Погашен в лампе свет, и ночь спокойна и ясна,
		На памяти моей встают былые времена,
		Плывут сказанья в вышине, как перья облаков,
		И в сердце странно и светло, печально и легко.
		И звезды ясно смотрят вниз, блаженствуя в ночи,
		Как будто смерти в мире нет, спокойны их лучи.
		Ты понял их язык без слов? Легенда есть одна,
		Я научился ей у звезд, послушай, вот она:
		Далёко, на звезде одной, в величьи зорь он жил,
		И на звезде другой — она, среди иных светил.
		И Салами? звалась она, и Зулами?т был он,
		И их любовь была чиста, как звездный небосклон.
		Они любили на земле в минувшие года,
		Но грех и горе, ночь и смерть их развели тогда.
		В покое смерти крылья им прозрачные даны,
		И жить на разных двух звезда?х они осуждены.
		Сны друг о друге в голубой пустыне снились им,
		Меж ними — солнечный простор сиял, неизмерим;
		Неисчислимые миры, созданье рук творца,
		Горели между ним и ей в сияньи без конца.
		И Зуламит в вечерний час, сжигаемый тоской,
		От мира к миру кинуть мост задумал световой;
		И Салами в тоске, как он, — и стала строить мост
		От берега своей звезды — к нему, чрез бездну звезд.
		С горячей верой сотни лет упорный длится труд,
		И вот — сияет Млечный Путь, и звездный мост сомкну?т;
		Весь охватив небесный свод, в зенит уходит он,
		И берег с берегом другим теперь соединен.
		И херувимов страх объял; они к творцу летят:
		«О, господи, что? Салами и Зуламит творят!»
		Но всемогущий им в ответ улыбкой просиял:
		«Я не хочу крушить того, что жар любви сковал».
		А Салами и Зуламит, едва окончен мост,
		Спешат в объятия любви, — светлейшая из звезд,
		Куда ни ступят, заблестит на радостном пути,
		Так после долгих бед душа готова вновь цвести.
		И всё, что радостью любви горело на земле,
		Что горем, смертью и грехом разлучено во мгле, —
		От мира к миру кинуть мост пусть только сил найдет, —
		Верь, обретет свою любовь, его тоска пройдет.