Дорогой боли. Пролог

Ночь подкралась на кошачьих лапах,  надеясь застать запоздавшего путника врасплох. Если бы Тень не шла в горах уже пару недель, то ей пришлось бы ночевать под открытым небом. Да ей и приходилось, зачастую, именно так ночевать - котомка под головой, лук и колчан под рукой, и ладонь на рукояти меча. Но сегодня ей повезло, еще засветло, когда солнце только начало склоняться к зубцам дальней гряды, она увидела полузасыпанный зев не то норы, не то пещеры, на почти отвесном склоне скалы.

Чтоб добраться до нее ей потребовалось как раз те пара минут, за которые солнце закатилось за горы. Она отвалила груду камней, надежно прячущую вход от посторонних глаз, и юркнула в пещеру. Ей не пришлось долго вглядываться в темноту и прислушиваться, не затаился ли в глубине какой-то зверь. То, что в ней осталось от эльфа, верно подсказало, что в этой пещере нашли себе приют лишь пара старых летучих мышей, уже давно не способных дать потомства. Пол был устлан сухим мхом и непонятно, как попавшими сюда пожухлыми сухими листьями. За поворотом пещеры, как раз в том месте, где было удобно разводить костер, чтобы не задохнуться в дыму и одновременно не выдать себя сполохами огня, чьими-то заботливыми руками  сложены в кучку валежник вперемешку с хворостом. Тень шла уже больше месяца, сначала через пустыню, потом через горы и уже не помнила, когда в последний раз смогла найти достаточно топлива для костра. Сегодня же утром она подстрелила ворону, сухую и жилистую, но после месяца скитаний, эта птица показалась бы лакомством для любого. Костер разгорелся сразу, в сухом воздухе гор хворост не отсырел и разгорелся в момент, шипя и стреляя искрами. Скоро в пещере потянуло ощутимо дымком и запахом жареного мяса. Ужин был настоящим пиршеством - тушка вороны, запеченная на углях, тонкая лепешка эльфийского хлеба, и немного чудесного вина, которое Тень купила у торговца ценой найма, то есть, очень дорого. Вино было тоже эльфийское, сделанное специально для путников, его настаивали на редких травах, пара глотков снимало усталость и придавало сил.

  Ужин давно  съеден, последние два глотка оставлены на завтра,(жаль, что в дорожную флягу нельзя набрать весь бурдюк, но Тень все оттягивала время сна.  Сны давно стали  проклятьем, а сил не осталось, чтобы бороться с кошмарами из  прошлого, приходящими мучить ее каждую ночь. Тень поднесла руку к затухающему костру, пламя шаловливо лизнуло пальцы, но боли она не ощутила, Тень давно перестала чувствовать физическую боль. Эльфийка, потерявшая свой род, подарившая часть души избраннику и убившая другую часть своими руками, отреклась от своего имени и стала Тенью. Самым страшным наемником-асасином, учеником великого мастера, золотой гарротой, полу-эльфом, полу-человеком, на месте души которой была лишь пустота сожженного намертво леса, женщиной - тенью. Ей все таки придется уснуть, чтобы восстановить силы, и опять пережить все заново... Она еще понадеялась, что увидит первые сны - родной лес, где юные эльфы играли и пели, мать, собирающую цветы и травы, и танцующую у поминального костра нагой Танец Скорби по усопшим. (Так эльфийки отдавали последнюю дань своим погибшим мужьям.) Она согласна была увидеть ту ночь, когда отряд орков и горных троллей выследили их деревню и вырезали всех. Почувствовать заново боль, из-за прохождение в очень маленькие врата, открытые для нее матерью, свое сопротивление, когда раненая мать заталкивала ее в них. И истошный крик полу-вой, с которым она упала на опушке леса, и то, как она продиралась через подлесок, забыв призвать Силу, изорвав всю одежду и тело в клочья. Как она нашла уже утром свою деревню, точнее то, что от нее осталось. Хоронила тела  родных и друзей, с ужасом осознала чему подвергли захваченных женщин и ее младшую сестру... Она поняла, почему эльфийки вырывали свои сердца, открывая ценой крови врата, но только ее мать имела достаточно силы, чтобы успеть.

  Уже смыкая ресницы, Тень призвала всех эльфийских духов, прося, чтобы они дали ей хотя бы сон о ее первой битве, о страшном оскале первого убитого ею орка. Только бы не приснился опять он! Ее любовь, мужчина, которому она сама отдала половину своей силы. Ночь, в которую она стала женщиной, ночь после боя, когда она, легко раненая, долго искала по полю среди трупов тело того, без кого не могла жить. А найдя так обрадовалась, что он жив, просто впал в беспамятство от потери крови. Она отдала все оставшиеся силы, чтобы исцелить его, и под утро забылась, не имея сил даже пошевелится, а он проснулся, увидел рядом тело нагой эльфийки, (ведь девы леса могут колдовать только нагими), и овладел ею. Ей до сих пор было стыдно вспоминать свою радость. Безумная, она тогда еще не знала, что только у эльфов ночь любви считалась священной, она превращала двоих в одно. Эльфы менялись частями души и навеки оставались вместе. В девственных лесах дева могла лишь раз избрать мужа. Даже смерть любимого, не могла разорвать узы, связывающие их. А в то утро она сама заплела косы и стала мечтать о сыне, с глазами отца и силой полу-эльфа. Эллариоли, тогда она еще называлась этим именем - дающая надежду, подарила мужу половину своей силы и была горда своим даром. Она старалась угодить своему господину днем и ночью. Сама охотилась и держала в чистоте их маленький домик, увитый виноградом. Вино как раз должно было созреть к рождению их сына. Тени снова приснилось то утро, когда она проснулась одна, как ждала мужа, отгоняя страх и беспокойство. Как потом пол года искала его, зажимая живот легкой кольчугой. Трудно было наняться охранником в ее положении, и ей приходилось браться за любую работу. А потом она его нашла, потолстевшего с отросшим брюшком, с женой тоже беременной, толстой и сисястой теткой, которую он взял вместе с прыщавым сынком и большим трактиром у дороги. Тень заворочалась во сне, опять переживая ту ночь, когда она бесшумно подошла к хозяйской кровати, а он проснулся, звериным чутьем почуяв опасность. Они бесшумно вышли из дома, но муж почему то взял не меч, а кошель с деньгами. Эллариоли дала ему свой запасной меч, а кошель брезгливо отбросила носком сапога. А потом она вытянула за косы визжащую бабу, заставив ее смотреть на горящий дом. Толстуха выла и все рвалась тушить пожар, спасать добро, а не к телу истекающего кровью мужчины.

  Глаза у их сына были карие с золотыми крапинками, таких глаз у эльфов не бывает, а волосы темные, как у нее, это все, что она успела разглядеть, кутая крохотное тельце в дорогой плащ асасинов и оставляя младенца на запачканных кровью тюках, в повозке приютившего ее торговца, где она и родила беззвучно в ночи. Она ушла под утро, не оставив следов. И ее не заботило, что случится с плодом ее позора. Караван был большой, кто-то сжалится и вырастит мальчишку слугой, рабом или, если смилуются духи, как сына.

  Эльфийские духи не услышали ее.  И Тень снова оказалась посреди дикого поля, роя могилу в смерзшейся земле. К тому времени Эллариоли отчаялась найти покой. Все, что было доброго и светлого в ней умерло в ту ночь, когда она убила своего неверного мужа. Ее даже не утешала мысль о том, что в его взгляде в последний момент появилось понимание и восхищение. Ей понадобился всего один выпад, один удар, чтобы выбить его меч из руки и проткнуть острием грудь. Тогда она считала, что была права, что иначе просто не могла поступить, как и в то утро, когда она оставляла ребенка на милость богов. Но почему же так дико ныло сердце? И даже в момент боя она слышала крик младенца. А ночью ей снилось лицо в сполохах огня, его лицо, лицо любимого. Земля не хотела поддаваться, да и рыть мечом было неудобно, она ковыряла смерзшуюся землю и вычерпывала руками. Ногти обломались и кровоточили, но она не чувствовала боли. Для эльфа имя - это часть души, оно, как сундучок, тщательно хранило его сущность. Эллариоли значит - дева, дарящая надежду, как можно убить себя? Эльф не мог покончить с собой, упав на меч, сила его не позволила, оттолкнула бы тело, дрогнула бы рука. Эльф не мог отравить себя, сила вытолкнула бы яд сразу. Обо всем этом Эллариоли узнала после попыток прекратить свои муки. И она решилась убить в себе свою сущность. Тогда сила должна была покинуть ее. Ибо Дар эльфов никогда не был с проклятыми. Эльфийская дева, рыла могилу самой себе. Потом она призвала силу. В последний раз она подчинилась ей и пришла вся, в тот момент Эллариоли воспарила, ей показалось, что  пришла  даже та часть, которую она отдала в обмен на предательство. Она содрогалась всем телом, удерживая ее до конца колдовства. Впервые сила противилась ей, мука была невероятной, из каждой поры проступила кровь. Но она смогла ее удержать и получить желаемое. Когда ее глаза смогли обрести ясность, на другой стороне могилы стояли две девы, каждая из них была похожа на нее, как сестры-близнецы. "Наверно, что- то пошло не так"-, подумала эльфа,-" должна была быть одна. Но я справлюсь."
-Кто ты?- властно обратилась она к другой.
-Мечта,- тихо донеслось из ниоткуда, словно дунуло ветром.
Значит ее сущностью была не одна надежда, поняла Эллариоли, но это уже не важно.
Она похоронила их обоих живьем и до самой ночи сидела рядом с могилой, рубя холодной сталью живые руки, которые пытались отрыть дорогу к свету. И каждый раз, погружая меч в трепещущую плоть, дева чувствовала страшную боль, словно это ее руки рубили, превращая в кровавое месиво.

   В тот день, она последний раз могла испытывать боль и страх и жалеть о содеянном. Могла страдать, и плакать и просто жить и быть Эллариоли. После всего сотворенного ею, она смогла быть только Тенью. Уже не эльфийкой и в большей мере не человеком, чем камень. Существом без души и силы. Если бы она знала, что ее ждет, быть может она бы все сделала не так. Если бы она ведала, как длинна ее дорога боли, наверно, она бы попыталась все изменить. Но путь ее был не пройден. И только ей предстояло дойти до конца и найти ответы.

  Ранним утром, когда солнце еще только подумывало взойти из-за горизонта и согреть озябшие горы, Тень проснулась. Непостижимым образом она знала, что к вечеру доберется к цели. Кто и что вело ее и хранило, она не знала и не смогла бы узнать, ведь эльфийские духи отреклись от нее вместе с силой. Тень заплела спутавшиеся косы и спрятала их под кожаный шлем, собрала в котомку остатки ужина и проверила тетиву лука. Сегодня до ночи она дойдет. И только тот, кто вел ее все эти дни знает, чем окончится ее путь, и будет ли конец когда -нибудь этой дороге боли.