Иван Бунин - Листопад (Лес, точно терем расписной...)

Может, это стихотворение и хорошее, но пожалуй, хорошо оно только для начинающего поэта, а вовсе не для такого корифея, каким является Бунин.

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.

Во второй строке первой строфы, в слове "золотой" имеется пиррихий, что даёт некоторый сбой ритма четырёхстопного ямба, которым и написано стихотворение.

Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой.

Не считаю применённый для Осени образ "тихой вдовы" удачным. Осень, особенно в сентябре, пестра и нарядна, в праздничных и даже торжественных одеждах, такие одежды надевают дамы всех всемён и народов на великосветские балы или народные гуляния. А вдовы скромны и грустны, их одеяния темны и черны, мысли скорбны и печальны. А в вашем анализе "Она все еще красива и импозантна, однако несет на своем челе печать увядания и близкой смерти". Ну, то, что вдова может быть "всё ещё красива и импозантна", я согласен. Но "печать увядания и близкой смерти" вполне мог нести "на своём челе" её муж незадолго до смерти, но никак не сама вдова, которая порой переживала своего супруга на долгие годы (Наталья Гончарова, например, пережила своего мужа Александра Сергеевича Пушкина на 27 лет).

Сегодня на пустой поляне,
Среди широкого двора,
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра.
Сегодня целый день играет
В дворе последний мотылек

Вот это "В дворе" так режет слух, что просто удивительно, как мог поэт использовать такое словосочетание. Впрочем, удивляться тут нечему: Иван Бунин не получил хорошего образования, в отличие от своего брата; из гимназии его исключили, и дальше его обучал на дому какой-то Юлий, сосланный в Озёрки под надзор полиции.

И, точно белый лепесток,
На паутине замирает,
Пригретый солнечным теплом;
Сегодня так светло кругом,
Такое мертвое молчанье
В лесу и в синей вышине,
Что можно в этой тишине
Расслышать листика шуршанье.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,

Зачем этот повтор первых строк? Не понимаю.

Стоит над солнечной поляной,
Завороженный тишиной;
Заквохчет дрозд, перелетая
Среди подседа, где густая
Листва янтарный отблеск льет;
Играя, в небе промелькнет
Скворцов рассыпанная стая -
И снова все кругом замрет.

Последние мгновенья счастья!
Уж знает Осень, что такой
Глубокий и немой покой -
Предвестник долгого ненастья.
Глубоко, странно лес молчал
И на заре, когда с заката
Пурпурный блеск огня и злата
Пожаром терем освещал.
Потом угрюмо в нем стемнело.

Описание леса и осени было в настоящем времени и вдруг сменилось на прошедшее время. Это "разнообразие" разрывает целостность описания, делает чтение некомфортным.

Луна восходит, а в лесу
Ложатся тени на росу...
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко Осени одной
В пустынной тишине ночной.

Теперь уж тишина другая:
Прислушайся - она растет,
А с нею, бледностью пугая,
И месяц медленно встает.
Все тени сделал он короче,
Прозрачный дым навел на лес
И вот уж смотрит прямо в очи
С туманной высоты небес.
О, мертвый сон осенней ночи!
О, жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит;
Сова и та молчит: сидит
Да тупо из ветвей глядит,
Порою дико захохочет,
Сорвется с шумом с высоты,
Взмахнувши мягкими крылами,
И снова сядет на кусты
И смотрит круглыми глазами,
Водя ушастой головой
По сторонам, как в изумленье;

Поэт описывая "мёртвый сон осенней ночи" и тишину, обращает внимание на сову, которая в этой тишине тоже тихо сидит на ветке. Но тут же пишет, что она вовсе и не сидит, а наоборот, дико хохочет и срывается с шумом с высоты. Автору надо было всё-таки как-то определиться или взять другой пример для описания осенней тишины.

А лес стоит в оцепененье,
Наполнен бледной, легкой мглой
И листьев сыростью гнилой...

Откуда эта гнилая сырость листьев, если сам же автор раньше писал: "Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца".

Не жди: наутро не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят,-
Недаром эта ночь прошла!
Но Осень затаит глубоко
Все, что она пережила
В немую ночь, и одиноко
Запрется в тереме своем:
Пусть бор бушует под дождем,
Пусть мрачны и ненастны ночи
И на поляне волчьи очи

Эта банальная рифма "ночи-очи" уже была выше! Нельзя же так повторяться в одном, пусть и не маленьком стихотворении.

Зеленым светятся огнем!
Лес, точно терем без призора,
Весь потемнел и полинял,
Сентябрь, кружась по чащам бора,
С него местами крышу снял
И вход сырой листвой усыпал;
А там зазимок ночью выпал
И таять стал, все умертвив...

Трубят рога в полях далеких,
Звенит их медный перелив,
Как грустный вопль, среди широких
Ненастных и туманных нив.
Сквозь шум деревьев, за долиной,
Теряясь в глубине лесов,
Угрюмо воет рог туриный,

"Трубят рога" и потом "воет рог туриный". Разве это не повтор?

Скликая на добычу псов,
И звучный гам их голосов
Разносит бури шум пустынный.
Льет дождь, холодный, точно лед,
Кружатся листья по полянам,
И гуси длинным караваном
Над лесом держат перелет.

"Льёт дождь", и значит, листья кружиться не могут никак. И гуси вряд ли начнут свой перелёт в дождик. Птицы под дождём сидят на ветках, нахохлившись. А гуси прячутся по деревьями.

Но дни идут. И вот уж дымы
Встают столбами на заре,
Леса багряны, недвижимы,
Земля в морозном серебре,
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит Осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота,
Среди двух высохших осин,
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота,
Дорога на далекий юг:
Туда от зимних бурь и вьюг,
От зимней стужи и метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и Осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.

Что значит "навсегда"? На следующий год Осень вернётся в свой терем.


Прости же, лес! Прости, прощай,
День будет ласковый, хороший,
И скоро мягкою порошей
Засеребрится мертвый край.
Как будут странны в этот белый,
Пустынный и холодный день
И бор, и терем опустелый,
И крыши тихих деревень,
И небеса, и без границы
В них уходящие поля!
Как будут рады соболя,
И горностаи, и куницы,
Резвясь и греясь на бегу
В сугробах мягких на лугу!

"на лугу". Обычно под словом "луг" понимается покрытое травянистыми растениями большое открытое пространство, которое чаще всего расположено рядом с водоемами. На лугу пасутся кровы, на лугу растут травы и цветы. И если этот луг занесён, запорошен снегом, то это уже, в моём понимании, не луг, а просто поле.

А там, как буйный пляс шамана,

"А там, как буйный пляс шамана..." и до конца стихотворения - это из какой оперы? Откуда вдруг взялись шаман, тайга, тундра, океан и полярное сияние?

Ворвутся в голую тайгу
Ветры из тундры, с океана,

"Ветры" читается как "ВетрЫ", с ударением на последний слог. Или Бунину можно всё?

Гудя в крутящемся снегу
И завывая в поле зверем.
Они разрушат старый терем,
Оставят колья и потом
На этом остове пустом
Повесят инеи сквозные,
И будут в небе голубом
Сиять чертоги ледяные
И хрусталем и серебром.
А в ночь, меж белых их разводов,
Взойдут огни небесных сводов,
Заблещет звездный щит Стожар -
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет полярного сиянья.

По мне, так очень слабое стихотворение!

... Только и остаётся, что за головушку свою бедную схватиться от подобных "претензий"... Какое же, с позволения сказать, "рецензионное" позорище... какой же и тихий, и пещерный, и дичайше невежественный, и до "поэтико-литературных небесушек" пренелепейше-абсурднейший, и дуболомнейше-стоеросовый ужас в каждой букве... в каждой букве... с ума сойти можно...

Образно, красиво! Зачем так классика разбирать, он написал это 1900 году. Он так хотел, он так видел. Это его бунинское право!