Петербургское наследие пермского миллионера

 Столица Российской империи и миллионер Мешков, почетный гражданин индустриальной Перми – столицы северного Урала…  О каком наследии и какой связи может идти речь? В Перми имя Мешкова известно каждому, в современном Санкт-Петербурге – пожалуй, только историкам.

Есть две причины, побудившие меня, коренного петербуржца, обратиться к личности этого выдающегося пермского предпринимателя и даже опубликовать эту статью в Интернете.

Первая и, возможно, основная причина заключается в том, что мое далекое довоенное детство проходило в материальном мире, созданном Николаем Васильевичем Мешковым, среди его вещей, в обстановке добрых и уважительных воспоминаний о нем моего отца, погибшего в начале Великой отечественной войны под Ленинградом, и моей матери, сумевшей сохранить для меня эту память.

Николай Васильевич состоял в гражданском браке с матерью моего отца (моей родной бабушкой) Марией Ивановной Морозовой. Будучи человеком исключительно щедрым и широким, он, несмотря на свою занятость, огромное внимание уделял обучению и воспитанию сына Марии Ивановны. Среди писем отца у меня сохранилась открытка, полученная им в детстве от Николая Васильевича. Благодаря Мешкову отец поступил в самое престижное для того времени, прогрессивное и дорогое коммерческое Тенишевское училище с блестящим преподавательским составом. Достаточно сказать, что практически одновременно с отцом там учился сын сенатора, а впоследствии прославленный писатель В. Набоков, несколько ранее из этого училища выпустились О. Э. Мандельштам, В. М Жирковский. В этом, может быть, не столь значительном эпизоде проявились очень характерные для Николая Васильевича черты – огромная тяга к культуре и стремление решить любую стоящую перед ним задачу оптимальным образом.

В Петербурге у Н. В. Мешкова и М. И. Морозовой была большая, дорого обставленная квартира в престижном Виленском переулке (в советское время – ул. Красной Связи) дом 6, кв. 8. Младшая сестра Марии Ивановны и сын Юрий называли Николая Васильевича «дядя Коля». Мешков часто бывал в Петербурге по коммерческим и издательским делам, а Мария Ивановна с сыном подолгу гостила в Перми.

Для воспитания сына Марии Ивановны Юры Морозова задолго до его поступления в Тенишевское училище Мешков нанял бонну – шведку, владевшую немецким языком. Заботясь о здоровье пасынка он регулярно отправлял его на европейские лыжные курорты. В результате всех этх усилий мой отец вырос высококультурным и физически здоровым человеком, он в совершенстве владел немецким и французским языками, прекрасно знал литературу.

Я рос в другое время и в совершенно других условиях. Но память о Мешкове, чувство благодарности к нему сохранилось во мне навсегда. Хотелось бы передать это чувство и моим внукам.

Огромные заслуги Мешкова перед Пермским краем, Уралом и всей Россией хорошо известны и их невозможно переоценить. Даже первое знакомство с его биографией поражает исключительным своеобразием его натуры, необыкновенной широтой его интересов, в круг которых входили и транспорт, и просвещение, и издательство, и политика, и освоение природных ресурсов северного края. Его имя гремело в Волжско-Камском бассейне, его хорошо знали в Москве, Петербурге, на Урале и в Сибири. Векселя, подписанные им, принимались любым банком. Его состояние в 1916 г. оценивалось в 16 миллионов рублей. Ему принадлежали 27 почтово-пассажирских и 19 грузовых пароходов, сотни барж, около 60 больших дебаркадеров, многочисленные склады, которые обслуживали несколько тысяч рабочих.

До тонкости зная свое дело, он очень быстро ориентировался в меняющейся обстановке и постоянно опережал конкурентов, изыскивая новые способы транспортировки грузов и обслуживания пассажиров. Так, он первым открыл специальные маршруты для мелкосидящих товаро-пассажирских судов к труднодоступным населенным пунктам. Первым же перевел свой флот на мазут вместо дров и угля. Естественно, он имел самую низкую себестоимость перевозок и высшую производительность труда. Его персонал был наиболее высокооплачиваемым.

Главная контора пароходства Н. В. Мешкова сначала находилась в Петербурге, затем он перевел ее в Москву. Его пароходству принадлежали также пристани и конторы в Самаре, Саратове, Царицыне, Астрахани, Нижнем Новгороде, Уфе и многих других портах.

Велика заслуга Мешкова и в организации в Перми первого высшего учебного заведения на Урале – Пермского государственного университета. В 1991 г.решением Пермского горсовета память Николая Васильевича как одного из инициаторов и организаторов университета увековечена мемориальной доской. Мешков передал городу для университета три больших здания, построенных им незадолго до начала первой мировой войны для неимущих водников, и 500 тысяч рублей.

Существует множество публикаций, широко и интересно, освещающих разностороннюю деятельность Николая Васильевича. Вместе с тем, в его богатой событиями биографии немало еще белых пятен. Имеются и отдельные ошибки, допущенные авторами по небрежности или из конъюнктурных соображений. Он жил на рубеже XIX и XX веков. Уходит уже третье поколение, оставшееся после него. Любой дополнительный фактологический материал, касающийся трудной и интересной жизни этого выдающегося человека, полезен для истории. Это я и считаю своим долгом.

Горький, Мешков и русская журналистика

А.М. Горький хорошо знал Мешкова и нередко упоминал о нем и в своих художественных произведениях («Жизнь Клима Самгина», «Бугров»), в статьях, и в письмах.

Из переписки Горького известно, что его знакомство с Мешковым связано с издательскими делами. В 1900 г. Горький вошел в известное книгоиздательское товарищество «Знание», которое приобрело известность как наиболее прогрессивное издательство, ориентирующееся на широкие демократические круги читателей.

В 1911 г. Горький задумал организацию нового книжного издательства. Он написал своему другу инженеру Тихонову: «Из товарищей, кого бы можно пригласить, мы имеем в виду Сытина, Мешкова, Ладыжникова и рассчитываем, что найдутся еще другие. Я мог бы с Мешковым переговорить об этом деле во всякое время».

Совместные издательские интересы Горького и Мешкова подтверждаются и позднее, когда Горький в 1913 г. намеревается купить журнал «Современный мир», издаваемый Иорданским. В переписке Горького по поводу покупки опять встречается имя Мешкова.

В т.79 Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого опубликовано письмо писателя Мешкову от 25 февраля 1909 года:

«Николай Васильевич! Очень благодарен Вам за присылку книг.   Получил их и пользуюсь ими. Как бы рад был, если бы достало сил и умения воспользоваться ими , как хотелось бы. Уважающий Вас Лев Толстой.»

В архиве Петроградского градоначальника писатель Р. И. Рабинович обнаружил прошение, поданное Н. В. Мешковым на имя градоначальника князя Оболенского, где Мешков пишет:

«Имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство выдать мне разрешение на продолжение книжной торговли из книжного склада, приобретенного мной от петроградской мещанки Марии Ивановны Морозовой и содержать таковой склад под ответственностью прежнего лица, дворянина Н. П. Ложкина»

Сейчас трудно сказать, почему Мешков в прошении ссылается на покупку склада у «петроградской мещанки Марии Ивановны Морозовой», с которой он состоял в гражданском браке и проживал вместе с ней и ее сыном Юрием Морозовым на Бассейной улице. К тому же, Мария Ивановна не имела тогда своей недвижимости и средств для создания собственного предприятия. По-видимому, она просто играла роль подставного лица по каким-то соображениям Мешкова. Николай Васильевич подписал свое прошение как почетный гражданин Перми и коммерции советник.

Наиболее важным для судьбы прошения оказалось сообщение охранного отделения. В нем, в частности, говорилось: «по совершенно секретным сведениям отделения, относящимся к 1911 году, от Мешкова РСДРП ожидала получить 300 р в виде пожертвования на издание партийной газеты.»

Через месяц после получения канцелярией этих документов Мешков получил от градоначальника категорический отказ на свое прошение…

Персидская курильница

Николай Васильевич Мешков испытывал огромную тягу к предметам материальной культуры. У него не было достаточно времени для систематического коллекционирования, тем не менее, после его окончательного отъезда в Москву в 1918 году и неоднократных переездов моего отца, сохранившего все, что оставил Мешков, в середине 30-х годов в нашем доме на Петроградской стороне оставались и коллекционная мебель, и предметы искусства, и раритетные документы.

Жестокие 30-е годы, война и Ленинградская блокада причинили огромный урон всему, что собрал Николай Васильевич и берег мой отец.

Первый удар был нанесен в 1935 году после гибели С. М. Кирова в декабре 1934 г. Его смерть стала поводом для волны репрессий, причем, прежде всего пострадали оставшиеся в Ленинграде представители бывших эксплуататорских классов, к которым тогдашний глава НКВД Генрих Ягода относил и ленинградскую интеллигенцию. Мой отец Юрий Романович Морозов работал в это время в отделе  массовой политико-культурной и просветительной работы Ленсовета (сокращенно - массовом отделе). Отца арестовали в начале 1935 г. на работе в Смольном.

Отчетливо, несмотря на свой малый возраст помню продолжительный обыск, проведенный сотрудниками НКВД в нашей квартире на Сытнинской улице. Интересовались, главным образом, документами (это уже по рассказам матери). Впрчем, я и сам помню. как появившиеся в доме "военные" олсматривали ящики "мешковского" бюро, осматривали и прощупывали старинные вазы и другие емкости. Именно тогда были изъяты и бесследно исчезли собранные Мешковым исторические документы, в том числе несколько автографов писм Наполеона и Александра I.

Отца и других работников массового отдела Ленсовета обвиняли в подготовке покушения на руководителей города ("растрельная" статья!). Дело в том, что один из работников хранил запасы пиротехники для массовых праздников под трибуной на площади Урицкого (ныне - Дворцовой), где стояли руководители города во время демонстраций\ Никакого террористического умысла не было, он руководствовался только какими-то корыстными побуждениями, в чем и признался, но,тем не менее, был расстрелян. Отца за халатное отношение к обязанностям приговорили к лишению свободы. И тут снова помог Мешков!!!  Когда-то давно в Пермь по своим партийным делам приезжала Лидия Александровна Фотиева, впоследствии секретарь Ленина. Она подружилась с сестрой Мешкова Н.В. Батюшковой и, будучи выпускницей Московской коесерватории, давала уроки музыки маленькому Юре Морозову. В 30-е годы Фотиева пользовалась большим авторитетом в высших эшелонах власти. Она и вызволила через некоторое время отца из заключения - фактически спасла.

После ареста отца моя мать, Рязанцева Евгения Александровна, оказалась в сложном материальном положении. У нее на руках остались старики родители с нищенской пенсией и двое малолетних детей. Пришлось продать ряд вещей из коллекции Мешкова. В то время Эрмитаж готовился к III Международному конгрессу по иранскому искусству. Директор Эрмитажа академик И. А. Орбели развивал в музее это направление. Академик сам приехал в нашу квартиру. Я хорошо его помню - на детское воображение произвела неизгладимое впечатление его великолепная борода и трепетное отношение к бронзовой курильнице - "петуху", который так мне мешал играть.

Совсем недавно я связался с хранителем музея  иранистом А. А. Ивановым. Он сообщил, что персидская бронзовая курильница X века в форме петуха, находящаяся на постоянной экспозиции, была приобретена в 1935 г. у Рязанцевой Е. А. Таким образом, хотькакая-то часть наследия Николая Васильевича надежно сохранилась. К сожалению, у меня нет фотографии курильницы, но существует советская почтовая марка того времени, посвященная Иранскому конгрессу. В центре композиции художник поместил серебряное блюдо эпохи сасанидов (тоже из эрмитажной коллекциии) с Шапуром II, охотящимся на льва, а  внизу по бокам два наших "петуха". Я был слишком мал и не все запомнил, но может быть, что и это блюдо Эрмитаж приобрел у нас.

Что-то из вещей Николая Васильевича, возможно, пришлось продать в Торгсин - была такая сеть специализированных магазинов, где за валюту, золото и драгоценности покупатель мог приобрести дефицитные товары. А дефицитом в те годы было очень многое - начиная от шуб и валенок и кончая крупами и сахаром.

Добавлю, что ценная мебель стиля ампир, оставшаяся от Николая Васильевича, пропала в блокаду, Мы не выезжали в эвакуацию и оставались в городе все 900 дней, так как дедушка был слишком слаб, а от отца с сентября 41 г. не было вестей. Голодной зимой 1942 г. квыртира вымерзала, мне приходилось топить ее мебелью и книгами.

Купринский стол 

К петербургскому наследию Н. В. Мешкова следует отнести из наменитый стол А. И. Куприна, точнее ольховую столешницу с автографами писателей, которые он собирал. Позднее она получила в литературе название "деревянный альбом". Я помню эту столешницу с раннего детства. Позже, когда я стал взрослым, моя мать рассказывала мне, что столешница была отдана в Пушкинский дом и ее можно увидеть в фонде Куприна Литературного музея.

На мой запрос о купринской столешнице хранитель памятных вещей музея Л. Е. Мисайлиди сообщила, что она поступила в 1937 г. вместе с материалами М. Горького. Я не буду утомлять читателя рассказами о своих продолжительных поисках. Мне пришлось поднимать материалы пистеля Чуковского, коллекционера Фидлера, библиофила А. Е. Бурцева, литературоведа И. Л. Андронникова...

Я пришел к выводу, что в нашу семью купринская столешница могла попасть только через Николая Васильевича Мешкова во время его активной издательской деятельности.

Должен добавить, что в декабре 1937 г., когда Куприн после эмиграции приехал в Ленинград, отец ездил встречать его на вокзал. Возможно, он искал случая сообщить ему о столешнице. По-видимому, это не удалось - по словам отца, тяжело больной Куприн был в удручающем состоянии.

Именно в эти годы мои родители (по рассказу матери) и передали столешницу в Пушкинский Дом. Времена были тяжелые и родители не хотели ссылаться на миллионера Мешкова. Вероятно, именно поэтому столешница и зарегистрирована как "доска от стола редакции сборников товарищества "Знание", без указания на истинный источник.

Мешков и "петроградская мещанка" Морозова 

Именно так назвал Николай Васильевич Марию Ивановну Морозову в своем прошении петроградскому градоначальнику. Попытаемся разобраться в том, каким образом могли познакомиться петроградская мещанка и пермский миллионер.

Профессор В. Л. Семенов пишет: "Мешков в начале XX века уделяет значительное внимание контактам с политическими партиями левого толка, которые действовали нелегально.  ....Сочувствие Мешкова лидерам партии социалистов-революционеров (эсеров) привело к тому, что они заинтересовались этим фактом. Дрогу сюда проложил  Н. К. Михайловский. Эсеры считали его основоположником своей партии."

Можно с уверенностью сказать, что Мешков революционером не был. Но он понимал, что самодержавие мешало деловым кругам России, задерживало экономическое развитие страны.

Летом 1901 г. в Перми состоялся учительский съезд. Для проведения съезда Мешков предоставил свой дом на Набережной улице. По-видимому, именно в это время и познакомились Николай Васильевич и Мария Ивановна. Дело в том, что по рассказам родителей она являлась активной участницей движения "Народная  Воля". Существует даже семейная легенда, согласно которой моя бабушка (тогда совсем молодая) пронесла в дамской муфте бомбу при одном из покушений народовольцев. Вероятно, что она участвовала в поездке в Пермь группы видных эсеров.

О политической ориентации Марии Ивановны Морозовой можно косвенно судить и по тому, что она, вероятно, была родственницей знаменитого Николая Ивановича Морозова ("шлиссельбуржца"). Во всяком случае я помню, что отец встречался с ним в 30-е годы. К сожалению мне пока не удалось найти в архивных фондах документы, подтверждающие родственные связи Марии Ивановны и Николая Александровича Морозова.

Что же касется приезда Марии Ивановны в Пермь в 1903 году, то у меня сохранилисьее письма своему сыну Юре Морозову в Петербург из Перми. Если какому-нибудь будущему любознательному историку захочется их посмотреть, то он сможет найти все у моего сына Морозова Юрия Александровича (Санкт-Петербург, e-mail uam5691@mail.ru.

В Самару (на кумыс) моя бабушка и Николай Васильевич уехали уже вместе. Они жили там в гостиннице Аннаева, владельца винного завода, кумысолечебницы и гостинницы. Аннаев был хорошо известен в Поволжье своей меценатской и общественной деятельностью. В этом он был сродни Мешкову и они, безусловно, были хорошо знакомы.

Так родился этот гражданский брак пермского миллионера и "петроградской мещанки". 

А. Морозов