Мишуков и его окрестности

Мишуков и его окрестности 

Учился я неплохо и, получив "красный" диплом по окончании Гидрографического факультета ВВМУ им. Фрунзе, имел право выбора места прохождения офицерской службы. Выбрал Северную гидрографическую экспедицию (СГЭ) - оно и не так далеко от Питера (не Тихий океан!), и денег побольше, чем на Балтике. Однако судьба-индейка и злыдни-начальники решили иначе: в СГЭ отправили не меня, а моего друга Виктора Рыбина, сына Георгия Николаевича Рыбина - очень заслуженного гидрографа и замечательного человека, преподававшего у нас топографию.

Отправили также в СГЭ и моего "недруга" (командира отделения) Лешу Курганского, у которого нашлись какие-то связи и причины.

А меня удовлетворили "наполовину", отправив на север, но на знаменитый мыс Мишуков, находящийся на берегу Кольского залива напротив поселка Роста, где располагался Гидрографический отдел Северного флота (начальник -  отличный моряк и очень хороший человек контр-адмирал Н. В, Скосырев). На Мишукове тогда располагался Кольский район гидрографической службы (КРГС), куда из нашей роты был направлен Юра Сысоев, с которым мы позже регулярно встречались на годовщинах выпуска.

  Я же получил назначение в 57 отдельную радиодальномерную гидрографическую партию (57 ОРДГП) к Федору Агафоновичу Комарову с радионавигационной системой "Координатор".

На Мишукове кроме 57-й базировалось несколько маневренных партий: 54-я ОРДГП (РНС "Координатор", командир кап. л-т В. Борисов), две ОРДГП с РНС "Рым), маневренная гидрографическая партия (командир В. Егоров), манипуляторная партия (командир В. Уваров). Старшим над всеми был В. Егоров ("Сева"). Впоследствии все эти партии объединили в 5-й Отдельный маневренный дивизион гидрографического обеспечения под командой кап II ранга С. А. Сухондяевского. Еще там был дивизион разнокалиберных гидрографических судов, стоявших у главного и санитарного причалов.

Конечно, на Мишукове было много молодых офицеров и,конечно, не хватало жилья. А когда  в России хватало бесплатного жилья военным? И при царе-батюшке с этим было плохо. И при советской распределительной системе. И в наше благословенное время (не слушайте ящик - все очень непросто, а г-ну Эрнсту и его сотрудникам ведь тоже хочется иметь свой кусочек хлеба с маслом).  Неженатая молодежь на Мишукове жила в страшном общежитии и боролась за переселение в более приличные условия - в сборно-щитовой ("сборно-щелевой") финский домик, которые в начале 50-х только начали там строиться.

Мой однокашник Юра Коваленко попал в партию к В. Егорову, но познакомился и подружился с замесителем командира нашей партии по технической части Н. Н. Подорожняком и стал тоже, как мы называли, шлюсарем (от немецкого "шлюс, шлюссер" - ключ, слесарь). Мы с ним встречаемся ежегодно в октябре в годовщину нашего выпуска. Среди офицеров-мишуковцев хорошо помню умного Гришу Акулова. Позже он одновременно со мной учился в Академии (на разных кафедрах). Гриша много плавал, сейчас живет в Петербурге, а летом он холит свою дачу на Ояти.

Володя Ермаков (тоже шлюссер) давно умер, как и симпатичный Юра Медянник ("перс"). Беларус Сережа Василенок, который никогда не мог произнести "тряпочка" (только трапочка) перевелся с Севера в Калининград, где я у него был, когда позже, уже в ВЭЧЕ организовывал морские испытания навигационного комплекса.

Я мало бывал на Мишукове, особенно летом, больше - в его окрестностях, зачастую очень дальних. Наша партия занималась навигационно-гидрографическим обеспечением задач флота, требующих высокой (100-150 м) точности координирования. Это морской промер, корабельные стрельбы по берегу, определение маневренных элементов надводных кораблей и подводных лодок и послевоенное боевое траление. Начну с последнего.

Послевоенное боевое траление

Во время Великой отечественной войны немецкие подводные лодки довольно далеко проникали в наше Заполярье и ставили там донные магнитные мины многократного действия. Они доходили, во всяком случае, до Обской губы и Енисейского залива. После войны были найдены документы об этих минных постановках. Штабы нарезали соответствующие полигоны (с большим запасом на погрешности счисления в подводном положении!), подлежащие боевому тралению. Протраливание должно было делаться десятикратным (т. е. магнитное поле трала, имитирующее поле корабля, должно пройти над миной 10 раз) .

В составе Северного флота тогда имелись только базовые тральщики проектов 254 и 254м, с ограниченной автономностью и дальностью плавания, предназначенные для траления в районе Главной базы флота - Сеть-Наволок, Цып-Наволок, Кильдин, Териберка. Для плавания к Енисею и Оби их автономности не хватало. Поэтому приходилось экономить на продуктах (ели консервы и отварную сушеную картошку) и на питьевой воде (пили солоноватую воду из Обской губы и Енисейского залива). Серьезной проблемой была и высадка на шлюпках на необорудованный берег в серьезный накат людей, топлива, бензоэлектрических агрегатов, топлива, тяжелых щелочных аккумуляторов, техники береговых станций, палаток, продовольствия. Офицеры после подъема антенн РНС и отладки работы береговых станций возвращались на головной тральщик вести координирование траления. Эта работа велась на заранее кропотливо заготовленных на Мишукове планшетах с гиперболическими сетками.

Позиционирование с помощью РНС "Координатор" в полярный день имело большие преимущества по  сравению с Балтикой и Черным морем - система работала без сбоев т. е. траление можно было вести непрерывно, что хорошо поощрялось дополнительным отпуском и денежными надбавками. 

Тральщики дивизиона выстраивались в строй уступа, выпускали тралы и подавали в них ток, штурман флагманского тральщика уходил спать, рулевой поступал в распоряжение вахтенного гидрографа, ведущего прокладку на плашете. И начиналось: "На румбе?" "115 градусов" "Так держать!" "Лево пять по компасу!" "Право не ходить!" и т. д. Теперь главное - не наделать дырок на протраленной полосе и не елозить лишнего по протраленному. Надо сказать, что прокладка по сетке очень утомительна для глаз - приходилось все время пользоваться масштабной линейкой. Мы быстро слепли, я рано начал носить очки...

При перебазировании в новый район траления мы старарались посещать на шлюпках овеянные довоенной романтикой ненецкие становища - Амдерму, Диксон... 

Определение маневренных элементов кораблей и обеспечение береговых стрельб носили эпизодический характер, и я их пропущу, а на морском промере надо остановиться отдельно. Морской промер на судах дивизиона гидрографических судов (ГиСу) выполняли специалисты СГЭ. Мне особенно заполнился из них Виктор Фридрихович Викман - выходец из Эстонии. Он, обнаружив ошибку молодого офицера и слушая его оправдания, бывало, говаривал своим въедливым голосом: "нет, лейтенант не может ошибиться, ошибиться может таблица, арифмометр, радионавигационная система, но не лейтенант!"

Среди ГиСу разношертной постройки того времени чаще всего приходилось работать на бывшем польском сухогрузе "Маяк", наспех переделанном в гидрографическое судно (беднсть наша советская 50-х годов!), и бывшем немецком логгере "Буйреп".

На "Маяке" были две особенно запомнившееся колоритные фигуры - спокойный и немного ленивый стармех Миша Мигдалович и командир Яков Иванович Кокотов. Миша обеспечивал меня душем (вечная проблема с баней на Мишукове, а у Миши на судне всегда был приличный запас воды). Кроме того, он составлял пульку (хорошо играл в преферанс) и наливал спирт. Яков Иванович, коренной помор, был человек своеобразный. Он всем блюдам предпочитал отварную соленую треску с запашком. Ему даже готовили на камбузе отдельно от всех и подавали в кают-компании персонально.

Помню такой случай. При сильном ветре Яков Иванович пытается пришвартоваться к Санитарному причалу Мишукова.  Реверс за реверсом, на мостике напряженка...Вдруг по переговорной трубе из машины раздается спокойный голос Мигдаловича: "Яков Иванович, заднего хода, между прочим, больше не будет - воздух кончился..." На мостике шок. Слава богу, навала не произошло, вывернулись. И еще - Кокотов органически не выносил запаха чеснока. Зайдешь к нему на порог каюты после закуски, он просто впадает в истерику и машет руками.

Зимой мы занимались камеральной обработкой летних матеоиалов, готовили планшеты для новых районов траления, ремонтировали технику. После того, как я получил комнатенку в сборно-щитовом домике, ко мне зимой из Ленинграда стала приезжать мама. Надо сказать, что женщинам на Мишукове приходилось несладко: все удобства, как говорится, "во дворе", печное отопление, водопровода нет. За водой по сопкам и скалам ходили в обеденный перерыв офицеры (если не в море), а в их отсутствие женщины. О газе тогда и не слышали, а варили либо на плите, либо на керогазе. В ветренную погоду сквозь щели в полу в комнаты набивался снег. Все женщины болели...

Бывало прибредали на Мишуков отбившиеся от стада саамские олени. Один такой торчал у нашего домика несколько дней. Летом иногда на санях с оленьей упряжкой приезжали кочующие по Кольскому полуострову саами.

 После Комарова начальником нашей партии стал Евгений Алексеевич Тучкин. Он был старше меня всего на пять лет, и мы, можно сказать, подружились. Во всяком случае, мы долгое время встречались в отпуске в Ленинграде. У Тучкина была интеллигентная жена Ксения (дочь новгородского художника) и немного странная маленькая дочь Леночка. Была в этой Леночке заложена какая-то порочность. Она вечно пропадала из дома, находили родители ее в обществе наших матросов. Ее почему-то с детства тянуло к молодым взрослым мужчинам. Конечно, излишне мягкие родители что-то упустили в ее воспитании. Лена рано завела ребенка, Евгений Алексеевич, чтобы помочь дочери, его усыновил. Парень вырос тоже, кажется, непутевым. Тучкин перевелся с Севера преподавателем в училище Фрунзе, но оттуда его выжили (я знаю, кто) в калининградское училище. В 80-е годы Евгений Алексеевич умер от рака поджелудочной железы. Так плохо кончила эта славная интелигентная семья...

Экспедиция Вешторта

В конце 50-х годов остро встал вопрос об изучении гравитационного поля Земли. Думаю, это было связано с необходимостью расчета траекторий межконтинентальных балистических ракет и с предстоящими запусками космических аппаратов. Если над сухопутной части Земли это поле было более или менее изучено, то в океане в этом смысле оставалось белое пятно. Для работы гравиметров требовалось неподвижное основание, которое может обеспечить лежащая на грунте подводная лодка. Именно с этой целью и была организована экспедиция капитана I ранга Вешторта. В состав экспедиции вошли две дизель-электрические подводные лодки 611 проекта с двумя сменными экипажами каждая, танкер "Вилюйск" для заправки лодок и штабного корабля топливом и водой, пассажирский теплоход "Михаил Калинин" для размещения штаба экспедиции, отдыха сменяющихся экипажей подводных лодок и специалистов различных НИИ, ставящих эксперименты в тропических условиях. Плавание на "Михаиле Калинине" и привело меня к самым дальним окрестностям Мишукова - Камчатке. Мне и Н. С. Шкурову было поручено вести попутный морской промер по ходу следования экспедиции.

На лодках в судоремонтных заводах были установлены гравиметры (их обслуживали специалисты АН СССР), а на "Калинине" - опытный образец глубоководного эхолота ГЭЛ-2. Лодки периодически всплывали для забора воздуха, зарядки аккумуляторов (не атомные!), приема топлива и пресной воды с "Вилюйска".

Надо сказать, что эти лодки были абсолютно не приспособлены для плавания в тропиках, а именно там проходила большая часть нашего плавания. Температура воздуха в отсеках достигала 33 градусов, разовое белье подводников белело... Тем не менее, врач одного из экипажей сумел в этих условиях, обливаясь потом, сделать срочную операцию аппедицита матросу. Операция проводилась в кают-кампании (на обычном штатном месте - другого на этих лодках просто нет) без наркоза - просто дали спирта и крепко держали извивающегося матроса. Врача впоследствии справедливо наградили орденом.

Экспедиция прошла по маршруту Атлантический океан (вдоль западного побережья Африки) - Мыс доброй Надежды - Мозамбикский пролив - Индийский океан. Далее мы обогнули Австралию с юга и пошли на север к Экватору мало посещаемым Тасмановым морем. Далее море Фиджи, Тихий океан, Камчатка. Мы дважды пересекли Экватор. Я прошел процедуру крещения Посейдоном и был наречен Альтаиром. Диплом у меня остался на память

На протяжении всего плавания мы с моим напарником Колей Шкуровым по-вахтенно вели круглосуточный промер с опорой на астрономические обсервации. В Северной Атлантике удавалось иногда использоват вращающиеся радиомаяки (ВРМ). В остальных районах - только астрономические обсервации.

За 150 суток мы с лодками Б-88 и Б-90 прошли 23 тысячи миль (вспомните длину Экватора). Конечно, в тропках обитаемость подводных 611-го проекта ни в какое сравнение не идет с условиями теплохода. Тем не менее, после перехода из Атлантики в сумрачный и душный Индийский океан даже на "Калинине" было слишком жарко. Все поверхности на палубе покрывались толстым слоем соли. При соприкосновении кожи с другим участком тела начинал струями литься пот. Спина и грудь у всех были покрыты белыми пигментными пятнами. Жарко было и в тропических моря Тихого океана. Полегче стало только севернее Японских островов и с приближением к Камчатке.

 А. Морозов