вы не будете меня за это осуждать?
  - Ни в коем случае, - приходя в себя, ответил Сашка уже более раскованно.
  - Тогда пойдемте в парк. Сейчас здесь начнется долгая церемония преподнесения подарков, потом тетушка будет говорить длинную речь, благодаря за них всех присутствующих, а мы за это время подышим свежим воздухом и поговорим с вами о многом интересном. А когда пригласят к обеду, мы узнаем об этом по тому, как лакеи станут уходить с дорожек.
  Александрина пристально взглянула на него, будто спрашивая его согласия с ее планом, и радостно улыбнулась, когда он не стал противиться.
   Выйдя на крыльцо, она сама взяла его под руку и, шагая по ступенькам, продолжала щебетать: 
    - Вы знаете, узнав вашу фамилию, я припомнила, что уже слышала ее единожды. Намедни к нам заезжал наш дальний родственник корнет Безруков. Он тоже воевал, но более известен  тем, что имеет пристрастие к написанию стихов. Он читал мне свои вирши целый вечер, и среди них я запомнила такие две строчки.
   Александрина воздела к небу свободную руку и с пафосом прочла:
   -   «Ворвался  на французских спинах
         В Париж поручик Вельяминов». -    Это о вас?
 
    - Судя по всему, да, - ответил Сашка, вновь краснея. 
    - Тогда вы мне сейчас будете рассказывать о Париже. Только не о военных действиях, а просто о Париже, о французах и француженках. Я страсть как люблю слушать такие рассказы, и, особенно, о Париже, где мечтаю побывать.
Отроду Сашка был плохим рассказчиком, но тут, словно подчиняясь ее воле и почувствовав в ней родного и близкого ему человека, он охотно и почти душевно начал говорить о теплых улочках Монмартра, о строгом величии Нотр-Дама и пышном роскошестве Версаля. Потом он рассказал о встречах с жителями Парижа, которые с готовностью шли на откровенный разговор с ним, не видя в нем захватчика.
  Александрина слушала, не отрывая от него взгляда, и Сашка, впервые за много лет, вдруг ощутил в себе теплое чувство   понимания  и симпатии к собственной особе.
   За столом его соседом слева оказался молодой человек приятной наружности, в парадной, но слегка заношенной одежде.
   Александрина тут же поспешила представить его Вельяминову:
  - Алексей Сергеевич Панин, местный помещик и… поэт. Но в отличие от корнета Безрукова, он пишет не вирши, а настоящие стихи, за что и пользуется вниманием наших дам.
  - И не только их, – мрачно отозвался Панин.
  - А кого же еще? – недоуменно спросила девушка.
  - Например, губернских цензоров, которые видят во мне чуть ли не республиканца, - пояснил поэт.
  - Будет вам! – рассмеялась Александрина. – Какой из вас республиканец? Как говорит моя тетушка, вы – душка, способный растрогать любую женщину, даже ее…   
  Она тут же смутилась тем, что невольно отозвалась о  тетушке с снисхождением, и принялась болтать о пустых вещах.
  За обедом Панин читал свои стихи.
Сначала он прочел торжественную оду в честь виновницы торжества, а спустя некоторое время после восторженных отзывов о ней  - стихи, посвященные всем присутствующим дамам, уделяя каждой из них по одному четверостишию.
  Вельяминов сразу приметил, что Александрина слушает эти стихи с восторгом и умилением, а когда поэт обратил свой взор к ней, читая посвященную ей часть, она чуть ли не прослезилась.   
  Да и Панин, как показалось Сашке, прочел это четверостишие с особым чувством:
                               «Владычица безгрешных душ,
                                Чей путь полетом изначален,
                                Во времена сердечных стуж,
                                Спасаешь их ты от печали».
 
   Вельяминову эти строки понравились, хотя многое в них было ему непонятно.
 
    Всю дорогу домой Разумеев пристально вглядывался в лицо друга, сказав затем насмешливо:
      - А ты, Сашка, не утратил еще боевого драгунского натиска. Не успел освоиться в чужой усадьбе, как уже в сад девушку увел для сердечных разговоров. Приглянулась, небось? Только, помни, не один ты такой. Александрина – невеста нарасхват. Красотой и ангельским характером ее Бог не обидел, да и приданое у нее самое богатое в округе. Серьезно говорю тебе, не упусти своего счастья. Само провидение благословило вас, дав вам одинаковые имена: Александр и Александрина.
  - А почему она так отличается от своей тетки? – спросил Сашка. – Казалось бы, что та должна была ее воспитать такой же властной и черствой, как она сама.
  - То, что заложено в нас с детства трудно изменить.  Сестра Варвары была девушкой сентиментальной и своим чувствам подвластной. В семнадцать лет сбежала из дому с гусарским офицером, жила с ним не при больших достатках и умерла от чахотки, когда дочери было   десять лет. Тогда-то  тетушка и забрала ее к себе. Убедившись в отсутствии у Александрины хорошего воспитания, наняла ей самых лучших учителей, гувернера – француза, благодаря чему она так тонко разбирается в искусствах. Ты видел, как она слушала стихи Панина?
   - Да уж видел… Глядела на него, как на Бога… Кстати, а кто таков Панин?
  - Разное о нем судачат, но, на мой взгляд, человек он достойный, хотя и крайне бедный, опять-таки из-за своей достойности и доброго сердца. Первым у нас школу для крепостных детей построил, сам уроки в ней  давал. А у самого даже коляски приличной нет, не в чем к соседям выехать.  Из-за этого  он нигде и не бывает, вот только у Толубеевых, потому что живет от них всего в трех верстах.
   - Намерен жениться на богатой невесте?
  - Не думаю. Он из таких людей, что прежде чем предложение девушке сделать, думают: а будет ли она со мной счастлива?
 
   С того самого вечера Сашка зачастил в толубеевскую усадьбу. Приезжал туда вроде как по делам, ибо надумали они сообща дорогу к пристани на Волге сделать, чтобы на парусных лодках там кататься. Но быстро решив все вопросы с Варварой Андреевной, бежал он на  встречу с Александриной и проводил с нею все время до позднего вечера.
 
   Так прошел почти год, и однажды осенью, придя домой с жатвы, Сашка вдруг почувствовал, что,  прожив без свиданий с нею всего три дня, он стал каким-то другим, пустым и неуверенным в себе. Он вышел во двор, нервно прошелся по аллеям и вдруг сказал себе; «Все, хватит! Завтра же еду в Толубеево и делаю Александрине предложение!»
 
    Утро того дня выдалось ненастным. Низко стелились темные тучи, шел дождь. Сашка сам запряг коляску, потом вернулся в комнату: взглянуть в зеркало: каков он сегодня из себя есть. А был он бледен и растрепан после бессонной ночи, и одежда на нем сидела несуразно, и тогда он решил надеть свой парадный драгунский костюм.
  В нем он выглядел совсем иначе,  и даже шрам на щеке был ему как бы к лицу.
  Подняв верх у коляски, Сашка  медленно поехал по грязной дороге под мелким и нудным дождиком. Он не представлял себе, как он будет свататься и что будет говорить, но ему казалось, что стоит ему только увидеть Александрину, и все решится  само собой.
 Но тут, не доезжая до имения всего версту, он увидел впереди  сутулую фигуру Панина. Он шел по обочине, спрятав руки в карманы легкого пальто,  с поднятым воротником и без шляпы. Видимо, он о чем-то глубоко задумался или слагал про себя стихи, потому что, когда  Вельяминов поравнялся с ним и окликнул, Панин вздрогнул и взглянул на него  испуганно и быстро.
  - Вы не к Толубеевым ли, Алексей Сергеевич? - спросил Вельяминов. – Садитесь, я вас подвезу.
  Панин с минутку колебался, прежде чем залезть в коляску.
  - Вы, Александр Юрьевич, весьма кстати подъехали -  сказал он,  устроившись на сиденье, - . Дождь пренеприятнейший, скажу вам, а тут еще, как на беду, шляпу у меня ветром сдуло.  А мне обязательно надо быть нынче у Толубеевых. 
    Тут голос его дрогнул, но причину такой обязательности он объяснять не стал.
  - И что за срочные дела принудили вас по такой погоде отправиться к ним, да еще пешком? – спросил его Вельяминов. – Если это, конечно, не секрет …
  Панин взглянул на него как-то растерянно и быстро, а потом зачем-то стал отжимать воду со своего пальтишка. И сказал совсем не то, о чем спрашивал его Сашка:
   - Представить себе не могу, как явлюсь к дамам в таком виде.
  После чего он почувствовал себя неловко, видимо, оттого, что не ответил на вопрос своего собеседника и  робко попросил:
  - Остановите коней, пожалуйста. Вы правы, мне лучше вернуться …
  - Но я ничего не утверждал! – удивился Вельяминов. – Я лишь спросил вас…
   Панин молчал, неловко сжавшись в углу коляски. Потом неожиданно расправил плечи и смело взглянул в глаза драгуна.
  - Я узнал вас за это время, как человека искреннего и честного, - четко  произнес он. – И тоже буду честен с вами до конца. Я намерен сегодня, прямо сейчас, просить руки Александрины Львовны.
    Они замолчали. Дождь застучал по верху коляски сильнее, глухо зашумел под  ветром лес.
  Сашка оглядел согбенную фигуру Панина, его бледное лицо с большими печальными глазами и  спросил:
  - Мне ехать дальше?
  - Панин усмехнулся и, словно не слыша вопроса, снова заговорил не о том:
 - А какой из меня жених? Что я могу дать ей в этой жизни? К тому же ее тетушка будет решительно против такого неравного брака.
  Сашка тронул коней, сам не понимая, зачем он это делает.
  Остановившись у ворот усадьбы, он повернулся к Панину и сказал жестко:
  - Если вы любите Александрину Львовну, то прямо сейчас отправляйтесь к ней и  скажите ей об этом. Не думайте ни о чем другом: ни о своих достатках, ни о своем внешнем виде, ни о претензиях Варвары Андреевны. Я знаю – все будет хорошо …
    И, словно подчиняясь его воле, Панин сошел с коляски и двинулся по аллее к дому. Потом друг обернулся и крикнул:
   - А вы?! Вы разве не к ним?
   - Нет, я  еду в Тутаев на встречу с однополчанами. Как видите, даже оделся под стать. – ответил Сашка, первый раз в жизни говоря неправду.
 
   …  Свадьба Алексея Панина и Александрины Толубеевой состоялась через месяц, на Покров Пресвятой Богородицы …
 
  Но Сашки  Вельяминова в этих местах уже не было. Вернувшись в Санкт- Петербург,  он вновь подал рапорт в Главный штаб и был определен ротмистром в драгунский полк, стоявший на Кавказе.
  Два года  о нем не было никаких известий. Но затем Платон Петрович Разумеев получил письмо от своего знакомого командира полка, где тот сообщал ему, что ротмистр Александр Вельяминов был убит  в Тифлисе на дуэли.

  Он стрелял первым, но промахнулся, что было на него совсем непохоже...    
 
 
 
Крутая парочка из Кучугур.
Снежная прелюдия разлуки
Рейтинг: +4 371 просмотр
Комментарии (5)
Людмила Комашко-Батурина # 19 ноября 2017 в 00:03 +2
Мне трудно судить соответствует ли рассказ теме тура. Но прочитала с удовольствием. Так всё красочно, живо описано! Чудесный рассказ о светлом чувстве!
Михаил Заскалько # 20 ноября 2017 в 14:16 +2
В целом рассказ понравился...если не придираться к деталям.В отличие от других работ,даже при трагическом финале, рассказ светлый,живой...На мой взгляд минус рассказа в том, что всё назывное.Вскользь мы узнаём, что Александрина смотрит на Панина как на Бога, вскользь узнаём что и Панин испытывает к ней чувство. Но любовь ли это? Неизвестно...может просто симпатия, влюблённость...Да и Сашке понадобился целый год, чтобы..." вдруг почувствовал, что, прожив без свиданий с нею всего три дня, он стал каким-то другим, пустым и неуверенным в себе."
Источник: http://parnasse.ru/konkurs/7-chemp/9-tur-vii-chemp-parnasa-po-proze-zhanr-drama/aleksandr-i-aleksandrina.html
Для Любви слишком маловато и бледновато... Мне не хватило психологизма,он остался за кадром. Когда начал читать и уже после трети прочитанного родилось ощущение, что автор задумал крупную вещь, вроде тургеневского романа,но вынужден был сделать вырезки,дабы втиснуть сочинение в прокрустово ложе конкурса. Впрочем могу и ошибаться...
Наталья Золотых # 30 ноября 2017 в 08:52 0
А я, наоборот, пропускала целые фрагменты, т.е без них можно было и обойтись.Да,Александр принадлежал к тем героям,которых хомутать надо было. Он так мог бы ещё долго ходить к Александре с визитами, если бы тётушка не назначила день для сватовства. Но при этом он мог бы оказаться женатым в недельный срок,выехав в незнакомое общество и нарвавшись на Элен, которые были, есть и будут всегда.
Борис Аксюзов # 30 ноября 2017 в 11:54 +1
Здравствуйте, Михаил!
Не ответил Вам сразу, так как этим я бы нарушил свою анонимность, что в конкурсах карается отлучением. Ваши замечания, в основном,справедливы,потому что, как я считаю восприятие читателем описанных событий главным критерием оценки. Но надо учитывать, а, вернее, понять и позицию автора.Читатель в большинстве случаев примеряет себя под героя: я бы так не поступил или поступил так же. Я же, как автор, примеряю героя под героя. Сложно? А ничуть.. Каким должен быть Сашка в силу тех обстоятельств, которые сформировали его характер? Подумайте..
Он решителен, смел, благороден и отнюдь не сентиментален. Даже слова "любовь" в его словарном запасе вряд ли можно найти. Он просто нашел родственную, даже, я бы сказал, родную душу, и долго пытается разобраться, что же происходит с ним при встречах с нею. Так и не разобравшись в этом, он поступает, как драгун в неопределенных обстоятельствах: в атаку! Ну, а дальше все понятно: благородство и сочувствие чужому несчастью, усугубленному жалким видом человека при мерзкой погоде делают свое дело. Такой уж он человек, этот Сашка Вельяминов.
С Паниным и Александриной разбирайтесь теперь сами: кто кого любил, и и любил ли вообще.
Мой любимый прием в творчестве - недосказанность. По этому поводу можете прочесть у меня опус"Тайна стиха"
За отзыв - огромное спасибо!
Наталья Золотых # 30 ноября 2017 в 08:45 0
Как узнаётся в описании того запущенного села, имения Разумеева, село России в восьмидесятые годы! Народ,ослаблен и пытается подкрепить себя питиём, не хватает сил даже на поддержание порядка вокруг усадьбы... Там война отвлекла хозяев, а наши 80-е что-вообще непонятно!? Как то ориентиры потерялись похоже: "верхи" решили богатеть, а "низы" поразились обману коммунистами народа.Рассказ выглядит реконструкционно. Трагедия личности состоит в том, что Александр не был подготовлен к практике. Имение сгорело - но ведь что-то там осталось,почему он не пытался там восстанавливаться? Неужели правительство не предусмотрело господдержку победителям и пострадавшим от нашествия? Скорее всего он и не жил там: кадет,потом офицер да и всё(((. Такими трагедиями и было спровоцированно появление нескольких филосовских обществ, пришедших к историческому названию "декабристы", которые видели спасение России в усилении влияния аристократов разных родов на решения трона посредством создания Палаты Лордов.Именно палата Лордов явилась звездой путеводной для развития демократической системы управления в США.
В треугольнике отношений всегда один проявляет благородство, и может быть именно он больше любил Александру, потому что он видел,какой восторг вызывает господин поэт у его дамы сердца(((. Он даже не подумал о том,что Александра ,предпочитая его самого, восторгается всем вокруг и обрёк её на брак с действительно слабым человеком!!! Типа: он послабее, пусть уж ему достанется этот сытный угол, а я, боевой офицер, найду себе ещё - и тогда это уже не способность любить и брать на себя заботу о человеке, женщине...
Недостаточность самооценки приводит иногда благородных людей к неверным решениям! Или леность натуры? Поскольку женитьба без подкрепления роднёй - это кажется для мужчин испытанием!