Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском,
и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое…
Я не верю вечности покоя!
По мнению людей, близко знавших поэта, он был очень мнительным
человеком. Он знал очень много всяких рассказов про нечистую силу и
порой темными ночами рассказывал их друзьям на сон грядущий. А однажды
он решил погадать на свою судьбу необычным способом. Он принес в
общежитие пачку черной копирки и стал вырезать из листов самолетики.
Затем он открыл окно и сказал товарищу: "Каждый самолет - судьба. Как
полетит-так и сложится.
Вот судьба... (и он назвал имя одного из своих приятелей-студентов)".
Самолетик вылетел из окна и, плавно пролетев несколько десятков метров,
приземлился на снежной аллее под окном. То же самое произошло и с другим
самолетиком. "А это - моя судьба", - сказал Николай и пустил в небо
третий самолет. И едва он взмыл в воздух, как тут же поднялся порыв
ветра, легкую конструкцию подняло вверх, затем резко швырнуло вниз.
Увидев это, Рубцов захлопнул окно и больше самолетиков не пускал. Почти
целую неделю после этого он ходил подавленный.
В 1969 году у Рубцова появилась женщина, которой суждено будет сыграть в
его судьбе роковую роль. Звали ее Людмила Дербина (она родилась в 1938
году). 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития
Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако
тогда это было всего лишь мимолетное знакомство. Рубцов, носивший
пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на девушку
отталкивающее впечатление.
Но уже через четыре года после этого, прочитав книгу его стихов "Звезда
полей", Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому
времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение
дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она
вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала
в Вологду, и здесь вскоре начался их роман. Завершился он тем, что в
августе того же года Дербина переехала с дочерью в деревню Троица, в
двух километрах от Вологды, и устроилась на работу библиотекарем.
Позднее она вспоминала:
"Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой... Хотела
упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как
последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная
простыня, прожженное рваное одеяло. У него не было белья, ел он прямо из
кастрюли. Почти всю посуду, которую я привезла, он разбил. Купила я ему
как-то куртку, замшевую, на "молнии". Через месяц спрашиваю - где? Он
так спокойно: "А-а, подарил, понравилась тут одному".
Все восхищались его стихами, а как человек он был никому не нужен. Его
собратья по перу относились к нему снисходительно, даже с насмешкой, уж
не говоря о том, что равнодушно. От этого мне еще более было его жаль.
Он мне говорил иногда: "Люда, ты знай, что, если между нами будет плохо,
они все будут рады..."
Отношения Рубцова и Дербиной развивались неровно: они то расходились, то
сходились вновь. Их как будто притягивала друг к другу какая-то
невидимая сила. В январе 1971 года всем стало понятно, что это была за
сила - темная, злая... "Я умру в крещенские морозы..." - напишет Рубцов в
своей "Элегии". Как в воду смотрел...
5 января Дербина после очередной ссоры вновь приехала на квартиру к
поэту. Они помирились и даже более того - решили пойти в загс и
узаконить свои отношения. Там их какое-то время помурыжили (у невесты не
было справки о расторжении предыдущего брака), но в конце концов своего
они добились: регистрацию брака назначили на 19 февраля.
«18 января молодые отправились в паспортный стол, чтобы там добиться
прописки Дербиной к Рубцову. Однако их ждало разочарование: женщину не
прописывали, потому что не хватало площади на ее ребенка. Выйдя из
жилконторы, молодые отправились в редакцию газеты «Вологодский
комсомолец», однако по пути, возле ресторана «Север», внезапно встретили
группу знакомых журналистов, и Николай решил идти вместе с ними в
шахматный клуб отмечать какое-то событие, а Дербина отправилась в
редакцию одна. Через какое-то время она тоже пришла в шахматный клуб,
где веселье было уже в самом разгаре.
Вновь прибывшей налили вина, но она практически не пила, предпочитая
тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Николай Рубцов
вдруг стал ее ревновать к сидевшему тут же журналисту Задумкину. Однако
досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания
отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но
там поэта вновь стала одолевать ревность, он стал буянить, и когда
успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти подальше от греха. В
комнате остались Николай и его невеста.
Л. Дербина вспоминает: «Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я
отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова,
слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе
пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
- Гадина! Что тебе Задумкин?! - кричал Николай Рубцов. - Он всего лишь
журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей
женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей
головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на
совок, встряхнула постель, перевернула подушки...
Николая Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он
влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему
презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести
меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я
стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле
поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом
выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню...
Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не
получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь... Затем он
подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я
вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова
вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.
- Я уйду.
- Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Николай Рубцов был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда
рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток...
Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он
увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял
его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от
подбородка до ступней. «Господи, мертвец!» - мелькнуло у меня в
сознании.
Одно мгновение - и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в
комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и
мы упали. Та страшная сила, которая копилась во мне, вдруг вырвалась,
словно лава, ринулась, как обвал... Рубцов тянулся ко мне рукой, я
перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя
пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его горло.
Он крикнул мне: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя!» Вероятно, он
испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и
этот крик был попыткой остановить меня.
Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы,
прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я
сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным
толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот.
Отброшенная. Я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на
ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое
белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним,
приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считанные
секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои
пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись
лицом в белье и не получая доступа воздуха, Николай Рубцов задохнулся...
Тихо прикрыв дверь, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было совсем рядом, на Советской улице...»
А вот как описал эти же события в своем «Дневнике» Ю. Нагибин:
«Когда Николай Рубцов хрипя лежал на полу, она опомнилась и выбежала на
улицу. «Я убила своего мужа!» - сказала она первому встречному
милиционеру. «Идите-ка спать, гражданка, - отозвался блюститель порядка.
- Вы сильно выпимши». «Я убила своего мужа, поэта Рубцова», -
настаивала женщина. «Добром говорю, спать идите. Не то - в
вытрезвитель». Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут случился
лейтенант милиции, слышавший имя Рубцова. Когда они пришли, Рубцов не
успел остыть. Минут бы на пять раньше - его еще можно было бы спасти...»
В протоколе о гибели Николая Рубцова зафиксированы икона, пластинка песен Вертинского и 18 бутылок из-под вина.
Вологодский городской суд приговорил Л. Дербину к 7 годам лишения
свободы за умышленное убийство в ссоре, на почве неприязненных
отношений. Стоит отметить, что за несколько месяцев до этого убийства
Дербина отдала в набор свой второй (первый - «Сиверко» - вышел в свет в
1969) поэтический сборник «Крушина», предисловие к которому написал
Николай Рубцов. В этом сборнике было стихотворение, которое просто
мистически предрекало будущую беду. Приведу отрывок из него:
О, как тебя я ненавижу!
И так безудержно люблю,
Что очень скоро (я предвижу!)
Забавный номер отколю.
Когда-нибудь в пылу азарта
Взовьюсь я ведьмой из трубы
И перепутаю все карты
Твоей блистательной судьбы...
Л. Дербина отсидела в неволе пять лет и семь месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем».
Помочь сайту
Поздравления
