Дорога из села Гамбареули в город Гори подходила к концу. Жаркое солнце светило нестерпимо, а тенистых деревьев вдоль дороги совсем не было. Невысокая арба, груженная скромными пожитками семьи Геладзе, ехала медленно и громко скрипела деревянными колесами, из-под которых то и дело выскакивали мелкие камешки. Глава семьи, Глах вел старую изможденную лошадку под уздцы, его молодая жена Мелания с двумя старшими сыновьями шла рядом. А в арбе на холщовых мешках с тряпьем ехали старая бабушка с шестилетней внучкой Кеке. Родители девочки были веселые, не смотря на усталость, улыбались и напевали любимую грузинскую песню. Их пыльная одежда красноречиво говорила о непростом пути, который пришлось проделать пешком.
- Бабуля, а почему родители такие радостные, ведь мы уехали из нашего родного домика навсегда, и в дороге все очень устали? – спросила маленькая Кеке и потянула за уголок бабушкину шаль, чтобы хоть как-то укрыться от горячих солнечных лучей.
- Катико, солнце мое! Они свободны, вот и радуются! Раньше мы жили у князя Амилахвари и работали на него. Он мог приказывать твоим родителям, а они должны были всё выполнять. Но теперь они не зависят от его желаний, они сами будут хозяевами своей жизни! Это большая радость!
Гори был небольшим городком, окруженным огородами и загонами для домашнего скота. Дома были почти такие, как в их старом захолустном селе Гамбареули, – покосившиеся одноэтажные постройки, прилепившиеся в беспорядке на небольших холмах, только их было больше.
В центре древнего города на скальном образовании стояла средневековая крепость Горис-цихе. Это были всего лишь развалины, но маленькой девочке тогда казалось, что это громадный волшебный замок.
- Ба, а кто живет в этом замке? – оживленно спросила Кеке.
- Не знаю, милая. Возможно, он давно уже пустует… Вот обоснуемся в новом доме и обязательно сходим туда, всё разузнаем.
- Давай, сходим туда прямо сейчас! А папа с мамой пока подождут нас тут и отдохнут. Мне так не терпится полазить в этой крепости! – Кеке завертелась на своем месте от нетерпения.
Бабушка мудро улыбнулась и тихо сказала:
- Всему свое время, милая. Учись терпеть и никогда не торопись, это не к лицу молодой девушке. Мы обязательно сходим в крепость. Но постарайся быть терпеливой и спокойной, а то прыгаешь на арбе так, что она скоро развалится, - бабушка с любовью прижала Катико к груди, погладила по блестящим каштановым волосам, заплетенным в толстую косу, и добавила:
- А еще вспомни писание: Бог терпел и нам велел!
Под впечатлением от увиденной крепости Кеке начала мечтать о своем новом жилище. Она представляла себе просторный каменный дом с витой лестницей на второй этаж и высокими сводами окон. Ей очень хотелось танцевать в самом большом зале дома в красивом платье под звучную песню отца.
Ее мечты прервал возглас папы:
- Приехали!
Кеке спустилась с арбы, огляделась и загрустила: перед ней был низкий заваленный деревянный заборчик, за которым виднелся небольшой пустой двор. В глубине его девочка увидела крошечный старый домик со скошенной на одну сторону дырявой крышей и всего двумя подслеповатыми окошками. Слева к нему прилепился маленький сарай. Ей не верилось, что тут они теперь будут жить! Ведь дом в селе был гораздо больше и красивее. Кеке схватилась за бабушкин подол и еле сдерживала слезы, но вовремя вспомнила слова бабули о том, что женщина должна уметь терпеть.
Отдыхать родителям было некогда, в доме хватало забот. Мама взялась убирать две крохотные комнаты и разбирать упакованные второпях вещи, папа принес из колодца воды, чтобы можно было стирать одежду и готовить обед. Бабушка с Катико вымели двор, а ее братья Глах и Сандро поправили заборчик. Сарай оказался пустым курятником, и бабушка решила тоже заселить его новыми жильцами. Они с внучкой собрались на рынок, чтобы купить двух курочек и петуха.
- Бабушка, а откуда ты знаешь, где в этом городе рынок? – подпрыгивая на одной ноге рядом со степенной бабушкой, спросила Кеке.
- Мы спросим у людей, и хватит прыгать, как воробей, - одернула внучку бабушка, уже начиная сердиться на ее неугомонность.
- А как мы у них спросим, мы ведь тут никого не знаем, ба?
Бабушка оставила ее вопрос без ответа и пошла прямиком к одному из соседних дворов. Она почтительно поздоровалась с сухоньким старичком в белой рубахе, который опираясь двумя руками на корявый посох, сидел на скамейке перед домом в глубокой задумчивости. Их чинная неспешная беседа вызвала в Кеке бурю эмоций:
- Ну, сколько же можно разговаривать?! – шептала Катико, еле сдерживаясь, чтобы не подпрыгнуть или не побежать по улице. Она потеряла нить разговора, когда услышала, что рынок находится как раз у самой крепости! Жалостливый взгляд и аккуратные, но громкие вздохи внучки бабушка не смогла оставить без внимания; она, поклонившись, попрощалась с соседом и взяла Кеке за руку.
- Вот и делов-то! Теперь я знаю не только дорогу к рынку, но и историю твоего «волшебного замка»! Если ты обещаешь мне не бежать по улице, поднимая пыль столбом, я расскажу тебе эту историю по дороге.
Кеке почти перестала дышать и пошла таким чинным шагом, что бабушка улыбнулась и начала:
Там, где слиянье горных рек
Большой ЛиАхви и КурЫ,
Где песня с гор летит
И воздух так пьянит,
Остановился на ночлег,
Взметнув походные костры,
Грузинский царь Давид.
Он воин смелый и лихой!
И за народ родной готов
Он биться до конца!
За землю и отца!
Давно забыл, что есть покой,
Забыл уютный теплый кров
И близкие сердца.
Он победил нелегкий бой,
Устал от тягот и потерь,
К реке он вышел в ночь –
От суматохи прочь!
Но вдруг цыганку пред собой
Увидел: «Верь или не верь!
Ты очень хочешь дочь»! –
Она промолвила в тиши.
И царь Давид застыл скалой:
«Откуда знаешь ты
Желанья и мечты?!»
А в глубине больной души,
Давно натянутой струной,
Защелкали кнуты.
Гадалка, долго не таясь,
Давиду молвила хитро:
«Из двух твоих детей –
Лишь двое сыновей...
Но ты не плачь, Великий князь,
Не пожалеешь серебро –
Я правнучке твоей
Дам силу, ум и красоту!
И будет в Грузии она –
Царица всех царей,
Всех мудрецов мудрей.
Она развеет темноту,
И будет счастлива страна
Во славе тех лучей».
Гадалку царь благодарил
Мешочком злата, серебра,
Отвесив ей поклон.
Один остался он.
По берегу всю ночь бродил,
А воинам велел с утра
Построить бастион.
Прошло уже немало лет,
Когда ту крепость возвели
На берегу Куры –
С названием горы:
ГорИс-цихЕ – потомкам след,
Царя надежда и завет,
Для правнучки дары!
Сквозь пальцы просочился век.
В тени самшита и чинар
Ликует весь Тифлис,
И гости собрались.
Теперь хозяйка гор и рек –
Царица Грузии Тамар!
Пророчества сбылись!
***
Давно уж люди говорят,
В Горис-цихе сама Тамар
Сокрыла ценный клад,
Найти бы каждый рад!
Ведь башни властью наградят
Того, кто сам отыщет дар!
Ищи и стар, и млад!
Вернулись домой они уже к ужину. Кеке смертельно устала от путешествия по крепости, которую она облазила вдоль и поперек. Но с замиранием сердца она ждала вечера, чтобы рассмотреть получше свою удивительную находку. В одной из полуразваленных комнат крепости за расшатанным кирпичом над самым полом она нашла маленькое старинное зеркало. Оно было мутным от времени, а серебряная оправа в виде переплетения орнамента и цветов местами сильно потемнела. Конечно, не царские сокровища, но для нее это было настоящим кладом.
После ужина родители и бабушка вышли во двор подышать вечерней прохладой, спускавшейся с гор, а Кеке убежала в отгороженный покрывалом уголок, уселась на старый бабушкин сундук и достала из-за пазухи зеркальце.
Девочка глядела на изящную вещицу и трепетала от восторга и гордости: а вдруг это зеркальце самой царицы Тамары? Она бережно гладила зеркальце, разглядывая орнамент и цветы, и смотрелась в его мутную поверхность.
За покрывало заглянула бабушка:
– Кеке, ты еще не спишь?! Балует тебя твой папа, ой, балует! Пора молиться и укладываться. И даже не думай со мной спорить.
Маленькой кладоискательнице очень хотелось еще полюбоваться зеркалом, но она быстро спрятала его под подушку, которая лежала рядом с ней, пожелала бабушке спокойной ночи и улеглась на том же сундуке, зашептав коротенькую молитву. Мысли еще боролись с усталостью, и все-таки скоро мир грёз поглотил ее.
Ночью Кеке видела очень странный сон. Она держала в руках найденное зеркало, но видела в отражении не себя, а совсем другую девочку, которая расчесывала длинные черные волосы и горько плакала. А строгий мужской голос говорил:
- Не плачь, мое солнце, не надо! Ты же будешь царицей и матерью царя!
Кеке росла, училась грамоте и радовалась жизни, но еще много ночей история эта повторялась! Только девочка в зеркале взрослела вместе с Кеке и плакала все реже, а загадочный голос становился все тише. И, в конце концов, Катико уже не понимала, а сон ли это?..
Она так и не открыла никому свою маленькую тайну.
***
За следующие десять лет немало горестей выпало на долю этой жизнерадостной девочки: сначала умерла бабуля, вслед за ней любимый отец. Чуть позже она с братьями похоронила и маму. Их приютил дядя Петр, брат мамы, который тоже жил в Гори. Он отправил Глаха и Сандро учиться в Тифлис и продолжил домашнее обучение самой Кеке. Но девушка уже давно не была веселой неуемной стрекозой, как раньше. Учеба сделала ее вдумчивее и спокойнее, а горе утраты навсегда поселило в глазах глубокую печаль.
Однажды дядя Петр за ужином обмолвился, что его друг, армянский купец Иосиф Барамянц открывает в Гори фабрику по пошиву и ремонту обуви и приглашает лучших грузинских мастеров из самого Тифлиса. Тогда еще никто не знал, что среди них окажется и Виссарион Джугашвили, будущий муж Кеке.
Вопреки старинным традициям, когда невеста знакомилась с женихом лишь на свадьбе, их первая с Бесо встреча состоялась до таинства венчания. Ранним апрельским утром дом Петра Хомезурашвили наполнили голоса тетушек и свах. Кеке разбудили и поторопили спуститься к гостям. Она умылась холодной водой из глиняного кувшина, надела самое красивое платье, которое недавно привезли ей из Тифлиса братья, подпоясалась и заплела тугую косу. В комнату проскочила ее двоюродная сестричка и дернула за руку:
- Ну, что ты? Пойдем скорее, не бойся!
Но та медлила:
- Ты иди, я сейчас...
Нетерпеливая сестра юркнула в дверь, а Кеке достала из-под подушки старинное серебряное зеркальце, с которым никогда не расставалась. Сердечко ее билось, как птичка в клетке. Она не знала, чего ей ждать. Аккуратно, кончиками пальцев она провела по ободку зеркала и взглянула в мутную его поверхность. Зеркало молчало. Оно говорило с ней только по ночам.
Услышав шаги на лестнице, она быстро спрятала зеркало и кинулась к двери. Сестра весело подхватила ее под руку, и они вместе спустились к гостям.
В светлом зале уже был накрыт богатый стол: золотистые хачапури сочились дымком, соревнуясь в ароматах с шашлыком, лобио и курочкой под соусом сациви. Горячие хинкали походили на заморские цветы, а разнообразие овощей, зелени и фруктов гармонично дополняло картину яркими полянками и красочными букетами на белой домотканной скатерти. Тетушки суетились вокруг, рассаживая гостей.
- Кеке, ну, что ты стоишь, как вкопанная?! Отнеси вино своему дяде и дорогим гостям! – с загадочной улыбкой прошипела одна из тетушек, пожалуй, даже слишком громко.
Девушка взяла из ее рук кувшин с вином, изящно разместила на правом плече и, придерживая его тонкой рукой, почти не поднимая головы, проплыла к дальнему концу стола, где восседали дядя и двое незнакомых старцев. Они громко поблагодарили молодую хозяюшку, продолжая пристально ее разглядывать. Кеке уже собралась отойти в сторонку, но ее приподнятый взгляд выхватил из толпы молодых мужчин одного... Он смотрел на нее пристально и строго, но глаза, на самом деле, улыбались.
Юное девичье сердце затрепетало пойманным мотыльком в ладонях. Она неслышной поступью прошла мимо стола и направилась в свою комнату. Тетушка в этот момент убежала на кухню и не заметила ее пропажи. В комнате девушка кинулась к своему зеркальцу, и, держа его дрожащими руками, задала только один вопрос: «Это он?». Зеркало стало слегка светиться и впервые среди бела дня ответило Кеке, прошептав длинное, как эхо, «да».
Через месяц, в мае 1874 года шестнадцатилетнюю Кеке выдали замуж.
Все было как в тумане: венчание в Успенском соборе, веселая свадьба с грузинскими песнями и красивыми танцами, переезд в небольшой, но уютный дом Бесо. С первой встречи на сватовстве Кеке жила лишь любовью: первым чистым и бескорыстным чувством! Она обожала молодого, сильного и красивого мужа и уже в феврале следующего года подарила ему сына Михаила.
На шестую ночь после рождения ребенка Кеке приснилась бабушка: она гладила волосы своей любимой Катико и приговаривала с ноющей грустью: «Бог терпел и нам велел». Этой ночью Кеке, не смотря на странный сон, выспалась. Малыш не тревожил ее всю ночь. Но утром солнце не поднялось для молодой женщины... Ее безумный крик летел над горами, разрывая небо и воздух как старое изношенное полотно. Маленький Мике умер.
Лишь через несколько дней, придя в сознание, Кеке вспомнила сон и слова бабушки. Она долго молилась в соборе за своего малыша, который всего неделю прожил на этом свете, умоляя бабушку присмотреть за ее правнуком.
А в сундуке тем временем, светилось зеркальце и чуть слышно шептало: «Не плачь, мое солнце, не надо»...
Жизнь потихоньку налаживалась, Бесо жалел Кеке, старался помогать ей по хозяйству, когда возвращался с работы. Кеке потихоньку оттаяла, лишь иногда по ночам просыпалась – ей чудился тоненький голосок ее крошечного Мике – и начинала молиться. О зеркале она давно позабыла. Слишком много горя она увидела за свои 17 лет, чтобы продолжать верить в сказки. С тех самых пор она надела черный платок и больше его не снимала.
Почти через два года Кеке второй раз стала мамой. Они с Бесо назвали сына Георгием и не оставляли малыша ни на минуту без присмотра. Это длилось почти три месяца, они слишком боялись потерять и этого ребенка. И малыш рос и радовал маму с папой своим заливистым смехом. Но летом 1877 года через их городок прошел табор цыган, которые принесли эпидемию кори. Дети и взрослые буквально сгорали на глазах. Кеке никого не пускала в дом, оберегая сына от страшной болезни, но муж ходил на работу, приносил продукты. Когда эпидемия уже отступала, их малыш все-таки заболел. Катико в отчаянии побежала к единственному в городе доктору, собрав все имевшиеся в доме деньги. Доктор пришел, но помочь малышу не смог. Сын Кеке мучился всего два дня – сгорел, как маленькая лучинка.
Убитая горем мать не кричала. Она глотала слезы и вопрошала к Богу, глядя на иконы.
- Господи! За что ты меня наказываешь?! Чем провинилась я перед тобой?! Второго ребеночка хороню в свои 18 лет! Да разве выдержит мое сердце?! Посмотри на меня! Разве нарушила я твои заповеди? Обидела кого-то? За что страдаю я и мои безвинные дети?! Ну, дай же ты мне счастья материнства!!! Не лишай надежды!
И ответ опять пришел из ее сердца – все те же бабушкины слова: «Бог терпел и нам велел»! И молилась Катико еще яростнее!
А зеркальце на самом дне сундука все так же шептало: «Не плачь, мое солнце, не надо! Ты будешь матерью царя»...
В молодой семье впервые наступил разлад. Бесо, также как и Кеке, тяжело переживал смерть второго сына и все чаще выпивал, заливая скупое отцовское горе терпким вином. А его молодая, отчаявшаяся жена целыми днями отстаивала в Успенском соборе в нескончаемых молитвах за своих малышей. Между супругами росла стена молчания.
В декабре 1878 года двадцатилетняя Кеке родила третьего сына, которого назвали Иосифом. Она продолжала ходить в собор и глубоко верила и надеялась, что Господь услышал ее молитвы, и теперь все наладится. Но стена между ней и Бесо не рухнула, и даже не дала трещину. Он пил еще сильнее, не веруя в то, что и этот ребенок выживет. Все ее старания сохранить любовь и семью были напрасными: вино настолько замутило разум мужа, что он поднял на нее руку.
Образованная и сильная характером Кеке не стала терпеть своевольство мужа и ушла от него. В нищете пустой обшарпанной комнаты, за которую она отдавала почти все заработанные в качестве поденщицы деньги, она растила сына, отдавая ему всю свою любовь и ласку, нерастраченную на двух умерших детей. Она старалась все также посещать собор и молиться Богу, выпрашивая здоровья своему Сосо. Мальчик рос слабеньким и болезненным, но для нее и это было высшей наградой после перенесенных бед. Однажды в молитве она пообещала, что направит все свои жизненные силы, чтобы вырастить сына. В благодарность Господу она решила отдать его в семинарию, чтобы и он посвятил свою жизнь служению Богу.
Любящие братья Сандро и Глах не позабыли свою маленькую Кеке и помогали, как могли, присылая из Тифлиса деньги. Однажды она решилась освоить кройку и шитье, отдав за обучение все тяжело скопленные с помощью братьев гроши, и не прогадала. Она была прилежной ученицей с хорошим природным вкусом, и скоро начала неплохо зарабатывать на заказах на пошив платья и костюмов. Почти все заработанные деньги она вкладывала в обучение маленького Сосо.
В трудах и заботах она почти позабыла о своей детской находке – старинном зеркальце – и очень удивилась, обнаружив его на дне старого сундука. Ведь в самые тяжелые времена за него можно было выручить немалые деньги, чтобы избежать голода. Но судьба сложилась иначе, и она сохранила эту таинственную вещицу.
***
В 16 лет ее дорогой Сосо, так похожий на своего отца, покинул дом. Он поступил в Тифлисскую духовную семинарию по настоянию матери. Она растила его в любви и, одновременно, в строгости, передав ему свою силу характера и смелость. И, возможно, эти качества стали причиной того, что он не воплотил мечту матери и так и не стал смиренным священником. Кеке вообще мало знала о том, чем занимается и как живет ее сын Сосо. Он редко писал ей письма и еще реже приезжал.
Екатерина Георгиевна, как стали называть ее на русский манер, все также жила молитвами и трудом, ни о чем не просила сына. Лишь с начала тридцатых годов нового столетия до нее начали доходить слухи о деятельности Иосифа Сталина, о том, какой безграничной властью он пользуется в молодом объединенном государстве.
Незадолго до ее смерти сын перевез маму в Тифлис, предоставив в ее распоряжение шикарный дом с прислугой. Но Екатерина Георгиевна, всю жизнь прожившая в нелегких условиях и постоянной работе, заняла самую маленькую и скромную комнату, похожую на монастырскую келью.
В 79 лет Кеке умирала одна, вдалеке от сына, единственной кровинушки, которой посвятила свою жизнь. Она лежала на кровати и держала в руках старинное серебряное зеркальце царицы Тамары, которое светилось мягким светом и шептало старым скрипучим голосом: «Ты стала матерью царя». Но Кеке давно не верила в сказки и тихо шептала: «Бог терпел и нам велел»...
Рука ее уже бездыханного тела медленно сползла с кровати, отпуская зеркало. На звон разбитого стекла сбежалась прислуга.
Я кое-что уже раньше читал о жизни «отца всех народов» и его матери - дочери крепостного садовника. Правда, Екатерина Геладзе представлялась мне несколько иначе - более властной женщиной. Много писалось о том, что Безумный Бесо Джугашвили не является Сталину биологическим отцом. На одном из приемов подвыпивший генсек сам обмолвился: «Мой отец был священником». Но, как показывает практика, документы иногда подтасовывают, а автор имеет право на свое видение событий.
По-моему, очень талантливо и образно... Когда понял, что речь идет о матери Сталина, мелькнула мысль, что Вы не удержитесь высказать широко распространенную в Осетии гипотезу об осетинских корнях "вождя народов" и обнародуете его настоящую фамилию: Дзугаев. Кстати, я ответил на Ваш комментарий к моей "Тамани", можете прочесть.
Спасибо, Борис, за добрый отзыв. Про осетинскую фамилию слышала, но в контексте моей истории это не имело никакого значения. Я не хотела рассказывать о Сталине, мне была интересна исключительно история Кеке Геладзе. Не у всех мам есть такие сыновья, но такие мамы есть у многих... Это история женщины и матери
Спасибо большое, Марина! Честно, не ожидала высоких оценок после первого (впоследствии удаленного отзыва) о негативном отношении к личности Сталина... Стало казаться, что за такой исторической махиной читатели не разглядят скромную историю матери вождя.
Помочь сайту
Поздравления
