Анна Федоровна,
женщина глубоко верующая и
богобоязненная, невзлюбила племянницу
по линии мужа Аманду с первого взгляда. Во-первых, за черный цвет
кожи и розовые ладошки. Во-вторых, за
кошачьи повадки и мурлыкающий голосок.
Также Анне
Федоровне не нравились полные негритянские губы Аманды, ее вызывающе
короткие юбки и полное отсутствие нижнего белья.
- Твоя сестра,
Игнатий, шлюха, прости господи,
гулена и развратница, - выговаривала Анна мужу в первый же день появления чернокожей красавицы в их деревенском доме. –
Согрешить с басурманином – двойной грех.
А имя-то какое твоя Кларка дала
этой негритоске срамное, перед соседями стыдно. Баба Парашка так и сказала мне: «Какое имя – така
и девка, тьфу на нее».
- Анюта, брось. Бабка
глухая, как пень, не расслышала.
- Не скажи, она
слышит даже то, что я подумать не успеваю. И чего Кларка через семнадцать лет про нас
вспомнила? Чего из города эту страхолюдину
на нас наслала?
- Какая ни есть, а она родня! Ничего, что черная, зато гуторит по
городскому почище нас. Каникулы у нее в
институте, никогда в деревне не была, вот и приехала посмотреть, заодно и
породниться.
- Роднись, роднись, мне куска хлеба не жалко, да только меня
не заставляй с этой нехристью ручкаться, не дай бог заразная она. Я слышала все
болезни срамные от негритосов пошли.
- Какие болезни? Окстись, Анюта! Дитё ведь она еще неразумное. Ладно, сам ее деревенской жизни обучу. Она ведь в своем городе лошади живой не видела, не говоря уж про овец
с козами.
- Вот, вот. Этой козе
только таких козлов, как ты и не хватает.
Уже на следующий
день зоркая Анна вспомнила это свое пророчество, когда муж за
обедом уронил под стол ложку. Она краем
глаза заметила, как тут же раздвинулись колени племянницы.
А уж когда Аманда
вызвалась помыть полы на веранде, где Игнатий в кресле читал газету, терпению
Анны пришел конец. Девица нагибалась
так, что юбка сползла на талию. Верная
супруга вырвала мокрую тряпку и еле сдержалась, чтобы не отхлестать чернокожую
развратницу. Игнатий даже глазом не
повел, делая вид, что увлечен последними новостями.
С этого случая Аманда стала непроходящей головной болью ревнивой супруги. Нет, Анна не была ханжой, не ограничивала мужа в исполнении супружеских
обязанностей, как принято у немецких
бюргеров, которые расписывают любовные утехи
по дням, не более раза в неделю.
Но христианские заповеди блюла строго.
Половую
тряпку Анна теперь запирала в кладовке
под замок. А за мужем, который
усердно обучал Аманду деревенским премудростям, установила наблюдение.
Отлучалась из дома только в случае крайней надобности.
В выходной, как
всегда, она до обеда торговала на базаре в соседнем дачном
поселке излишками молока и разной деревенской снедью. Вернувшись, ни мужа, ни племянницы в доме не
застала. В летней кухне их тоже не
было. И только из сарая доносились
негромкие голоса и мурлыкающий смех Аманды.
В голову Анны
мгновенно полезли сцены измены мужа с этой голозадой срамницей. Ее просто
затрясло, когда она разобрала негромкие слова мужа.
- Амочка, ну, давай смелее, что ты смущаешься? Сначала смажь
кремом. Да, вот так. Хорошо. Бери его
не двумя пальчиками, а всей ладонью.
- Вот так? – раздалось противное хихиканье негритоски.
- Нет, держи его как
ложку – крепко и нежно, поняла?
- Вот так?
- Не жми так сильно, Амочка, нежнее, нежнее. Отлично,
умница, молодец. Еще, еще раз.
Уже Амочка? Быстро же они снюхались, кобель с сучкой!
Анна представила, что сейчас твориться за дверью сарая и ей стало плохо. Брать руками? Такого она не позволяла себе с
мужем ни разу за всю супружескую жизнь. Ах, развратники! Да что же это они там себе позволяют?
Потрясенная женщина
кинулась искать хоть маленькую щелку в двери. Но, нет. А ей очень хотелось увидеть хоть одним
глазком творимое в сарае богомерзкое
действо.
- А так правильно?
- Да, хорошо, хорошо. Давай, сильнее работай пальчиками, и
двигай, двигай! – довольный голос мужа
привел потрясенную супругу в ступор.
Господи, ему
нравится! Анна вспомнила слова его
распутной сестры, согрешившей с негром:
- А я тебе говорю, мужики ищут на стороне только то, что не
могут получить дома.
Вот оно! Вот он и нашел утешение в лице распутной
девки. Нет, этого она ему не простит. А
девку сегодня же вон со двора.
В сарае опять
послышалась возня и приглушенный смех.
- А если не получается, тогда как надо? – хихикнула
Аманда.
- Тогда надо сделать легкий массаж пальцами, а лучше – пососать.
Анна Фелоровна
содрогнулась от этих слов. Неужели они и
на это пойдут?
- Как, прямо ртом?
- Ну, конечно, а чем же еще?
Осторожно бери губками и соси. Ну, попробуй.
Этого бедная
супруга перенести не могла и в
бессильной ярости прижалась к двери
сарая.
- Так?
- Хорошо, только не чмокай, а сильнее работай губами. До тех
пор, пока не брызнет.
- А когда брызнет, глотать надо или можно выплюнуть?
От этих слов у Анны
потемнело в глазах, и она всем телом
навалилась на дверь. Хлипкий крючок не
выдержал, и яркий поток света
хлынул внутрь сарая.
Ошеломленная супруга
смотрела на испуганную девушку,
сидевшую на низкой скамеечке, на стоящего рядом с ней мужа, на зажатый в руке Аманды белый сосок от коровьего вымени, на розовый язычок, слизывающий с пухлых губ
капельки молока, на изумленные выпученные глаза Милки, жующей
клок сена и на полное ведро молока под коровой.