Помочь сайту
Поздравления
Тепло осеннее
12 мая 2017 -
Влад Устимов
Весна решительно вступала в свои права. Стало приятно выходить из дома. Радовало всё: и долгожданная теплынь, и свежий ветерок, несущий целый букет ароматов, и рассевшаяся на заборе стая кошек, с самодовольным видом жмурившихся под приветливыми солнечными лучами. На едва зазеленевших топольках, робко распускающих пахучие, клейкие листочки, звонко чирикала стайка ликующих воробьёв. Невдалеке раздавались задорные детские голоса.
Не на шутку разыгравшиеся пацаны скакали по нагретому тротуару, с заразительным смехом футболя чёрствую ржаную горбушку.
Невысокого роста худощавая женщина решительно приблизилась к озорникам и ловким движением выхватила многострадальную краюху из-под их ног. Её большие серые глаза искрились молодым задором. Улыбка на бледном, широкоскулом лице добрая и приветливая. Но голос строгий.
- Хлеб не надо ногами пинать. Это людской труд. Он от голода спасёт. Вы знаете, что такое голод?
Сорванцы присмирели и, потупившись, молча разглядывали облезлые носки своих ботинок, искоса робко поднимая глаза на незнакомку. Её вид был не совсем обычный. Что-то отличало эту женщину от остальных прохожих. Одета просто, но элегантно. Открытый и весёлый взгляд, прямая осанка, лёгкая походка. Ребятам почему-то показалось, будто она сошла с картины художника прошлого века. Такая удивительная, эта будто «старорежимная» тётечка обратила на себя внимание и надолго им запомнилась.
И звали её редким именем – Ева. Но это выяснилось месяцем позже, когда Игорь и Петя неожиданно снова с ней встретились, на этот раз у неё дома.
Туда их привели родители. Они искали для сыновей репетитора, и знакомые подсказали им адрес. Жила она на первом этаже старинного деревянного дома, расположенного на тихой улочке.
- Здравствуйте, Ева Германовна, вот они, наши оболтусы. Может быть, хоть в этом деле преуспеют? Мы знаем, что Ваш талант творит настоящие чудеса!
Весь облик этой немолодой дамы, свидетельствующий об утончённом вкусе, её мягкое, доверительное обращение и благородные манеры вызывали восхищение, преклонение и застенчивую робость не только у детей.
Теперь она учила их английскому языку. Давала уроки у себя. Её крохотная, но такой светлая комнатушка напоминала жилище доброй феи. Каждый предмет, каждая деталь скромной обстановки казались музейной редкостью. Стены были увешаны диковинными картинами. Изумительно красивые миниатюрные скульптурки теснились на письменном столе.
Всякий раз ребята втайне поражались глубокой эрудиции своей новой учительницы, её необыкновенному такту и бесконечному терпению. Всё это вызывало уважение и обязывало шалунов добросовестно учить предмет. Она обладала великолепным даром рассказчика. Завораживал и её изумительный изящный почерк, стремительный и летящий, будто рвущийся ввысь. Занятия проходили очень интересно. Яркие образы и увлекательные примеры помогали успешно усваивать материал.
Как-то на очередном уроке они коснулись темы питания и поведения за столом. И снова ученики узнали от обожаемого педагога не только перевод известных слов, но и постигли новые для них традиции и правила. Более смелый Игорь спросил:
- Ева Германовна, а тогда, на улице, вы нам так про хлеб говорили. Вы, наверное, голодали?
Счастливая улыбка стала медленно угасать на её приятном лице.
- Да, в войну, - тихо ответила она с лёгким оттенком горечи, - И до неё, когда приехала в этот город.
*
Ребята давно ушли. А она, погружённая в свои воспоминания, долго сидела в задумчивости. Перед глазами вставали одна за другой картины прошлого.
Ужасные события, в одночасье перевернувшие судьбу. Трагедия с отцом, в котором души не чаяла. Предписание властей о высылке из столицы в течение сорока восьми часов. Суматошный переезд в провинциальный город, с парализованной мамой на руках. Без средств к существованию. Без шансов на трудоустройство. Ютились в жалком сарае. Как жили, чем питались – страшно вспомнить. Да, голодали. В голове с новой силой завертелся каскад незабываемых сцен из её такой непростой жизни.
Тогда она была на грани отчаяния. Прошло уже несколько месяцев после изгнания. Больная мать уже не могла встать с постели. Всё, что можно было продать, было продано, или обменено на еду. На работу никто не брал. Даже слушать об этом не хотели, видя перед собой бесперспективную рабсилу, такое субтильное и застенчивое существо.
Наверное, само провидение тогда послало его. Порой странные перипетии происходят между мужчиной и женщиной, казалось бы, предназначеных друг для друга свыше. Но не всегда судьба благоволит родственным душам, громоздя между ними одно испытание за другим.
Их первая встреча произошла при весьма необычных обстоятельствах. Так случилось, что она помогла ему. Нашла на улице оброненный газетный свёрток, в котором оказались все его документы, и принесла потерю владельцу.
Отыскав его по адресу прописки, указанной в паспорте, Ева передала хозяину находку.
Взглянув ему в лицо, она остолбенела. В дверном проёме увидела своего отца, настолько открывший ей мужчина был похож на родителя.
- Это Ваше? – побелевшими губами еле слышно спросила Ева, стоя на пороге.
Он в каком-то ступоре, не веря своим глазам, уставился на протянутый предмет. Это было невероятно. Бедняга, после многократных и безуспешных поисков, оставил всякую надежду отыскать потеряное. Он как раз собирался выходить из дома, чтобы отправиться в райком и заявить об утрате партбилета. Это означало гораздо большее, чем карьерная катастрофа.
- Вы даже не представляете, что Вы для меня сделали! – воскликнул он срывающимся от волнения голосом, - Вы меня спасли!
Дрожащими руками он принял, казалось бы, безвозвратно сгинувшие документы. Машинально перебирая их, наткнулся на деньги.
- Как же мне Вас благодарить?
Он неуклюже попытался вручить ей несколько купюр.
Она вежливо улыбнулась, но твёрдо отвела его руку.
- Не надо, это лишнее. Ничего не надо. Что же тут особенного? Вы потеряли, я нашла. Вот и всё.
- Но, может быть, я смогу хоть чем-нибудь помочь Вам?
У неё закружилась голова.
- Мне нужна работа, - едва выдохнула она, - Хоть какая.
Бедняжка была близка к голодному обмороку.
Он провёл едва держащуюся на ногах женщину в квартиру, напоил горячим чаем с земляничным вареньем, заставил съесть пару бутербродов. Её щеки порозовели. Она стыдливо отводила свои выразительные серые глаза и всё порывалась поскорее уйти
- Как Вас зовут?
- Ева. Ева Рымова.
Он вдруг закашлялся и не сразу пришёл в себя.
После неловкой паузы сказал:
- Вы, наверное, мне не поверите, но я – Адам. Адам Вьюгин.
- Я знаю. Заглянула в Ваш паспорт.
Так они познакомились, рассказали немного о себе и даже не заметили, как проговорили целый час. Обоим хотелось, чтобы беседа не прекращалась.
Вьюгин, оказавшийся директором средней школы и сразу оценивший впечатляющие профессиональные данные Рымовой, предложил работу учителя английского языка, несмотря на её «порочащую» биографию.
- Как же Вы возьмете на себя смелость принять меня в штат? Да, к тому же, педагогом? Ведь я из семьи врага народа. Нас с мамой выслали сюда за дворянское происхождение.
- Я сам решу данный вопрос и всю ответственность беру на себя, - твёрдо ответил он. Тут же, внезапно посветлев лицом и расплываясь в открытой, доброй улыбке, негромко добавил: - Я же вижу, что от Вашего преподавания не будет никакого вреда ученикам, одна лишь польза! Таких профессионалов в наше время надо ещё поискать. Ведь у нас во всём городе нет ни одного человека, владеющего, как Вы, пятью языками.
Взглянув на стенные часы, светящаяся от радости женщина сердечно поблагодарила гостеприимного хозяина и поспешно удалилась.
*
Адам понравился ей с первого взгляда. Такого с ней ещё ни разу не случалось. Она была старше него на два года. Незамужняя Ева жила с беспомощной престарелой матерью, прикованной к постели. Заботилась о ней, ухаживала, как за малым ребёнком. Довольно необычная, даже немного странная, она имела непростой характер и сама в шутку называла себя «мадам наоборот».
Порядочность на уровне безусловного рефлекса. Так уж воспитана. В такой семье. Интеллигентность в четырёх поколениях, впитанная с молоком матери. Кстати, её мама была в своё время известным искусствоведом. Отца оклеветали и отправили в ссылку без права переписки. Она боготворила его всегда и ещё в ранней юности поклялась найти себе избранника не менее достойного. Многочисленные поклонники решительно отвергались, как не прошедшие её, такой строгий, суд. Так продолжалось до сих пор, пока не увидела Вьюгина.
Он оказался тем самым идеалом, о котором Рымова мечтала всю жизнь. В этом она убеждалась почти ежедневно. Ведь Ева уже было смирилась с мыслью о том, что её причудливой фантазии не суждено сбыться. И вдруг эта встреча, которая странным образом перевернула её душу. Она втайне от всех, да и от себя, безуспешно отгоняя назойливые мысли, ревновала его к супруге, мысленно называя её Лилит, именем предшественницы Евы библейской. Страдала, но вида не подавала, с горькой покорностью сознавая, что смиренно терпеть житейские неудачи и довольствоваться немногим - вечный удел скромницы, роль которой уготовила ей судьба.
Общепризнанный образцовый семьянин, школьный директор в тайне симпатизировал новенькой учительнице. Все недвусмысленные намёки насчёт Адама, Евы и греха он изящно переводил в шутку и на людях старался не давать ни малейшего повода для сплетен многочисленным соглядатаям и наушницам, какие в изобилии водятся у нас в каждом женском коллективе.
В отношениях с бесплодной женой у него были сложности, однако о них никто из посторонних даже не догадывался. Хоть и слыли они в близком окружении прекрасной парой, но ведь чужая семья – потёмки.
Ева тоже с каждым днём всё больше нравилась Вьюгину и, когда он разговаривал с ней наедине, в его карих глазах сверкали весёлые огоньки, а он сам, солидный, взрослый мужчина, вдруг превращался в смешливого мальчишку. Но между «хочу» и «надо» Адам выбрал последнее, ясно понимая, насколько вредно желать запретное. Да, и положение, как говорится, обязывает.
И Вьюгин самоотверженно душил в себе чувства, настойчиво порывавшиеся навстречу сладким искушениям и великим соблазнам, незаметно покровительствуя стеснительной и интеллигентной «англичанке», заботливо стараясь как можно деликатнее, без афиширования, помогать ей во всём.
Как-то после субботника они шли из школы и оказались рядом. Остальные либо ушли далеко вперёд, либо вовсе разошлись кто куда. Была на редкость тёплая осень. Очарованные скромной прелестью увядающей природы, они не спеша бродили по нарядному парку, со светлой и тихой печалью роняющему своё золото им под ноги.
Говорили, как всегда, на профессиональную тему. Обсуждался предстоящий диспут. Предполагалось увлекательное соревнование между старшеклассниками. Появлялись новые варианты и интересные идеи. Они захватывали настроившихся на одну волну сослуживцев, до последнего не признававшихся даже самим себе в своих переживаниях.
Впереди, под липой, показалась симпатичная скамейка. Они сели и продолжили оживлённую беседу. Нагретое смягчившимся после знойного лета солнцем, дерево сообщало приятное тепло. Тихо. Слышно, как синица чистит клюв о ветку. Вот желтый лист оторвался от тополя и падает, с тонким звоном задевая своих запоздавших собратьев. С реки доносятся крики чаек. Лаванда всё ещё источает свой непередаваемый, восхитительный аромат. Над цветущей до сих пор клумбой беззаботно порхают два адмирала: красный и белый. На их бархатно-чёрных крыльях красуются яркие ленты-перевязи и изящные цветные оторочки. Кажется, что бабочки состязаются в конкурсе на самый лучший и оригинальный наряд. Рядом деловито жужжат припозднившиеся шмели.
Чудесный день не хотел кончаться. Собеседники не замечали ни скольжения минут, сливавшихся в часы приятного общения, ни окружающего мира. Время остановилось, как в красивой сказке. Пространство сузилось в тесный и уютный кокон только для двоих. И они были счастливы в нём. Душевное тепло грело и умиротворяло. Их лица светились от задорных улыбок. Но, очевидно, чудес без обмана не бывает.
Эта милая пара, которую так редко можно было встретить наедине, и не догадывалась, что - то была последняя для них осень. Финальный листопад. И прогулка не повторится назавтра.
Людская молва развела не успевших объясниться в своих чувствах коллег, с нежным трепетом ощутивших единение душ, таких робких и таких близких. Разлучила расчётливо и равнодушно.
Проинформированная сверх всякой меры доброжелательными сотрудницами школы, жена директора, всерьёз опасаясь за семейное благополучие, устроила смущённому супругу домашнюю экзекуцию. Начались унизительные семейные дрязги. В ход были пущены все средства, вплоть до колдовских услуг знахарки.
Тогда он часто вспоминал пословицу о том, что лучше железо варить, чем со злою женою жить. Однако на развод не решался.
- Да что же ты бесишься, сама не знаешь с чего, - вразумлял он не в меру разошедшуюся половину, - Будто шлея под хвост попала!
Постепенно его жизнь стала невыносимой. Сплошные нервотрёпки дома, натянутые ехидные улыбки на работе. Кончилось его увольнением и переездом вместе с бдительной благоверной в другой город. Так победительница бытовой баталии убила сразу двух зайцев. Был пресечён в самом зародыше назревавший адюльтер и, наконец, осуществилась её давнишняя мечта – возвращение на родину.
Ева неоднозначно восприняла эту новость. С одной стороны, ощутила некоторое облегчение, как это бывает, когда вроде бы досадная случайность становится благом и отводит тебя от греха. Но с другой… Ей было слишком тяжело. Любя, так трудно расставаться. Рымова безжалостно подавила в себе причудливую эквилибристику чувств и решительно поставила на этом точку. Грязные сплетни и пересуды обывателей не могли ей повредить. Её всегда оберегала Fama pudicitiae, добрая слава целомудренности и благочестия.
*
Прошли годы. Миновала страшная война. Адам пришел с фронта почти невредимый. Овдовев, он вернулся в свой город, и уединённо поселился в скромном домике на окраине.
Тихая метель безжалостного времени заметно согнула его, некогда статную, могучую, фигуру и щедро посеребрила поредевшую шевелюру. В свою школу он почему-то так ни разу и не зашёл. Но в их парк наведывался часто.
Вот и в этот раз он уныло брёл по аллее. Это было то самое место. Только уже без скамейки. В голове крутилась неизвестно откуда всплывшее: «В бедламе вечности грустит душа моя».
Гуляя здесь раньше, особенно в прекрасную пору бабьего лета, Вьюгин часто вспоминал её, свою милую «англичанку». Но шли годы, мелькали события, бесстрастно напоминая, что всё проходит. И постепенно образ Евы растаял в его слабеющей памяти.
Под ногами вкрадчиво и мягко шуршало бордовое одеяние клёнов вперемешку с желтыми листьями лип, стыдливо обнажавших свои темнеющие ветви и стволы. С тех самых пор прошло много времени. Это была десятая осень. И она уже не пробудила прежних воспоминаний. Ставший склонным к сентиментальности, старик, подслеповато прищурившись, благодушно созерцал увядание жизни вокруг. Листопад забвения. Ему было светло и грустно. И он не думал о причине своей меланхолии. В душе он ощущал гулкую пустоту и какую-то сладковатую горечь. Горечь беспомощности и одиночества.
*
Время безжалостно ко всем. Ева похоронила мать и тоже не помолодела. Однако встречаются в жизни такие женщины, которые с возрастом вовсе не теряют привлекательности, а, скорее, наоборот. Рымова была одна из них. Седина ещё более подчёркивала её врождённое благородство. И морщины не портили лица. Она была всё так же общительна и жизнерадостна. Старалась держаться в форме и довольно прилично выглядела для своих лет. Жила она одна в съёмной комнатке. Работала по-прежнему в той же школе. Всю душу отдавала своим родным ученикам. И они уважали и беззаветно любили её.
Когда родители Пети пригласили к себе, на вечерние посиделки, женщина почувствовала неясную тревогу, какую-то смутную, щемящую боль. Было ли то предчувствием чего-то особенного? Наверное, это так. Утончённая, абсолютно чистая душа слышит страдания издалека. Видит горе, и через все преграды самоотверженно спешит на помощь. Может, это и был такой случай?
Среди немногих гостей там оказался Адам. Для Евы это было потрясение. Теперь он выглядел намного старше её. Когда перед ней предстал слабо видящий, неухоженный старик, с плохо выбритыми щеками, что-то болезненно сжалось у неё в груди. Она не могла оторвать от него глаз.
Вьюгин тоже был поражён столь неожиданной встречей. Узнав в ней прежнюю Еву, он стал сам не свой. Будто старинную плотину прорвал бурлящий водопад долго таившихся в глубине души чувств.
- И вновь поток минувшего шумит и клокочет во мне, - в последнее время ему на ум стали частенько приходить высокопарные мысли.
- Так вы, оказывается знакомы? – спросила удивлённая хозяйка дома.
- Да, мы работали в одной школе – учтиво ответил едва справившийся с волнением Вьюгин.
Немного посидев для приличия, Ева засобиралась восвояси. Он вызвался её проводить. Они шли до самого дома, почти молча, изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими репликами. Разговорились у неё, когда пили чай. С земляничным вареньем.
Она спросила о жене.
Он нахмурился в задумчивости.
- Умерла у меня на руках, - глухо произнёс он, - Я подумал тогда, что она поперхнулась, и принялся колотить её по спине. Но это был инфаркт.
Ева принесла вина. Хлопнула пробка, вызвав радостное оживление.
- Шампанское открылось – надо праздновать. Отметим нашу встречу!
Он по-прежнему был внимателен и галантен, как маркиз; ей это льстило. Взгляд ласковый и мудрый. Добр и простодушен, как сказочный гном; заботлив и надёжен, как самый близкий человек.
У неё снова, как много лет назад, закружилась голова. Но, на этот раз ей было хорошо.
- Как Вам не стыдно совращать старушку?
- Холодно осенью в одиночестве. Ведь мы с Вами не чужие люди.
И чувство, что казалось, давно угасло, вдруг неожиданно вспыхнуло с новой силой.
Ни что так не согревает в колючей метели суровой реальности и мелком ознобе привычной житейской суеты, как пронзительное ощущение чистой любви. Её искренняя сопричастность, безграничное доверие и самоотверженная забота творят просто невероятные вещи и осуществляют сокровенные, казалось бы, совершенно несбыточные желания. Но далеко не каждому дано испытать такое.
- Любовь это, или что? – мучительно терзала Ева свою душу, - А если не любовь, как называется эта сладкая боль?
Не на шутку разыгравшиеся пацаны скакали по нагретому тротуару, с заразительным смехом футболя чёрствую ржаную горбушку.
Невысокого роста худощавая женщина решительно приблизилась к озорникам и ловким движением выхватила многострадальную краюху из-под их ног. Её большие серые глаза искрились молодым задором. Улыбка на бледном, широкоскулом лице добрая и приветливая. Но голос строгий.
- Хлеб не надо ногами пинать. Это людской труд. Он от голода спасёт. Вы знаете, что такое голод?
Сорванцы присмирели и, потупившись, молча разглядывали облезлые носки своих ботинок, искоса робко поднимая глаза на незнакомку. Её вид был не совсем обычный. Что-то отличало эту женщину от остальных прохожих. Одета просто, но элегантно. Открытый и весёлый взгляд, прямая осанка, лёгкая походка. Ребятам почему-то показалось, будто она сошла с картины художника прошлого века. Такая удивительная, эта будто «старорежимная» тётечка обратила на себя внимание и надолго им запомнилась.
И звали её редким именем – Ева. Но это выяснилось месяцем позже, когда Игорь и Петя неожиданно снова с ней встретились, на этот раз у неё дома.
Туда их привели родители. Они искали для сыновей репетитора, и знакомые подсказали им адрес. Жила она на первом этаже старинного деревянного дома, расположенного на тихой улочке.
- Здравствуйте, Ева Германовна, вот они, наши оболтусы. Может быть, хоть в этом деле преуспеют? Мы знаем, что Ваш талант творит настоящие чудеса!
Весь облик этой немолодой дамы, свидетельствующий об утончённом вкусе, её мягкое, доверительное обращение и благородные манеры вызывали восхищение, преклонение и застенчивую робость не только у детей.
Теперь она учила их английскому языку. Давала уроки у себя. Её крохотная, но такой светлая комнатушка напоминала жилище доброй феи. Каждый предмет, каждая деталь скромной обстановки казались музейной редкостью. Стены были увешаны диковинными картинами. Изумительно красивые миниатюрные скульптурки теснились на письменном столе.
Всякий раз ребята втайне поражались глубокой эрудиции своей новой учительницы, её необыкновенному такту и бесконечному терпению. Всё это вызывало уважение и обязывало шалунов добросовестно учить предмет. Она обладала великолепным даром рассказчика. Завораживал и её изумительный изящный почерк, стремительный и летящий, будто рвущийся ввысь. Занятия проходили очень интересно. Яркие образы и увлекательные примеры помогали успешно усваивать материал.
Как-то на очередном уроке они коснулись темы питания и поведения за столом. И снова ученики узнали от обожаемого педагога не только перевод известных слов, но и постигли новые для них традиции и правила. Более смелый Игорь спросил:
- Ева Германовна, а тогда, на улице, вы нам так про хлеб говорили. Вы, наверное, голодали?
Счастливая улыбка стала медленно угасать на её приятном лице.
- Да, в войну, - тихо ответила она с лёгким оттенком горечи, - И до неё, когда приехала в этот город.
*
Ребята давно ушли. А она, погружённая в свои воспоминания, долго сидела в задумчивости. Перед глазами вставали одна за другой картины прошлого.
Ужасные события, в одночасье перевернувшие судьбу. Трагедия с отцом, в котором души не чаяла. Предписание властей о высылке из столицы в течение сорока восьми часов. Суматошный переезд в провинциальный город, с парализованной мамой на руках. Без средств к существованию. Без шансов на трудоустройство. Ютились в жалком сарае. Как жили, чем питались – страшно вспомнить. Да, голодали. В голове с новой силой завертелся каскад незабываемых сцен из её такой непростой жизни.
Тогда она была на грани отчаяния. Прошло уже несколько месяцев после изгнания. Больная мать уже не могла встать с постели. Всё, что можно было продать, было продано, или обменено на еду. На работу никто не брал. Даже слушать об этом не хотели, видя перед собой бесперспективную рабсилу, такое субтильное и застенчивое существо.
Наверное, само провидение тогда послало его. Порой странные перипетии происходят между мужчиной и женщиной, казалось бы, предназначеных друг для друга свыше. Но не всегда судьба благоволит родственным душам, громоздя между ними одно испытание за другим.
Их первая встреча произошла при весьма необычных обстоятельствах. Так случилось, что она помогла ему. Нашла на улице оброненный газетный свёрток, в котором оказались все его документы, и принесла потерю владельцу.
Отыскав его по адресу прописки, указанной в паспорте, Ева передала хозяину находку.
Взглянув ему в лицо, она остолбенела. В дверном проёме увидела своего отца, настолько открывший ей мужчина был похож на родителя.
- Это Ваше? – побелевшими губами еле слышно спросила Ева, стоя на пороге.
Он в каком-то ступоре, не веря своим глазам, уставился на протянутый предмет. Это было невероятно. Бедняга, после многократных и безуспешных поисков, оставил всякую надежду отыскать потеряное. Он как раз собирался выходить из дома, чтобы отправиться в райком и заявить об утрате партбилета. Это означало гораздо большее, чем карьерная катастрофа.
- Вы даже не представляете, что Вы для меня сделали! – воскликнул он срывающимся от волнения голосом, - Вы меня спасли!
Дрожащими руками он принял, казалось бы, безвозвратно сгинувшие документы. Машинально перебирая их, наткнулся на деньги.
- Как же мне Вас благодарить?
Он неуклюже попытался вручить ей несколько купюр.
Она вежливо улыбнулась, но твёрдо отвела его руку.
- Не надо, это лишнее. Ничего не надо. Что же тут особенного? Вы потеряли, я нашла. Вот и всё.
- Но, может быть, я смогу хоть чем-нибудь помочь Вам?
У неё закружилась голова.
- Мне нужна работа, - едва выдохнула она, - Хоть какая.
Бедняжка была близка к голодному обмороку.
Он провёл едва держащуюся на ногах женщину в квартиру, напоил горячим чаем с земляничным вареньем, заставил съесть пару бутербродов. Её щеки порозовели. Она стыдливо отводила свои выразительные серые глаза и всё порывалась поскорее уйти
- Как Вас зовут?
- Ева. Ева Рымова.
Он вдруг закашлялся и не сразу пришёл в себя.
После неловкой паузы сказал:
- Вы, наверное, мне не поверите, но я – Адам. Адам Вьюгин.
- Я знаю. Заглянула в Ваш паспорт.
Так они познакомились, рассказали немного о себе и даже не заметили, как проговорили целый час. Обоим хотелось, чтобы беседа не прекращалась.
Вьюгин, оказавшийся директором средней школы и сразу оценивший впечатляющие профессиональные данные Рымовой, предложил работу учителя английского языка, несмотря на её «порочащую» биографию.
- Как же Вы возьмете на себя смелость принять меня в штат? Да, к тому же, педагогом? Ведь я из семьи врага народа. Нас с мамой выслали сюда за дворянское происхождение.
- Я сам решу данный вопрос и всю ответственность беру на себя, - твёрдо ответил он. Тут же, внезапно посветлев лицом и расплываясь в открытой, доброй улыбке, негромко добавил: - Я же вижу, что от Вашего преподавания не будет никакого вреда ученикам, одна лишь польза! Таких профессионалов в наше время надо ещё поискать. Ведь у нас во всём городе нет ни одного человека, владеющего, как Вы, пятью языками.
Взглянув на стенные часы, светящаяся от радости женщина сердечно поблагодарила гостеприимного хозяина и поспешно удалилась.
*
Адам понравился ей с первого взгляда. Такого с ней ещё ни разу не случалось. Она была старше него на два года. Незамужняя Ева жила с беспомощной престарелой матерью, прикованной к постели. Заботилась о ней, ухаживала, как за малым ребёнком. Довольно необычная, даже немного странная, она имела непростой характер и сама в шутку называла себя «мадам наоборот».
Порядочность на уровне безусловного рефлекса. Так уж воспитана. В такой семье. Интеллигентность в четырёх поколениях, впитанная с молоком матери. Кстати, её мама была в своё время известным искусствоведом. Отца оклеветали и отправили в ссылку без права переписки. Она боготворила его всегда и ещё в ранней юности поклялась найти себе избранника не менее достойного. Многочисленные поклонники решительно отвергались, как не прошедшие её, такой строгий, суд. Так продолжалось до сих пор, пока не увидела Вьюгина.
Он оказался тем самым идеалом, о котором Рымова мечтала всю жизнь. В этом она убеждалась почти ежедневно. Ведь Ева уже было смирилась с мыслью о том, что её причудливой фантазии не суждено сбыться. И вдруг эта встреча, которая странным образом перевернула её душу. Она втайне от всех, да и от себя, безуспешно отгоняя назойливые мысли, ревновала его к супруге, мысленно называя её Лилит, именем предшественницы Евы библейской. Страдала, но вида не подавала, с горькой покорностью сознавая, что смиренно терпеть житейские неудачи и довольствоваться немногим - вечный удел скромницы, роль которой уготовила ей судьба.
Общепризнанный образцовый семьянин, школьный директор в тайне симпатизировал новенькой учительнице. Все недвусмысленные намёки насчёт Адама, Евы и греха он изящно переводил в шутку и на людях старался не давать ни малейшего повода для сплетен многочисленным соглядатаям и наушницам, какие в изобилии водятся у нас в каждом женском коллективе.
В отношениях с бесплодной женой у него были сложности, однако о них никто из посторонних даже не догадывался. Хоть и слыли они в близком окружении прекрасной парой, но ведь чужая семья – потёмки.
Ева тоже с каждым днём всё больше нравилась Вьюгину и, когда он разговаривал с ней наедине, в его карих глазах сверкали весёлые огоньки, а он сам, солидный, взрослый мужчина, вдруг превращался в смешливого мальчишку. Но между «хочу» и «надо» Адам выбрал последнее, ясно понимая, насколько вредно желать запретное. Да, и положение, как говорится, обязывает.
И Вьюгин самоотверженно душил в себе чувства, настойчиво порывавшиеся навстречу сладким искушениям и великим соблазнам, незаметно покровительствуя стеснительной и интеллигентной «англичанке», заботливо стараясь как можно деликатнее, без афиширования, помогать ей во всём.
Как-то после субботника они шли из школы и оказались рядом. Остальные либо ушли далеко вперёд, либо вовсе разошлись кто куда. Была на редкость тёплая осень. Очарованные скромной прелестью увядающей природы, они не спеша бродили по нарядному парку, со светлой и тихой печалью роняющему своё золото им под ноги.
Говорили, как всегда, на профессиональную тему. Обсуждался предстоящий диспут. Предполагалось увлекательное соревнование между старшеклассниками. Появлялись новые варианты и интересные идеи. Они захватывали настроившихся на одну волну сослуживцев, до последнего не признававшихся даже самим себе в своих переживаниях.
Впереди, под липой, показалась симпатичная скамейка. Они сели и продолжили оживлённую беседу. Нагретое смягчившимся после знойного лета солнцем, дерево сообщало приятное тепло. Тихо. Слышно, как синица чистит клюв о ветку. Вот желтый лист оторвался от тополя и падает, с тонким звоном задевая своих запоздавших собратьев. С реки доносятся крики чаек. Лаванда всё ещё источает свой непередаваемый, восхитительный аромат. Над цветущей до сих пор клумбой беззаботно порхают два адмирала: красный и белый. На их бархатно-чёрных крыльях красуются яркие ленты-перевязи и изящные цветные оторочки. Кажется, что бабочки состязаются в конкурсе на самый лучший и оригинальный наряд. Рядом деловито жужжат припозднившиеся шмели.
Чудесный день не хотел кончаться. Собеседники не замечали ни скольжения минут, сливавшихся в часы приятного общения, ни окружающего мира. Время остановилось, как в красивой сказке. Пространство сузилось в тесный и уютный кокон только для двоих. И они были счастливы в нём. Душевное тепло грело и умиротворяло. Их лица светились от задорных улыбок. Но, очевидно, чудес без обмана не бывает.
Эта милая пара, которую так редко можно было встретить наедине, и не догадывалась, что - то была последняя для них осень. Финальный листопад. И прогулка не повторится назавтра.
Людская молва развела не успевших объясниться в своих чувствах коллег, с нежным трепетом ощутивших единение душ, таких робких и таких близких. Разлучила расчётливо и равнодушно.
Проинформированная сверх всякой меры доброжелательными сотрудницами школы, жена директора, всерьёз опасаясь за семейное благополучие, устроила смущённому супругу домашнюю экзекуцию. Начались унизительные семейные дрязги. В ход были пущены все средства, вплоть до колдовских услуг знахарки.
Тогда он часто вспоминал пословицу о том, что лучше железо варить, чем со злою женою жить. Однако на развод не решался.
- Да что же ты бесишься, сама не знаешь с чего, - вразумлял он не в меру разошедшуюся половину, - Будто шлея под хвост попала!
Постепенно его жизнь стала невыносимой. Сплошные нервотрёпки дома, натянутые ехидные улыбки на работе. Кончилось его увольнением и переездом вместе с бдительной благоверной в другой город. Так победительница бытовой баталии убила сразу двух зайцев. Был пресечён в самом зародыше назревавший адюльтер и, наконец, осуществилась её давнишняя мечта – возвращение на родину.
Ева неоднозначно восприняла эту новость. С одной стороны, ощутила некоторое облегчение, как это бывает, когда вроде бы досадная случайность становится благом и отводит тебя от греха. Но с другой… Ей было слишком тяжело. Любя, так трудно расставаться. Рымова безжалостно подавила в себе причудливую эквилибристику чувств и решительно поставила на этом точку. Грязные сплетни и пересуды обывателей не могли ей повредить. Её всегда оберегала Fama pudicitiae, добрая слава целомудренности и благочестия.
*
Прошли годы. Миновала страшная война. Адам пришел с фронта почти невредимый. Овдовев, он вернулся в свой город, и уединённо поселился в скромном домике на окраине.
Тихая метель безжалостного времени заметно согнула его, некогда статную, могучую, фигуру и щедро посеребрила поредевшую шевелюру. В свою школу он почему-то так ни разу и не зашёл. Но в их парк наведывался часто.
Вот и в этот раз он уныло брёл по аллее. Это было то самое место. Только уже без скамейки. В голове крутилась неизвестно откуда всплывшее: «В бедламе вечности грустит душа моя».
Гуляя здесь раньше, особенно в прекрасную пору бабьего лета, Вьюгин часто вспоминал её, свою милую «англичанку». Но шли годы, мелькали события, бесстрастно напоминая, что всё проходит. И постепенно образ Евы растаял в его слабеющей памяти.
Под ногами вкрадчиво и мягко шуршало бордовое одеяние клёнов вперемешку с желтыми листьями лип, стыдливо обнажавших свои темнеющие ветви и стволы. С тех самых пор прошло много времени. Это была десятая осень. И она уже не пробудила прежних воспоминаний. Ставший склонным к сентиментальности, старик, подслеповато прищурившись, благодушно созерцал увядание жизни вокруг. Листопад забвения. Ему было светло и грустно. И он не думал о причине своей меланхолии. В душе он ощущал гулкую пустоту и какую-то сладковатую горечь. Горечь беспомощности и одиночества.
*
Время безжалостно ко всем. Ева похоронила мать и тоже не помолодела. Однако встречаются в жизни такие женщины, которые с возрастом вовсе не теряют привлекательности, а, скорее, наоборот. Рымова была одна из них. Седина ещё более подчёркивала её врождённое благородство. И морщины не портили лица. Она была всё так же общительна и жизнерадостна. Старалась держаться в форме и довольно прилично выглядела для своих лет. Жила она одна в съёмной комнатке. Работала по-прежнему в той же школе. Всю душу отдавала своим родным ученикам. И они уважали и беззаветно любили её.
Когда родители Пети пригласили к себе, на вечерние посиделки, женщина почувствовала неясную тревогу, какую-то смутную, щемящую боль. Было ли то предчувствием чего-то особенного? Наверное, это так. Утончённая, абсолютно чистая душа слышит страдания издалека. Видит горе, и через все преграды самоотверженно спешит на помощь. Может, это и был такой случай?
Среди немногих гостей там оказался Адам. Для Евы это было потрясение. Теперь он выглядел намного старше её. Когда перед ней предстал слабо видящий, неухоженный старик, с плохо выбритыми щеками, что-то болезненно сжалось у неё в груди. Она не могла оторвать от него глаз.
Вьюгин тоже был поражён столь неожиданной встречей. Узнав в ней прежнюю Еву, он стал сам не свой. Будто старинную плотину прорвал бурлящий водопад долго таившихся в глубине души чувств.
- И вновь поток минувшего шумит и клокочет во мне, - в последнее время ему на ум стали частенько приходить высокопарные мысли.
- Так вы, оказывается знакомы? – спросила удивлённая хозяйка дома.
- Да, мы работали в одной школе – учтиво ответил едва справившийся с волнением Вьюгин.
Немного посидев для приличия, Ева засобиралась восвояси. Он вызвался её проводить. Они шли до самого дома, почти молча, изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими репликами. Разговорились у неё, когда пили чай. С земляничным вареньем.
Она спросила о жене.
Он нахмурился в задумчивости.
- Умерла у меня на руках, - глухо произнёс он, - Я подумал тогда, что она поперхнулась, и принялся колотить её по спине. Но это был инфаркт.
Ева принесла вина. Хлопнула пробка, вызвав радостное оживление.
- Шампанское открылось – надо праздновать. Отметим нашу встречу!
Он по-прежнему был внимателен и галантен, как маркиз; ей это льстило. Взгляд ласковый и мудрый. Добр и простодушен, как сказочный гном; заботлив и надёжен, как самый близкий человек.
У неё снова, как много лет назад, закружилась голова. Но, на этот раз ей было хорошо.
- Как Вам не стыдно совращать старушку?
- Холодно осенью в одиночестве. Ведь мы с Вами не чужие люди.
И чувство, что казалось, давно угасло, вдруг неожиданно вспыхнуло с новой силой.
Ни что так не согревает в колючей метели суровой реальности и мелком ознобе привычной житейской суеты, как пронзительное ощущение чистой любви. Её искренняя сопричастность, безграничное доверие и самоотверженная забота творят просто невероятные вещи и осуществляют сокровенные, казалось бы, совершенно несбыточные желания. Но далеко не каждому дано испытать такое.
- Любовь это, или что? – мучительно терзала Ева свою душу, - А если не любовь, как называется эта сладкая боль?
Рейтинг: +2
344 просмотра
Комментарии (4)
| Людмила Комашко-Батурина # 25 мая 2017 в 23:31 +2 | ||
|
| Влад Устимов # 7 июня 2017 в 20:51 0 | ||
|
| Владимир Перваков # 7 июня 2017 в 14:58 +1 | ||
|
| Влад Устимов # 7 июня 2017 в 20:51 0 | ||
|