Маяк

11 мая 2012 - Дмитрий Кисмет

Кто не знает, в какую гавань плыть, для того не бывает попутного ветра (Луций Анней Сенека)

Ночь, пустое шоссе, мелькающие вдоль дороги фонари, тёмные деревья и тени.
Ни пробок, ни людей. Машина и ветер.
Человек ехал в тишину, на дачу. Домчался быстро, закрыл ворота, выключил сотовый телефон. Сосны и ели, можжевельник, запах травы, перепревшей листвы. Беседка, любимое место. Большой стол, каменный пол, широкие лавки и очаг с решёткой. Лежал на лавке, на спартанском матрасике, под голову клал валик и смотрел часами на огонь, курил и пил чай. Засыпал, глядя на огонь. Просыпался рано, пением и щебетанием будили птицы, и ему это очень нравилось.
Так всё и было, огонь, дрёма и текучие неспешно мысли. Семь часов утра, роса и еле заметный туман, колодец и ведро ледяной воды.
Когда облился в третий раз, понял, что в Москву сегодня не поедет. Зашёл в дом, оделся, включил телефон, сделал два неотложных звонка и выключил его снова. Завтрак под Jethro Tull был неспешным. Подумалось: вот сегодня напишу письма, всем кому давно должен был отписать, но пустой огрызок писать не хотелось, да и времени не было, или настроения подходящего. Пришли ноты и пошли письма, так прошло утро.
Он сидел на крыльце, курил, куда-то делся настрой, мир вокруг сдулся, стал каким-то голым, пустым и серым. Острый и цепкий ум, наблюдательность, крайняя жадность до знаний (нет ничего выше разума!), независимый характер и крепкий хребет. Всё это не имело никакого смысла без настоящей цели. Яркий цветок, необычный и выносливый, но пустоцвет. Вся жизнь - ожидание чего-то главного. Семьи нет, родных нет, а денег более чем достаточно. Есть всё, и ничего нет. Называется это «синдром отложенной жизни», когда человек живёт ожиданием: вот заработаю миллион или надую силиконом грудь, куплю квартиру, и вот тогда-то и заживу. Всем сердцем он это ненавидел, но так и было. Хотел своё дело, хотел не нуждаться в деньгах - сделано. Хотел не зависеть от семьи, не хотел ни к чему привязываться - и был один. Не было ничего, что не позволило бы поменять свою жизнь как угодно и когда угодно. Не было гавани, куда нужно плыть кораблю, используя все силы, знания, ум и способности. Камень у перепутья был, а дорог не было.
Когда так прижимало, он срывался в неведомое, нужен был адреналин, и много. Сорвать мозги, вдохнуть ветра, прыгнуть с парашютом, оседлать горный велосипед, попасть в шторм. И сразу пришло на ум. Было одно место и дело, к которому тянуло его много лет.
Бретань, самый край Франции. Мыс Ра, огромная каменная, обточенная ветром и водой плита, с постоянно кипящей водой и бешеным течением. Рядом остров Иль-де-Сен, между ним и мысом стоит «адский» маяк La Vieille (Старуха). Пролив, напротив ещё один маяк - Tevennec, в его голове два эти маяка были как «Старик» и «Старуха». Вместе они образовывали световые ворота, и кораблям нужно было держаться между ними. Гиблое и страшное место Шоссе-де-Сен, острова, подводные скалы, гряда, уходящая далеко в море, это огромное кладбище кораблей, гигантская братская могила. Битва Атлантического океана и гигантской тёплой змеи Гольфстрима. Они встречаются в самом начале Ла-Манша и Бискайского залива, в море Ируаз, как его называют местные жители. Постоянная битва без победителя, с не поддающимися никакому счёту жертвами и потерями, и длится эта война тысячелетиями. Она не прекращается ни на минуту, исполины чутко следят друг за другом: ярость и борьба, туманы и постоянные штормы, моросящий дождь - погода может измениться за час. Только что были яркое солнце и штиль, и сразу яростный шторм, который может идти неделю. Особое место там для него занимало «чистилище», маяк Tevennec.
Согласно табелю о рангах «ад» - это маяки, стоящие далеко в море, «чистилище» - маяки на островах, «рай» - маяки на берегу. Tevennec построен в 1875 году, и есть у него страшный секрет. Маяк стоит на скалистом острове, под ним пещера. Во время шторма, а штормит там очень часто, вода, проходя через расщелины, вызывает причудливые колебания воздуха и воды. Множество судов разбилось на скалах острова, и души моряков, погибших там, так и обитают на острове, там, где теперь маяк. Так гласит легенда. И тем, кто попадает на остров в шторм, слышится одно и тоже: словно говорят все служившие на маяке смотрители - «Уходи, уходи!» Звуки эти чудовищны, и человек не может их переносить, просто сходит с ума. Так случилось не с одним смотрителем этого маяка, а ведь это не были неженки. Комиссия по маякам и буям (была такая в те времена) относилась ко флоту и направляла на маяки людей крепких и бывалых. Как правило, это были ветераны первой мировой войны.
Вот туда и надо было ему попасть, в самое подходящее место для прочистки мозгов.
Долгий разговор по сотовому телефону с турагентом, который не раз организовывал ему индивидуальные туры. Ответ обещан через два часа, пора обедать. Жарил мясо в беседке, пил кофе, курил, ждал. Пришли спокойствие и уверенность, он думал о делах и поездке.
Всё стало известно через час. Предварительный маршрут, остановки и гостиницы, люди, которые будут с ним во Франции. Документы и билеты будут готовы завтра, виза у него уже была, он много ездил. Блокнот и ручка, расписаны все дела до отъезда, утром надо возвращаться в Москву. День пролетел мигом, спал он в беседке, проснулся в пять утра, замёрз. Облился у колодца, быстро собрался, сразу уехал. Вошёл домой, выпил кофе, переоделся - и на работу. Пробыл там час, ценные указания розданы и приняты к сведению. Машина, нудная, но едущая пробка, и вот наконец-то он в турагентстве. Подписаны бумаги, маршрут до мелочей расписан, сохранен на ноутбуке и на всякий случай распечатан, билеты на самолёт. Разговор по Скайпу со встречающим его в аэропорту Шарля де Голля человеком. Всё. Теперь домой - собирать вещи и готовиться к отъезду. Машину сразу отогнал на стоянку - в аэропорт лучше ехать на такси.
Потратил час, собирая вещи, необходимые в поездке. Такси вызвал на пять часов утра: час ехать до аэропорта, в 8.20 - вылет. Спал славно: хорошие летучие сны, море и чайки. Утро, кофе и сигарета, душ, выход. Оделся, взял вещи и вышел из дома. Пять минут - и подъехало такси. Сел на заднее сиденье, всю дорогу молча, смотрел в окно. Аэропорт, зал вылета, регистрация, шуршание бумагами, нудь и суета. В самолёте достал КПК и стал читать. Он набрал много всего про то место куда ехал, ему надо было всё освежить в памяти.
Читал, глазел на облака в иллюминатор, дремал. Париж, аэропорт, его встретили, формальности были быстро улажены, надо ехать дальше. Пятьсот с гаком километров надо было проехать за день до мыса Ра. Там их ждёт другой человек, с которым он и будет иметь дело дальше и на его катере попадёт на остров Иль-де-Сен. У него есть машина и катер, а машины могут иметь только местные жители, проживающие на острове. План был отчаянный и простой, пережить шторм. Настоящий шторм на маяке Tevennec, по-честному, без какой-либо помощи со стороны. Его заберут только после подачи радиосигнала, после шторма, к маяку иначе и не подойти. Шесть часов вечера, мыс Ра, скалистое плато и вереск, ветер и запах моря. Дошёл пешком. Быть на мысе Ра и не увидеть скульптуру Богородицы – покровительницы, терпящих кораблекрушение, что стояла у старого маяка-семафора, он не мог. Когда возвращался к машине, услышал обрывки разговора. Понял сразу, надо или сейчас же плыть на Иль-де-Сен, или оставаться на ночёвку на материке. Решил сразу, в море. Причал был совсем рядом, он тепло попрощался с сопровождающим, доставившим его из Парижа к мысу Ра. Вступил на катер, крепкое и надёжное судно. В носовой части там находились каюта, туалетная комната, умывальник, гальюн и душ. Туда и перекочевали вещи, а сам он обосновался в рулевой рубке - ему надо было приглядеться к человеку, с которым придётся идти к маяку. Ночевать он решил на воде, к тому же было ещё одно важное дело, и сделать его гораздо удобнее было на катере. Шли по морю недолго. Он спрашивал о погоде, снаряжении, нудел о мелочах - по ним очень хорошо видно человека, его класс и опыт. Заранее попросил купить репшнур разной толщины и сейчас рассматривал и проверял верёвку. Он спешил, хотел высадиться на Tevennec уже завтра. Причалили к пристани. Он остался на катере - снаряжение и всё потребное будет привезено туда утром. Попрощались, и он остался один. Сидел наверху, курил и начал вязать сеть-паутину - она будет нужна ему на маяке. Руки были заняты делом - он любил такую работу. Плетение заняло и успокоило его, размер сетки три на три метра по краям петли. Он потратил на сеть три часа. Спал мало, проснулся в четыре часа утра, принял душ. Приехали снаряжение и кофе с круассанами, всё закрутилось и завертелось. Отошли от пристани, и он примолк, сидел и курил, смотрел на небо. За два часа дошли до маяка, и встали на якорь. Большая скала, на ней основанием низкий форт с хозяйственными помещениями внутри, а сверху дом и башня маяка. Каменные ступени вниз, башенка на доме, три окна с глухими ставнями, стеклянный колпак самого маяка. Синяя яркая полоса солнечных батарей, большой красно-ржавый газовый баллон. Маяк был полностью автоматизирован и не требовал постоянного присутствия людей. Подойти по воде можно было только с одной стороны, и нельзя было терять времени, его сопровождающий не хотел тут долго стоять. Два мешка вылетели на камни, он сошёл на берег, махнул рукой. Катер быстро отошёл от маяка. Всё, он один.
Сел у воды и закурил. Сидел и улыбался, как дурак, напевал всякую ерунду, на сердце было так легко и радостно, он и не помнил уже, когда так было хорошо и легко.
Погода изменилась разом, как будто перевернули страницу книги. Заморосил дождь, задул ветер, затянуло серым небо. Бросил окурок, подхватил оба мешка и наверх, к маяку. Вскрыл мешки, достал ночью сплетённую сеть-паутину - он собирался крепко её привязать и пристегнуться к ней. Он стал искать подходящее для этого место, но для этого надо было знать направление ветра. Привязаться ниже маяка смерти подобно - разобьёт о камни, зато наверху сильно задувало. Погода портилась на глазах, вода вокруг маяка уже ходила ходуном, ветер стал сильным и порывистым. Одно хорошо: направление ветра было видно чётко и ясно, и он стал быстро крепить сеть. Проверил её, повисев на каждом узле, - всё крепко. Бегом вниз, в основание маяка, где были хозяйственные помещения. Крепко привязал мешки, чтобы не унесло в океан. Снял там же всю одежду с себя, натёрся весь специальным гелем и натянул гидрокостюм, надел специальную обувь. Застегнул на поясе ремень, пристегнул к нему сумку - в ней вода в специальной мягкой оболочке, десять шоколадных батончиков, глюкоза, фонарь, нож в ножнах. Бегом вернулся к маяку, к паутине.
Он чувствовал ярость океана, скрытый рык и мощь. Страшно захотелось покурить, а сигареты были внизу. На мягких лапах пришёл страх. Это нормально: боишься, значит, жив. Океан кружил и бурлил, обволакивал огромными волнами маяк, вода стала ослепительно белой и как будто кипела, подступая всё выше и выше к маяку. Ветер уже не задувал порывами, а хлестал и бил по щекам, холодный дождь не давал открыть глаза.
Пристегнулся к сетке, стал осматривать узлы верёвок, ощупывать каждый узел, надо было занять голову хоть чем нибудь. Когда он первый раз услышал голос, то не испугался. «Уходи, уходи!», - неслось отовсюду, он крутил головой и не мог понять, откуда это исходит, а потом ему показалось, что оглушительно смеётся океан. Смеётся над ним, червяком, посмевшим ради забавы, поиграть с ним, с океаном. Вода как будто выкипала и рвалась яростью и безумием, волны уже через раз перехлёстывали маяк. Это напоминало приступ эпилепсии, маяк был открытым ртом, и всё рычало и стонало: «Уходи, уходи, уходи!» На разные голоса выло и скрежетало отовсюду, било по голове наотмашь. Он ошибся: сеть была слишком широкой, она стала парусом, и сопротивляться порывам он не мог, болтался в ней как кукла. Билось в голове: надо что-то делать, думать о чём угодно, лишь бы отвлечься от этого голоса.
И пришло на ум…
«И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно - колокольчик фарфоровый в желтом Китае.
На пагоде пестрой висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи...»
Он ползал по сетке и ощупывал узлы, один за другим, тщательно перебирая каждый узел, каждый поворот верёвки. Орал во весь голос, пел по себя, как молитву, иступлённо, от самого сердца. Пел и пел. Потом силы ушли, он напрочь сорвал голос, просто висел и шептал, и голос в голове, его голос, был сильнее океанского безумия. Ему повезло: он просто потерял сознание, провалился в чёрную пустоту. Шторм продолжался сутки и стих так же неожиданно, как и начался.
Очнулся, долго смотрел на мир пустыми глазами, почти ничего не соображая. Боль, усталость и пустота. Долго не мог отстегнуться от своей паутины, а когда выпутался, то просто выпал из неё и пополз вниз, к мешкам. Активировал радиобуй. С трудом вытащил из мешка герметичный пакет, оттуда - сигареты. Привалился к валуну и пил воду, курил. Проваливался в забытьё и сидел с закрытыми глазами, между пальцев тлела сигарета. Открыл глаза и посмотрел на правую руку, а там на пальцах два больших таких волдыря - ожоги. И подумалось: вот чёрт, болеть же будут - и он заржал во весь рот. Губы растрескались и саднили, кровь капала из трещин и текла по подбородку, а он всё не мог и не мог остановиться.

***
Всегда ли после перезагрузки компьютер работает лучше? Нет, но, каждый раз его перезагружая, мы надеемся, что он сбросит ошибку и станет работать правильно. Так и тут. Что вынес человек из своей перезагрузки - неизвестно, и сколько ещё их будет? Он и сам не знает и не может знать. Но лучше верить, что попутный ветер когда нибудь наполнит паруса твоего корабля и он всё-таки найдёт свою гавань.
И совершенно точно известно, что то, что произошло с ним на маяке, сделало его крепче и сильнее. Почти седая голова, два сломанных ребра, разбитое лицо и обожжённые сигаретой пальцы - не самая высокая цена за полученные знание и опыт.

© Copyright: Дмитрий Кисмет, 2012

Регистрационный номер №0047586

от 11 мая 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0047586 выдан для произведения:

Кто не знает, в какую гавань плыть, для того не бывает попутного ветра (Луций Анней Сенека)

Ночь, пустое шоссе, мелькающие вдоль дороги фонари, тёмные деревья и тени.
Ни пробок, ни людей. Машина и ветер.
Человек ехал в тишину, на дачу. Домчался быстро, закрыл ворота, выключил сотовый телефон. Сосны и ели, можжевельник, запах травы, перепревшей листвы. Беседка, любимое место. Большой стол, каменный пол, широкие лавки и очаг с решёткой. Лежал на лавке, на спартанском матрасике, под голову клал валик и смотрел часами на огонь, курил и пил чай. Засыпал, глядя на огонь. Просыпался рано, пением и щебетанием будили птицы, и ему это очень нравилось.
Так всё и было, огонь, дрёма и текучие неспешно мысли. Семь часов утра, роса и еле заметный туман, колодец и ведро ледяной воды.
Когда облился в третий раз, понял, что в Москву сегодня не поедет. Зашёл в дом, оделся, включил телефон, сделал два неотложных звонка и выключил его снова. Завтрак под Jethro Tull был неспешным. Подумалось: вот сегодня напишу письма, всем кому давно должен был отписать, но пустой огрызок писать не хотелось, да и времени не было, или настроения подходящего. Пришли ноты и пошли письма, так прошло утро.
Он сидел на крыльце, курил, куда-то делся настрой, мир вокруг сдулся, стал каким-то голым, пустым и серым. Острый и цепкий ум, наблюдательность, крайняя жадность до знаний (нет ничего выше разума!), независимый характер и крепкий хребет. Всё это не имело никакого смысла без настоящей цели. Яркий цветок, необычный и выносливый, но пустоцвет. Вся жизнь - ожидание чего-то главного. Семьи нет, родных нет, а денег более чем достаточно. Есть всё, и ничего нет. Называется это «синдром отложенной жизни», когда человек живёт ожиданием: вот заработаю миллион или надую силиконом грудь, куплю квартиру, и вот тогда-то и заживу. Всем сердцем он это ненавидел, но так и было. Хотел своё дело, хотел не нуждаться в деньгах - сделано. Хотел не зависеть от семьи, не хотел ни к чему привязываться - и был один. Не было ничего, что не позволило бы поменять свою жизнь как угодно и когда угодно. Не было гавани, куда нужно плыть кораблю, используя все силы, знания, ум и способности. Камень у перепутья был, а дорог не было.
Когда так прижимало, он срывался в неведомое, нужен был адреналин, и много. Сорвать мозги, вдохнуть ветра, прыгнуть с парашютом, оседлать горный велосипед, попасть в шторм. И сразу пришло на ум. Было одно место и дело, к которому тянуло его много лет.
Бретань, самый край Франции. Мыс Ра, огромная каменная, обточенная ветром и водой плита, с постоянно кипящей водой и бешеным течением. Рядом остров Иль-де-Сен, между ним и мысом стоит «адский» маяк La Vieille (Старуха). Пролив, напротив ещё один маяк - Tevennec, в его голове два эти маяка были как «Старик» и «Старуха». Вместе они образовывали световые ворота, и кораблям нужно было держаться между ними. Гиблое и страшное место Шоссе-де-Сен, острова, подводные скалы, гряда, уходящая далеко в море, это огромное кладбище кораблей, гигантская братская могила. Битва Атлантического океана и гигантской тёплой змеи Гольфстрима. Они встречаются в самом начале Ла-Манша и Бискайского залива, в море Ируаз, как его называют местные жители. Постоянная битва без победителя, с не поддающимися никакому счёту жертвами и потерями, и длится эта война тысячелетиями. Она не прекращается ни на минуту, исполины чутко следят друг за другом: ярость и борьба, туманы и постоянные штормы, моросящий дождь - погода может измениться за час. Только что были яркое солнце и штиль, и сразу яростный шторм, который может идти неделю. Особое место там для него занимало «чистилище», маяк Tevennec.
Согласно табелю о рангах «ад» - это маяки, стоящие далеко в море, «чистилище» - маяки на островах, «рай» - маяки на берегу. Tevennec построен в 1875 году, и есть у него страшный секрет. Маяк стоит на скалистом острове, под ним пещера. Во время шторма, а штормит там очень часто, вода, проходя через расщелины, вызывает причудливые колебания воздуха и воды. Множество судов разбилось на скалах острова, и души моряков, погибших там, так и обитают на острове, там, где теперь маяк. Так гласит легенда. И тем, кто попадает на остров в шторм, слышится одно и тоже: словно говорят все служившие на маяке смотрители - «Уходи, уходи!» Звуки эти чудовищны, и человек не может их переносить, просто сходит с ума. Так случилось не с одним смотрителем этого маяка, а ведь это не были неженки. Комиссия по маякам и буям (была такая в те времена) относилась ко флоту и направляла на маяки людей крепких и бывалых. Как правило, это были ветераны первой мировой войны.
Вот туда и надо было ему попасть, в самое подходящее место для прочистки мозгов.
Долгий разговор по сотовому телефону с турагентом, который не раз организовывал ему индивидуальные туры. Ответ обещан через два часа, пора обедать. Жарил мясо в беседке, пил кофе, курил, ждал. Пришли спокойствие и уверенность, он думал о делах и поездке.
Всё стало известно через час. Предварительный маршрут, остановки и гостиницы, люди, которые будут с ним во Франции. Документы и билеты будут готовы завтра, виза у него уже была, он много ездил. Блокнот и ручка, расписаны все дела до отъезда, утром надо возвращаться в Москву. День пролетел мигом, спал он в беседке, проснулся в пять утра, замёрз. Облился у колодца, быстро собрался, сразу уехал. Вошёл домой, выпил кофе, переоделся - и на работу. Пробыл там час, ценные указания розданы и приняты к сведению. Машина, нудная, но едущая пробка, и вот наконец-то он в турагентстве. Подписаны бумаги, маршрут до мелочей расписан, сохранен на ноутбуке и на всякий случай распечатан, билеты на самолёт. Разговор по Скайпу со встречающим его в аэропорту Шарля де Голля человеком. Всё. Теперь домой - собирать вещи и готовиться к отъезду. Машину сразу отогнал на стоянку - в аэропорт лучше ехать на такси.
Потратил час, собирая вещи, необходимые в поездке. Такси вызвал на пять часов утра: час ехать до аэропорта, в 8.20 - вылет. Спал славно: хорошие летучие сны, море и чайки. Утро, кофе и сигарета, душ, выход. Оделся, взял вещи и вышел из дома. Пять минут - и подъехало такси. Сел на заднее сиденье, всю дорогу молча, смотрел в окно. Аэропорт, зал вылета, регистрация, шуршание бумагами, нудь и суета. В самолёте достал КПК и стал читать. Он набрал много всего про то место куда ехал, ему надо было всё освежить в памяти.
Читал, глазел на облака в иллюминатор, дремал. Париж, аэропорт, его встретили, формальности были быстро улажены, надо ехать дальше. Пятьсот с гаком километров надо было проехать за день до мыса Ра. Там их ждёт другой человек, с которым он и будет иметь дело дальше и на его катере попадёт на остров Иль-де-Сен. У него есть машина и катер, а машины могут иметь только местные жители, проживающие на острове. План был отчаянный и простой, пережить шторм. Настоящий шторм на маяке Tevennec, по-честному, без какой-либо помощи со стороны. Его заберут только после подачи радиосигнала, после шторма, к маяку иначе и не подойти. Шесть часов вечера, мыс Ра, скалистое плато и вереск, ветер и запах моря. Дошёл пешком. Быть на мысе Ра и не увидеть скульптуру Богородицы – покровительницы, терпящих кораблекрушение, что стояла у старого маяка-семафора, он не мог. Когда возвращался к машине, услышал обрывки разговора. Понял сразу, надо или сейчас же плыть на Иль-де-Сен, или оставаться на ночёвку на материке. Решил сразу, в море. Причал был совсем рядом, он тепло попрощался с сопровождающим, доставившим его из Парижа к мысу Ра. Вступил на катер, крепкое и надёжное судно. В носовой части там находились каюта, туалетная комната, умывальник, гальюн и душ. Туда и перекочевали вещи, а сам он обосновался в рулевой рубке - ему надо было приглядеться к человеку, с которым придётся идти к маяку. Ночевать он решил на воде, к тому же было ещё одно важное дело, и сделать его гораздо удобнее было на катере. Шли по морю недолго. Он спрашивал о погоде, снаряжении, нудел о мелочах - по ним очень хорошо видно человека, его класс и опыт. Заранее попросил купить репшнур разной толщины и сейчас рассматривал и проверял верёвку. Он спешил, хотел высадиться на Tevennec уже завтра. Причалили к пристани. Он остался на катере - снаряжение и всё потребное будет привезено туда утром. Попрощались, и он остался один. Сидел наверху, курил и начал вязать сеть-паутину - она будет нужна ему на маяке. Руки были заняты делом - он любил такую работу. Плетение заняло и успокоило его, размер сетки три на три метра по краям петли. Он потратил на сеть три часа. Спал мало, проснулся в четыре часа утра, принял душ. Приехали снаряжение и кофе с круассанами, всё закрутилось и завертелось. Отошли от пристани, и он примолк, сидел и курил, смотрел на небо. За два часа дошли до маяка, и встали на якорь. Большая скала, на ней основанием низкий форт с хозяйственными помещениями внутри, а сверху дом и башня маяка. Каменные ступени вниз, башенка на доме, три окна с глухими ставнями, стеклянный колпак самого маяка. Синяя яркая полоса солнечных батарей, большой красно-ржавый газовый баллон. Маяк был полностью автоматизирован и не требовал постоянного присутствия людей. Подойти по воде можно было только с одной стороны, и нельзя было терять времени, его сопровождающий не хотел тут долго стоять. Два мешка вылетели на камни, он сошёл на берег, махнул рукой. Катер быстро отошёл от маяка. Всё, он один.
Сел у воды и закурил. Сидел и улыбался, как дурак, напевал всякую ерунду, на сердце было так легко и радостно, он и не помнил уже, когда так было хорошо и легко.
Погода изменилась разом, как будто перевернули страницу книги. Заморосил дождь, задул ветер, затянуло серым небо. Бросил окурок, подхватил оба мешка и наверх, к маяку. Вскрыл мешки, достал ночью сплетённую сеть-паутину - он собирался крепко её привязать и пристегнуться к ней. Он стал искать подходящее для этого место, но для этого надо было знать направление ветра. Привязаться ниже маяка смерти подобно - разобьёт о камни, зато наверху сильно задувало. Погода портилась на глазах, вода вокруг маяка уже ходила ходуном, ветер стал сильным и порывистым. Одно хорошо: направление ветра было видно чётко и ясно, и он стал быстро крепить сеть. Проверил её, повисев на каждом узле, - всё крепко. Бегом вниз, в основание маяка, где были хозяйственные помещения. Крепко привязал мешки, чтобы не унесло в океан. Снял там же всю одежду с себя, натёрся весь специальным гелем и натянул гидрокостюм, надел специальную обувь. Застегнул на поясе ремень, пристегнул к нему сумку - в ней вода в специальной мягкой оболочке, десять шоколадных батончиков, глюкоза, фонарь, нож в ножнах. Бегом вернулся к маяку, к паутине.
Он чувствовал ярость океана, скрытый рык и мощь. Страшно захотелось покурить, а сигареты были внизу. На мягких лапах пришёл страх. Это нормально: боишься, значит, жив. Океан кружил и бурлил, обволакивал огромными волнами маяк, вода стала ослепительно белой и как будто кипела, подступая всё выше и выше к маяку. Ветер уже не задувал порывами, а хлестал и бил по щекам, холодный дождь не давал открыть глаза.
Пристегнулся к сетке, стал осматривать узлы верёвок, ощупывать каждый узел, надо было занять голову хоть чем нибудь. Когда он первый раз услышал голос, то не испугался. «Уходи, уходи!», - неслось отовсюду, он крутил головой и не мог понять, откуда это исходит, а потом ему показалось, что оглушительно смеётся океан. Смеётся над ним, червяком, посмевшим ради забавы, поиграть с ним, с океаном. Вода как будто выкипала и рвалась яростью и безумием, волны уже через раз перехлёстывали маяк. Это напоминало приступ эпилепсии, маяк был открытым ртом, и всё рычало и стонало: «Уходи, уходи, уходи!» На разные голоса выло и скрежетало отовсюду, било по голове наотмашь. Он ошибся: сеть была слишком широкой, она стала парусом, и сопротивляться порывам он не мог, болтался в ней как кукла. Билось в голове: надо что-то делать, думать о чём угодно, лишь бы отвлечься от этого голоса.
И пришло на ум…
«И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно - колокольчик фарфоровый в желтом Китае.
На пагоде пестрой висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи...»
Он ползал по сетке и ощупывал узлы, один за другим, тщательно перебирая каждый узел, каждый поворот верёвки. Орал во весь голос, пел по себя, как молитву, иступлённо, от самого сердца. Пел и пел. Потом силы ушли, он напрочь сорвал голос, просто висел и шептал, и голос в голове, его голос, был сильнее океанского безумия. Ему повезло: он просто потерял сознание, провалился в чёрную пустоту. Шторм продолжался сутки и стих так же неожиданно, как и начался.
Очнулся, долго смотрел на мир пустыми глазами, почти ничего не соображая. Боль, усталость и пустота. Долго не мог отстегнуться от своей паутины, а когда выпутался, то просто выпал из неё и пополз вниз, к мешкам. Активировал радиобуй. С трудом вытащил из мешка герметичный пакет, оттуда - сигареты. Привалился к валуну и пил воду, курил. Проваливался в забытьё и сидел с закрытыми глазами, между пальцев тлела сигарета. Открыл глаза и посмотрел на правую руку, а там на пальцах два больших таких волдыря - ожоги. И подумалось: вот чёрт, болеть же будут - и он заржал во весь рот. Губы растрескались и саднили, кровь капала из трещин и текла по подбородку, а он всё не мог и не мог остановиться.

***
Всегда ли после перезагрузки компьютер работает лучше? Нет, но, каждый раз его перезагружая, мы надеемся, что он сбросит ошибку и станет работать правильно. Так и тут. Что вынес человек из своей перезагрузки - неизвестно, и сколько ещё их будет? Он и сам не знает и не может знать. Но лучше верить, что попутный ветер когда нибудь наполнит паруса твоего корабля и он всё-таки найдёт свою гавань.
И совершенно точно известно, что то, что произошло с ним на маяке, сделало его крепче и сильнее. Почти седая голова, два сломанных ребра, разбитое лицо и обожжённые сигаретой пальцы - не самая высокая цена за полученные знание и опыт.

 
Рейтинг: +2 1786 просмотров
Комментарии (2)
Бен-Иойлик # 17 августа 2012 в 07:55 0
625530bdc4096c98467b2e0537a7c9cd

shampa
Дмитрий Кисмет # 17 августа 2012 в 17:30 0
Нелегко писалось, на маяк хочется и я попаду таки на Tevennec, рано или поздно, есть у меня монетка особая, надо бросить её именно там...
39