Не лукавь же, себе признаваясь,
		Что на миг ты был полон одной,
		Той, что встала тогда, задыхаясь,
		Перед редкой и сытой толпой…
		Что была, как печаль, величава
		И безумна, как только печаль…
		Заревая господняя слава
		Исполняла священную шаль…
		И в бедро уперлася рукою,
		И каблук застучал по мосткам,
		Разноцветные ленты рекою
		Буйно хлынули к белым чулкам…
		Но, средь танца волшебств и наитий,
		Высоко занесенной рукой
		Разрывала незримые нити
		Между редкой толпой и собой,
		Чтоб неведомый северу танец,
		Крик Handa? и язык кастаньет
		Понял только влюбленный испанец
		Или видевший бога поэт.