Выродок

     Мать родила его в пятнадцать. По большому счету, в неполные пятнадцать лет. Ничего вроде и удивительного в наше время. Ну, если не считать саму историю зачатия…

     Девочка Света росла красивой. Красивой она была с рождения, так уж вышло. Все восхищались маленьким ангелом, и в садике, и в школе. Все Светочке давалось легко. Была в ее красоте какая-то способность управлять. Девочка быстро становилась лидером. Ее всегда окружали влюбленные мальчики и подружки.

    Семья была, как принято говорить, среднего достатка. Мама Светы, Ирина Ивановна, работала продавцом. Яркая женщина тоже всегда имела успех у мужской части покупательской массы, чем и пользовалась беззастенчиво. Единственное, что не красило обеих, это,  как говорили, - «кукольные», красивые, но пустые голубые глаза. Так распорядилась природа.

     Ирина была хваткой женщиной, а вот мужа себе выбрала тюфяка.  Поговаривали, что не без причины, погуливала она от него, да и Света якобы совсем даже не его дочь. Работал Виктор Павлович водителем междугороднего автобуса, так что деньги в семье водились. Но все, что произошло потом, зависело, скорее всего, просто от рока, судьбы. Или как все это назвать? Стечением обстоятельств?

     В день своего четырнадцатилетия  нарядная Светочка торопливо шагала через сквер домой. Шла она  от подружки, с ней они «по секрету» обговаривали проведение дня рождения. Мать Светланы, хоть и не очень охотно, разрешила дочери пригласить подружек домой вечером. А среди подружек приглашения получили и три мальчика, один из которых очень нравился Свете. Впрочем, нравились ей многие, но как-то не так, вскользь, а вот Никита интересовал ее уже, наверное, по-взрослому. Поэтому все мысли Светы были заняты  предстоящим вечером, и она не обратила особого внимания на «взрослого» парня лет двадцати пяти, который, обгоняя ее, удивленно глянул  в лицо девочки и присвистнул.  Тут зазвонил ее телефон.

     Пока Светлана рассказывала мальчикам, как быстрее добраться до ее дома, молодой мужчина успел подойти к стоящей у выхода из скверика красивой легковой  машине. Света не очень разбиралась в иномарках, но что машина дорогая и новая, отметила мельком, продолжая говорить по телефону. Поэтому такими неожиданными для нее стали последующие события, которые развернулись стремительно.

     Как только девочка поравнялась с автомобилем, в нем распахнулась задняя дверь, выскочивший оттуда тот самый парень, резко дернув за руку, буквально вкинул ее в салон, в котором уже сидели двое таких же молодых и здоровых мужчин. Света сначала подумала, что это глупая шутка, и поэтому строго спросила:

     - Ну что еще за дела? Вы что себе позволяете?

     Вместо ответа девочке болезненно заломили руку назад так, что поневоле она стала сползать с сиденья на пол автомобиля, при этом один из сидящих одобрительно заметил:

     - А ничо так пелотка, молоденькая совсем. Молоток, Стас! Отвяжемся по-полной, гаси ее.

     На голову девочки что-то накинули, она не поняла, что, так  как голова уже лежала практически на полу машины, а ткань укутала ее почти полностью.

     - Лежать, шлюшка, и не вякать, иначе придавлю сразу, - продолжал голос, и Света поняла, что уже полностью лежит на полу, к которому ее прижимают сильные мужские ноги.

     Было больно и неудобно, девочка завозилась, пытаясь высвободиться. Внезапно она получила очень сильный и болезненный удар по почке. Тело пронзила острая боль, дыхание перехватило, и Света с ужасом поняла, что обмочилась.

     - Трогай свое железо, Кирпич, - раздался снова тот же уверенный в себе голос. - А ты, соска, лежать и не дышать, иначе вообще сознание вышибу! Поняла?!

     Парень нагнулся к ней и снова ударил, потом внезапно притих и сказал:

     - Да она же обоссалась, падла вонючая. Убью!

     Он снова замахнулся, но тот, второй, который Стас, сказал:

     - Погоди, пусть лежит, приедем на место, все вылизать заставим. Давай Кирпич, в натуре, гони быстрее, проскочим пост, пока светло и машин валом.

     Сколько они ехали, Света не запомнила, ей показалось - вечность. Шевелиться она уже просто боялась, бок болел, было очень стыдно и неприятно лежать в луже собственной мочи, которая пропитала всю ее юбочку. Наконец машина остановилась, но Свету по-прежнему придавливали ногой к полу.

     - Сема, Стас, откройте ворота, - приказал Кирпич. - А ты, девка, лежи пока, я скажу, когда можно гриву поднять, - он зло хохотнул, - если сможешь, конечно.

     Потом машина проехала еще немного и остановилась, двигатель заглушили.

     - Ну вот, теперь вылазь, красотка, и помни: правило номер один - ты молчишь, пока не разрешат пасть открыть. Поняла?

     Девочка, встав на коленки, стянула с головы, как оказалось, чью-то куртку, и уже полными слез глазами взглянула на говорившего. Это был мужчина постарше остальных двоих. Пожалуй, он был даже старше их физрука Потапова, которому было аж тридцать пять лет, и который  норовил придержать девочек при прыжках через коня или кувырках за все выдающиеся места. Школьниц это скорее забавляло, чем пугало.

     - Так ты поняла, манда, я спрашиваю?

     Светлана кивнула. Говорить она просто не могла, в горле стоял ком, ей было страшно, больно и очень стыдно. А еще девочка не понимала, что происходит, поэтому просто кивнула.

     - Так, ладно. Стас, волоки ее в дом, машину потом помоем, надо шланг цеплять, дверь не закрывай просто, чтоб проветрилось. А эту ссыкушку сразу в ванну сунь, пусть отмокает, - это говорил спокойным хозяйским голосом парень, которого называли Сема.

     Девочку завели в здание, она успела заметить, что это был добротный двухэтажный дом. Даже, наверное, такое сооружение называют особняком, но все это проскочило так быстро в ее сознании, что особых примет она не заметила. Продолжавший заламывать девчонке руку Стас почти бегом довел ее до двери, распахнув которую, с силой втолкнул  внутрь жертву. Света плашмя растянулась на коврике в прихожей. Мимоходом больно пнув ее под ребро, парень сказал:

     - Вставай, киска, пошли гигиену наводить, ты нам обоссанная не в кайф.

     Потом так же быстро, все время подталкивая в спину, он довел Светку до следующей двери, открыл ее и приказал:

     - Набирай ванну и подмывайся как следует, иначе утоплю. И чтоб без визга, тут тебя никто не услышит. Да дверь не вздумай закрывать,  стесняться тебе уже поздно, думаю так.

     Светлана осталась одна.  В раскрытую дверь увидела, как Стас, подойдя к стоящему в углу комнаты большому телевизору, щелкнул пультом. Дом наполнила громкая ритмичная музыка.

     О чем думала она в эти минуты, оставшись одна, и думала ли вообще, девочка потом никак не могла вспомнить. Она словно оцепенела, сидела на краю просторной ванны, крепко обхватив руками колени -  это все, что отложилось в ее памяти. Сидеть было неудобно. Потом в дверях появился тот самый старый мужчина, Кирпич. Удивленно присвистнув, он сказал:

     - Что за дела? Почему еще  к употреблению не готова? Ну-ка, скинула все с себя! Мухой!

     Заметив недоуменный вопросительный взгляд девчонки, он наотмашь, хлестко ударил ее по лицу, так, что снова брызнули слезы.   Потом рванул блузку, одним движением сорвав ее с тела девочки.

     - Ого! А сисяндры-то уже класс! Секи, Сема, тут, по ходу, полный второй номер, плавно перетекающий в третий. Нормальное такое сисло, да? - Затем обратился к Свете: - Быстро сняла трусняк и все там, что есть, и ныряй, тут неглубоко. Ты чо вааще тут зажалась, может, ты целка?

     Девочка несмело кивнула и тихо прошептала:

     - Да. Пожалуйста, ну пожалуйста, дяденьки, не надо! У меня день рождения сегодня, - для чего-то добавила она.

     - Во, блядь, как все классно! Значит, получишь подарок. Даже нет, три подарка! - сказал  подошедший Сема. - И для нас подарочек будет. Стас, ты на днях говорил, что целку хочешь? Если эта шалава не врет,  то, так и быть, получишь! Правда, Кирпич?

     - Да мне это давно поровну. Хотя, думаю,  если не брешет, то у нее целок как раз на троих хватит, - откликнулся мужчина.

     Все это время девочка стояла, прикрывая руками свои на самом деле уже довольно развитые груди.  На это тут же обратил внимание Сема. Схватив за волосы, он перегнул девчонку через край ванны и резким движением руки сорвал с нее сразу и юбку, и трусики. Потом,  сильно шлепнув ее по оттопыренным ягодицам, толкнул так, что она свалилась прямо на дно этого чуда импортной сантехники. Семен открыл сильный напор, вода из душа хлынула ледяной, и девочка закричала. Она не могла укрыться от хлещущей прямо ей в лицо струи холодной воды, потому что ее в этом положении крепко фиксировали сильные мужские руки.

     - Что, сучка? Не любишь чистоту? А ведь говорили тебе, лезь сама. Ладно, думаю, поняла, мойся тут, и недолго, мы уже ждем, - и он потер свои джинсы спереди, недвусмысленно показывая, что ее ждет.

     Дальнейшее пребывание Светланы на этой даче (о том, что это была именно дача, она тоже узнала только потом) слилось в непрерывный конвейер превращения девочки в безразличную ко всему шлюху. Ну, не ко всему, конечно. Первый день запомнился ей болью во всем теле, непрерывным насилием, и только как итог того дня, когда она уже стала терять сознание от всего происходящего с ней, сквозь пелену, окутывающую  мозг, поняла слова, сказанные Кирпичом:

     - Хорош, наверное, пацаны. Мы ее неплохо отжарили, думаю, как бы не вальтанулась девка. Смотрите, уже шары какие дурные у нее. Думаю, надо ей дозняк для расслабухи упороть, а как поплывет, так мы и попку ее попользуем, а то рвать наживую не хочется. Товарец-то неплох.

     Последующие десять дней были для Светы если не кошмаром, то тогда она не представляет себе, что такое кошмар. Ее два раза в день кололи чем-то, что Кирпич называл «ханкой». От этих уколов сначала тошнило, потом наступал покой, и девочка уже не чувствовала и,  скорее всего, не совсем понимала, что с ней творят эти мужчины. Она послушно принимала требуемые позы, открывала рот. Она делала все, чтобы ее не били, чтобы в конце дня снова получить укол,  позволяющий все забыть. Потом, как помнилось теперь, на дачу приехали еще несколько молодых мужчин, и все это продолжалось уже более длительное время. Ей не давали спать и по ночам, но зато укола стало уже три…

     А потом, в один из дней, Светлана вдруг пришла в себя и поняла, что сидит на скамеечке в том самом сквере, откуда не дошла до своего дома. Сидела Света долго. Уже начало смеркаться, когда ее начало «ломать», чувства были доселе не очень знакомы, так как наркотика на даче она получала более чем достаточно. Но девушка (наверное, теперь так ее можно назвать?) все же нашла в себе силы дойти до своего дома.

     Когда ее мать открыла дверь, то первое, что услышала Светлана, было: «Явилась, сучка?!»

     Как оказалось впоследствии, мать искала ее два дня, пошла даже подавать заявление в милицию. Но утром ей позвонили и сказали, что ее дочь уехала отдыхать с одним из преуспевающих мужчин на море и просила передать, чтобы мама не тревожилась. В доказательство тому  в ее почтовый ящик были положены сережки дочери и записка, в которой дочь просит ее не искать и не ругать. Света смутно помнила, что ее заставляли написать что-то  подобное там, на даче, и она тогда была слишком испугана и измучена, чтобы отдавать себе отчет в  том, что делает.

     Ирина Ивановна, видя непонятное для нее состояние дочери и приняв его за болезнь, сменила гнев на милость. И после того, как дочь приняла ванну и напилась горячего сладкого чая, выдала ей снотворные таблетки. Света выпила сначала одну, потом еще две, потом уже сразу несколько… и все-таки сумела заснуть. Хотя сном это назвать было бы неправильно, скорее всего, девушка просто «выключила» себя изрядной дозой лекарств.

     На следующий день дочь рассказала матери все. Женщина ахала,  охала, но на дочь смотрела все же недоверчиво. Это очень обидело девушку, и она просто замкнулась в себе, тем более что жажда наркотика в ней не утихала, а наоборот, выворачивала всю ее наизнанку. Поэтому Светка очень обрадовалась, когда в кармане курточки, в которой  оказалась в скверике, обнаружила аптечный пузырек с такой уже знакомой ей темно-коричневой бурдой. Укол сделать сама она не смогла, поэтому просто выпила содержимое, и ей стало легче. В том же кармане был и клочок бумаги с номером телефона. Позвонив по нему, она услыхала знакомый голос Кирпича:

     - Захочешь ширнуться, звони, но готовь товар. Ну, ты поняла, о чем я, правда, умница? Пока ты не слишком раздолбана,  думаю, на дозу заработать всегда сумеешь. Но чтобы я всегда был первым, учти. А сейчас выходи в сквер, я подъеду.

     Вот в подъехавшем такси Света и сделала свой первый зачетный минет за дозу. Мало того что это был Кирпич, после этого он заставил ее повторить это с водителем такси, пожилым кавказцем. Потом он протянул Светке пузырек и даже сам уколол ее, объясняя в процессе, что делать и как.

     Оставшиеся пять кубиков девчонка растянула на сутки, но следующим вечером уже снова набирала телефон Кирпича. А через два месяца уже почти ничего не соображающая от постоянного «кумара» Светочка поняла, что беременна…

     Когда Ирина Ивановна узнала о беременности дочери, дома был жуткий скандал! Аборт делать было уже поздно, девочка, что называется, «дотянула», да и образ ее жизни не позволял расслабиться. Поэтому и живота долго заметно не было, а отсутствие положенных признаков и тошнота Светой списывались на то, что у всех знакомых наркоманок были подобные проблемы. О «календариках» эти девочки не думали.

     Мать, а тем более отец, единогласно решили, дочери – рожать. Но чтобы было поменьше досужих разговоров, постарались это не афишировать.

     В положенное время Светлана родила, и когда ее мать увидела внука, с ней случился маленький шок. Ребенок был похож на паука, с непомерно большой головой и худенькими тощими ножками,  ручками-«лапками». Врач успокаивал, мол, такое случается, и дети потом «израстаются». Но при этом он как-то в сторону уводил глаза и сыпал непонятными медицинскими терминами. Самой мамаше было все равно, и она даже предлагала матери оставить «это» в роддоме. Кстати, не переживала Светочка еще и потому, что и в родильном отделении она умудрялась добывать себе наркотик, и для нее весь этот процесс появления на свет новой жизни прошел как-то стороной.

     Но было все же решено: мальчика, которого назвали простым русским именем Семен, забрать домой. Родители Светланы рассчитывали на то, что инстинкт материнства победит тягу дочери к пагубному пристрастию. Они были людьми старой формации все же, и каково же было их удивление, когда поняли, что сын их дочери не нужен, да и они сами особо тоже не нужны. Семья, скорее, мешала ей продолжать привычную жизнь, а от былой девочки в дочери уже ничего не осталось. В ней жило только одно желание – уколоться. И пока она могла за это платить своим телом, она делала это, убегая из дома и пропадая порой неделями…   

     Прошло три года…

    В итоге к настоящему моменту Светлана с сыном жили в маленьком, полуразвалившемся старом домике на окраине города. Нет, домик тот поначалу был неплох, родители, как могли, старались устроить дочь покомфортней. Жить вместе просто стало уже невозможно. Тем более что и в семье родителей пошел разлад - Ирина с удивлением узнала, что у ее тихони Витюши, тюфяке и пустомеле, как она его всегда звала, есть другая семья, в соседнем областном городе, куда он долгие годы ездил в рейсы. И вот там у него тоже росла дочь, на два года младше Светланы, но, как с гордостью заявил сам Виктор Петрович, очень красивая, умная, послушная и главное - не наркоманка. Ирина Ивановна ринулась спасать свое женское счастье. Поэтому Светлане и был куплен этот домик подальше от родного дома. Но юную маму это не очень напрягло, скорее, наоборот.

     Когда родители вообще перестали давать ей деньги, Света махнула на них рукой и принимала в этом жилище все и всех. Лишь бы хватало на дозу. Семен даже нигде не стоял на учете. Как так вышло, что о бедном ребенке не знал никто? Наверное, долго объяснять не надо. Его мать просто никогда и никуда не обращалась. И когда малыш болел, то только своему, как оказалось, богатырскому здоровью он был обязан тем, что выживал.

     В три года он толком не умел ходить и разговаривать. Да и кому он был нужен, маленький рахит с кривыми тонкими ножками, огромным,  всегда раздутым животом и непомерно большой головой? Но глаза у ребенка были не по-детски серьезны. Он всегда, казалось, внимательно смотрел на всех и на все. Приходящие к Светке клиенты  порой даже испытывали чувство неловкости от этих пристально смотрящих на них больших глаз ребенка. А она просто  отпихивала его в сторону ногой, и малыш, уже все понимая, молча забивался под кровать, на которой сопя, трясясь и вскрикивая, зарабатывала деньги его мать.

     Игрушками у ребенка были пустые бутылки, использованные шприцы и окурки. Там, под кроватью, он выстраивал из них одному ему понятные композиции. И тихо плакал, когда Светка в порыве ярости, вытаскивая его за ногу оттуда, раскидывала весь этот его маленький мирок по углам. Сема терпеливо ползал по грязному, никогда не мытому полу и собирал все обратно. Попутно малыш  ловил тараканов, которые в изобилии водились в этой избушке. Он не убивал их, он их просто ел. Светку, когда она впервые увидела этот процесс, как шевелящий усами живой таракан исчез во рту ребенка, запиханный туда грязными пальцами, вырвало, и она сильно избила мальчишку. Тогда она и стала называть его Выродком, это прижилось.

     Но есть Семе все же хотелось по-прежнему, а как его называют, было мальчику безразлично, все равно всегда обращаются с криком. И когда на полу, на кухне, ему не удавалось найти даже крошечной корочки, а мать, убитая в хлам, голая валялась на кровати, широко раскинув ноги и бессмысленно улыбаясь, он снова и снова ловил и ел этих тараканов.

     Никто и никогда теперь, наверное, не узнает, что пережило это маленькое, хрупкое и никогда не обласканное матерью тело ребенка. Что за мысли роились в его уродливой голове? О чем он думал, тихо плача под кроватью, единственном своем убежище в этой жизни?

      Семен, конечно, не знал о том, что бывает другая жизнь, жизнь,  где детей не бьют ногами, не заставляют спать на холодном полу, потому что в единственной их кровати он мешает мамочке заниматься работой. Он никогда не видел простых игрушек. Было у него когда-то  несколько шариков от старой детской погремушки, которые он,  радостно гукая, катал по полу, но одного из гостей это раздражало, и он просто раздавил это чудо ногой.

     Не знал Сема, и что такое быть сытым. Ребенку всегда хотелось есть. Даже когда у Светки был «удачный» день и дома появлялись какие-нибудь продукты, он не мог наесться досыта. Ему не отказывали в такие дни, ему, смеясь, кидали куски, много кусков. Но,  непривычный к такому изобилию, желудок  просто не принимал этой  жирной питательный пищи, и мальчика мучительно рвало. А взрослые, сообразив, что «не в коня корм», просто уже не обращали на него внимания. Так продолжалось до вчерашнего дня.

     А вот вчера ребенок, выползая из кухни, заметил на полу незнакомый блестящий предмет и, привычно спрятав его в рот, забрался под кровать. Эта новая игрушка оказалась дешевенькой китайской зажигалкой, которая, по злому капризу судьбы, отлично работала. Сначала мальчик, безуспешно нажимая на нее, высекал лишь красивые искорки, и даже этому был несказанно рад. Это была ЕГО игрушка! Потом ему удалось извлечь пламя…

     Светка все так же привычно валялась на кровати, и не одна. Отрабатывала очередную дозу, но уже не наркотика, а дешевого спиртного. До маленького человечка никому не было дела. Трепетный желтый огонек завораживал его, он казался ему небывалым чудом.  Мальчик поднес этот слабый огонек к лежащей у стены кучке старой одежды, служившей ему постелью…

     Пожарная команда в «Шанхай» приехала, когда от избушки осталась только кучка дымящихся углей. Причина пожара: «Неосторожное обращение с огнем». Маленьких детских косточек на пепелище так и не нашли...