Кое-что из "ПИМ"

Наш ответ Теодору Драйзеру с его «Финансистом»

* * *

«ПРАЗДНИК ИЗБИЕНИЯ МАГОВ»

история-призрак
-------------------------------------------------------------

(фрагмент)

Прямо с порога, за волшебной дверью, можно было понять, что здесь располагается добротная сауна с джентльменским набором массажно-развлекательных и банкетно-бытовых отсеков. Гостей уже ждали. Две блудодеицы – одна стройная, другая с увесистыми грудьми – томились тут, и выглядели действительно здорово. Распорядитель заведения, скучный юноша позднего комсомольского возраста, тоже был замечен, но ввиду своей тенеподобности, реалистичное присутствие не имитировал, и лишь доставал молча из шкафчиков дежурные тапочки и водочные рюмки.
Геннадий Евгеньевич громко приветствовав шлюх, сказал себе и всем присутствующим:
- Так, моя – стройная! Я кошачьих люблю.
Выхухолев, не сдержав азарта, тоже поспешил к раздаче:
- Кафка, ты не против, если я себе возьму вторую, выпуклую?
- Да берите вы что хотите! – непритязательно отмахнулся от них Кафкаров, - Сейчас ещё двух приведут.
Принялись дружно раздеваться до тапочек. Потом обмотавшись выданными им свежими простынями, как туниками на манер римских сенаторов, пошли осматривать апартаменты. Мышцы нижних конечностей Геннадия Евгеньевича, мелькавшие меж краями туники, потрясли блудниц своею нечеловеческой мощью. «Ох, йё-о-ооо!» - громко не удержались они, загипнотизировано следя за членами великана.
- Нет, нет! – запротествовал Геннадий Евгеньевич, - Никаких «й-ё»! Сначала лёгкий стол, выпьем за знакомство. Ритуал разрушать не дам.
Сказав так, он первым и занялся организацией поляны. Женщины взялись помогать, но главное дело – разделку селёдки – он им не доверил. Расстелив пряно-ароматную рыбину, он кинжальным жестом ножа отделил от неё в разные стороны всё сразу – голову, потроха, икру. Наблюдавшие это согласились: знает дело не на шутку! Словно шеф-повар рыбного ресторана с полувековым стажем.
- Тут дяде Гене равных нету, - одобрительно прокомментировал Кафка.
- Просто я её люблю, - оправдывался за работой дядя Гена, - Селёдку, Родину и водку.
Потом состоялось неизбежное: все дружно сели за стол и выпили. Патриции в простынях и гетеры, игриво прикрытые тем же, тихоокеанская селёдка частями на блюде, слёзы Третьего Рима в водочных бутылках, всё как-то сместилось, сблизилось, заиграло под флейту и бубен, и стало так первозданно легко, словно последних двух тысяч лет борьбы не было вовсе, и мир ещё не разделён мечом от вершины до самых корней. Круговорот вещей и сущностей в природе обрёл над пирующими должную власть, против которой трудно совладать, за что-то трудно зацепиться, кроме как друг за друга. Первыми течение фатума плавно унесло Геннадия Евгеньевича с его кошачьи отточенной Афродитой. Рассчитывая дождаться, когда движение событий замкнёт полный круг и увидеть появление их обновлёнными из пены и живыми, Тит Выхухолев тем не менее ощутил, что его самого начинает подмывать тем же Гольфстримом. Догадавшись вцепиться в свою грудастую Венеру, он и глазом не успел моргнуть, как его вынесло из трапезной в более сумеречные сферы, кажется, в коридорчик-предбанник, а оттуда уверенно повлекло в ещё более тёмные тупики. Блудная девушка, взявши его за руку вела его, словно буксир. Наблюдая за безошибочным её движением, Тит смекнул: «Эге-е-е! Да она тут как дома, маршрут знает! Значит, она здесь не впервой. То есть, пользуется доверием и числится в штатном расписании...». По ходу элегантная простыня была решительно сорвана с её скульптурного тела и Титу открылось всё богатство её стати. «Твою маман! – восхищенно вырвалось у Тита, - Какая красотища!». Его воспламенённый взгляд несколько раз окатил блудодеицу вниз-вверх, подобно морскому приливу, чутко огибая линию её живых сокровищ, и на таком вот эмоциональном подогреве, они ввалились в сумерки разврата.
Слабо фосфорицирующее тление подсветки не оставляло зрению шансов там, куда они попали. Здесь было устроено царство ощущений и догадок. «Кабинет массажа и релаксаций» - попробовал догадаться Тит, потому как здесь, у стеночки, угадывался широкий и длинный массажный стол. Причём, здесь уже было занято. Геннадий Евгеньевич, поскольку больше просто некому, проявлял тут свою здоровую профессиональную сексуальность. Изловчившись в какую-то совершенно акробатическую позу, они с проституткой мочалили друг друга без любви и жалости. Только руки-ноги торчали в разные стороны. Геннадий Евгеньевич рычал, проститутка трудолюбиво мычала. Но кто из них где находится в хаосе этой подвижной композиции - ввиду мизера подсветки понять не представлялось возможным. Выхухолев только успел разинуться от изумления и подумать: «Никогда не достичь мне такого профессионализма, никогда...». В следующий миг он уже был настойчиво опрокинут в глубокое кожаное кресло где-то в углу кабинета, и какое-то время перед его носом раскачивался плохо различимый, но от этого не менее выдающийся бюст проститутки, задевающий его легкими шлепками по щекам. Это упоительное гипнотизирующее зрелище заслонило собою весь мир, и прошлое, и будущее. «Какое завораживающее единство формы и содержания!» - сладко подумалось Титу, и только благодаря этой идиотской мысли он ещё оставался ноздрями над поверхностью сознания. Остальное всё отделилось, погрузилось куда-то и не принадлежало уже не ему.
Вдруг средь египетского светлячково-зеленоватого мрака взорвался торжествующий рык. Словно бы лев счастливо задрал в зарослях тонкую антилопу. «Не зря Гену прозвали Тираном!» - прояснилось в голове у Тита. Почтительно, и даже нежно, он освободился от нависающего тела своей наёмной любовницы, поскольку она совершенно вмяла его в кресло. Дядя Гена и его стройная самка античного леса уже слезли с массажного стола и уходили в дверь, пошевеливая светлыми задницами.
Оставшись наедине с природой, Тит почувствовал себя не столь деликатно, как до этого, и без лишних слов поволок жрицу похоти к освободившемуся алтарю. Та ловко и послушно опрокинулась спиною на массажный стол. Выхухолев же, поймав уже дозу куража, устроил её сильные молодые ножищи у себя на плечах и принялся с азартом демонстрировать – как вколачиваются строительные сваи. Блудница временно рассталась с умом. Сотрясаясь грудастыми телесами от множества тупых ударов, она мотала головой из стороны в сторону, обуреваемая стихией. Как это и положено в бреду и в лихорадке, что-то бормотала, выдавая пароли, явки, имена. Иногда ясно слышалось: «О! Генри... О!...». Тит попутно себе размышлял: «Что за хрень? Какой такой Генри? Кто этот крендель, о ком речь? Генри Киссинджер или Генри Миллер? А может, это сам великий О`Генри?!! Боже, какая честь, в таком месте! Поистине не знаешь наперёд, где настанет твоя минута славы...». Глаза его привыкли к обстановке фосфорицирующей тьмы, как бы аллегорически изображающей сумерки сознания, и он с любопытством оглянулся по сторонам. По стенам были сплошные зеркала. Поэтому он с гордостью увидел своё зеленоватое отражение – в фас и в профиль. Напряжённое, накаченное тело, и всё такое... «Красавец! – польстил сам себе Выхухолев, - Где ещё такое увидишь – мягкое порно с собственным участием? Как говорится, роли исполняли...».
По мере исполнения к Титу стало опять подступать острое приключенческое чувство. Осознание того, где именно находится он в столь голом виде, возвращалось к своей кристальной ясности и захватывало дух. Исключительность текущего момента, его историческая ценность делали кровь ещё пьяней. Тита закуражило чисто пиратской удалью. Ему померещилась живая картина, будто бы наблюдаемая им со стороны. Вот он в недрах важнейшего государственного учреждения, можно сказать, на фундаментальном камне его, влупляет бесшабашной пятидесятидолларовой проститутке. А над ним этажей десять этого солидного учреждения, наполненного госслужащими, как «Титаник» туристами. Стены здания загадочно прозрачны, подобно бутылочному стеклу, поэтому хорошо видно деловитое муравьиное движение на этажах и благородные лица, чуть нахмуренные государственной озабоченностью. И оно есть от чего хмуриться. Все – кто подсознательно, а кто наяву – ощущают эти странные, потусторонние толчки силою 2-3 балла по шкале Рихтера. С ненормальной регулярностью поправляют покосившиеся на стенах картины, графики и календари. Они озадачены и не могут понять причину своего интуитивного беспокойства. Хотят и не могут объяснить: почему падают со столов карандаши, почему лихорадит диаграммные показатели приватизации, почему осыпаются котировки украинских акций, почему растекается чай по столу, почему все на нерве – от клерков, до хозяев высоких кабинетов – словно ФГИ построен на дремлющем вулкане. В конце концов, что вообще происходит с этой жизнью, отчего ломаются каблуки и карьеры, с потолка мелко летит штукатурка, а добрые планы падают в мусорные корзины? О, мои несчастные птички! Братья и сестры по приватизации! Это потому что вы не знаете то, что хорошо известно охране у входа в фойе – то, что в основе вашего мироустройства затеплился бордель, и на камне положенном во главу угла, кто-то влупляет жрицам-девицам мощно и постоянно. Охране же всё по барабану, у ней пластмассовая совесть и бэджики, а также чёткий график дежурств – сменился и плевать на всё, ушёл домой. «Держите меня, я на многое способен! – азартно радовался Тит, - Я могу потрясти основы государства! И я уже потрясаю их! Фэ-Гэ-И сейчас треснет до самой крыши! Потом я возьмусь за другие органы! Кстати, у меня здесь работает знакомая, четвёртый этаж. Позвать её что ли? Нет, вздор. Будет скандал. Я её потеряю... Интересно, скрытая видеокамера здесь установлена? А ведь наверняка! Актуальное кино могло бы получиться...».
- Может хватит уже? – робко поинтересовалась Титова блудница, которой всё это уже стало надоедать. От этих слов Тит тоже пришёл в себя, и согласился: да, пора уже с этим кончать.
Покончив счёты с блудной страстью, они оставили в покое массажный стол и вышли на территорию света, сами уже электрически нейтральные, как две истраченные батарейки. Коммерческая любовница, продолжая исполнять роль путеводительницы по лабиринту сауны, сказала Титу:
- Пойдём под душ.
Она безошибочно знала – где это. Там, позаботившись о тщательном и всестороннем омовении вспотевшего клиента, она почему-то спросила:
- Тебе хочется счастья в этой жизни?
Тит, слегка ошарашенный таким драматургическим поворотом, глянул на неё чуть внимательней, нежели раньше. Телесное совершенство жрицы было абсолютным, каноническим. Рост, фигура, кожа – сплошная провокация к изнасилованию. А неповторимые эти сиськи он будет помнить до конца дней своих. Однако лицо, словно бы лишённое всякой индивидуальности, не поддавалось запоминанию. Живая имитация идеальной служанки.
В иное время, оказавшись под душем с такой вот проституткой, вопрошающей о счастье, Тит весело рассмеялся бы. Мол, понимаю, сам с юморком. Но вопрос прозвучал задумчиво, в бездну, без расчёта на ответ. Недобитая душа девушки разговаривала сама с собой. Удивлённый Тит проникся минутной жалостью к этой погибающей человеческой единице, и наверное именно поэтому ответил ей честно, как перед расстрелом:
- Нет, добрая фея, не хочется. Я уже был когда-то счастлив. Можно ли желать большего? Счастье - «два» – это уже не счастье, это Голливуд.

Хороший ответ.
Жаль только сам Теодор его не прочтёт.

Да видать и автор не прочёл...
АУ-У-У.
================================