ВЕДЬМА

                            …Теперь только разглядел он, что возле огня сидели  люди,

                                          и такие смазливые рожи,  что в другое время бог знает чего бы не дал,

                                          лишь бы ускользнуть от этого знакомства...

                                                                        (Н.В. Гоголь «Пропавшая грамота»)

Меня зовут Вера Качура. Фамилию «Качура»  дед Константин  придумал. Вообще-то, по-настоящему, у деда была фамилия Качур, но она почему-то ему не понравилась, и он сумел добавить в конце фамилии букву «а». Так и стали мы не Качур, а Качура.

А мне как-то всё равно, какая фамилия - что Качур, что Качура, главное, чтобы человек был хороший. 

А дед у меня был хороший. Жаль недавно помер. Вышел на холод в одной рубашке гостей проводить, а на следующий день и слёг от простуды. Через три дня, не приходя в сознание, помер.

А мою подружку зовут Лизка Жупан. Замечательная дивчина - кра-са-ви-цаа, хоть куда! Она чернявая, как и её отец, а глаза жгучие, так и пылают, так и пылают костром, обжечься можно!

 Соседи поговаривают, мол, у её отца корни турецкие и сам он турок, а его мать, баба Клава, чистейшая турка и ведьма, не иначе.

Когда Лизкиному отцу в разговоре намекают на его турецкое происхождении, он не сознаётся. Раскурит коротенькую трубочку-носогрейку, погладит шевелюру на голове, и так это, со смехом,  отвечает: «Вот придумали, ей Богу, вот придумали…. Я ж настоящий украинец, с места мне не сойти.  И родился я тут, на Никопольщине, и вырос…, да хоть у кого спросите. И батька у меня украинец и дед тэж…»

А мать у Лизки такая же хохотушка, как Лизка, вернее, Лизка такая же хохотушка как её мать: весёлая, заводная, одним словом – душа компании!

Голос у Лизки звонкий, чистый, так и разливается колокольчиком, так и разливается.  И красавица умопомрачительнейшая, настоящая украинка, ей Богу! Две длинные толстые косы уложит на голове короной и начнёт выступать словно пава,  ну, ни дать, ни взять, принцесса королевских кровей! Ни один парубок, проходя мимо их дома, не пройдёт, чтобы не бросить на неё украдкой взгляд.

Вот Лизка уродилась какой красавицей, как говорится - «Ни в сказке сказать, ни пером описать!» А как же иначе? Думаю, всё же по-ро-да… турецкая сказывается!

 Моя мама, когда я как-то пожаловалась ей на свою простецкую внешность, сказала: «Это у неё, у Лизки, от турецких кровей по наследству передалось. Но ты, Верка, красивее её, ты ж моя дочь. Ты, Ка-чу-ра! И, доча, дождись, когда мальчишки подрастут. Вот тогда они поймут, что помимо внешней красоты, есть ещё душевная, а это дорогого стоит! Так что не переживай, доню, будет и на твоей улице праздник!»

 Будет, то будет, подумала я тогда, а вот сколько ждать-то его? Праздника сейчас хочется, а не потом…, в каком-то неизвестном будущем.

 Правда, иногда и мне кажется, что я ничего себе дивчина, особенно после маминых слов, но… почему-то мальчишки продолжают больше за Лизкой бегать, а не за мной. Никак не хотят они мою душевную красоту увидеть.

Но мне, после маминых слов, всё же теперь как-то полегче стало, не так обидно. Представьте себе, ну вот нисколечко не обидно…, ни даже чуть-чуть не обидно.

А всё же у меня, о-хо-хо, пока нет ухажёра…, настоящего.

Однако я даже рада за подругу. Я так себе  говорю - дождусь момента, когда ко мне моя душевная красота придёт, и они её увидят, вот тогда посмотрим, красивая я, или нет!

Поговаривают горожане, правда, промеж себя, и чтобы Жупаны не услышали, что баба Клава приехала  откуда-то со степей, от самого Чёрного моря, и с маленьким ребёнком на руках.

Они даже пытались, по-соседски, порасспросить - откуда? Да, как? Так баба Клава, говорят, так зыркнула своими  огненными  очами на любопытствующих соседей, что отбила всякую охотку интересоваться её жизнью раз и навсегда. А, когда её малый вошёл в возраст, так баба Клава без труда высватала ему в жёны первую красавицу в Никополе - Лизкину маму, Оксану.

*     *     *

Подруги мы настоящие, не то что некоторые. Ну, хотя бы потому, что мы живём рядом, забор в забор, и ещё мы дружим так давно, что я уж и не помню сколько. И ходим мы в одну школу, и домашние задания вместе готовим, и вообще, у нас всё на двоих, как у настоящих подруг.

Сегодня мы тоже вместе, у нас. Готовим задания к завтрашним урокам.

За окном  осень, прохладно, но в комнате тепло от жарко горящего камелька. Солнце почти село, и последний луч заката золотит оконное стекло.

Верка, пошли во двор, позвала меня, потягиваясь так, что аж косточки захрустели, Лизка. Ну что в самом-то деле, сидим как привязанные к этой географии. У меня уже глаза болят и голова как чугунок, пожаловалась она. Гудит, аж Боже мой, даже стучать колотушкой не надо!

Она медленно поднялась со стула, и ещё раз потянулась со сладким постаныванием. Ух, хорошо-то каак…. Век бы эту географию не знать, добавила она вздохнув.

- Шуткуешь, Лизка. Как можно без географии? Вот скаженная! Да без неё, если хочешь знать, вообще никуда, - сказала я серьёзно.

- Ага, никуда. Назвал город, или государство какое и, пожалуйста, наше вам - куда хочешь, туда и доставят в лучшем виде, да ещё и спасибо скажут, - не согласилась подруга.

- Да ладно тебе, Лизка, придуриваться. У самой так одни пятёрки да четвёрки  по географии. Это мне она даётся с трудом, но я же не ворчу с утра до вечера, как соседка, тётка Ганна.

А отдохнуть и я не прочь. У меня тоже что-то в голове застопорило-заклинило.

- Это не иначе, как от камелька, - засмеялась Лизка, - угорели мы. - Вот я и предлагаю, пошли во двор, подышим свежим воздухом, - и Лизка, делая разные «Па», пританцовывая, направилась к двери.

                                                                    *     *     *

Во дворее… благодать! «Осенняя пора, очей очарованье» - пришла Верке на ум строчка из стихотворения.

 Деревья ещё не совсем сбросили листву, и она, листва,  разноцветными живыми мазками чуть пошевеливается на ветках. Солнце уже не так сильно греет, и природа, засыпая, готовится к зиме, теряя свой золотой царский наряд.

Вера стояла и любовалась окружающим: вот листочек с яблоней попрощался, отцепился от ветки и, показывая то коричневый, то золотой бок, стал планировать, словно самолётик,  вниз. А вон там, на другой яблоне, стайка воробьёв о чём-то громко заспорила.  А вот, по серовато-синему небу важно плывут две тучки, а третья никак не может их догнать…

 Красота, но прохладно!

 Она выскочила из дома вслед за подругой, не накинув на плечи вязаную кофту, мамин подарок, и её начала пробирать дрожь.

- Лизка, пошли в дом! Холодно!

- Вера, подожди, посмотри, что это? - как-то взволнованно ответила она.

Повернувшись в направлении вытянутой Лизкиной  руки, Вера  ничего нового для себя не увидела:

Метрах в двадцати, прижавшись к забору, стоял  старый деревянный сарай, а вокруг него голые кусты чёрной смородины и малины. Одну половину сарая родители использовали как дровяник, а во второй, с небольшим оконцем, расположили курятник.

Эту половину, то есть, курятник, занимала куриная семья:  горластый драчливый петух и пять курочек.

Ох, и вредина же был петух. Чужих людей на дух не переносил. Как только кто-то входил во двор, он тут как тут! Выскочит из засады, и давай клевать ноги.

Чистый вражина! Но кра-са-вец! Гордый такой! «Фу ты, ну ты, ноги гнуты!» – говорит папа про петуха.

- Лиз, я этот «пейзаж» сколько себя помню, каждый день вижу. Вот удивила!

- Дурёха, ты на окошко посмотри!

- А чего на него смотреть? Окно, оно и в Африке окно, - равнодушно пожала Вера плечами, - пошли в дом, я замёрзла.

- Да глянь ты! Неужели ничего не видишь? – рассердилась подруга, и даже ногой топнула.

Вера внимательнее присмотрелась к освещённой заходящими лучами солнца сараюшке, и неожиданно увидела, а может ей это померещилось:

Когда блеснул последний луч солнечного заката, и его блик отразился от окошка курятника….  Господи! - ахнула она от удивления и испуга. Да, что же это?!

 За стеклом пыльного окошка, в свете солнечного блика отражалось чьё-то страшно уродливое лицо. В первый момент она даже не поняла,  что это человеческое лицо, а не морда какого-то там чудища-чудовища. И это лицо вперило в неё свой злобный горящий взгляд!

 Господи Иисусе, сын божий! Сгинь нечистая сила! -  испугавшись, закрестилась Вера.

 Лицо, или уродливая маска, исчезло. Исчезло и солнце за крышей дома.

Ну, надо же, подумала Верка, дрожа то ли от холода, то ли от страха. До чего натурально! Не дай бог во сне такое страшилище увидеть!

- Лизка, ты специально меня напугала? Ну, ты дуурра! Так можно человека уродом на всю жизнь оставить. Не смей так больше шутить!

- Какие шутки. Я сама испугалась, чуть в трусы не написала. Шуу-тки-и…, тоже мне, скажешь.

Вера, глянув на побледневшее лицо подруги, поверила. Действительно, зачем ей пугать? Значит, то, что она увидела, то и Лизка увидела, только первой. Любопытно, чьё же это «лицо»? Ну и хотелось бы знать - это что, игра моего воображения, или так совпали тень и свет в пыльном окошке?

И вновь подняв взгляд на всё ещё бледную подругу, с не прошедшим испугом в голосе, спросила:

- Лиз, там, правда, был какой-то человек?

- Верка, ты что?! Там, точно, был человек, чем хочешь побожусь!

И тут до  Веры дошло. Почему она раньше не сообразила?

- Лизка, - закричала она, - там бомж наших курей ворует! Побежали, поймаем его!

- Неее, я не пойду..., боюсь…. А вдруг это не бомж, а…

- Трусиха! А ещё подругой называешься. Сама пойду, вот.

Обидевшись на подругу, Верка по тропке бросилась к сараю, но последние шаги к нему она делала не так бодро - её обуял страшенный страх!

Часто посматривая на окошко, не появится ли опять уродливое лицо, она, делая короткие шаги и часто останавливаясь, медленно, с опаской, продвигалась вперёд.

Лизка, догнав её, тоже неуверенно следовала сзади и шептала:

- Вер, давай не будем заглядывать, а? Давай отца твоего позовём, а?

Но Вера упорствовала, ей хотелось быть смелой. Но обуявший её страх…

Лизка схватилась за её руку, и они, объединившись в одно целое словно сиамские близнецы, делая по полшага, стали продвигаться к двери курятника.

Лицо в окошке больше не появлялось.

 Дверь была чуть-чуть отворена для курей и припёрта колышком.

Значит, бомж не мог пролезть в узкую щель, чуть осмелев, решила Вера. Тогда, кто же там был, в окошке? Не могло же нам с Лизкой, почти одновременно, показаться одно, и тоже? Может, он залез через заднюю стенку, взломав её со стороны забора? - мелькнула мысль в её затуманенной страхом голове.

По-видимому, Лизка подумала о том же.

- Вер, - услышала она дрожащий Лизкин голос, - давай не будем заходить внутрь. Дверь-то почти закрыта. Может он с нашего двора залез, проделав дыру в заборе и стенке.

- Давай не будем заходить, - быстро согласилась Вера, машинально повторив Лизкины слова.

 Ей совершенно расхотелось проверять, есть внутри кто-нибудь, или нет: она всё ещё находилась под впечатлением увиденного образа, и страх ещё не до конца покинул её. Но и идти во двор к подруге ей тоже, ой, как не хотелось, и она сделала вид, что последние Лизкины слова не расслышала.

- Лиз, а как же мы пролезем через чёрную смородину? - казалось, обеспокоилась она,  взглянув на густо растущие, колючие кусты, словно вражеская пехота окружившие сарай.

- Я же говорю, давай с нашего двора посмотрим, - быстро повторила Лизка своё предложение.

Наверное, её тоже испугала перспектива лазания по кустам, решила Вера. Но и согласиться  на предложение подруги она не могла, поэтому ответила уклончиво:

 - Нее. Там баба Клава.

- Ну и что? Она добрая. Она ругаться не будет.

- Лиза, может она и добрая, но я её почему-то всегда боюсь. Давай через смородину.

Она никогда бы не призналась подруге, и надеется, никогда в жизни не признается, что бабу Клаву она боится до дрожи в коленках. Баба Клава так похожа на нарисованную в книжках бабу Ягу, так похожа.

И вот сегодня, когда Верка увидела лицо в окошке сарая, ей на мгновение показалось, что оно кого-то напоминает. А через секунду она уже знала кого. Это было лицо бабы Клавы! Но она не сказала об этом Лизке. Зачем ссориться с подругой.

Подруги, осторожно продираясь сквозь кусты, полезли за сарай. Поцарапались здорово! Никогда ещё на их телах не было так много вспухших, и даже кровоточащих царапин. А Вера даже платье порвала в двух или трёх местах.

 За сараем всё было цело: забор, стенка сарая. Даже намёка не было, чтобы кто-то потревожил сумрачную, слегка сыроватую тишину. Их усилия по преодолению кустарника оказались напрасными!

Обратный путь сквозь колючки страшил Веру, но не век же сидеть у прочного, непреодолимого забора, и она, взяв Лизку за руку, потянула её назад, на тропинку.

Вернулись в дом. Лизка быстро засобиралась к себе. Уже накинув плащ, она скороговоркой, казалось, оправдываясь, затараторила: «Побегу, меня наверно заждались. Не скучай».

- А, как же уроки, - хотела спросить Вера, но её  слова пропали втуне.

 Лизка уже была за дверью и, вероятно, не услышала их. Вера лишь увидела, как её тень промелькнула мимо окна.

 Что это она так заспешила, огорчилась Вера. Ещё есть время позаниматься, и непроизвольно бросила взгляд на настенные часы - всего-то половина пятого. Но, перебивая мысли о подруге, в её сознании вновь возник  увиденный в окне сарая образ, и по телу пробежал холодок.

Зябко передёрнув плечами, она села готовить уроки на завтрашний день.

*    *   *

 На второй или третий день после случая с сараем, вечером, вся Веркина семья смотрела по телевизору праздничный концерт посвящённый «Дню работников автомобильного транспорта». Пела любимая папина группа, «Виагра». Маме же, наоборот, больше нравились «Вирасы».

Среди прекрасного пения девчонок Вере послышалось изредка раздававшееся, жалобное кошачье мяуканье. У меня галлюцинации, решила она, или на меня напала какая-то хвороба. Скосив взгляд, украдкой посмотрела на родителей - слышат ли они то же, что и она? Но они были, по-видимому, здорово увлечены концертом.

 Нет, не слышат, поняла Вера. Значит, я заболела? – мелькнула в голове мысль. Ааа, как же школа? Выпускной класс? – непроизвольно закрутилось у неё в голове.

 От этой непредвиденной неприятности её бросило в жар.  Она поднялась, чтобы выйти во двор охладиться, а заодно и проверить, правда кошка мяукает или ей это  послышалось из-за болезни?                                                                                        
          - Вера, ты куда? – повернула голову мама.

- Пойду, подышу свежим воздухом.

- Накинь что-нибудь, на улице прохладно.

- Ладно, мам.

Не успела Вера полностью открыть входную дверь, как в комнату шмыгнула прелестная чёрная кошечка, и принялась тереться об ноги.

- Ты откуда, киска? – наклонилась Вера к ней, и слегка погладила.

Кошечка, громко замурлыкав, задрала хвост трубой и ещё сильнее стала тереться. В полутёмном коридоре было хорошо видно, как по кошачьей шкурке проскакивают голубые искорки.

Жалость прихлынула к сердцу Веры: бедная кошечка наверно заблудилась, подумала она и, продолжая поглаживать, спросила:

- Ты, наверное, голодная и замёрзла? - Пойдём, я угощу тебя молочком. Поешь, а заодно и согреешься, - и позвала кошечку за собой.

Казалось, кошка поняла её слова и, словно этот путь ей был хорошо знаком, побежала в кухню.

Вера достала из серванта блюдце и налила молока из трёхлитровой банки. Поставив на пол, ещё раз позвала:

- Кис, кис, кис! Иди, насыщайся бедолага.

 Пока «бедолага» лакала молоко, Вера смотрела на неё и прикидывала, кому же может принадлежать это прелестное создание.

Может, она от наших соседей прибежала, подумала она? И, перебирая в памяти, решила - нет, ни у кого из близких им соседей нет похожей на неё. А может нам подбросил кто…?

 Ааа, ладно, устав вспоминать, у кого какого цвета кошки, решила -  оставлю пока у нас, если объявятся хозяева, отдам, если нет – будет моей.

- Вера, ты где? – сквозь раздающееся из телевизора  пение Валерия Леонтьева, послышался голос мамы.

- Мам, я щас!

Дождавшись, когда кошечка долакала молоко, она взяла её на руки и пошла к родителям.

- Папа, мама, посмотрите, у нас появилась кошечка. Такая хорошенькая.

Отец и мать одновременно повернули голову в её сторону.

- Ты её на улице подобрала? Она может быть заразная! – проворчал папа, и вновь уткнулся в телевизор.

А мама почему-то взбеленилась, да ещё как взбеленилась! Даже папа удивлённо повернул к ней голову.

- Верка, немедленно выбрось её на улицу! Слышишь! Приблудных кошек в доме нам ещё не хватало! Убери, чтоб глаза мои не видели её! Слышишь? Немедленно!

- Ну, мам, пусть до утра останется, а завтра…, может хозяева завтра объявятся.

- Верка! Делай, как я сказала!

- Ну, мам, куда я её на ночь глядя, - заканючила Вера.

- Хочешь оставить?! Тогда унеси её в свою комнату, а завтра чтобы духу её здесь не было! Поняла?

Никогда Вера не видела маму такой рассерженной. Мама любила животных, и всегда первой привечала бездомных Жучек и Мурок, и никогда не оставляла их на произвол судьбы: старалась пристроить их к добрым людям, а сегодня…, словно бес в неё вселился…

Во время  разговора  Веры с родителями, кошка перестала мурлыкать, и повернула голову к маме. Казалось, она слушает и понимает, что они ведут разговор о ней. Когти на её лапках то разжимались, то сжимались и вся она напряглась. А, когда мама сказала, что её надо выбросить на улицу, она зашипела.

Успокойся,  сказала Вера кошечке на ушко, я тебя в обиду не дам, и погладила её.  Пойдём ко мне, я почитаю, а ты ляжешь спать в кресле.

Кошечка, словно понимая, что говорит ей Вера, успокоилась и вновь замурлыкала.

*      *      *

Ночью Веру разбудил истошный крик, раздававшийся из комнаты родителей. Кричала мама: «Брысь, чёртово отродье, брысь! Пошла вон отсюда! Вячеслав, убери её от меня!» – кричала она.

Вера кинулась в комнату родителей и, вбежав с возгласом - «Мама, что случилось?!», остановилась, поражённая представшей перед ней картиной:

Мама стояла на постели в порванной в нескольких местах ночной сорочке, а огромная чёрная кошка, раскрыв пасть и вперив в маму горящие холодной злобой глаза, вцепившись, рвала на ней рубашку и тело. Кровь  капала из-под огромных, острых кошачьих когтей, мама кричала, кошка злобно шипела, а папа бил кошку ремнём! Ужас!

 Вера стояла, и от напавшего на неё страха, и от непонимания происходящего, не могла пошевелиться.

После очередного папиного удара ремнём, кошка наконец-то отпустила маму, и с громким мяуканьем бросилась наутёк.

Мама, охая, направилась в ванную комнату промывать раны.

 Вера пошла с ней, помогать, а папа быстро направился в кухню, искать аптечку.

Из-за поднявшегося ночного переполоха уже никто не думал ложиться спать.

Вернувшись в свою комнату Вера не нашла кошку. Она везде её искала, даже на платяной шкаф заглянула. Странно, куда она могла  запропаститься, подумала она? Может, ночью незаметно выскочила, когда кто-нибудь выходил во двор? И Вера вновь направилась в комнату родителей. Она решила спросить, а о чём спросить, она пока не решила. Спрошу, по ситуации, успокоила она себя, а там видно будет. 

Папа и мама сидели на диване и обсуждали случившееся.

…Я сплю или, может, не сплю, рассказывала мама, только вижу, как в спальню заходит Веркина приблудная кошка. Заходит это она, и всё увеличивается и увеличивается в размерах. Пасть разинута, глаза огромные, и горят зелёным огнём. Потом она встаёт на задние лапы, подходит к постели и, представляешь, тянется лапами к моему горлу.

Я хочу закричать, но голоса нет. Она сжимает мне горло лапами, но это уже оказываются не лапы вовсе, а руки с когтями на пальцах. И надо мной, представляешь Слава, склонилась вовсе и не кошка, а соседка наша, баба Клава.

 Комнату освещает полная луна. Я её тоже вижу, как-будто в доме нет крыши. По небу тучи, такие чёрные и огромные, несутся, и постепенно закрывают всё небо. Луна вроде бы как живая. Она убегает от туч, изворачивается, пытается пробиться, но это ей не удаётся, они её поймали и спрятали. Вокруг становится темным-темно.

Я так испугалась, так испугалась.

 А соседка эта, турка, всё душит и душит меня, а потом наклонилась и хочет своими клыками в горло мне впиться. Я начала вырываться, и в какой-то момент пришла в себя.

В комнате полутемно, а на груди у меня Веркина кошка: глаза горят,  и горло она мне лапами сжимает…

 Я закричала, и начала от неё отбиваться…

Ну, а дальше ты сам всё видел. Если бы ты знал, Слава, что я пережила. Не дай Бог другим такое испытать! И мама набожно  несколько раз перекрестилась.

Тут она увидела вошедшую, и стоявшую истуканом дочь, и сразу же набросилась:

- Верка, где твоя кошка?! Немедленно выкинь её из дома! Слышишь, немедленно!

- Мамочка, нет её нигде, я во всём доме искала. Она, наверное, выскочила во двор, когда кто-нибудь выходил из дома…

- Вячеслав, ты выходил? – повернулась мама к отцу.

- Нет.

- Точно?

- Я же не лунатик. Конечно, не выходил.

- Верка, а ты?

- Нет, мам. Меня разбудил твой крик, и я сразу побежала к вам.

Мама замолчала, а Вера задумалась. Куда же пропала кошечка? Получается…, получается…, раз никто не выходил из дома и, по словам родителей, не входил…, то… на маму напала моя кошечка? Бред какой-то. Но, тогда, куда же она подевалась? Из дома родители не выходили, я тоже. Дверь заперта…

Чертовщина какая-то, помотала она головой от невозможности найти истину. Стоп! А кошка, напавшая на маму? Она-то как выскочила из дома при запертых-то дверях?

 Если кто-то скажет, что её не было, что это игра больного воображения, так вот свидетель – мама, вся в пластырях и зелёнке. А, я? Я же тоже видела кошку, и папа… – он же полосовал её ремнём…

От невозможности разобраться в происшествии у Веры разболелась голова и она, так и не задав вопроса, вернулась в свою комнату. Сон не приходил к ней, и она до утра не сомкнула глаз.

                                                                     *     *     *

На следующий день по дороге в школу Вера рассказала Лизе о ночном происшествии. Слушая, Лизка охала и ахала, а потом высказала предположение - это к вам ведьма приходила, приняв образ кошки, а потом, бабы Клавы.

 - Вот удивила! Можно подумать, я и сама об этом не догадалась, - съёрничала Вера.

 - Баба Клава не ведьма, клянусь! – возмутилась подруга.  Она очень добрая и ласковая, уж я то хорошо знаю.

 - Тогда, кто приходил? -  задала Верка вопрос.

 - Нее знааюю, - ответила, пожимая плечами, подруга, - надо подумать. - Давай после уроков вместе подумаем, кто это может быть.

 - Ладно, - согласилась Вера, - давай после уроков.

Но Лизкино предложение не успокоило Веру.  Она так и просидела на всех уроках, ничего не слыша, и ничего не соображая. Всё о ночном происшествии с мамой думала.

 Математичка, их  классная руководительница, даже сделала ей пару раз замечание: «Качура, Вера, ты в каких широтах витаешь? У нас, если ты могла заметить, геометрия, наука точная!»

Вера, конечно, извинилась, но врубиться в теорему так и не смогла. Голова ведьмами была занята: они прыгали, катались на метлах и в бочках, скалили зубы. Образы менялись, но главное действующее лицо всё же было – баба Клава. А один раз даже Лизкина мать привиделась.

Ну, это, уж ни в какие ворота, не лезет! - одёрнула Вера своё разыгравшееся воображение. Так можно чёрт знает кого в ведьмы записать, даже … Лизку. А как же, она же внучка бабы Клавы. И если хорошенько подумать, прикинуть, то всё сходится: баба Клава турчанка? Турчанка! Да ещё турчанка, неизвестно откуда появившаяся в наших краях. Дальше - Лизкин отец тоже турок? Турок. А мать Лизкина? Нет, тут я переборщила, одёрнула Верка себя  и постаралась сосредоточиться на физике. Слава Богу, это был последний урок на сегодня.

Дома она ещё раз попыталась найти кошечку, все углы обшарила,  даже на чердак слазила, и не нашла. Наверное, всё-таки убежала при ночном переполохе, а может, спряталась куда, и лишь потом убежала, решила Вера, и прекратила поиски. И ещё она подумала, если кошечка не убежала к себе домой, а спряталась в каком-нибудь укромном уголке, то, когда проголодается,  придёт.

В доме никто не  заводил разговор о ночном происшествии, даже мама ходила молчаливо, и лишь пластыри и зелёнка на её теле напоминали о ночном происшествии.

 Вера не приставала к ней с расспросами и уточнениями, но в голове у неё начал зреть план, как вывести бабу Клаву на чистую воду, заставить её признаться, что она ведьма.

План, пришедший Вере в голову, был прост. Нужно было только дождаться полнолуния, затем, в полночь, пробраться во двор к соседям и заглянуть в окно. Вот тут-то она и увидит всё, а потом…

Вера не успела  решить, как поступит  потом, потому что её неожиданно сморил сон, и она, как сидела за своим столом с книгой в руках, так и уснула. Наверное, крепким был сон, потому что ничего ей в эту ночь не приснилось, даже ведьмы отдыхали, наверное. Она, правда, напрягая память попыталась что-нибудь вспомнить, но ничего так и не получилось.

                                                                      *    *    *

Лиза, попрощавшись с Верой у калитки своего дома, вошла во двор и увидела сидевшего на крыльце отца. Он выглядел подавленным, в глазах стояла грусть и, что её больше всего удивило, не курил свою неизменную трубку.

Это было невероятно! Чтобы у  отца, да не торчала между зубов трубка,  или, она не испускала ароматный дымок у него в руках…, такого сроду не бывало. Сколько Лиза себя помнит - папа всегда был с трубкой во рту или в руках.

Дома что-то произошло, заволновалась она. И не входя в дом, бросилась к отцу:

- Папа, что с тобой? Ты, почему сидишь на холодном крыльце, а не заходишь в дом? Простудишься! Ты же только избавился от гриппа!

- Маму увезли в больницу… на скорой помощи, - грустно ответил он.

- Ты, что говоришь? Я же с ней утром, перед уходом в школу виделась? - удивилась она.

- Прости доча, я сам не знаю, что говорю. Мою маму, твою бабушку, увезли.

- Папка, вставай, пошли в дом, а то опять заболеешь. Давай, поднимайся, я тебе помогу.

Лиза помогла отцу подняться, а почувствовав, какой он ещё слабый после болезни, положила его руку на своё плечо и повела в дом.

- Папа, садись на диван. А мама, где? С бабушкой уехала? Подожди, я сейчас.

Лиза быстро переоделась в своей комнате, и села рядом с отцом.

 Лиза любила отца, и маму она любила, и бабушку. У них была очень дружная, крепкая семья. И поэтому, если что-то случалось с кем-то из её членов: неприятности по работе, болезнь, или даже Лизина тройка в дневнике - все переживали, и всегда старались помочь.

Бабушка была ещё не очень старой, так думала Лиза, и неожиданная её болезнь, очень расстроила Лизу.

- Папа, так что случилось с бабушкой?

Отец достал из кармана трубку и попытался её раскурить.

- Папа, она же без табака.

- Да?

Лиза поняла, отец очень расстроен, раз не заметил этого. Сходила в кухню и принесла коробку с табаком.

- Спасибо, доча!

Отец набил трубку, раскурил, и надолго задумался.

 Лиза, не вытерпев молчания, затормошила его.

- Папа, рассказывай. Почему бабушку увезли.

Он пожал плечами.

- Я, Лиза, сам не пойму, что с ней случилось. Она же все эти дни прекрасно себя чувствовала. Да ты и сама знаешь, а тут…. Ты ушла в школу, Оксана занялась стряпнёй, всё было нормально. Мама, то есть, твоя бабушка, не вышла к завтраку. Мы забеспокоились. Оксана пошла к ней и…

- И, что?

- Она лежала и охала. Всё тело было покрыто тёмными пятнами…. А ведь вечером, перед сном, ничего такого у неё не было…. Она же ни на что не жаловалась…

Отец, пару раз пыхнув трубкой, опять помолчал.

Лиза с нетерпением и всё возраставшим беспокойством, ждала продолжения рассказа.

…Мы с Оксаной испугались за неё и сразу вызвали скорую помощь, докончил свой рассказ отец, и в хмуром недоумении покачал головой.

- Папа, я побегу к бабушке, может помочь, чем надо?

- Не надо. Мама позвонила, скоро придёт и всё расскажет.

- Так ты, сидя на крыльце, маму ждал?

- То так, Лиза.

Мама долго не приходила и Лиза  всё ждала её и ждала. А, когда Лиза  совсем уж собралась идти в больницу, скрипнула входная дверь и вошла мама. Лиза сразу бросились к ней.

Пока ничего неизвестно, поспешила ответить  мама на немой вопрос о состоянии бабы Клавы. Результат анализов будет готов только завтра, к обеду. Они затрудняются делать какие-либо выводы без анализов,  сказал врач, но они всё сделают, чтобы определить и вылечить. Будем ждать. Раз врач просит подождать, то, что мы можем сделать? Только ждать и надеяться.

*      *     *

Сегодня Лиза не пришла в школу, и Вера решила зайти к ней сразу после занятий, узнать что случилось. На стук в калитку, вышла Лиза. Выглядела она очень расстроенной.

- Лиз, ты чего в школу не пришла, заболела что-ли?

- Нет, не заболела. Заходи.

- Ааа… баба Клава?

- Чего ты её так боишься? Нет её дома, в больнице она, - ответила подруга, и глаза её увлажнились.

В отсутствие бабы Клавы Вера чувствовала в Лизином доме себя свободно и, услышав, что её нет дома, смело  пошла за подругой.

Дома были только её родители. Они сидели  за столом, без всегда восседавшей во главе стола хозяйки дома.

- Здрасьте, тётя Оксана! Здрасьте, дядя Тарас! – поздоровалась Вера, и направилась вслед за подругой в залу.

- Здравствуй, Вера, проходь, проходь, - откликнулась хозяйка дома. Давненько у нас нэ була. Як родители, здоровы?

- Спасибо, тётя Оксана, у нас всё хорошо, - полуобернулась Вера, чтобы ответить на вопрос Лизиной мамы.

Вера решила не рассказывать  родителям Лизы о ночном происшествии с мамой. Знала, предупреждённая вчера Лиза, тоже ничего им не рассказала.

- Лизка, ты чего в школе-то не была? – повторила она вопрос, когда они остались одни в комнате.

- Я ж тебе говорю, бабушка заболела, были у неё в больнице и только сейчас вернулись оттуда.

- А, что с ней?

- Даа… какие-то непонятные пятна появились на теле. Пока неизвестно откуда они, анализы не готовы.

Вера, как только услышала про пятна на теле бабы Клавы, сразу же насторожилась. Неужели Лизка до сих пор не догадалась, откуда пятна - приподняла она удивлённо брови? Они же от ударов папиного ремня - моего папы!

 Она как сейчас видит - папа полосует кошку ремнём, а та изворачивается и, показывая острые зубы, злобно шипит.

- Лиза, ты не думаешь…

- Нет, нет, и нет! – возмущённо прервала подруга Веру. Ты, что, совсем рехнулась? Даже не вздумай вслух произносить такую крамолу про мою бабушку, иначе рассоримся навсегда, и ты мне больше не подруга!

Вера замолчала. Настаивать на своём предположении она не стала и, поговорив ещё несколько минут о том, о сём (разговор не клеился), попрощалась. А ещё через минуту Вера была дома.
                                                                               *     *     *

В доме стояла тишина. Лишь несколько мух, не уснувших на зиму, вились под потолком и жужжали. Отец с матерью были на работе, и Вера, примостившись с ногами на диван, стала вспоминать события прошедших дней: о приблудной кошечке, о случае с мамой, и о тёмных пятнах на теле бабы Клавы…

И что же мне со всем этим делать, спрашивала она себя, как поступить: заявить в полицию,  или пойти в церковь и рассказать всё батюшке Иоанну? В полиции, ясное дело, не поверят, и ещё могут поднять на смех, а батюшка….

Она сидела, и не находила ответа ни на один вопрос.

Неожиданно перед её взором промелькнул образ соседки, тёти Ганны. Вот кто поймёт и советом поможет, подумала она. Богомольная женщина. Всегда одетая в какую-то хламиду тёмного цвета, голова опущена, говорит тихо, на людей глаз не поднимает, всё в землю смотрит… - святая женщина, не иначе!

 Но тут ей вспомнился разговор матери с тётей Оксаной - она совсем нечаянно подслушала их разговор. Тётя Оксана тогда говорила - «Шось я ни як нэ пойму нашу соседку, вроде як богомольная, а в церкви я ще йийи ни разу нэ бачила».

Что ответила мама, Вера не услышала, торопилась в школу.

Выскочившее из прошлого воспоминание несколько поколебало её уверенность в обязательности посещения тёти Ганны. Но надо же было с кем-то посоветоваться. А кто, как не тётка Ганна, может быть более сведущим в ведьмах, бесах, и прочей нечисти? Она же с богом разговаривает, а тот всё знает, и конечно же подскажет, как поступить - и Вера решилась.

Накинув платок, она вышла из дома.

                                                                  *     *     *

Вера стояла у калитки, и всё никак не решалась дёрнуть за верёвочку на щеколде, или постучать.

Я же пришла сюда, чтобы найти ответ на свой вопрос, или хотя бы получить совет, так чего же я стою? – уговаривала она себя. Но почему-то дрожь, только при одной мысли сделать решающий шаг, охватывала её.

 Рука, потянувшаяся было к щеколде, застыла, так и не прикоснувшись к ней.

Чего я испугалась, спрашивала себя Вера, подумаешь, ни разу не была у соседки, не съест же она меня? Спрошу и уйду, делов-то, неуверенно твердила она, стараясь набраться храбрости в своих словах.

 Она стояла, и ни на что не могла решиться. Уйти без ответа на свой вопрос она уже почему-то не могла, и войти в калитку смелости не хватало.   Сколько можно стоять, спросила Вера себя? Вдруг кто-нибудь увидит: смеяться будет, а ещё хуже, задразнит - трусихой будет называть. И Вера, решившись, потянула верёвочку на щеколде.

Она шла по тропинке, с обеих сторон заросшей чертополохом и бурьяном. Кое-где видны были огромные листья лопухов, и ещё каких-то неизвестных Вере растений, и они…, и они, казалось, следили за каждым её шагом.

Вера так испугалась, что, не выдержав охватившего её  страха, стремглав бросилась к двери дома, и даже не заметила, как очутилась  в комнате перед  улыбающейся  соседкой.

- Здравствуйте, тётя Ганна! – всё ещё дрожа, поздоровалась Вера. Я к вам…, к вам…, к вам… за… советом, пролепетала она заикаясь.

- Нэ турбуйся, касаточка. Я тэбэ давно дожидаюсь. Чого мэнэ бояца, я ж нэ кусаюсь.

- Да я… и не боюсь вовсе, - солгала Вера.

- Я бачу, шо нэ бойися. Сидай, зараз я тоби чаю налью, та ватрушечку дам. Пойиш, а тоди и побалакаем.

- Да я не хочу, спасибо! Я недавно поела.

- Ничого, ничого, сидай поснидай! Колы ще попробуешь моих ватрушек. Ось ще, - старушка подвинула поближе к Вере вазу с леденцами, - цукерки покуштуй, гарни цукерки я зробыла!

И она так посмотрела на девочку, что у Веры сразу отпала охота перечить.

 Чай был ароматным. Настоянный на каких-то, то ли лесных, то ли полевых травах, он издавал неповторимый запах, и вкус у него был приятный. А вот ватрушка…, мама лучше печёт, решила Вера, с трудом проглатывая последний кусочек.

 Она подняла, почему-то вдруг отяжелевшую голову, чтобы поговорить с тётей Ганной, как вдруг всё поплыло перед глазами, закружилось, замелькало…

 Что это со мной, только успела подумать она? А стены комнаты уже исчезли, и они, с тётей Ганной, оказались на какой-то поляне в дремучем лесу.

Тётя Ганна начала горбиться, горбиться, лицо её сморщилось, и она приняла образ  бабы Клавы. Через мгновение помолодела, и перед Верой уже стояла тётя Оксана, а ещё через некоторое время, рядом с ней приплясывала гопак, весёлая, жизнерадостная Лизка, её подружка.

А потом…, а потом…, Лизка превратилась в милую чёрную кошечку.

Вера смотрела на все эти превращения тёти Ганны, а в голове, усиливаясь и усиливаясь в громкости, перебивая мысли, раздавались слова:

- Хочешь так же уметь делать превращения? Я тебя научу, касаточка. Только слушайся меня…

 Слу-шай-ся…, завыло в лесу на разные голоса, и эхо, затихая, ещё долго-долго повторяло: «Слу-шай-ся! Слу-шай-ся! Слу-шай-ся!»

- Так вы, тётя Ганна, ведьма? – насмелилась спросить Вера у соседки, и сразу поняла – могла бы и не спрашивать, и так всё ясно.

В ответ раздался хохот, и этот хохот, не утихая, нёсся со всех сторон.

Вера обвела взглядом поляну - вокруг неё скопилось столько разной нечисти, и все они, словно безумные, выделывали что попало: окружив её и тётю Ганну кольцом, визжали какие-то, похожие на свиней, уродцы; блеяли и трясли бородами козы; ухали сидящие на ветвях деревьев совы…

 А рядом с ней, взявшись за руки, строили рожи и подпрыгивали на козлиных ножках с копытцами, черти.

Вера совсем перетрусила и, озираясь вокруг, искала, куда бы убежать и спрятаться.

- Ты не бойся, они добрые, - словно из пустой гулкой бочки, услышала она слова, раздавшиеся ниоткуда. - Я тебе ещё кое-что покажу. Садись.

Не успела Вера сообразить, на что садиться, а перед ней уже появилась метла, и сразу же заплясала. Вера читала в книгах и видела в каком-то фильме, как ведьмы летают на метле, но чтобы самой…

Ой, как страшно, прошептала она, и зажмурила глаза.

- Не бойся, Вера, прыгай на неё, - прозвучал тот же голос.

Вера открыла глаза, приловчилась и поймала метлу. Затем, подпрыгнула, оседлала её, и в тот же миг оказалась высоко над лесом.

Она от страха опять  закрыла глаза, а потом, набравшись храбрости, открыла один глаз, затем, другой.

Интересно же, как это летать на метле и ничего не увидеть, решила она, пересиливая страх.

 Вначале она очень испугалась высоты, и судорожно ухватившись за ручку метлы, чуть не закричала - «Ма-ма!» Но метла вела себя достойно, не трясла её и не старалась сбросить с высоты.

Вера не падала, а быстро летела и, тогда, чуть-чуть осмелев, она стала озираться вокруг.

А вокруг…

 Всё небо над ней было усыпано танцующими звёздами, а под ней быстро проносились леса, реки, озёра. Сбоку, справа и слева, летели свиньи, козы, упыри, даже те два танцующих и кривляющихся чёрта летели, устроив игру в догонялки… 

А вот показались какие-то…, Вера присмотрелась внимательнее: да это же ведьмы летели – старые сгорбленные старухи; молодые девушки; и совсем ещё малые девчонки.

Летели, кто на чём!

Кто метлу оседлал, кто, отталкиваясь ухватом, расположился в бочках или корытах, а одна, так вообще летела на кочерге.

 Вокруг всё ухало и стонало, свистело и визжало, и ещё какие-то непонятные звуки раздавались - Вера сразу и не сообразила, что это звуки сирены, как на полицейской машине или скорой помощи. Вот здорово-то, как! – радостно засмеялась она. Ух, тыы-ы! Вот это полёт, не то, что на самолёте! Это поинтересней будет!

Внизу показалась огромная котловина. Посредине полыхало кострище, а вокруг бесилась тьма-тьмущая разной нечисти.

Её бесовское сопровождение кучей ринулось вниз, и свалилось на головы присутствующих на шабаше. А она побоялась, и чуть-чуть притормозила: садиться-то было некуда, всё было занято - у костра образовалась «куча мала».

 Вера плавно приспустилась пониже и, немного полетав над деревьями, нашла за большим развесистым деревом, среди кустов смородины, небольшой, не заросший кустами, пятачок земли. Туда она и приземлилась.

Очень удачно получилось, решила она. Меня никто не видит, а я вижу всё.

Метла, приплясывая, тут же удрала от неё, и куда-то пропала. Аа-а, как же я назад вернусь, мелькнуло в голове? И мгновенно исчезло, вытесненное открывшейся перед ней фантасмагорической картиной.

Ух, ты! Ох, ты! Вот это даёт! – чуть ли не каждую секунду восклицала она, смотря на проделки нечисти круглыми от любопытства и страха глазами.

А посмотреть было на что!

Возле костра, поддерживаемый  четырьмя чертями, стоял деревянный, с подлокотниками и подголовником, трон, а на нём восседала главная ведьма – горбатая, с распущенными седыми космами, и горящими бесовской злобой, словно в безумии, глазами.

Не иначе, как областного масштаба ведьма, решила Вера, увидев, с каким почтением обращалась к ней другая, меньшего ранга, нечисть. 

Тут, прилетевшие с ней ведьмы, бросили в костёр какую-то траву, и костёр чуть приувял, а затем закурился жёлтым с прозеленью дымом. Вся присутствующая на шабаше нечисть бросилась к этому дыму.

Наверное, волшебный, или как у нас, у людей, наркотик какой-нибудь, сразу догадалась Вера.

 И ведьмы, и нечисть - толкались, дрались, царапались и кусались, выдирали друг у друга на головах волосы, стараясь поближе подобраться к дыму.  Визг поднялся такой, что Вера присела и руками уши закрыла.

Дым, заполняя котловину, скрыл от её взгляда Содом и Гомору. Он поднимался всё выше и выше. Затем, над дымом, как исполин из пены морской, поднялась голова главной ведьмы. Она грозно хмурила брови, глаза её пылали огнём, откуда-то появившийся ветер развевал её седые космы.

Вера зажмурила глаза от страха, но любопытство пересилило, и она опять начала смотреть.

 А в котловине началась буря: раскаты грома глушили все шумы вокруг, сверкали разноцветные молнии, деревья гнулись, а те, которые не выдерживали напора бури, ломались и падали, подминая под себя кустарник.

Вера сидела на корточках среди кустов смородины, смотрела на разгулявшуюся стихию, и не знала, как ей отсюда выбраться, чтобы уцелеть. А буря набирала силу! И среди грохота, воя ветра и блистающих молний, голова ведьмы поворачивалась в её сторону. Огненный взор  всё ближе и ближе приближался к Вере.

 Из раскрытого рта показались страшные клыки…, и вот, над клубящимся дымом появились руки, увенчанные длинными, скрюченными пальцами с огромными когтями. Эти когти сжимались и разжимались, сжимались и разжимались, как тогда, у кошечки…

Сейчас увидит, сейчас увидит! - задрожала от страха Вера и, вскочив, побежала прочь от этого, горящего злобой, ищущего взгляда. Но бежать было трудно. Она чувствовала, что не успеет спрятаться за деревьями и тогда…

Колючие кусты цеплялись за одежду, вырывая клочьями, косы распустились, и волосы, запутавшись среди колючек, больно дёрнули голову назад, и остановили её сумасшедший бег.

Вот теперь всё, решила она! Не убежать! Теперь уж точно - всё! Она опустила голову, и перестала сопротивляться.

Меня поймали, с горечью подумала она. Зачем я только пошла к соседке, тёте Ганне? Зачем?

- Среди нас человек! – закричала ведьма, так громко, что заглушила все остальные звуки вокруг. - Смотрите, смотрите, вот она! - и показала пальцем на Веру.

Дым моментально рассеялся, ветер стих, только изредка, ворча, погромыхивал гром, да блистали молнии. Вся нечистая сила повернулась в сторону Веры, и видно было, они ждут только знака или приказа от ведьмы, чтобы броситься на неё и растерзать!

Вера закрыла глаза и прошептала: «Господи, помоги мне! Не дай, Господи, этой нечисти растерзать меня!»

 И вдруг всё утихло. Наступила такая тишина, что Вера даже подумала, не умерла ли она от страха?  

Она осторожно приоткрыла глаза и огляделась вокруг - ни каких ведьм, ни какой нечисти!

Я не умерла, растерзанная на шабаше, я  живая, воскликнула она!

Да, никаких ведьм и нечисти вокруг не было. Она лежала в своей комнате на диване, а через окно, наполняя пространство, заползали вечерние сумерки.

Стукнула входная дверь. Наверное, мама вернулась с работы, подумала Вера, но всё ещё находясь под впечатлением виденного кошмара, непроизвольно вздрогнула.

- Вера, ты не слышала, отчего это тётя Ганна решила дом продать? - Уж не собралась ли она куда-то уезжать? - спросила мать из прихожей.

- Нет, не слышала, - ответила Вера.

 А сама, словно освободившись от тяжёлой ноши, прошептала: «Вот и хорошо, что уезжает. Только ведьм нам не хватало в соседях».

 И счастливая улыбка легла на её лицо.

---<<<>>>---