Я в старом сказочном лесу!
		Как пахнет липовым цветом!
		Чарует месяц душу мне
		Каким-то странным светом.
		Иду, иду, — и с вышины
		Ко мне несется пенье.
		То соловей поет любовь,
		Поет любви мученье.
		Любовь, мучение любви,
		В той песне смех и слезы,
		И радость печальна, и скорбь светла,
		Проснулись забытые грезы.
		Иду, иду, — широкий луг
		Открылся предо мною,
		И замок высится на нем
		Огромною стеною.
		Закрытые окна, и везде
		Могильное молчанье;
		Так тихо, будто вселилась смерть
		В заброшенное зданье.
		И у ворот разлегся Сфинкс,
		Смесь вожделенья и гнева,
		И тело и лапы — как у льва,
		Лицом и грудью — дева.
		Прекрасный образ! Пламенел
		Безумием взор бесцветный;
		Манил извив застывших губ
		Улыбкой едва заметной.
		Пел соловей — и у меня
		К борьбе не стало силы, —
		И я безвозвратно погиб в тот миг,
		Целуя образ милый.
		Холодный мрамор стал живым,
		Проникся стоном камень —
		Он с жадной алчностью впивал
		Моих лобзаний пламень.
		Он чуть не выпил душу мне, —
		Насытясь до предела,
		Меня он обнял, и когти льва
		Вонзились в бедное тело.
		Блаженная пытка и сладкая боль!
		Та боль, как та страсть, беспредельна!
		Пока в поцелуях блаженствует рот,
		Те когти изранят смертельно.
		Пел соловей: «Прекрасный Сфинкс!
		Любовь! О, любовь! За что ты
		Мешаешь с пыткой огневой
		Всегда твои щедроты?
		О, разреши, прекрасный Сфинкс,
		Мне тайну загадки этой!
		Я думал много тысяч лет
		И не нашел ответа».
 
6 ноября 1920